Читать книгу: «Не проскочи мимо! Два кусочечка колбаски… Стоянка поезда одна минута», страница 3

Андрей недоумевал – ещё не было и пяти часов вечера, а Яна спала так, как будто за окном глубокая ночь. «Стресс, – объяснила доктор, мягко улыбнувшись, – Ничего! Это даже хорошо, что спит. Во сне выздоравливают». Андрей предложил отвезти девушку домой, то есть к бабе Шуре, поскольку консультация ей понадобится только через 10 дней, но доктор постановила оставить гражданское лицо на эту ночь на территории военной части. И это тоже вызывало недоумение – зачем нарушать Устав, если можно этого не делать? Но здесь командовала доктор, и ей подчинялся даже командир заставы, не говоря уже об остальных. (Впрочем, по мнению Андрея, командир подчинялся своей жене и во всех остальных вопросах тоже, но это их, семейное дело).

¹⁷ – Рене Магритт «Воспроизведение запрещено», 1937г

8

Андрей отправился на осмотр территории, взяв курс прямо на озеро. От него он повернул направо. Левую часть предстояло осмотреть завтра. Это был его ежегодный весенний ритуал.

Начало апреля. Снег осел, а кое-где, особенно на высоких участках, уже выглянула земля. Через пару недель на открытых участках начнёт появляться трава. А молодая зелень это непреодолимый соблазн для диких и домашних животных – отар овец, верблюдов, соскучившихся за долгую зиму по свеженькому. Так что на начало весны всегда приходилось наибольшее число нарушений государственной границы. Ведь для животных границ не существует. То и дело российские пограничники возвращали монгольским их верблюдов, а те, в свою очередь, овец – российским. За дикими животными только наблюдали, но реагировать-то приходилось. Но самым опасным оставался, всё-таки, переход границы стадом ночью, когда под его прикрытием мог перейти границу диверсант. Бывали такие случаи, бывали, что скрывать.

На это время оперативно-тактические манёвренные группы пограничников усиливались. И тут важно было не упустить момент, когда это нужно было начать, чтобы не пропустить нарушителей. И, в то же время, не начать слишком рано, чтобы не переутомить личный состав. Вот потому Андрей и совершал сам осмотр приграничной территории, не полагаясь на рапорты подчинённых, поскольку график формирования манёвренных групп входил в круг его обязанностей.

Андрей вышел на самую высокую точку российской части озера Убсу-Нур¹⁸. С неё налево уходила почти вся протяжённость российской береговой линии – 8 из 10 километров. 2 оставшихся километра направо – высокая часть, в этом месте к озеру бегут воды рек Ирбитей, Холу и Оруку-Шина. Реки, протекающие на низинном восьмикилометровом участке впадают в озеро уже на монгольской территории. Его он будет обследовать завтра. И Андрей направил мощный бинокль направо.

Стоп! Это что, у нас ещё один художник объявился??? Андрей подстроил резкость – да, вот мольберт, вот фигура стоящего за ним художника. Яна не может там быть по определению – ей сняли гипс всего несколько дней назад. Не могла она так далеко уйти от посёлка. Хотя, эта девица и на полустанке Ал-Чуур не могла появиться по определению, но, тем не менее, ещё как появилась!

Андрей прибавил увеличение, чтобы рассмотреть профиль художника, и в этот момент он, вернее, она, всё-таки Яна, обернулась, улыбнулась, махнула рукой и… исчезла. Андрей отвёл бинокль в сторону, чтобы взглянуть на картину в целом. Может, ему привиделось? Но нет! Мольберт был на месте, а девушки не было. И Андрей побежал…

Яне так надоело сидеть дома. Она, конечно, не сидела без дела – рисовала эскизы, экспериментировала со смешиванием красок, грунтовала холсты под будущие картины, помогала бабушке Шуру по хозяйству, с интересом слушала её воспоминания, училась готовить тувинские национальные блюда. Не оставляли Яну без внимания и соседи. Почти каждый вечер кто-нибудь приходил в гости, а иногда и все вместе собирались. Но Яна очень скучала по своим ежедневным прогулкам. За 2 месяца так к ним привыкла, как будто всю жизнь этим занималась.

