Читать книгу: «Змеиный Зуб», страница 40

С одной стороны, она была рада вернуться к привычному. С другой стороны… так и хотелось зевнуть, изучая трудные для понимания записи о том, каков должен быть выворот рукава. Даже странно, что такое глубоко близкое к сердцу занятие, как чтение подобных правил, могло показаться ей неприятным.

– Мам, мне снова начинает казаться, что если мы нечаянно укоротим рукав на лишний сантиметр, то мне придётся убежать из-под венца, – тяжело вздохнула она и надела напёрсток, чтобы вернуться к своему занятию.

Сосредоточенная леди Сепхинорис в каштановом платье продолжала выверять жемчужинки.

– Это большая ответственность, – пробормотала она. – Я тебя понимаю. На самом деле, я никогда не хотела для тебя такой участи. Быть королевой – это не такое уж и счастье. Но ради свободы острова…

– Да нет, мам, – Валь улыбнулась и покачала головой. Тяжесть кос на макушке уже тоже тяготила с тех пор, как она распробовала другие причёски. Но не всё в жизни змеиных леди было приятным. Зато всё – вознаграждалось. Теперь она это знала. – Я, на самом деле… я ведь могу тебе сказать по секрету? Адальг всегда мне нравился. Я просто с самого начала была уверена, что не достойна его.

Сепхинорис подняла на неё суровый взгляд. И вскинула дугой тонкую бровь:

– Только в те моменты, когда ты ешь слишком много пирожных, может быть. Но на деле, если бы ты сказала это мне, мы бы похлопотали.

– Но мне пришлось бы уехать со Змеиного Зуба! Это меня останавливало. Ты же знаешь. Нельзя покидать его пределы, как говорил папа, нельзя предавать его, иначе…

– Знаю, – оборвала её Сепхинорис и продолжила своё шитьё. Но вид у неё был озадаченный. Она будто не хотела слушать слова Вальтера из уст дочери. – Однако я что-то не припомню, чтобы ты сидела с таким лицом, когда ждала праздника с Гленом. Ты вся светилась, а сейчас будто идёшь на войну.

– Почему? Я рада.

– Я вижу, что ты очень погружена в себя. Я знаю, что не все вещи можно рассказывать, но, если ты желаешь чем-то поделиться, говори.

«Нет, тайна про Эскпиравита останется со мной до гробовой доски», – мрачно пообещала себе Валь. И поделилась тем, что тоже её беспокоило:

– Адальг просто показался мне ненадёжным. Не знаю, как описать. Я имела неосторожность быть с ним слишком откровенной перед штурмом Брендама. И в тот момент я увидела его таким, что… что перестала обожать его так слепо, как раньше. Холодным, безразличным. Замкнутым на своём интересе. Я понимаю, ему было тяжело в тот момент, да и я явно перешла грань со своей истерикой, но в моём сердце до сих пор стынет это воспоминание.

Пальцы Сепхинорис вновь замерли. Взгляд из-под тяжёлых век приковался к дочери. Та продолжала, неуверенная:

– Он делал это ради Эпонеи, как я думала. Но ведь Эпонеи всего две луны как не стало, пускай она и не была ему верна, а он уже тут. Мне казалось, он очень её любит, а он теперь говорит… что любит меня. И Глен тоже говорил, что любит меня, уже тогда, когда не любил.

Горло её сжалось, и она посмотрела на мать. И та промолвила негромко:

– Никогда, милая, не верь словам о любви. Верь молчанию о любви и делам о любви. А о словах забудь, ежели они ничем не подкрепляются, то их будто и нет для тебя.

– Но как же мне…

– Как и положено змеиной леди. Будь дисциплинирована. Будь строга к себе. Будь достойна. Следуй за каждой строчкой «Свода законов, коим жена подчиняться должна». И тогда, если ты будешь прилежна, Рендр умилостивит твоего мужа. Больше ничем другим мы не властны.

Эти слова придавили Вальпургу. Её сердце, что успело вылететь из клети и весенней птицей пронестись по комнате, вновь было заключено за решётку. Знала она мужчин, которые не говорили о любви. Взять было того же Рудольфа. Но Рудольфа не было уже.

