Читать книгу: «Пари на красавицу», страница 3
– А ну лапы подобрал! Пять шагов от меня! ДЕСЯТЬ! – едва не полетев ласточкой вниз, гневно взвизгивает она, спрыгивая обратно на пол. Ещё и пятится, будто я сейчас возьму и наброшусь.
– Ух ты, как тебя зацепило-то, – вовремя уворачиваюсь и кусок мыла пролетает аккурат над моей головой, врезаясь в стену. – Перелёт, – тут же спасаюсь от пинка. А у неё хорошая растяжка! Почти достала. – А теперь недолёт. Попробуем ещё раз?
– Да пошёл ты, – вытягивая из пластикового бокса сухие салфетки, рассерженно вытирает мыльные руки Мальвина. – Вернее, пошла я, пока ты меня тут не изнасиловал.
Так. Это уже досадно.
– Совсем монстра из меня не делай! Никакого принуждения. Всё исключительно по взаимному согласию. Кого хочешь спроси!
– Ой, завались.
Никто ни у кого ничего спрашивать явно не собирается. Зато собирается реально свалить.
Ловлю Покровскую у выхода.
– Стой, ты ж так и не договорила. Что там я должен делать? Ну, с Леркой.
– Точно не мять её в туалете.
– Да не очень-то и хочется, честно говоря. Она мне вообще никогда не нравилась. В данном случае это вынужденная мера.
Ох, как на меня посмотрели. Ох, как посмотрели. Насквозь прожгли синими вспышками. Глаза у неё, конечно, реально охрененные. Можно конкретно залипнуть.
– Бедненький. Силой заставляют на плохую тётю залезть, – язвит Праша, корча моську.
– Не залезть, а охмурить, – напоминаю я.
Секс – это вишенка на торте и, по сути, личная блажь. Типа ачивки. Никто ведь не проверит. Поставленная задача звучала предельно чётко – влюбить в себя и бросить. Бросить ярко, громогласно и прилюдно.
Жестоко? Да, возможно. Но и Титова особо не заморачивалась с резкими словечками, отшивая меня на днях. Так что теперь это дело принципа.
– Что ж, – Мальвина теряет терпение. По ней видно. У неё вообще все эмоции на лице написаны, она их совершенно не умеет прятать. – Могу дать только один совет: покупай руководство для чайника. Называется: "Как красиво ухаживать за девушкой, чтобы она померла от любви".
– Ухаживать?
– Ухаживать, милый, ухаживать. Понимаю, слово в твоём лексиконе новое, непонятное, но придётся его изучить. Цветы, комплименты, свидания, томные взгляды, зазубривание сопливых стихов… Всё, как завещали наши предки.
Морщусь, словно разом заныли все зубы.
– Стихи? Издеваешься?
– Нисколько, – сочувствующе хлопают меня по груди. Какая у неё горячая ладошка. Чувствую это даже через футболку. – Запасайся терпением. Девушки, нормальные девушки, а не твои одноразовые глупышки, любят ушами. И любят поступки. Удачи.
***
Катаюсь по городу, наверное, больше часа. Новенькая Honda VTR 250, взамен безвременно почившему Харлею, лихо мчится по дорогам, изящно обгоняя никуда не спешащие автомобили.
Для водителей я очередной самоубийца, но скорость, порой непозволительно высокая, помогает отвлечься и выкинуть из головы малоприятный разговор с отцом.
Немногим ранее мне велели, именно велели, потому что отец давно уже не просит, появиться в его офисе, чтобы в очередной раз отчитать меня и напомнить о важности репутации нашей фамилии.
Репутации. Ха.
Это говорит мне человек, у которого, когда я зашёл, на столе преспокойно сидела с раздвинутыми ногами секретарша. Даже не моргнула при виде постороннего. Шлюха. Какая уже по счёту, я давно сбился. Он их меняет каждый месяц.
Короткий разговор в очередной раз не принёс ничего, кроме раздражения.
«Помни наше соглашение».
«У тебя есть обязательства».
«Ты обещал подчиняться».
Всё как всегда.
Обещал, да. И миллионы раз пожалел об этом, но в очередную из шумных гулянок (уровень шума определялся количеством прибывших полицейских машин и размером штрафа) папаша поставил условие: либо я перестаю портить его предвыборной кампании рейтинг, либо он лишит меня денег. Всех. Всего наследства.
Выбор я сделал, заранее зная, что он неправильный, однако, как бы это иронично не звучало, другого всё равно не было. Я, хрен с ним, как-нибудь проживу без его спонсорства, хоть прежде, конечно, и не приходилось, но тогда перестали бы поступать и ежемесячные платежи за… Короче, одним ультиматумом дело нихрена не ограничилось.
