Читать книгу: «12 часов в небе», страница 2
Глава 3. Русская душа
Эту историю я знаю из разных источников. Особенно красочно ее комментировали во время застолья, когда друзья семьи собирались по случаю дня рождения мамы. И сейчас, будто из зрительного зала, я смотрю на большой экран и вижу эту сцену. Толпа расступилась, образуя вокруг Веры пустое пространство, которое стало наполняться какой-то чудодейственной энергией. Ее звонкий голос разливался по залу, и казалось, будто свежий ветер ворвался сюда из далеких заснеженных полей.
«Валенки да валенки, ой, да не подшиты стареньки…»
Голос набирал силу с каждым новым звуком, а руки медленно поднимались вверх и, вдруг резко очертив своеобразный круг, подпоясали талию.
«Чем подарочки носить, да лучше к милому ходить…»
Песня звучала под единственный аккомпанемент, коим являлся ритм, который отбивали в ладоши. Да! Русская душа если уж развернется, то держитесь, все запреты и правила дозволенного. Вот тут-то и началось! Как по команде, с разных сторон выбежали двое молодых парней и пустились в пляс. Солистка сразу лихо обыграла их инициативу, присоединившись к ним в синхронной подтанцовке. Затем эти «двое из ларца» одновременно встали на руки и, отбивая чечетку, изображали ногами воображаемые валенки.
«Браво! Браво!» – доносилось со всех сторон.
Представители немецкой стороны пришли в такой восторг от происходящего, что решили тоже поучаствовать в этой эйфории. Неожиданно появились несколько пар настоящих валенок, подаренных дружественной стороной в качестве сувениров. Дружно пританцовывая, одев на руки эту необычную обувь, они пытались подпевать.
«Ах! Как я любила… По снежочку да босиком к милому ходила…»
И тут полетели туфельки в разные стороны, ловко подхваченные жонглерами, которые под девизом «Мастерство не пропьешь!» подтвердили свой высокий профессиональный уровень. Все танцевали босиком, а обувь летала у них над головами благодаря ловким рукам жонглеров.
Магическая сила искусства мгновенно околдовала весь зал.
Решив, что солистка должна выделяться, не сливаясь с подтанцовкой, чьи-то сильные мужские руки, подняв ее над толпой, пронесли через весь зал в красивой балетной поддержке, аккуратно опустив на стол. Мгновенно со стола улетучилось все, что мешало превратить его в подобие подиума. Артисты дружно со всех сторон поддерживали этот предмет интерьера, придавая ему устойчивость.
«Валенки да валенки…» – запел хором весь зал.
«Вера… Давай!» – звучало со всех сторон.
Никто не замечал ни вспышек фотоаппаратов, ни багрового лица представителя власти, ни опешившего случайного гостя в лице моего будущего родителя. Все происходило в едином порыве абсолютно безудержной энергии, именуемой «русская душа»!
По всей длине стола была исполнена хореографическая композиция под названием «Па-дэ-баск», а затем, развернувшись, Вера пошла вприсядку, с какой-то поразительной силой выбрасывая вперед красивые длинные ноги. Завершив свой танец на самом краю стола, она вытянулась в полный рост и готова была поставить точку русским поклоном, но вдруг увидела, как два богатыря держат наготове переплетенные руки. Быстро сообразив, что от нее требуется, она ловко перепрыгнула на прочную платформу из четырех сильных мужских рук. Зал замер.
«Алле-ап!» – прозвучала команда, и, оттолкнувшись, она вылетела вверх, исполнив сальто, после чего застыла в точке на вытянутых руках партнеров.
«Браво! Бис!..» – аплодисменты долго не смолкали. Кто-то подбегал и целовал ее в обе щеки.
«Молодец, Верочка! Вот это по-нашему, по-русски! Умница! Красавица!»