Конечно, эти слова были верны. Это правильная жизнь, это жизнь, наполненная не сиюминутной радостью, а иной… Нематериальной… Плечи её дрогнули, но она удержала их прямо. Раньше эти слова заставляли её радоваться, подкреплять её жизненные принципы. А теперь будто связывали ей руки.

– Ты совершенно права, мама, – прошептала она. – Спасибо.

– Вот и хорошо, милая. А теперь давай вернёмся к делу. У нас осталось не так много времени.

На последний день перед ритуалом Вальпурга осталась одна. Живи она по всей строгости заветов змеиного Бога, она бы была в уединении все трое суток, но тогда она действительно не успела бы справиться с нарядом. Так что на этот день ей оставалось только листать молитвенник и бесконечно примерять на себе своё облачение невесты. Светлое платье с подолом, длинным, как половина трапезного зала, и густая фата, через которую не было видно даже силуэтов. Фата была та же самая, что и на свадьбе с Гленом, и Валь хорошо помнила, что мама тогда вела её к святилищу буквально как поводырь. В четырнадцать это казалось забавным. В двадцать один уже по-взрослому заставляло ворчать на глупость подобной формальности.

Обычно свадьба проводилась на рассвете в святилище Рендра. Но всю ночь накануне лил дождь, и змеиный идол из дальней части замкового сада перенесли в танцевальный зал. Валь слышала отзвуки музыки и голосов, и считала часы, когда за ней придут. Тогда празднование завершится, мать явится к ней и отведёт её к Адальгу, а тот принесёт с ней клятву и отправится с ней в спальню, оставив гостей веселиться. Это смущало почти так же, как и в первый раз.

Рассвет всё не наставал. Дождь поливал так, будто хотел снова утопить весь остров. И на шестом часу утра Валь забеспокоилось. Ну а если зари не будет видно, скажем, ещё несколько часов за тучами, ей тут до обеда сидеть? Адальг же скажет им, что пора прекращать томить невесту? Ну или хотя бы мама.

Уже почти к шести её думы были услышаны. Вверху лестницы появилась одетое в дождевого цвета платье леди Сепхинорис. Вид у неё был решительный и какой-то недобрый.

– Ты готова? Почему фата поднята? – сухо спросила она. Валь поспешно накинула на себя свои свадебные шоры и перестала что-либо видеть. Она попыталась нащупать рукав матери, но та сама взяла её под локоть и повела за собой, пробурчав:

– Не оступись.

– Я смотрю, – проворчала Валь в ответ. Мелькающие под туфельками ступени остались единственным, что она теперь видела. Они сошли на этаж ниже, а затем приблизились к новой лестнице.

– Сепхинора не будет. Я решила, что ему не стоит присутствовать, – глухо говорила Сепхинорис. Валь с недоумением повернула голову на звук её голоса. А затем нахмурилась и стала вновь перебирать ногами, спускаясь. – Да и не всем стоит это видеть. Ты знаешь, милая, как к тебе относятся на острове.

– Да, но…

– Помолчи и слушай. Какими бы ни были люди, населяющие Змеиный Зуб. Какими бы ни были времена. Как низко ни пали бы все вокруг… мы, Видира, всегда чтим клятвы, чего бы нам это ни стоило. Когда мы их даём, мы соблюдаем их. Особенно если речь о том, чтобы постоять за наш родной остров. Твой брак как раз из таких. Он есть жертва.

– Ма, не пугай меня, – выдохнула Валь с нотой раздражения. Каблуки зацокали по мраморному полу, приближая звуки множества голосов в танцевальной зале. – Я не настолько глубоко погрязла в озвученных тебе сомнениях, чтобы…

– Я говорю – помолчи и слушай. Я отдаю тебя замуж, моя дорогая, и опять без отца. Не знаю, что он сказал бы на это. Но знаю, что должна сказать тебе я: ты должна быть хорошей женой. Во имя нашего острова и нашего рода. Я виновата в том, что до этого дошло. Я и только я. Но я хотела защитить тебя. Прости меня, милая, и покорись судьбе.

Судя по паркетному полу, они вошли в зал. Голоса стихли, и Валь сама тянула мать вперёд, не желая больше слушать этих проповедей. В конце концов, если Адальг терпел Эпонею, ему не составит труда не заметить какие-нибудь оплошности в тонкостях этикета. Валь имела все основания полагать, что она наконец-то освободится хотя бы от части трудностей жизни в змеином обществе. Хоть она и догадывалась, что с ними придут дополнительные, что связаны с титулом. Ну так это ж не война – справится.