Как только Светлана Николаевна сняла ей гипс, сразу же начала выходить из дома. По чуть-чуть, но каждый день всё дальше. Окружающий пейзаж менялся на глазах буквально ежедневно. Ещё вчера в поле виднелись кучки снега, а сегодня уже, куда хватает взгляда, открытая земля. Весна, что тут скажешь. Как же тогда изменилось озеро и лес, если так разительно поменялся пейзаж за окном! А она тут сидит сиднем! Весна так скоротечна, неужели она не увидит, как меняется озеро?!? И Яна упорно уходила от дома на всё большее расстояние. Да, нога к вечеру опухала и ныла. Но утром-то с ней всё было в порядке!

И Яна решилась отправиться на озеро. Вместо красок и палитры – доски для смешивания красок, взяла карандаши. Сэкономленный вес потратила на складной стульчик (Яна любила рисовать стоя, но здесь выбирать не приходилось – ноге нужен был отдых). Ну, а без мольберта и термоса с душистым суттуг-шаем обойтись было нельзя.

За полтора часа пути всего с тремя остановками на отдых, Яна не только дошла до озера, но и нашла чудесное высокое место. Внизу, в тени от косогора весело журчала река, пока ещё больше похожая на ручей. Воды видно не было из-за тонкого ледка, которым она была затянута, только слышно. Река впадала в озеро, которое ото льда уже освободилось.

Яна установила мольберт и только потянулась за раскладным стульчиком, как почувствовала чей-то взгляд. Рефлекторно обернулась. Улыбнулась, увидев вдалеке пограничника. Ойкнула от резкой боли в ноге. Всплеснула руками, потеряв равновесие. Кубарем покатилась с косогора вниз, в речку. И всё это практически одновременно.

Когда Андрей добежал до возвышенности, на которой Яна облюбовала себе место для рисования, то нашёл её бултыхающейся в воде. Лёд под тяжестью её тела треснул, вода безжалостно захлёстывала ей за шиворот, обтекала препятствие по поверхности нетронутого льда и весело бежала дальше.

Андрей наклонился и попытался помочь Яне встать. И у него это почти получилось. Но тут Яна неудачно наступила на острый камень, вскрикнула от боли, нога её соскользнула и она шлёпнулась обратно в воду, потянув за собой Андрея. Андрею удалось удержаться от падения в реку, но одним сапогом воду он, всё-таки, зачерпнул.

Кое-как вытащил Яну на берег, усадил на камень, стянул с неё куртку, промокшую насквозь, заменил на свою, вылил воду из сапога, присел перед ней на корточки и спросил:

– Идти сможешь?

– П-п-поп-роб-б-бую, – ответила Яна, стуча зубами от холода.

С большим трудом, медленно преодолели косогор. Когда поднялись, Андрей подхватил Яну на руки, а то с таким темпом они и за полдня не доберутся до погранзаставы (выбирать не приходилось, придётся опять нарушать Устав – там врач и расстояние в четыре раза короче, чем до посёлка). Яна против передвижения на руках не возражала, запротестовала только, что мольберт не взяли. «Странная девица, – подумал мимоходом Андрей, – мольберт дороже куртки».

Взмыленного Андрея Светлана Николаевна сразу отправила домой, велела отлежаться в горячей ванне и на службе сегодня больше не появляться, а сама занялась Яной. Только что зажившая её нога распухла, сбоку на стопе уже начал проявляться синяк, но, слава богу, перелом нагрузку выдержал. Яне тоже не мешало бы прогреться в ванной, но ноге, наоборот, был показан холод, так что пришлось обойтись растираниями и тёплыми одеялами. Ночевала Яна опять на кушетке в медсанчасти.

¹⁸ – российский сектор Убсу-Нура расположен на юге Республики Тыва и занимает порядка 0,3% всей площади озёрного зеркала (12 км²).