Представитель Минкультуры попытался выразить свои мысли, предложив наполнить бокалы, но наполнять их было уже нечем, так как весь оставшийся алкоголь был вынесен из зала по приказу человека с багровым лицом. По бокалам разлили соки и воду. Руководитель с немецкой стороны произнес тост за дружбу между двумя странами, залпом опустошив бокал, наполненный коньяком. Минкультура попыталась дать ответный тост, но количество спиртного в крови не позволило четко выразить свои мысли. Ему на помощь пришел народный артист, на красноречие которого зеленый змей никак не повлиял. Всем хотелось продолжения банкета, и тут, как гром небесный, раздался голос человека с багровым лицом.
«Дорогие друзья! Мы очень благодарны вам за радушный прием, но, как говорят по-русски, пора и честь знать. Думаю, все уже подустали, надо отдохнуть, поезд завтра ранний. Будем собираться в путь-дорогу домой».
«Да мы не устали…» – выкрикнул кто-то из зала.
«А кто не устал, сейчас отправится в цирк на ночное дежурство», – отрезал начальник, дав понять, что это не обсуждается.
«Поблагодарим же наших гостеприимных друзей за этот чудесный вечер. До новых встреч!»
Он начал аплодировать сам себе, и зал подхватил его аплодисменты, но звучали они уже в ином ключе, как на закрытии партийного собрания.
Мои воспоминания неожиданно прервал голос:
«Самолет входит в зону турбулентности. Просьба застегнуть пристяжные ремни, привести кресла в вертикальное положение и оставаться на своих местах».
Я автоматически выполняю команду и начинаю ощущать неприятные вибрации. Поразительно, что в моей голове за несколько минут пролетели все эти картины прокрученной кинолентой. Ловлю себя на том, что начинаю мыслить приемами киноведения. Вибрации стали усиливаться, за ними последовали довольно ощутимые толчки. Я закрываю глаза, и мой внутренний взор вновь устремляется на экран. Настойчивый громкий стук в дверь разбудил Веру, которая резко подскочила с кровати, не понимая, что происходит. Автоматически она бросилась к дверному замку и повернула его. Увидя на пороге мужчину, в испуге отпрянула назад, соображая, что на ней ночная рубашка.
Человек с багровым лицом бесцеремонно ворвался в ее комнату, размахивая газетой. «Крепко спишь, звезда! На-ка вот, полюбуйся…»
С размаху бросая газету прямо на смятую постель, он по-хозяйски устроился на единственном стуле.
«Вы что себе позволяете? Мне надо одеться. Выйдите вон, немедленно…»
«Ишь как заговорила. Ты мне брось эти свои буржуйские замашки».
И, тыча пальцем в газету, он перешел почти на крик:
«Посмотри на фотографии во всех утренних газетах. Звезда советского цирка танцует босиком на столе, хорошо, не голая, в валенках. В общем, так, из номера не выходить до отъезда на вокзал. И не вздумай…»
Его увесистый кулак сотряс воздух прямо перед ее лицом. Дверь с грохотом захлопнулась. Это был мощный толчок в зоне турбулентности, после чего стало опять покачивать, слегка подбрасывать, постепенно уменьшая количество толчков. Я пребывал в этих ощущениях, находясь с закрытыми глазами, и каким-то внутренним зрением видел перед собой экран, на котором отчетливо происходили следующие события.
Она стояла совсем одна со своим маленьким чемоданчиком, поверх которого лежала полупустая дорожная сумка и большой красивый букет, аккуратно завернутый упаковочной бумагой. Ее бледное лицо со следами недавних слез казалось абсолютно спокойным. Люди, которые еще вчера восторженно аплодировали ей и кричали «Браво!», сторонились ее.
Группа артистов собралась на перроне в ожидании поезда и разбилась на небольшие группы, видимо, по интересам. Они что-то обсуждали, периодически раздавался смех, и обрывки фраз растворялись в шуме вокзала. Скорый поезд Берлин – Москва медленно приближался к перрону. К Вере подошел один из вчерашних добрых молодцов:
«Вер, ты как? Если че помочь, так ты скажи».
«Спасибо, Геночка, тут помогать нечего, все, как видишь, налегке».
«Ну как знаешь, если че, обращайся. О, глянь, начальство прибыло. Ну, я пошел».