Когда на паркете появился краешек подола со змеиным узором, Валь поняла, что они упёрлись в Сизу. На правах одной из самых верных (и живучих) рендриток города она заключала этот брак. И хорошо; Сиза всегда Вальпурге нравилась. Было в ней нечто непосредственное, что и в тех редких людях, которые действительно живут своей верой.

– Леди Сепхинорис Эдорта Видира, – монотонно прозвучал голос Сизы. – Клянётесь ли вы нам, что привели под очи Великого Аспида вашу кровную дочь, леди Вальпургу Видира Моррва?

– Клянусь, – оборонила Сепхинорис.

– Жених был с гостями щедр и учтив. Мы считаем, что Змей благоволит его намерению. Отдаёте ли вы невесту согласно заключённой между вашими семьями клятве?

– Отдаю.

Сепхинорис отпустила руку Вальпурги, и её шаги отзвучали, стихнув чуть позади. Валь затаила дыхание: этот момент.

– Тогда слушайте, верные подданные острова, слушайте! Глазами Змеиного Бога гляжу я на них двоих и вижу отныне мужа и жену, в жизни и в смерти, в радости и муке, в согласии и раздоре! Ты теперь леди Вальпурга Видира Моррва Эльсинг; взгляни и ты в глаза Великого Аспида!

С хлопком фата сорвалась и слетела с её кос, разметав их по плечам. Не лик Рендра, но мрак заполнил всё вокруг. Тёмная зала, кишащая мелкими и гигантскими нетопырями. Стройные ряды солдат в кожистых плащах. Валенсо. И красные, как кровь, как гибель, как смертный час, глаза нечестивого графа глядят на неё из-под маски-ньяги на пол-лица.

Сердце пропустило удар. Валь покосилась на мать и увидела лишь, что та не отрывает взора от пола. Она одна была так близко из друзей. Остальные остались за стройными рядами графских солдат, безоружные, столь же растерянные. А прочие относились к тем самым «змеиным дворянам». Тем, кто все как один враги.

Экспиравит бросал на неё торжествующую тень. Спина его больше не была согнута. Он вырастал над всеми, как скала, и могучие козлиные рога венчали его. Будто воплощённый Схолий в плаще, сотканном из ночи, он уничтожил весь свет.

– Нет, – сдавленно вырвалось из груди Валь. Она задрожала. – Где Адальг? Почему? Мы же… он же…

– Он струсил, когда я предложил довести до ума наш с ним давно обещанный поединок, – прошептал гулким ветром Экспиравит. Его могильное дыхание опалило Вальпургу, заставило её съёжиться.

– Но мы заключили договор…

– Со мной вы заключили его раньше, – он чуть склонился. Его лицо, приблизившись, сковало Вальпургу неизбежностью тяжёлого взгляда. – Правящая дочь Видиров была мне обещана. Беласк-то оказался бастардом. Так что всё это время моей невестой была ты.

«Великий Змей, только не это. Не может этого быть», – сознание ослепло от ужаса.

– Адальг не позволит…

– Смирись. Ты обошлась бы ему куда дороже, чем ририйская принцесса. Он предпочёл покрыться позором, но вступить в новую жизнь, не лишившись ни одной из своих конечностей.

Его пасть мертвецким оскалом осветила бездну этого богами забытого места.

– Ну же, поцелуй меня, жена, – прошипел он. – Я ведь обещал тебе, что ночи не будет конца.

– Нет, – всхлипнула Валь. Не сводя с него глаз, она попятилась назад. Ноги путались в подоле. Из груди вырвался вопль отчаяния:

– Нет!

Она кинулась было прочь, но острые алебарды нетопыриных стражей сверкнули перед её лицом. Она хотела ринуться за матерью, но вампир поймал её за локоть и резко развернул к себе. Он буквально подмял её под себя. Но она не хотела встречать свою судьбу. Она дёрнула свою руку, другой забарабанив по его плечу. Она рассчитывала, что он хилый. Костлявый. Она билась за свою свободу, плача и крича; но он оказался гораздо, гораздо сильнее.