9

Ночью Андрей проснулся от страшной боли в горле. В него как будто воткнули острые ножи. Даже сглотнуть было не возможно. Маленькими глоточками пил горячий чай и, в итоге, потерял голос. Потерял от слова «совсем». Понял это только когда дотащился на службу и не смог доложиться командиру. Был отправлен опять домой в сопровождении врача.

Светлана Николаевна намерила у него температуру под 38 и обнаружила хрипы в бронхах. (Ещё бы! В одной рубашке, да ещё мокрой от пота, под апрельским ветром и температуре около ноля провести полчаса).

Врач накачала Андрея лекарствами, заставила пополоскать горло и сделала на него компресс. Андрею только немного полегчало, как Светлана Николаевна вернулась. Но не одна, а с Яной. Та тоже заболела. И для неё купание в ледяной речке не осталось без последствий.

Идея соединить в одном месте болящих принадлежала Светлане Николаевне. Командир части, майор Касыгбаев, решением доктора остался не доволен. Как это? Молодая девушка в одной комнате с женатым мужчиной? Не по Уставу. И не прилично. Но врач его убедила: надо изолировать заболевших, чтобы инфекция не распространилась по части, да и ей будет проще за ними ухаживать, не разрываясь между двумя точками.

Но было ещё одно соображение, которым Светлана Николаевна с мужем не поделилась. Как любая мать и женщина, счастливая в браке, она всей душой желала того же своим детям. К Андрею давно относилась как к сыну, ну или как к младшему брату, учитывая разницу в возрасте в 12 лет. И Яну полюбила сразу. Очень уж ей хотелось, чтобы эти двое присмотрелись друг к другу, полюбили друг друга и соединили свои судьбы. Вот и появился повод побыть им вместе, которым Светлана Николаевна воспользовалась. Её не смущало, что Андрей ещё женат. Это не на долго. Была уверена, Татьяна больше к Андрею не вернётся. Улетела птичка в тёплые края. Да это и сразу было понятно, что не сладится у них. Нет, Танечка была девочка хорошая, Светлана Николаевна ничего против неё не имела, но просто не предназначена она в жёны военного, да ещё и пограничника.

Яна была совсем другой – нежной, покладистой, светлой, влюблённой в жизнь. В жизнь в любом её проявлении, а не только в солнце, море и розы. И в тоже время обладала несгибаемым внутренним стержнем. Такую ни морозом под 50, ни глухоманью не испугаешь. Она и тут найдёт, чему порадоваться, чем заняться. Особенно, если рядом с ней будет человек, мужчина, которого она полюбит, ради которого согласится на такую жизнь. Как она, Светлана Николаевна, ради своего Маадыра, что означает «герой». Разве думала она в юности, она, девочка из Подмосковья, что жизнь её будет проходить на краю, если и не земли, то России? Конечно, не думала. Конечно, не об этом мечтала! Но встретила своего Маадыра, своего героя, и оказалась здесь, на его малой родине. И ничуточки об этом не жалеет, судьбу свою принесённой в жертву не считает. Потому что любима, потому что любит, потому что счастлива.

И ещё – Светлана Николаевна верила в знаки судьбы. А тут их было уже целых 3! Встреча на таёжном полустанке – раз, спасение Яны из охотничьей ловушки – два, и спасение из воды – три. И везде с Андреем! Это ли не судьба?! (То, что последнее происшествие произошло из-за Андрея – не наткнулся бы он на Яну, та бы спокойно порисовала и пошла домой, в речку бы не свалилась, Светлану Николаевну не смущало).

Ни у Яны, ни у Андрея, сломленных простудой, сил сопротивляться напору доктора не было. Она дала покорно себя привести в чужую квартиру. Он махнул рукой на непрошенную гостью. Дни их проходили в полудрёме, нарушаемой приходом врача, выполнением назначенных процедур, приемами пищи, доставляемой из столовой, сменой компрессов на горле и вечерними горчичниками.

Хоть как-то общаться начали только через 5 дней, когда и температура уже выше 37 не поднималась, и горло позволяло разговаривать без боли. Андрею было любопытно узнать, каким образом, почему, зачем Яна оказалась в Ал-Чууре. Он осторожно начал расспросы.