«Иди скорее, пока не увидели рядом со мной. В черный список попадешь».
«Да ладно тебе», – ответил он, поспешно отходя в сторону.
По перрону шла группа людей, рядом с которой носильщик вез большую тележку, доверху наполненную чемоданами и сумками. Впереди делегации степенно шагал народный артист под руку с супругой, которая прижимала к себе маленькую собачку породы пекинес. Представителя Минкультуры вели под руки немецкие организаторы, так как сам он двигался с трудом, но при этом был весел и все время пытался что-то сказать. Замыкал шествие человек с багровым лицом, явно недовольный происходящим.
«Здравствуйте, дорогие товарищи!» – все, что успел вымолвить ведомый, которого сразу определили на посадку в вагон.
Народный артист, увидев Веру, одиноко стоящую в стороне, обратился к жене:
«Жень, подойдем, поддержим? Или постой, я сам».
«Нет, я с тобой», – и она уверенным шагом двинулась вперед.
«Доброе утро, Верочка!» – ласково пролепетала супруга народного артиста.
Бархатный тембр мужа продолжил тему поддержки:
«Не переживай, Вера. Приедем и будем думать, как все уладить. Кстати, в этих газетах ничего плохого не написано. „Звезда советского цирка сразила наповал размахом русской души“ и все прочее в том же духе».
«Вот по приезду из меня всю эту душу и вытряхнут», – грустно улыбнувшись, ответила она.
«Не позволим. Будем разговаривать, доказывать… Вон, видела, кого сейчас в вагон грузили, а это обратная сторона размаха русской души. Так что будет о чем поговорить».
«Арнольд Теодорович, позвольте мне побеседовать с нашей примой наедине», – утвердительно попросил человек с мрачным багровым лицом.
«Пожалуйста. Только прошу вас – не сгущайте краски. Давайте спокойно доберемся до столицы, там будем во всем разбираться. Это я вам говорю как инициатор того, что произошло».
«Хорошо, что вы это понимаете».
«Конечно, понимаю. Надеюсь, и вы понимаете, что держать ответ придется не только мне», – многозначительно произнес он с легкой иронией.
«Пойдем, Женечка. Дадим человеку пообщаться с красивой женщиной». Неподражаемым движением руки он приподнял шляпу и, элегантно взяв под локоть жену, направился к поезду.
Проводив чету суровым взглядом, руководитель поездки начал разговор, глядя в упор на свою жертву:
«Вы, милочка, кажется не успели с утра оставшуюся валюту потратить. Рекомендую отдать мне, так как рискуете попасть в руки таможни, а это…»
Он не заметил, что его подчиненная давно смотрит куда-то вдаль, и на ее лице нет ни страха, ни тревоги.
«А это запрещено советским законом…» – раздался голос за спиной, который застал врасплох блюстителя порядка.
«И это касается всех, за исключением дипломатической неприкосновенности. Все верно?» – произнес мой будущий отец, глядя в упор на человека, с которым еще вчера обсуждал серьезные вопросы по работе и от которого получил приглашение на цирковой спектакль.
«Добрый день, Вера! У вас осталась валюта?»
«Да, немного. Мне запретили выходить, и я не успела…»
«Все понятно. До отправления поезда еще полчаса, на вокзале есть магазинчики. Если не возражаете, я помогу вам потратить заработанное».
И, глядя на багровое лицо стоявшего рядом, отчеканил в приказном порядке:
«Распорядитесь, чтобы багаж артистки занесли в купе».
«Под вашу ответственность».
«А вот это я с вами обсуждать не буду».
До отправления поезда оставалось три минуты. Артисты столпились у окон вагона и с любопытством наблюдали, как опальная звезда с двумя огромными пакетами изящно прыгает на подножку вагона. За ней следует мужчина, которого все видели на вчерашнем банкете. В руках у него доверху заполненные пакеты с рекламной маркой одного из дорогих продуктовых магазинов.
«Геночка! Ты где? – крикнула Вера, находясь еще в тамбуре. – Мне срочно требуется твоя помощь!»