Её последний неистовый бросок он пресёк. Он заломил руку ей за спину и склонился, дыша ей в ухо.

– Дай мне то, чего я хочу, – пророкотал он из своего нутра.

– Не смей! Нет! – забилась Валь, но он ещё грубее дёрнул её руку за лопатками. Затем впился в её шею. Боль пронзила сжатые ужасом мышцы. Будто добыча, синица в лапах ворона, она, заливаясь слезами, повисла в его когтистой хватке. Всё в ней заледенело до самых кончиков пальцев на ногах. Она ещё дёргалась, будто пыталась продолжать бороться. Но с каждым жадным глотком вампира всё в ней слабело и гасло. Пока не поникло окончательно. Никто не мог бы ей теперь помочь, даже если бы вознамерился.

Сломав её, подчинив, Эскпиравит оторвался от неё и торжествующе поднял голову к собравшимся. Кровь заливала его кружевное жабо и капала с его подбородка на свадебное вальпургино платье. Падая на парчу, капли темнели и расползались бесформенными дырками. Будто пулевые раны.

– Эскпир, остановись, – Кристор подбежал ближе. Он пытался пресечь его кровожадный порыв, пока не стало слишком поздно. Но при этом сам неожиданно издал какой-то странный рыкнувший звук – стоило ему только оказаться так близко к столь сладостной добыче.

Экспиравит посмотрел на него с мрачной победой во взгляде.

– Кристор, – выдохнул он. – Это час нашего триумфа. Присоединяйся ко мне.

Кристор нервно сглотнул и сделал ещё шаг. В это время и Валенсо, не дожидаясь его решимости, приблизился неслышной тенью. А нечестивый граф выпрямился. И поднял повыше обмякшее тело молодой супруги. Багряные струйки стекали по её плечам, меж его чёрных пальцев. Запах кружил голову.

Взор её гас. Всё вокруг поглощала тьма. Но она видела, что над нею, склоняясь, запылали алым очи Кристора, Валенсо и Экспиравита. Их пасти раззявились; они предвкушали трапезу. И над ними зажигались огни красных зенок нетопыриной гвардии. Армия вампиров слеталась по зову неутолимой жажды. Пара за парой, появлялись новые и новые глаза под почерневшим сводом, будто алые звёзды навсегда проклятого мира.

Она забылась. Боль мучимой плоти исчезла из её разума: он угас.

В страхе и трепете гости на свадьбе наблюдали за этой расправой. Сепхинорис уже и не рассчитывала увидеть дочь целой, когда расступятся эти алчные звери. Но она стояла, не двигаясь. Потому что она не могла нарушать клятву Видиров; таково было её слово.

Спустя, кажется, целую вечность, громадные крылья вдруг распахнулись над толпой. Они разогнали вампиров в разные стороны и показали искусанное тело в цепкой хватке графа.

– Хватит, – прошипел он. Кровь пузырилась у него на губах. – Свадебный пир окончен. Остался супружеский долг.

Он распрямился во весь рост. Крылья принадлежали ему: они будто воплотились из его плаща. И раскинулись на ширину всей залы. Граф прижал безвольное тело Вальпурги к своей груди и сделал несколько шагов к молчащим дворянам. Он улыбался во весь рот блестящими от влаги клыками.

– Клятва исполнена, – провозгласил он. – Предсказание сбылось. Бог Горя вам отныне господин заместо Бога-Зверя; а я, сын его, ваш тёмный и вечный правитель. Воспевайте ночь, поклоняйтесь ей. И забудьте о солнце. Утро никогда не настанет.

Крылья размахнулись и схлопнулись, и он вырвался в ночь, вдребезги разбив витражное окно. Он унёс жену в своё логово на Высоте Ольбрун. И терзал там, раздирая когтями и клыками, пока она не прокричала клятву верности тысячу раз. Её вопли и мольбы слышались во всех предместьях. Но не встретили никакой жалости. Так сгинула навеки последняя правящая дочь Змеиного Зуба, леди Вальпурга Видира Моррва.

Эпилог

Знакомый аромат ползучего мха щекотал ноздри. Всё от ног до головы болело. Где-то резкой болью, а где-то лишь её эхом, будто гулом минувших безумств. Ни рука, ни нога не желали подниматься. Только веки, открывшись, позволили Вальпурге рассмотреть, где она находится.