Яне скрывать было нечего. Ситуация с Юриком ничего кроме самоиронии в её душе уже не вызывала. А о художниках, живописи, о своём любимом деле она могла говорить часами. Лишь бы слушатель нашёлся.

Андрей слушал со вниманием, он уважал людей, отдающих себя без остатка своему делу, но в один момент отвлёкся, и его мысли утекли в сторону от рассказа Яны. Отвлёкся, потому что удивился совпадением их настроения, потому что Яна сказала слово в слово, о чём думал и он, когда возвращался из отпуска. Ему тоже захотелось именно на поезде. Чтобы забраться на верхнюю полку и заснуть под мерное покачивание состава и стук колёс: тук-тук, тук-тук, тук-тук. И желательно не одну ночь, а несколько. Потому и не выбрал короткий маршрут – лететь на самолёте до Красноярска, а оттуда уже на поезде до Ал-Чуура. Потому и купил билет на поезд Москва-Владивосток и трясся в нём до нужной остановки почти трое суток.

Хотелось подумать в одиночестве и, в тоже время, не оставаться одному. Поезд для этого подходил идеально. Кругом люди, ты не один. А захотел уединиться – залез на свою верхнюю полку, прикинулся спящим, и никто к тебе не лезет, даже голос понижают, чтобы не мешать тебе, спящему.

А подумать надо было над канителью, которая тянулась уже 2 года. Пора, пора было уже принять какое-то решение и положить этому конец…

Таня, жена, вернулась к родителям в Крым, как только он присоединился к России. Уезжала, якобы, погостить, а осталась навсегда. Возвращаться не захотела. Уговаривала Андрея поступить в Пограничную академию Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Рисовала радужные перспективы – 5 лет в Москве (!), по окончании карьерный рост гораздо выше майора, который был потолком при его нынешнем образовании, надежда на дальнейшую службу не в той дыре, где он служит сейчас. От уговоров переходила к слезам – ну, сколько лет своей жизни ей ещё надо загубить среди снегов и тайги? Капризы перетекали в угрозы и ультиматумы – или я, или служба.

С одной стороны Андрей её понимал. Человеку, выросшему у моря, среди цветов, тепла и солнца даже зимой, очутиться там, где зима – это суровая пора с морозами под -50 и длится ровно полгода, а лето – это один месяц и суровая жара с температурой под +50 и без моря, мягко скажем, не привычно. Надо влюбиться в этот край, чтобы выдерживать такие условия. Или любить человека, который влюбился в него. И вот с этим последним Андрей был в Тане не уверен. Потому и сопротивлялась его душа, потому и тянул с рапортом на поступление в Академию, хотя у самого такие планы были. И не ради Москвы, и не ради того, чтобы получить более комфортное место службы, а просто потому, что чувствовал в себе силы служить Родине ещё осознаннее, лучше, что ли… Ведь чем больше у тебя знаний, больше зона ответственности, тем и пользы стране ты можешь принести больше. Не так ли?

В первый раз за женой Андрей поехал летом. Море, солнце, фрукты – это было, конечно, здорово. Но вот толпы людей, на пляже яблоку негде упасть, все друг у друга на головах, причём, в прямом, а не фигуральном смысле, проблемы с водой и электричеством – не фонтан. Таня старалась, очень старалась, чтобы Андрею понравилось. Свозила его на фуникулере на вершину Ай-Петри. Затащила в подвалы Массандровского завода на дегустацию. Протащила по дворцам и паркам Южного берега Крыма вокруг Ялты – Воронцовскому, Юсуповскому, Ливадийскому, к знаменитому Ласточкину гнезду. Да, красиво! Да, пышно! Да, познавательно! Но вполне достаточно одного раза.