Вчерашний добрый молодец не заставил себя ждать.
«Здравствуйте!» – выпалил он, открыто улыбаясь во весь рот, и, лихо подхватив пакеты, помчался по вагонному коридору, сопровождаемый множеством глаз.
«Счастливого пути, Вера», – произнес мой будущий родитель, переведя дыхание. Они смотрели друг другу в глаза, и эти несколько секунд казались им вечностью. И вдруг она кинулась в его объятия. Каждой клеточкой своего тела он почувствовал, как их сердца забились в унисон. Поезд уже трогался, и ему стоило невероятных усилий разомкнуть эти объятия.
«Я буду ждать вас», – услышал он, спрыгивая с подножки вагона. Стук колес слился с биением сердца, поезд уносил ее вдаль, и ему хотелось бежать за этим поездом, чтобы прыгнуть в последний вагон.
Экран неожиданно погас, и стало темно, я открываю глаза и слышу знакомый голос:
«Самолет вышел из зоны турбулентности. Продолжаем полет в обычном режиме. Через несколько минут вам будут предложены прохладительные напитки».
Я смотрю в иллюминатор, и все мои видения устремляются ввысь.
Когда я закончу работу над своим первым проектом, обязательно напишу сценарий фильма о моей семье. Это будет совсем другая история без войны и мистики, но непременно в жанре «приключения». Вся наша жизнь состоит из приключений, в которые мы попадаем по воле судьбы.
Глава 4. Продолжение следует
Достаточно воспоминаний, пора вернуться к работе. Я открываю приложение «Заметки» и перечитываю прописанную ранее сцену.
Фамильный замок. Большой приемный зал, на стене висит портрет Папы Римского. Мужчина средних лет, аристократической внешности, сидя за роялем, мастерски исполняет тридцать пятый сонет Шопена. /Наезд камеры, крупный план на руки./ Его длинные красивые пальцы перебирают клавиши, обращает на себя внимание кольцо-печать. В зал заходит дворецкий и сообщает о прибытии некоего господина.
«Пусть войдет», – не отрываясь от игры, произносит он.
В открытой двери появляется человек и, стоя на пороге, ждет окончания сонета. Звучит заключительный аккорд. /Крупный план вновь прибывшего./
Лицо его узнаваемо по предыдущей сцене, он один из окружения Гитлера /По дороге в монастырь./
Барон: «Докладывайте».
Агент: «Мы ждали у входа. Он находился в келье ровно двадцать минут и вышел крайне озабоченный и раздраженный».
Барон: «Он вышел с каким-то предметом в руках?»
Агент: «Нет, руки его были пусты».
Барон: «Он что-нибудь говорил?»
Агент: «Молчал всю дорогу и только в машине начал как бы сам с собой разговаривать».
Барон: «Постарайся вспомнить каждое его слово, это очень важно».
Агент: «Цифры сорок пять, ноль два, ноль пять. Битва красного орла с ясным соколом».
Барон: «И больше ничего не было сказано?»
Агент: «Ничего. Несколько раз по дороге повторял одно и то же, будто о чем-то размышлял про себя».
Барон: «Значит, ему удалось только поговорить со старцем, никаких артефактов он не заполучил. Это все?»
Агент: «Нет. На следующий день монастырь был уничтожен».
Барон: «Что?» – он резко встал и начал ходить по залу.
Агент: «Я сразу дал команду, наши люди прибыли туда и прочесали все вокруг. Никаких следов, ни живых, ни трупов, одни пепелища. Есть две версии – либо это по его приказу, либо монахи сами подожгли монастырь и скрылись в горах. Они хорошо знают эту местность, а мы – нет. Обнаружить их практически невозможно. Все свои артефакты они унесли с собой или…»
Барон: «Нет, первая версия отпадает. Мы знаем, что он почитал их учение и помогал монастырю. Скорее всего, они сами решили так поступить. Но зачем?»