Начались требования и бесконечные претензии. А в какой-то момент мне вообще подсунули Дарину, прочухав, что мы с ней периодически "подбадриваем друг дружку в постели". Тема бесчестия стала отличным рычагом давления. Можно подумать, я один "бесчестил" эту кралю. Но куда там, кого это волнует?
«Отличная партия для тебя и стопроцентная поддержка её семьи на голосовании для меня. Откажешься и знаешь, что будет…»
Знаю.
Договорённость превратилась в чистейшей воды шантаж, с которого теперь, как с иглы, хрен соскочишь.
Торможу возле кофейни, стаскивая с головы шлем. Лицо приятно холодит весенним ветром. На улице стемнело, город оживает в предвкушении пятничной движухи, но мне податься некуда.
В квартиру, которую мне презентовали на совершеннолетие, но в любой момент могли отобрать, ехать не хочу. Там тухло.
Позвонить друзьям? Нет их особо. Таких, с которыми прям можно было по душам поговорить и быть уверенным, что это не разлетится по всему свету.
Завалиться в бар и нажраться? Тоже такая себе идея, но за неимением альтернатив звучит привлекательнее всего.
Оставался ещё, конечно, вариант разгрузиться, перепихнувшись с кем-нибудь, но на это нужен настрой. Пускай, по мнению Мальвины, ширинка на моих штанах никогда не застёгивается, но секс, к сожалению, не всегда помогает отвлечься.
Кстати, о Мальвине…
Зубами стаскиваю с руки перчатку и достаю из кармана косухи айфон. Быстро набираю и отправляю ей сообщение:
“Ну как там твой секс-марафон?”
Ответ приходит быстро.
“Никак. Накрылся пластмассовым тазиком в цветочек”
“Что так?”
“Он совсем долбоящер?”
Сообщение отправляется раньше, чем понимаю, что конкретно я написал. Ну, потому, что… Да не знаю, почему.
Просто, если бы выбирал я, бухло точно оказалось бы в проигрыше.
“Не могу знать”
С минуту размышляю, прежде чем электронная клавиатура снова оживает.
“Чем занимаешься?”
“Тем, что положено делать брошенкам: уповаю на свою ущербность и посыпаю голову пеплом”
Начинаю набирать текст, но подвисаю в задумчивости, так и не дописав его. Вместо этого телефон ставится на блокировку и отправляется обратно в карман.
Что ж, судьба сама велела воспользоваться моментом.
Нахлобучиваю шлем обратно, привычным движением снимая мотоцикл с подножки. Зверь с рёвом срывается с места, прочерчивая на асфальте чёрную полосу и оглушая прохожих.
Требуется около четверти часа, чтобы доехать до нужного дома, обитого бледно-жёлтым сайдингом. Живут они, конечно, не заморачиваясь. Забор хиленький, сетчатый, калитка нараспашку, входная дверь стеклянная. Совсем не боятся? Хотя чего в их райончике боятся? Тут чужих не бывает. Все свои.
В окнах обоих этажей горит свет. Чувствуя себя вором-домушником пробираюсь мимо ещё не распустившихся кустов с розами к нужному.
У Покровской тоже свет горит и мне хорошо видно, как она танцует с мокрыми волосами в одном белье. Фактически в нижнем, но не совсем.
Это скорее что-то из спортивного: короткий топ и шортики в облипку. Сверху накинута клетчатая рубашка, но накинута чисто для вида. Всё равно ничего не прикрывает. И не надо.
Фигурка у неё что надо, этого не отнять. Убеждаюсь в этом окончательно. Всё на месте, есть за что потрогать. Однако не могу не заметить, что и двигается она зачётно.
Сказал бы, профессионально.
Рядом не стояло с пьяными плясками, что устраивают девицы в клубах. Нет, тут прям доведённые до автоматизма движения. Не разбираюсь в стилях, но похоже на хопчик9.
Конкретно зависаю, наблюдая за ней. Мальвина танцует, сбивается, злится на себя за это, разминает шею, кивком что-то словно отсчитывает и начинает заново.
Прикольная картина. И да, однозначно чувствуется танцевальная школа. Музыку не слышу, однако она и не нужна. Её язык тела говорит за себя. Драйвово, импульсивно, с вызовом.
Летящий с балкончика соседнего дома окурок намекает, что пора прекращать подглядывать. Со стороны я сейчас точно смотрюсь конченым извращенцем, но как бы Мальвина не пыталась меня таким выставить, всё не до такой степени запущено.
Я на это надеюсь, во всяком случае. А потому, вежливо стучу в окно. Меня замечают и…
Ну да, собственно, я и так догадывался, что рады мне в такой час не будут.
Глава четвёртая
Акт первый
POV МАЛЬВИНА
Офигеть. У меня галлюны завелись?