Над нею торчали сломанные опоры балдахина. Парчовая ткань сползла с них и собралась в гармошку на полу. Второй край подушки был разорван, повсюду летали перья. На люстре висели батистовые панталоны. Синева мягко светила из узкого окошка. Палые листья вперемешку со мхом рисовали картину заброшенности. Это был не Летний Замок, очевидно. Это была опочивальня из её сна.

Гулкие отзвуки из-за двери стали ярче. Больно ударил по вискам чей-то раскатистый смех. К нему добавились мужицкие словечки:

– Старшая карта!

– Пара!

– Ха! Каре!

«Что за черти могут тут играть в покер?» – мысленно взвыла Валь и спутала распущенные волосы, растирая свою голову. Ничего не помогало. Она не понимала, что происходит. Могла лишь догадываться, почему она совершенно нага и так растрёпана. Но руки и ноги, невзирая на боль, были целы. Только бледны.

Однако ничто не было так ужасно, как этот звон в голове. Будто она выпила целую бутыль «Старого Брендамского». Поэтому она ничего не помнила?

– Джентльмены! – простонала она. От её возгласа испуганно распахнули глаза и завозились ушаны под потолком. – Кто бы вы ни были, молю вас… заткнитесь!

Голоса стихли. Стала слышней музыка: кто-то играл на лютне и на вистле. Но хотя бы не за дверью. Скрипнул отодвинутый стул. Зазвучали шаги. Валь нарочно отвернулась и натянула одеяло повыше, чтобы не встречаться глазами с вошедшим. Она узнала походку, узнала запах и даже колебания воздуха, и оттого заулыбалась, пряча лицо в подушке. И всё равно не хотела сразу поднимать голову навстречу.

Он подошёл и мягко провёл рукой от её плеча до бедра. Он даже гладил так, чтобы не тревожить ноющие невесть отчего мышцы.

– Валь, – прошептал он тихо, и хриплая «а» украсила его речь. Он повторил свой ласковый жест, затем опустился на колени рядом с постелью и опалил холодным дыханием её шею.

Наконец она обернулась и сонно заморгала, глядя на графа Эльсинга. Тот был красиво наряжен в плащ с высоким треугольным воротом за затылком. И, как всегда, носил на голове корону тяжёлых рогов. На нём больше не было маски. Оттого его мертвецкое лицо ничем не скрывалось, но было ей милее всех на свете. Поэтому она протянула руки к его впалым щекам, а он склонился ближе и обнял её. И упёрся в неё лбом.

– Тебе нехорошо, – догадался он и погладил её по голове. Его ладонь больше не казалась ей ледяной. Алые глаза изучали её лицо, будто он изобретал, чем помочь.

– Пустяки, – пробормотала Валь и тоже принялась водить руками по его серебристым волосам. – Наверное, я простудилась, вот и ломит. Меня другое пугает. Я будто оторвалась от своей жизни. Забыла, где конец вчерашнего дня. Что было.

Скулы Экспиравита слегка окрасились пурпуром – он так краснел. Он постарался не осматривать разрушения в спальне, чтобы в очередной раз не напоминать себе о собственной несдержанности. Но прежде всего он хотел успокоить Вальпургу. Поэтому он заговорил своим тихим рокочущим голосом:

– Ничего страшного, милая. Ну, бывает, что выпадает из памяти всякое лишнее. Зачем оно тебе?

Он, не отрываясь от неё, съехал чуть ниже. Нащупал её ноги и подоткнул под них подушку. Он-то знал, что в таком состоянии лучше держать стопы выше головы. А Валь бормотала, перебирая его пряди:

– Мне снилось что-то до жути правдоподобное. Будто бы утро настало… и Эдорта… мама… Адальг… Свадебное платье, что ли… На душе так тяжело, будто это всё было на самом деле.

– Бедная моя, – проурчал Экспиравит и принялся целовать её измученное лицо. – Плохие сны отвратительны. Они не несут никакого смысла, но пытают и терзают, как палачи. Тебе надо хорошенько проснуться, чтобы они остались позади.

– Но я всё-таки не помню, что было вчера.