Он переводит взгляд на портрет Папы Римского и произносит: «Ад Майорэм Дэй Глорам». /Перевод: «К вящей Славе Божьей»./
Смена кадра
Обитатели монастыря скрылись в горах. Внизу виднеется то, что осталось от их обители. Сын старца обращается ко всем. /Тот же прием, голос за кадром. Общение на ментальном уровне. / Крупный план лица героя, далее камера проходит по лицам людей и останавливается на мальчике, на груди которого медальон старца./
«Господь дает нам новые испытания, но мы должны выжить, чтобы выполнить завет наших предков и передать великие знания этому миру. Отныне у каждого из нас свой путь и свое предназначение. Но знайте, настанет время, когда мы вновь объединимся во имя нашей великой цели. Мы должны умереть, чтобы выжить! Вальватэр. Руна Аг. Ватан Вилли Ви!» /Перевод: «Господь Единый в Тройственности». Он поднимает в небо руки, туго замотанные бинтами, в которых держит священную книгу Велеса.
«Вальватэр. Руна Аг. Ватан Вилли Ви!» – повторяют все трижды. /Камера проходит по лицам, затем берет крупный план героя и переходит на Священную книгу./ На экране мелькают сакральные рисунки, символы, цифры. /Компьютерная графика./
Смена кадра
Время переносится в современный мир. США. Начало нового тысячелетия.
Мое чтение прерывает приятный голос.
«Извините, пожалуйста».
Я отрываюсь от компьютера и вижу перед собой ту же девушку с милой улыбкой.
«Не желаете что-нибудь из напитков? Скоро вам будет предложен горячий обед. Вода с газом и без, спрайт, кола, соки – томатный, яблочный, апельсиновый, виноградный. Вино белое, красное, шампанское…» Я останавливаю ее, не дождавшись полного перечня.
«Какой богатый ассортимент!»
Улыбаясь ей в ответ, закрываю компьютер и произношу в манере театрального актера:
«А, пожалуй, шампанского!»
Девушка мастерски наливает в бокал искрящийся золотистый напиток.
«Почему именно шампанское?» – задаю вопрос сам себе. И тут же приходит ответ: да потому, что в скором поезде Берлин – Москва моя мама угощала этим напитком всех желающих.
С удовольствием делаю первый глоток и чувствую, как в меня проникает какой-то воздушный поток, наполняя тело приятной негой. Мой отец отдавал предпочтение хорошей русской водке. Всегда во время застолья, где-то после третьей рюмки, обращал внимание гостей на то, как мама изящно держит бокал с шампанским, и целовал ее руку. Как же я соскучился. Смотрю в иллюминатор и представляю, как забьется мое сердце при виде огней Москвы.
Запах еды возвращает меня к действительности.
«Что желаете на обед?» – девушка перечисляет предлагаемые блюда.
«Мясо с овощами, пожалуйста».
Именно мясо с овощами, приготовленное мамой по ее рецепту, было коронным блюдом того воскресного обеда. То, что я с аппетитом ел сейчас, значительно уступало ее кулинарному шедевру, зато усиливало картины моих воспоминаний. И вновь передо мной большой экран.
«Кадр сто пятьдесят пять, дубль один, мотор, камера».
Я хожу из угла в угол своей комнаты, продумывая предстоящий серьезный разговор, а запах из кухни тормозит работу мозга, провоцируя чувство голода. Реакция отца предсказуема, так как мой выбор меняет все его планы и перечеркивает все, что он предпринял во имя моего будущего. Мама, конечно, поддержит, она в курсе моего решения и тоже переживает за реакцию отца. Я понимаю, что говорить надо коротко, убедительно, четко, как он любит. Всегда учил меня:
«Говори в лоб, по-мужски. Формулируй мысли таким образом, чтобы твой собеседник сразу понимал, о чем речь».
Но в моем случае это не в лоб, а по лбу. Безумно хочу, чтобы отец услышал меня и понял, но где взять такие слова? Мысли путаются, создавая нервозность и неуверенность, и от этого ничего путного не лезет в голову. Я подхожу к окну и вижу, как на парковку заезжает автомобиль моего названного деда. Возлагаю огромную надежду на его мудрость и влияние на отца. Будь что будет. Решение принято, главное – суметь доказать, что оно для меня единственно правильное.