Распахиваю створки и едва не вываливаюсь наружу, настолько сильно перегибаюсь через раму, проверяя, не обманывают ли меня окуляры.
– Ты чего припёрся? – во все глаза таращусь на Воронцова. Трындец. Три дня с инцидента в туалете меня не трогал, в универе даже “привет” мимоходом ни разу не обронил, а тут мало, что сообщения… Ещё и лично явился.
– Приехал утешить. Но смотрю, ты особо и не страдаешь, – улыбается, как ни в чём не бывало. Как же бесит эта его самодовольная улыбочка. Весь такой из себя "изучающий самоуверенность", что аж втащить охота. – Подвинься, – Глеб ловко хватается за выступы и запрыгивает на подоконник. Едва успеваю отпрянуть, чтобы не приложиться с ним лбами. – Ну и правильно. Нечего печалиться по мудакам. Клёво танцуешь. Училась где-то?
Озабоченный вуайерист.
– Училась. Недоучилась.
– Что так?
– А вот так… – не хочу вдаваться в подробности. Не самые приятные воспоминания. Бросила и бросила. Не сложилось.
– Очень содержательный ответ, – охотно кивают мне. – И видок что надо. Я бы тебя сфоткал.
Непонимающе опускаю голову и с ужасом понимаю, что устраиваю бесплатный стриптиз. Блин! Я ж из ванной недавно вылезла, пока не успела переодеться в пижаму. Поспешно запахиваюсь в рубашку, но её длины едва хватает прикрыть пятую точку.
– Я гостей не ждала.
– А я вот взял и притащился.
– Зачем?
– Мне стало скучно.
– И ты вспомнил обо мне?
– Тебе должно это льстить.
– Вот только не льстит.
– Ты просто плохо старалась. Попробуй ещё раз.
Лучше попробую дать ему пендаля, чтоб он далеко и надолго полетел. И, надеюсь, попутно подрихтовал бы свой идеально-смазливый профиль.
– Как тебя прогнать, чтобы ты подумал, что сам захотел свалить? – хмуро облокачиваюсь об косяк, скрещивая на груди руки.
– Не хочу я сваливать. Давай, может, в картишки перекинемся? На раздевание, а? В покер умеешь? Могу тоже раздеться до трусов, чтоб мы были на рав… – Воронцов не договаривает, потому что я хватаю его за плечи и рывком тяну на себя. Тело шмякается на пол. Почти как я и хотела, правда с небольшим изменением: с внутренней стороны комнаты, а не внешней.
Поспешно прикрываю окно, для надёжности опуская рулонную штору.
– Ауч, можно ведь было попросить, – Глеб недовольно потирает ушибленный затылок, принимая полусидячую позу. – Зачем так грубо?
– Там Андрей курить вышел. Вроде не спалил.
Да точно не спалил. Отчим был далеко и было совсем не обязательно швырять так небрежно университетскую святыню, но как удержаться? Месть за зажимания в туалете.
Два – один.
– А чё, тебе не разрешают поклонников в комнату приводить? Ты же уже вроде совершеннолетняя девочка.
– Поклонников можно, кобелей нельзя.
– Опять обзываешься? – сердито зыркают на меня. – Скоро начну раздавать щелбаны.
– Иди невесте своей раздавай, обидно ему, – парирую.
Глеб с хитрой улыбочкой подмигивает мне. Вот оно. Вот то, от чего все девки начинают так тупеть. Его мимика. Улыбка. Лукавый блеск в глазах. Напряжённые скулы, которых хочется коснуться. При желании этот павлин умеет быть просто сумасшедше обаятельным гадом.
– Не ревнуй. Ты у меня такая одна, – зараза. Ещё и приобнять пытается. Изворачиваюсь, отстраняясь. – Я больше ни к кому в окна не залезаю. Честно-честно.
– Тронута до глубин селезёнки. Можно пойти сдохнуть в уголке от счастья?
Изумлённо ойкаю, когда меня строго щелкают по носу. Почти обещанный щелбан.
– Какая же ты грубая, – вздыхает Воронцов. – Если ты так же общаешься со своим парнем, не удивлён, что он тебя дина… – сегодня явно не его день. В этот раз незванного гостя перебивает истошный ор и долбёжка обезумевших носорогов в дверь.
Не, не носороги. Всего лишь Лерка.
Начинает ходить ходуном металлическая ручка, но к нам никто не врывается. Замок отважно сдерживает натиск. Я поставила его самолично, едва мы заехали сюда. Мама до сих пор против. Говорит, закрываться – значит отдаляться. Отдаляться я не хочу, а вот беречь личное пространство для меня первостепенно.
Как сейчас, например.
– Открой дверь, идиотка!!! Или я её выломаю! – завывает сводная сестричка.