– Всё было так, как ты хотела. Ночь не закончилась и продолжилась. Рассвет больше не настанет для нас – мы навечно во тьме, ты и я.

Валь благодушно улыбнулась. Да, она помнила, что хотела этого.

– А как же Сепхинор? – вспомнилось ей.

– Будет рад тебя видеть. Когда ты придёшь в себя, конечно же. Ты же не хочешь показаться ему в таком виде.

От сердца отлегло, и даже телу стало полегче. Валь обняла вампира за шею и всё же поинтересовалась с подозрением:

– Но постой, разве ты не называл меня Эйрой?

– Называл. Но потом ты рассказала мне, что ты Вальпурга, – аккуратно ответил Экспиравит. Он обходил углы.

– И… всё остальное тоже?

– Да. Ты всё мне открыла.

– А ты что на это?

– А я был рад, что ты наконец поведала мне правду. И мы исполнили клятву наших семей на брачном ложе.

– А мы летали над городом?

– Летали.

– И танцевали?

– Ещё как.

– А как же мы поженились?

– С благословления твоих родителей, конечно.

– Родителей… – эхом повторила Валь и нахмурилась. Но граф не дал ей погрузиться в её спутанные мысли. Он аккуратно вытянул подушку из-под её затылка и тоже положил её ей под ноги. А затем выпрямился над супругой и одним из выпавших на простыню перьев пощекотал ей нос.

– Не думай, – попросил он мягко. – Ты же знаешь, это вредно.

– Да, – рассеянно ответила Валь. – А что там, за дверью? Эта комната с роялем и скелетом?

– Почти.

– Кто там?

– Твои родственники. Они всё дожидаются, пока ты будешь в силах выйти к ним.

– О нет, – Валь свела брови на лбу и отчаянно сжала край одеяла. – Я… кто там? Если мама, она скажет, что по мне видно, сколько я пила. Перед всеми. Я знаю.

– Нет, не мама. Исключительно твои самые благожелательные родичи. И друзья. Очень узкий круг. Одна из них была так мила передать для тебя платье, чтобы тебе было, в чём показаться.

– У меня же нет здесь ни корсета, ни сорочки, ни лиф-чехла… Да хоть бы и расчёска нашлась… как так вообще вышло?…

– Тебе не нужен корсет, – заверил вампир и отошёл туда, где на резной стул было накинуто красное, как киноварь, платье. Он знал, что оно сшито точно по вальпургиным меркам, и знал, что ни один шов его не натрёт даже самую нежную кожу. Поэтому он с гордостью поднёс ей наряд.

– Что это такая за родственница? – с недоверием спросила Валь, стоило ей увидеть вырез шириной в плечи, воздушный плащик, оголяющий руки, и кринолин.

– Нашему слесарю двоюродный кузнец, – улыбнулся своими клыками Экспиравит. – Сама увидишь. У меня есть гребень и есть желание поассистировать тебе с причёской. Если ты готова, я помогу тебе облачиться.

Валь вздохнула и села. Голове стало ещё легче, но мышцы всё ещё ныли.

– Мне бы взглянуть в зеркало, чтобы понять, на что я похожа, – призналась она, с некоторым смущением оголяя свой торс.

– Тут их нет, – быстро ответил Экспиравит. И подал её панталоны. Он поддерживал её, пока она одевалась, и в конце концов помог ей встать ровно на ноги в роскошном бальном наряде. Валь недоверчиво щупала края декольте-лодочки и поднимала края расшитого серебристыми точками плаща. Она будто превратилась в алое закатное небо, на котором начали проявляться первые звёздочки.

– Я, наверное, ужасно бледна. Мне кажется, у меня глаза запали, – бормотала она.

– Здесь все такие, – отмахнулся Экспиравит и усадил её на край кровати. А затем принялся причёсывать её спутанные волосы. То и дело он норовил ткнуться в них своим лицом и вдохнуть их аромат. Но затем брал себя в руки и продолжал своё дело.

– Ты прямо как Софи, – пробормотала Валь смущённо. Она по-прежнему плутала в глубинах своего разума, пытаясь найти ответы, но вместо этого у неё возникало всё больше и больше вопросов. – Она всегда помогала мне, если я ввечеру забывала заплести косы. И как я умудрилась…

– Не буду скрывать, что твоя сегодняшняя несобранность – моя вина, – проворчал граф. – Поэтому не переживай, что я помогаю тебе с нею справиться. Вот, смотри, – он взял две пряди с её лица, заколол их сзади и поместил сверху венец из зубов морского змея. Валь с недоумением коснулась короны посередине и, действительно, обнаружила, что там нет центрального элемента – клыка Халломона.