(Андрей с удивлением услышал от экскурсовода, что Россия-то, оказывается, во времена правления последнего нашего царя Николая II на подъёме экономическом была. Темпы роста российской промышленности составляли 9% в год и были самыми высокими в мире, опережая США, которые тогда бурно развивались. Россия была главным экспортером сельхозпродукции, первой "житницей Европы"¹⁹. Быстрое развитие уровня промышленного и сельскохозяйственного производства и положительный торговый баланс позволили России иметь устойчивую золотую конвертируемую валюту. Было создано самое лучшее по тем временам рабочее законодательство, обеспечивающее нормирование рабочего времени, вознаграждение при несчастных случаях на производстве, обязательное страхование рабочих от болезней, по инвалидности и старости. По манифесту 17 октября 1905 г. население России получило право на неприкосновенность личности, свободу слова, печати, собраний, вплоть до стачек, союзов. По окончательно утвержденному Московской думой в 1912 году проекту, а созданному ещё в 1900г, должно было начаться строительство Московского метрополитена (!). Экономический бум (темпы которого, начиная с 1906 г. более не наблюдались никогда и нигде в мире, включая послевоенные Японию и Германию) выражались и в демографическом взрыве. За время правления «кровавого» Николая, население более чем удвоилось! Сегодня нас должно было быть 700 миллионов. А в наличии только 147… Вот такая статистика)

В этот, второй раз, Андрей поехал за женой под Новый год. С почти готовым согласием на учёбу в Академии, над принятием которого в немалой степени потрудился его командир – майор Касыгбаев, который тоже считал, что Андрей принесёт большую пользу на более высоком посту, чем заместитель начальника административно-хозяйственной пограничной части, и что он давно вырос и пересидел в звании капитана.

Но «жертва» Андрея Татьяне оказалась уже не нужна. Жена была холодна, прятала от мужа глаза, и Андрей понял, что у неё кто-то есть, хотя о разводе она не заикнулась. Андрей тоже об этом говорить не стал. Больно не было. Было брезгливо. Могла бы честно написать – так и так, полюбила другого. Он бы понял. И не приезжал.

На празднование Нового года оставаться не стал. Зачем обременять своим присутствием чужих уже людей? Попрощался с Крымом с вершины Ай-Петри, побродил по больше всех остальных понравившемуся ему парку Воронцовского дворца, послушал орган в Соборе рядом с Ливадийским дворцом, погулял по почти безлюдному, кроме нескольких отчаянных «моржей», Массандровскому пляжу, продегустировал вино ещё двух винзаводов Крыма – Инкерман и Золотая балка, в винном подвальчике, коих полно на каждом углу набережной Ялты. И улетел в Москву.

В Москве тоже как-то не задалось. Настроение было совсем не праздничное. Новогоднее убранство города давило своей нарочито лезшей в глаза пышностью. Толпы людей в радостном предвкушении праздника раздражали. Как тут можно провести 5 лет, не говоря уже о том, чтобы жить всю жизнь?!? Хотелось тишины, простора, чистоты, простоты. Домой хотелось. Но делать нечего, пришлось ждать до 3 января поезда до Владивостока, который останавливался на полустанке Ал-Чуур, потому что самолётами он в этот отпуск налетался – во как, по самое горло! Скорей бы на верхнюю полку и заснуть под стук колёс: тук-тук, тук-тук, тук-тук…

¹⁹ – через несколько лет после окончания Второй Мировой войны У.Черчилль сказал: «…Я думал, что умру от старости. Но когда Россия, кормившая всю Европу хлебом, стала закупать зерно, я понял, что умру от смеха. Сталин захватил аграрную страну и превратил ее в сырьевой придаток и ядерную помойку…»

10

Вы когда-нибудь видели жёлтые подснежники? Не с жёлтой серединкой, а чисто жёлтые? А розовые? А Яна увидела! А ещё красную траву. Весной. Она сошла с ума. И Яна, и весна. Весна каждый день выбрасывала на поверхность всё новые и новые краски. Яна без устали бродила по окрестностям, боясь пропустить хоть толику из того, что предлагает ей увидеть природа. И всё больше ощущала себя Чодураа, а не Яной и, тем более, не Ульяной.

От полноты чувств, которые уже не умещались в груди, Чодураа подняла голову вверх, подставляя лицо ласковому весеннему солнышку, закружилась на месте и заорала. А потом опустила голову, закрыла глаза и попыталась прочувствовать природу, как её наставляла бабушка Шуру, обучая горловому пению, и загудела. Пока у Яны получалось не очень. Но ведь никто не слышит, можно не стесняться.