Обеденный стол, как всегда по воскресеньям, ломился от маминых кулинарных изысков.
«Ну что, приступим к делу», – потирая руки от предвкушения удовольствия, произнес отец.
«Давай, сынок, открывай маме шампанское! У тебя это хорошо получается. А я пока наш мужской напиток разолью».
И мы с ним одновременно берем со стола: я – бутылку советского шампанского, он – запотевший графин.
«Только, пожалуйста, не в потолок», – категорически заявляет мама.
«А почему бы и нет?» – в шутливом тоне отвечает отец.
«Наверх посмотрите, сколько следов от ваших новогодних фейерверков».
«Ну, еще один, и будем дружно белить потолки», – отшутился отец.
И тут я бабахаю пробкой в потолок. Комната наполняется маминым заразительным смехом, а ее бокал – искрящимся золотистым напитком.
«Молодец, сын, метко стреляешь! А скоро научишься в десятку попадать с первого выстрела. Я в тебя верю».
Эта фраза сразу вернула меня в состояние, когда я находился один в своей комнате.
«Пап, а налей мне тоже водки», – выпалил я неожиданно для всех и в первую очередь для самого себя и тут же поймал пристальный взгляд матери. Отец явно находился в приподнятом настроении.
«Верочка, принеси, пожалуйста, еще одну рюмку. Наш сын становится настоящим мужчиной!»
Он произнес тост, перечислив все мои положительные качества. Особенно был выделен аттестат с золотой медалью, благодаря которому нетрудно было договориться о моем беспрепятственном поступлении в высшую школу ФСБ. Я залпом махнул рюмку водки, выдохнул и также залпом выпалил:
«Я поступаю во ВГИК, подал документы, через два дня первый экзамен. Вот так», – и резко поставил пустую рюмку на стол.
Коротко и ясно, как любил мой отец, но выдержать его взгляд было непросто. За столом воцарилась зловещая тишина. Отец первый отвел глаза и пристально посмотрел на маму.
«Ты знала об этом?»
«Догадывалась», – ответила она с невозмутимым спокойствием.
«Догадывалась или знала?»
Мама смотрела ему прямо в глаза, и я был восхищен ее умением брать себя в руки в любой ситуации.
«Александр решил объявить сам об этом, без подготовки с моей стороны», – отчеканила она, не отводя взгляд.
«Предлагаю все же поесть и спокойно все обсудить», – сказал Виктор Владимирович, стараясь разрядить обстановку.
«Хозяйка готовила, старалась… Саш, наливай!» – предложил он.
«Ну что же, давайте обсудим. Кто первый?» – в его голосе одновременно прозвучали ноты раздражения, недовольства и отчаяния. Разливая напиток, он занес графин над моей рюмкой и многозначительно спросил:
«Еще?»
«Нет, достаточно, спасибо», – сдержанно ответил я.
Отец поднял свою рюмку:
«Даже не знаю, что сказать».
«За взаимопонимание», – сказала мама, поднимая бокал.
«Пожалуйста, поешьте», – и стала поспешно раскладывать по тарелкам закуски. Несмотря на чувство голода, я с трудом впихнул в себя немного салата.
«Ну что, по третьей за хозяйку! Не будем нарушать традиции», – предложил мой названный дед.
«Верочка, дорогая, за тебя! Прекрасную женщину, пример для подражания во всех отношениях…» – он произнес тост в честь мамы и закончил словами, которые всегда говорил отец, обращая внимание на то, как она держит в руке бокал. Но в этот раз отец не сподобился поцеловать ей руку. Он залпом осушил свою рюмку и посмотрел на меня глазами следователя, давая понять, что готов выслушать мою мотивацию.
«Пап, я понимаю, что все это кажется тебе неправильным. Прости меня, пожалуйста, и постарайся понять.
Я вижу себя в кино, чувствую, что там мое место, мое призвание…»
Отец не дал мне договорить.
«Какое призвание? Кто тебя туда призвал? Кино, шоу-бизнес, молодежь с ума посходила».