– Но это же для островного правителя, – она покосилась на его добродушное лицо. – То есть для тебя.

– Так у меня своя, – и он с усмешкой указал на свои рога.

Валь покивала и, потирая пальцы, уставилась вниз. Рядом с ножкой кровати стояли её мюли. Расшитые жемчугом. Она же надевала их на свадьбу с Адальгом, если она верно помнит…

Какая ещё свадьба с Адальгом?

Экспиравит поднял её на руки. И промолвил:

– Пойдём. У меня нет для тебя никаких туфелек, но это совершенно неважно.

И Валь, зная, что ему можно доверяться беззаветно и безгранично, согласно склонила голову к его плечу.

Он вынес её в небольшую гостиную. Музыка сразу зазвучала громче: задорный островной танец, что исполнял маленький оркестр, ритмично отражался от мшистых стен. Музыканты были первыми, кого Валь увидела. Это были скелетики: такие же, как и тот, что сидел здесь раньше с трубкой во рту. Только эти двигались. Вот и он, Миромо; а с ним ещё приземистый скелет в пышном мятном платье, и ещё один в драном сюртуке, и другой в бардовом пиджаке. Одни играли, другие играли и пели. И под старания этого ансамбля весело плясал Кристор с некоей вольно одетой в рендритское дамой. Стрекозиные крылья в её растрёпанных волосах шуршали и сверкали, и метался от её прыжков широкий узорчатый подол.

Увидев молодожёнов, танцующие спешно прервались. Кристор тут же подошёл ближе. Его зубастая улыбка всё так же излучала полнейшее дружелюбие:

– Вот и вы! Поздравляю вас ещё раз! Как же складно получилось, – добавил он почему-то, тоже осмотрев лицо Вальпурги.

– С праздником, всех благ, всех свершений! – перебила его молодая рендритка и выросла перед их парочкой. Валь с удивлением увидела на её плечах свою змею. Дама сняла Вдовичку со своего неприличного декольте и торжественно вручила его графине:

– Держи, Вальпурга, и больше не теряй, – наставительно сказала она. Её лицо казалось странно знакомым, хоть Валь и не могла быть уверена, что когда-либо встречала её. Она с благодарностью взяла свою мулгу и прижала её к своей груди. А затем уставилась на скелетный оркестр.

– Что это? – выжала она из себя.

– Что? Магия, конечно же, – всплеснула руками рендритка. – Виски и магия! Ну, ну, бодрее! – и она защёлкала пальцами. Скелеты заиграли ещё более резвую мелодию. И Кристор, пыхтя, принялся догонять её своим нехитрым плясом.

Валь хотела было спросить ещё, но слова застряли в горле. Она только смотрела большими глазами. Экспиравит понёс её дальше, к джентльменскому столу, и она успела расслышать лишь, как Кристор восклицает:

– Давай, расскажи, кто из них самый отпетый!

– Ты хотел сказать – самый смешной? Вот этот! Он очень ладно болтает о колдовстве, в котором ничего не смыслит!

Валь замедлилась в своих запутанных мыслях. Но затем потрясла головой и заставила себя отложить их на потом. Перед родственниками очень важны приличия.

Экспиравит усадил её на диванчик и сел рядом. Два похожих друг на друга вампира, что расположились напротив, раскрыли свои карты:

– Стрит флеш, – заявил один из них.

– Фолд, – вздохнул второй.

Валь смирно положила руки на подол и встретилась взглядом с победителем. Он был по-вампирски сероват, изысканно одет в расшитый камзол с белоснежным жабо. И его породное видирское лицо смотрело на неё спокойно и мягко.

Вот его Валь точно видела. Даже среди островитян он выглядел слишком броско в своей складности. Мертвецкие упыриные черты и покрасневшие глаза мешали вспомнить тотчас же, но она уверилась, что вот-вот поймёт, кто это.

– Ну, Валь? – улыбнулся он ей.