Но она ошибалась. Её не только слышали, но уже и давно за ней наблюдали. Старшина Мерген²⁰ Ооржак и рядовые Дартай и Монгуш. (Рядовой состав пограничников, в основном, состоял из местных. И дело было даже не в том, что так действовало правило о службе в своём регионе, а в том, что эти суровые условия климата не каждый выдержит, и территорию местные знают, как свои 5 пальцев, время на обучение тратить не нужно).

Яну на погранзаставе знали все, многие принимали участие в её поисках зимой, в том числе и старшина. При других обстоятельствах манёвренная группа пограничников прошла бы незаметно мимо, завидев девушку. Ну, улыбнулись бы её танцу и пению. Но дело было в том, что танцевала и пела Яна на… монгольской территории.

Старшина приказал остановиться, а рядовому Дартаю занять скрытную позицию, чтобы в случае необходимости открыть огонь на поражение, именно так предписывала сделать инструкция для нарушителей государственной границы, отказывающихся подчиниться приказу остановиться и сдаться в плен.

Но старшина не спешил отдавать приказ – «Огонь!». Понимал, что девушка, скорее всего, не понимала, где находится, нарушила границу не умышленно. Он терпеливо дождался, когда Яна кончила петь, открыла глаза и повернулась в их сторону. Помахал ей рукой – мол, иди сюда! Яна замахала рукой в ответ и заулыбалась. Старшина опять сделал приглашающий жест, и тогда Яна поняла, что её просят подойти.

А вот зачем ей предлагают пройти на погранзаставу – не поняла. Решила, что её зовёт врач на консультацию, и переспросила:

– К Светлане Николаевне?

Старшина неопределённо махнул головой и взял Яну под локоток. Так они и шли до погранзаставы – впереди Яна со старшиной Ооржак, а сзади – два бойца, Дартай и Монгуш. Только к врачу Яну не повели, а завели в кабинет капитана Кирсанова. По инструкции нарушительницу надо было поместить в изолятор, но старшина рассудил так – пусть капитан с ней разбирается. Он её на станции встречал, в лесу искал, у него же она жила, пока болела. Тут могут быть какие-то дела, которые младшим по званию знать не положено.

Яна удивилась, когда её завели к Андрею. И чуть со стула не свалилась, когда старшина ему доложил:

– Товарищ капитан! Задержан нарушитель государственной границы Российской Федерации. Квадрат сорок пять-семнадцать. Сопротивления при задержании не оказал.

– Я…, – попыталась возразить Яна, но Андрей так на неё взглянул, что она тут же осеклась и замолчала.

– Товарищ старшина, покажите конкретное место, где был обнаружен нарушитель.

Старшина Ооржак слегка наклонился и показал пальцем на карте.

– Можете идти. Благодарю за службу!

– Служу России! – браво ответили члены группы в 3 мужские глотки, развернулись и ушли.

– Да ничего я не нарушала, честное слово, – кинулась защищать себя Яна, как только бойцы покинули помещение, – Я вдоль реки гуляла, на другой берег не переходила…

Андрей опять не дал Яне высказаться до конца. Грохнул кулаком по столу и встал из-за стола, грозно сверкая глазами. Яна смотрела на Андрея чистыми, честными и такими ярко-зелёными глазами, как молодая трава на весеннем лугу. «Бесполезно объяснять», – понял Андрей. Выровнял дыхание и строго произнёс:

– До выяснения всех обстоятельств дела Вы помещаетесь под домашний арест. Выход из дома более чем на десять метров будет расцениваться как побег, и станет отягчающим обстоятельством при определении меры пресечения за совершённое преступление.

И добавил, более мягко и уже на «ты» (на «ты» они перешли во время вынужденного карантина в его квартире во время болезни), видя, как зелень глаз размывается набегающими слезами:

– Ещё и бабу Шуру за собой потянешь, как соучастницу. Поняла?

От обиды Яна не смогла говорить, только головой кивнула.

