Читать книгу: «Шторм», страница 6
Уже на лестничной площадке он понял, что в квартире что-то происходит. Он достал ключи и замер, закрыв глаза и погрузившись в рассмотрение осенившей его идеи: направление только одно! В какую сторону не иди, а направление только одно: к Богу!
Он с шипением выдохнул сквозь сжатые губы, отомкнул дверь и решительно вошел в прихожую.
Катерина, видная отсюда, сидела за пианино и, закрыв глаза и самозабвенно отдавшись громко звенящей музыке, играла ту самую мелодию, которую он уже слышал.
Лицо её выражало странную смесь ужаса, мужества и восторга, какие возникают на человеческих лицах лишь на краткие, неуловимые мгновения, на какие приходится решимость выбора в ужасных и неодолимых обстоятельствах.
Слёзы так залили её лицо, что по их множеству можно было догадаться, что произошло какое-нибудь роковое событие.
Но на полу рядом с нею, окруженная множеством фломастеров самых немыслимых цветов, на животе лежала Варежка и, слегка высунув язычок набок из-за глубокой сосредоточенности, рисовала в альбоме, в такт музыки покачивая поднятыми кверху пяточками.
– Папа! – вскрикнула она, подхватилась, бросив фломастер в неопределенное пространство подле себя, и мигом налетела на Виктора, повисла на его шее легко, потому что он к тому времени уже спустился долу, встав на колено и сунув руку под бушлат. Стесненное дыхание загудело в его нервах дрожью, на сей раз колкой болью свербя в левом плече и колене. – Я жива! Я жива!
Виктор прижал к себе малютку, все ещё пахнущую больничными парами, и спрятал лицо в её хрупком плечике.
Катерина замолчала и, не вставая из-за инструмента, глядела на обнимающихся, не зная, какое у мужа теперь настроение.
Виктор оторвался от дочери, отстранил её, оглядел жадно, потом глянул на жену:
– Что это за мелодия? – спросил он громко, чтобы она услышала отсюда. И собственный голос показался ему незнакомым. – Я её прямо чувствую!
И ему хотелось понять сейчас же, чем живет Катерина всегда. Потому что теперь он ощущал себя подобно, хотя и ввиду ужаса свалившейся беды. А Катерина, она всегда была такой.
– Это Вивальди… – ответила она с благодарностью в голосе. – Летняя гроза. Шторм.
– Это что? Про дождь?
– Нет, – ответила Катерина, и глаза её снова заблестели и голосок серебристо задрожал. – Это про жизнь. Про то, какая она.
– Про жизнь, – повторил Виктор, тяжело поднялся на ноги, взял на руки Варежку и прошёл в гостиную. Здесь он поставил дочку прямо в груду фломастеров и карандашей и теперь обнял Катерину.
– Прости меня, – сказал он ей усталым шёпотом куда-то в волосы на виске.
– И ты меня… – ответила она, хотела ещё что-то сказать, да видно не решилась – голос её сорвался, и слёзы неудержно снова потекли по щекам. А это верный признак рвущего душу шторма, разыгравшегося в ней.
Подскочила к ним и Варежка, и, не видя к тому причины, но поддавшись общему порыву, тоже запищала:
– И меня простите! И меня тоже простите!
Они долго стояли у пианино, которое совсем недавно гудело летней грозой, так похожей на обыкновенную, сложную и простую человеческую жизнь.