Голос. Голос не меняется, даже если смотришь на человека не снизу вверх, как в десять лет, и оттого никак не можешь понять, кто это.

Горло сжалось, и она выдохнула:

– Па…?

Точь-в-точь как на портрете. Человек со взглядом, смотрящим куда-то далеко за горизонт, гордым профилем и извечным умиротворением познавшего всего на свете мудреца.

– Рад тебя видеть, – просто сказал он.

Если бы это была реальность – та самая, с приёмами, балами, смертями, приличиями, – Вальпурге оставалось бы только снова упасть на колени и расплакаться, не веря, что она снова видит его.

Но здесь абсурд смешался с явью, и поэтому она даже не оцепенела. Будто это было чем-то самим собою разумеющимся. Только искреннее недоумение отразилось на её лице. Рука Экспиравита ласково прошлась по её плечам, давая понять, что ей нечего переживать. И поэтому Валь ограничилась трепетным:

– Я так надеялась, что ты смотришь на нас. Мы так берегли твой змеятник. Твой портрет.

– И я знаю об этом, – ласково ответил ей почивший герцог. – Я видел вас и гордился вами. Тобой и маленьким Сепхинором. Я буду очень рад с ним познакомиться. Иногда, правда, мне хотелось бы уметь закрывать глаза.

Валь не знала, о чём он, но надеялась, что не о пьянках с Рудольфом. Она распалилась и спросила уже откровеннее:

– Па, я одного не понимаю. Почему ты сказал нам «Эдорта»?

Тот поднял брови и протяжно вздохнул. И ответил доверительно своим бархатным голосом:

– Ну, потому что не отсиживаться же ей вечно после всей той каши, что она заварила.

– Ей? Маме? – не поняла Валь.

– Конечно.

– При чём тут она? О чём ты?

Вальтер переглянулся со своим соперником по покеру. И посмотрел на дочь то ли сокрушённо, то ли иронично:

– Ну, милая, угадай. Не мне ли было знать, что Беласк бастард? Я заключал договор с Эльсингами, и я с самого начала полагал, что невестой графа станешь ты. А он, в свою очередь, будет жить на острове. Но твоя мама… Я не мог заметить это при жизни. Она была в курсе слухов об Экспире и потому выписала себе женщину, которая могла подтвердить его чудовищность – его кормилицу Софи. Истории Софи так запугали Сепхинорис, что она после моего ухода убедила Беласка, что речь идёт именно о его дочери, а не о тебе. Потому что она-то не знала, что Беласк незаконнорожденный, и это нарушает данную мною клятву. А Беласк, будучи дураком, решил, что это отличный способ укрепить свои позиции. И согласился с нею до того, как монструозность Экспира стала общеизвестной. Тут бы он и отгородился тобою, а ты уже была замужем, будто и не было никакой клятвы. Вот и весь рассказ.

Валь округлила глаза. Кажется, она расслышала в памяти слова матери. Когда та вела её к жениху.

Так свадьба с Адальгом была или нет?

– Есть ли в этой истории хоть кто-то совершенно невинный? – пробормотала она.

– Я, – заявил второй вампир и поднялся на ноги. Он очень походил на Вальтера, но был чуть ниже, и волосы его отдавали каштановым цветом. Валь хотела спросить, кто он такой; но прежде увидела, как он подходит к танцевальному пространству, и услышала, как позвякивают его рыцарские шпоры.

Тоже лицо с портрета.

– Святой Ноктис фон Морлуд! – ахнула она.

– Когда собираешься плясать с самой грешной женщиной Змеиного Зуба, святым ты быть уже никак не можешь, – захихикала рендритка. Но со всем рвением принялась вальсировать вместе с древним графом, покуда скелеты продолжали музицировать, и в такт им звенели его почётные шпоры.

Валь с трудом заставила себя сделать вдох. Её тело будто разучилось это делать. Она вновь ощутила мягкое прикосновение Экспиравита, но всё ещё не могла оторвать глаз от отца. Она даже не знала, что ещё ему сказать. Просто хватала ртом воздух, как глупая рыба.

– Ну-ка, леди Эльсинг, вы же должны мне танец, – взыскательным тоном обратился к ней Вальтер. – Самое время проверить, не прогуливали ли вы занятия с леди Гардебренд.