²⁰ – в переводе – «благоразумный»

11

Яна дисциплинированно отсидела дома уже 2 дня. Чувствовала, что потихоньку начала закипать. Нет, ну, в самом деле! Она что, через забор перелезла? Так никакого забора не было. Кто знал, что речка петляет, и один и тот же её берег это – то Россия, то уже Монголия? Поставили хотя бы столбики через каждый метр, она бы их заметила, а то от одного столба другого и не видно. Тоже мне, нарушительницу нашли!

Эх! Сколько всего она пропустила за эти 2 дня! Весна-то её ждать не будет. Если бы не угроза подвести бабушку Шуру, Яна бы уже по-пластунски из дома выползла. Вообще женщины её поддерживали, только уговаривали потерпеть – не может арест долго продолжаться. А вот дед Трофим отмалчивался и хмурил брови.

А ночью бабушку Шуру и Яну разбудил Андрей. Хозяйка сразу поняла, чем всё это закончится, ведь наступил даваа – понедельник, день недели, когда на полустанке Ал-Чуур останавливается поезд в Москву, в отличие от четверга – бурбу, в который из Москвы приехала Яна больше четырёх месяцев назад.

Андрей прошёл в комнату Яны и с неприязнью оглядел бардак, царивший в комнате, который та предпочитала считать творческим беспорядком. Яне даже стало немного стыдно, она ведь видела, в каком идеальном порядке содержал свою комнату Андрей, где в лучах солнца не отблёскивала ни одна пылинка.

– У тебя полчаса на сборы, – возвестил (иначе не назовёшь) Андрей, и чувство стыда у Яны мгновенно пропало.

– На какие сборы? – не поняла она спросонья.

– Твой поезд в Москву через час, – отчеканил Андрей, чтобы каждое слово дошло до сознания девушки.

– Я никуда не поеду! – тут же проснулась Яна.

Такой вариант Андрей предусмотрел заранее. И ещё несколько вариантов продумал. Поскольку получил от командира чёткий приказ освободить погранзону от постороннего человека раз и навсегда ещё 2 дня назад. Ну, и как прикажете его выполнять? А если откажется уезжать? Связать по рукам и ногам и уложить на полку в поезде в качестве скрутки из шинели? Или утрамбовать в чемодан и отправить в качестве багажа? Но Андрей вспомнил испуганные Янины глаза, особенно когда пригрозил проблемами для бабы Шуры, и решил пригрозить ещё раз (по донесениям деда Трофима, Яна из дома нос не показывала, даже во двор не выходила).

– А придётся! – грубо сказал он, достал её чемодан на колёсиках и начал сваливать в него всё, что попадалось под руку.

– Какое Вы имеете право копаться в моих вещах? – взвилась Яна, перейдя на «Вы».

– Так собирайся сама! – продолжил грубить Андрей и добавил многозначительно, – Иначе…

– Иначе что? – не сдавалась Яна.

Андрей подскочил в девушке, схватил её за плечи и с высоты своего роста (Яна была ему едва по плечо), прямо глядя ей в глаза, сказал:

– Иначе будет дан ход твоему делу о нарушении государственной границы Российской Федерации. Со всеми вытекающими последствиями!

Какое дело, какой ход, какими последствиями – не сказал. Да этого и не требовалось. Иногда туманные намёки, сказанные определённым тоном, действуют эффективнее любой прямой угрозы. Тем более для лиц не посвящённых. А если ещё и с воображением! О! Тут и действительность может померкнуть. На самом деле ничего уголовного Яне не грозило. Даже если бы её обнаружили монгольские пограничники, а не свои. Ну, оформили бы её, как заблудившуюся овцу (Вот, уж, действительно, овца она и есть!), первый раз что ли!

Угроза возымела действие – Яна стала собираться сама. Андрей больше не вмешивался. Уселся на стул и в нетерпении барабанил пальцами по столу, чем ужасно раздражал и ещё больше пугал Яну. В первую очередь собрала краски и эскизы, сложила мольберт, а уже сверху кое-как утрамбовала одежду. Прощаясь с бабушкой Шуру, не выдержала, расплакалась. Та тоже всплакнула.

