Читать книгу: «Пора домой», страница 5
Другим днем Васятка пообвыкся, старичков признал и в свою семью впустил с любопытством человека, открывающего для себя большой неизведанный мир.
У сына жизнь ладилась. Жена на его долю тоже пришлась, как они видели, подходящей и душевной женщиной. И все шло у него чин к чину, и день ко дню притерто без поломок и скрипов.
Деревенский отпуск однообразен, но мил по-своему. Каждый день они большой семьей прогуливались вдоль холмов, а потом дружно и подолгу сиживали за обедом, где старики расспрашивали молодых с глубоким интересом и слушали о далекой их жизни то непонятное и невидное отсюда, что нужно обязательно выслушать и увидеть. Даже, если оно останется таким же непонятным.
Но все время, проведенное с сыном, они не выпускали из ума и внука, незаметно следили за ним боковым зрением, или даже сказать, чуяли Васютку всем собой человеком. Что он скажет, о чем спросит, как засмеется.
Отец нередко отсылал малыша:
– Васёк! Ты бы шел, погулял! Чего между взрослых трешься? – и отстранял его, наделял планшетом, на котором собралась уже целая коллекция любимых Васяткиных мультиков. Как раз для таких случаев.
Старики на это вздрагивали, мотали головами и махали руками: пускай, мол, ничего, пусть побудет.
Но Васятка исчезал в недрах комнат, беседа меркла, тускнела и угасала. А через время, Александр Васильевич того не замечал и не сознавал, все беседующие перемещались к Васятке. Ибо перед тем незаметно и как бы по делу туда увлекался дед или бабушка.
Так напитывались они целых две недели и с упоением слушали всякую детскую ерунду, смотрели на внука жадно, тискали до хохотушек, обнимали, ласкали, перед сном наглаживали по головке, а по утрам щекотали. Просто прикасались к нему и были тем полны, светлы и сыты.
Наконец, отгуляв по сельским холмам положенное, Александр Васильевич отпуск закончил.
Старики навязались проводить гостей до поезда, сколько ни артачился их взрослый сын, подрядили вместо такси соседа и уехали с отбывающими на станцию.
Здесь, в синих вечерних сумерках, разбавленных холодновато-голубым светом станционных прожекторов, прощались они на перроне долго, все тиская Васятку, все приглядываясь к чему-то, что еще не запомнилось в нем, что еще не приметилось.
– Да ладно вам долго прощаться, – махнул рукой Александр Васильевич.
Василь Василич кивнул, от малыша оторвался и взглянул сыну в глаза таким раздирающим душу простором, таким огромным и необъятным небом, что Александр Васильевич даже вздрогнул и потупился, не понимая сути происходящего, но чуя целую эпоху в этом взгляде.
– Ну… Попрощайтесь еще… Еще есть минутка.
Наконец, молодое семейство вошло в вагон, пробралось к своему купе, и веселый Васятка помахал ручкой своим миленьким старичкам из окошка. Те стояли молча, задрав головы, такие маленькие отсюда и сухонькие, и смотрели, смотрели.
Локомотив дал один длинный, и поезд грохнул, стукнул и с гудением рельсов пополз вдоль перрона. Дед с бабой пошли за ним, глядя в желтое от света лампочки окошко. Потом чуть ускорились, торопясь за ускорением поезда, но вскоре остановились, обнялись, выставив по бокам свои палки-крылья, и замерли, как зимняя усталая птица на мертвой своей ветке.
Поезд разогнался, обошел квартал по плавной дуге, а они все уменьшались, уменьшались, пока не исчезли за зданиями и столбами.
Потом дуга вывернулась еще круче, и на секундочку Васятка увидал издалека освещенный вечерний вокзал, толпы провожающих и встречающих, и на безлюдном конце перрона дедушку в соломенной шляпе и бабушку в красном платочке, который она теперь поправляла под горлом, чтоб дышалось полнее. Такими и запомнил.
А вечер опускался на землю, которая недавно еще радовалась предстоящему полному дню, потом яркому полудню, потом хотя бы тихому вечеру, потом хоть закату.
Василь Василич вздохнул о том, что не сказал сыну что-то важное, что-то, что только дрожало в руках, что комом давило на горло, но что никак не выходило сжать и скомкать в слова.
– Уехали, – только и вздохнул он.