Он резко поднялся со стула и заходил по комнате, продолжая говорить.
«Все хотят петь, плясать, в кино сниматься, звездами быть хотят. Звезды на небе, а мы на земле живем. Призвание! В армию срочно, на призыв, чтобы дурь из башки выветрилась», – его голос был готов сорваться на крик, и тут раздался удар по столу неслабой женской рукой.
«Во-первых, твой сын – не все. И не надо обобщать. А почему ты решил, что он петь и плясать собрался, хотя это тоже далеко не позорная профессия. Ты не выслушал, перебил и сам себе картину нарисовал. А то, что он с детства прекрасно пишет, это для тебя новость? Еще недавно читал его статьи и восторгался».
«А при чем тут кино? Есть литературные факультеты, журналистика и…»
«Да потому кино, что все начинается со сценария», – перебил я, не выдержав дебатов, и вновь ощутил на себе жесткий взгляд отца. И тут, как всегда вовремя, в разговор вступил мой названный дед, на мудрость которого я возлагал большие надежды.
«Можно я выскажу свое мнение, если оно кого-нибудь интересует?» – произнес он спокойным голосом, и все взоры были тут же устремлены в его сторону.
«К великому сожалению, не каждый может позволить себе заниматься любимым делом. Система уготовила каждому человеку род занятий, который соответствует ее укладу. Человек рожден талантливым художником, но волей обстоятельств не имеет возможности развиваться в этом направлении, а идет учиться в ПТУ потому, что семья не может дать другого образования или просто не считает нужным. Бывают исключения, когда навязанная профессия со временем становится призванием, но чаще происходит наоборот. Человек всю жизнь занят нелюбимым делом, а любимое все равно греет душу, став второстепенным, или вообще исчезает, оставляя лишь горькие воспоминания».
Мама поспешила добавить:
«Когда нас заставляют думать определенным образом вопреки своей природе, мы убиваем свой талант. Великий дар, о котором следует заботиться, взращивать и беречь».
Выслушав всех, отец высказал свое мнение, стараясь по возможности сдерживать эмоции:
«Если человек талантлив, он талантлив во всем. Можно приобрести настоящую мужскую профессию и при этом писать статьи, сценарии, стихи, басни, хоть частушки…» – в его голосе звучала ирония и вместе с тем отчаяние от возможности быть непонятым. Мама поспешила ему ответить:
«Ты всегда мыслил событиями и фактами, а творческие люди мыслят интуитивно, чувствами. Поэтому эти две профессии несовместимы. Одно будет противоречить другому. Сам прекрасно это понимаешь, просто ты был не готов к такому повороту событий».
«Да уж! Поворот крутой у вас получился. Круче не бывает».
Он протянул руку в сторону графина, и тут я понял, что мне пора высказаться.
«Я очень вас прошу меня понять и принять мое решение, оно другим не будет. Я уверен, что добьюсь многого и мои фильмы будут честные, нужные людям и откроют глаза на многие вещи, о которых не думали и не подозревали, что это вообще существует в природе. Я только иду сдавать первый экзамен, а уже знаю, о чем будет моя дипломная работа и сколько времени мне понадобится, чтобы ее осуществить». Отец посмотрел на меня, как на ребенка, который мечтает стать космонавтом, и спокойно произнес:
«Я не знаток кино, но по моему мнению, это отображение какой-то выдуманной жизни, даже если на основе реальных событий. Не видел ни одного фильма, который бы увлек меня так, как хорошая книга».
«У каждого свои увлечения в свободное от работы время», – сделала вывод мама и с иронией добавила (и это было лишним):
«Кому кино, кому домино, а кому нести на своих плечах ответственность за весь мир!»
Отец изменился в лице, и она сразу поняла, что дала маху, но было уже поздно.
«Мне надо побыть одному», – сухо отчеканил он и поспешно вышел из комнаты, резко захлопнув за собой дверь.
До поздней ночи по квартире витал восхитительный запах из духовки, напоминая о неприятном разговоре.
Бесплатный фрагмент закончился.