К приходу поезда Яна уже немного успокоилась, то ли проснулась окончательно, то ли ночной холод взбодрил, но голова у неё начала проясняться и она задумалась о том, что безвыходных ситуаций не бывает. Она обязательно что-нибудь придумает! И тут её ждал новый удар – разместив Яну в купе, Андрей не ушёл, занял соседнюю нижнюю полку и начал деловито заправлять себе постель. Чёрт побери! Он что, до Москвы провожать её вознамерился???…

Вариант, что Яна вполне может сойти по дороге и вернуться обратно, тоже был продуман Андреем. Только он предполагал, что Яну отправят в сопровождении кого-то из младшего офицерского состава, а отправили его. И руку к этому приложила Светлана Николаевна…

Отстоять Яну у неё не получилось. Маадыр упёрся, а Светлана Николаевна прекрасно знала своего героя и предел своего влияния на него. Она была ужасно разочарована тем, как развиваются отношения Андрея и Яны – никак не развиваются, от слова «совсем». А тут такая возможность опять оставить их наедине на трое суток, да в условиях узкого купе!

Мужу она, конечно, привела другие аргументы, совсем не романтического, а сугубо практического характера, когда предложила отправить с Яной Андрея. Мол, пусть за те несколько дней в Москве, что будут у него до обратного поезда, сходит в Академию, присмотрится, поговорит с педагогами, пообщается с курсантами, возьмёт список необходимых для поступления документов. Глядишь, и загорится поступить.

Маадыр аргументам внял. Он вообще не был упёртым бараном. Просто любил порядок. В армии надо жить по Уставу. Народу – соблюдая свои национальные традиции. В семейных отношениях придерживаться устоев.

Сам он нарушил самому себе установленные правила лишь однажды. Когда женился на Светлане, вопреки тому, что наречённая невеста у него уже была, из своих, из тувинок. Но тут он ничего с собой поделать не смог. Любовь оказалась сильнее убеждений. И видимо поэтому, судьба стала постоянно его испытывать – мол, один раз нарушил, значит, нарушишь ещё раз. А ну-ка, как ты поступишь на этот раз?

Особенно, когда принял командование военной частью под Ал-Чууром. Ладно, наличие гражданского посёлка рядом с погранзоной, что было совсем не по Уставу, досталось ему в наследство от предыдущего командира. Не его, Маадыра, решение. Там старики, их уважать надо по традициям любого народа. Упёрлись – здесь родились, здесь и умрём. Хотя к деду Трофиму какое это имеет отношение? Он-то что здесь застрял? Маадыр проверил – у него и семья есть, дети, внуки в Ростове, а он в снегах Тывы окопался. Ну, ладно, проехали!

Дальше пошли испытания помельче. Рацию старикам выдали для связи. Тоже не по Уставу. А вдруг плохо кому из них станет, кто на помощь придёт? Врач-то только на погранзаставе. Опять же продукты. Так-то, в основном, они на самообеспечении, но мало ли.

Ко всему этому Маадыр притерпелся, смирился. А тут Яна эта появилась. Девать её до следующего поезда было некуда. Ладно, 4 дня потерпим. Так ведь не уехала! Застряла! А потом с ней одно происшествие за другим: то в охотничью яму провалилась – лечи её. То простудилась сама, да ещё выбила со службы боевого офицера, второе лицо в военной части, теперь уже лечи двоих! И тут уже пришлось нарушать помимо Устава ещё и семейные устои! Но, ради устранения угрозы распространения вирусного заболевания на всю часть, пришлось, скрипя зубами, согласиться. Но нарушение государственной границы Российской Федерации! Этого вытерпеть майор Касыгбаев уже не мог! Это было бы нарушение его воинского долга и присяги…

… Так! Значит, в Москву её отправили под конвоем! Ну, что ж! Мы и с вертухаями разберёмся! В коридоре вагона на стене Яна заметила расписание поезда Владивосток-Москва со всеми остановками. А там и время прибытия, и время отправления, и длительность стоянки. Тщательно изучила его, когда Андрей улёгся спать, а она, якобы, отправилась в туалет.