– Как заголосила на ночь глядя. Видимо нашла подарочек, – хмыкаю я.
– Что за подарочек? – заинтересовались под ухом.
А, блин, я же не одна. На несколько секунд успеваю забыть про наличие рядом нежелательной персоны. И чё с ним делать? На улице Андрей, за стеной его придурковатая дочурка. Вместо кровати у меня диван, под ним не спрячешься. Расчленить и расфасовать по ящикам? Хорошая мысль, мне нравится. Проблема, что нечем. Канцелярский нож вряд ли сгодится для таких целей.
Эх. Раз другого выхода нет…
– Да что ж с тобой сплошной геморрой-то, – понуро вздыхаю, хватая его за шиворот косухи, и волоку к шкафу.
– Да ты гонишь? – хах. Глебу эта затея нравится ещё меньше, чем мне. – Теперь шкаф? В следующий раз я где прятаться буду? Под одеялом?
– Нефиг было притаскиваться, – не без труда удаётся затолкать его в свободное пространство между отъезжающими створками и полками. Там его как раз хватает, чтобы припрятать громоздкие коробки и чемодан, но для человека становится уже тесновато. – Сиди тихо, – приказываю, с глухим стуком задвигая перед его носом стеклянную панель.
– Нет, блин, сейчас начну распевать гимн, – язвит мне напоследок шкаф и затихает.
А в дверь, тем временем, продолжают барабанить. Вот настырная. Прокручиваю до щелчка язычок замка и ко мне влетает нечто. Растрёпанное, с раскрасневшимся, прямо-таки пунцовым лицом и злое, как дворник наутро после тридцать первого декабря.
– Ты контуженная на голову?!? Ненормальная? Что это такое?!? – мне в лицо тыкают сразу с обеих рук.
Спокойно разглядываю суть претензии.
– Ты слепая? Это вантуз. А это твои космы.
Точнее, здоровенный клок волос, который я вытащила из слива. Зрелище малоприятное.
– И что ЭТО делало в моей спальне?!
– Так волосы чьи? Твои. Вот я и вернула тебе твоё добро.
– Ты дура, да?
Надо же, опередила. У меня ведь к ней точно такой же вопрос. Ну ладно, не стану повторяться.
– А сколько раз говорить, курица лысеющая, чтоб ты за собой убирала? Почему я должна это делать?! Как помыться не надумаю, вода стоит намертво. Все трубы забиваешь своим добром. Вот радость копаться в этом дерьме.
Лерку передёргивает. Она даже подпрыгивает слегка, от чего тонкие лямки пеньюара спадают с плеч. Вечно с неё вся одежда сваливается. И когда уже начнёт нормально одеваться?
Мне под ноги летит и вантуз, и малоприятное волосатое перекати-поле.
– Дебилка! И сделай тише! Голова болит от твоей бредовой музыки! – бросают мне напоследок и ушлёпывают обратно к себе, истерично хлопая на прощание. Когда-нибудь от таких психов начнёт осыпаться краска со стен. Или порвётся натяжной потолок.
– Голова может болеть только если она не пустая. Так что кто-то явно утрирует, – брезгливо приподнимаю похожий на паучье логово клок и, как ни в чём не бывало, иду наматывать его на дверную ручку сестры.
Чувствую, на ближайшие несколько дней эта гадость будет кочевать туда-сюда, потому что я её выкидывать не пойду из принципа. Лера, полагаю, тоже.
Возвращаюсь к себе, снова отгораживаясь на всякий случай замком и, закинув вантуз через плечо как боевое оружие, рывком распахиваю створку шкафа.
Зубы непроизвольно трутся друг об дружку, создавая неприятный скрежет. А всё из-за того, что эта бестолочь стоит с моим лифчиком в вытянутых руках.
Довольный такой.
Откопал, блин, заветный ящичек.
– А где кружева? – коварно играет бровями он. – И почему всё такое мрачное? Где розовые бантики? Где буйство красок? Хотя труселя с Микки-Маусом мне понравились, да.
– Задушить бы тебя ими, – громко выдыхаю через ноздри, мысленно считая до трёх, и оставляю его дальше развлекаться с моими шмотками. Ну нафиг. Надоел.
– И всё? Нечестно. Нет, я так не играю, – Воронцов разочарован. Походу, рассчитывал на другую реакцию. Ему что, типа, по приколу, когда я бешусь и подзатыльники отвешиваю? Мазохист больной.
Игнорирую его присутствие, зависнув в ноутбуке, лежащим на столе и окружённым подсоединенными к нему микшерскими пультами. Дисплей высвечивает музыкальную дорожку, пущенную на повтор через редактор.
Лера просила сделать потише?
На тебе погромче, дорогая. Всё для тебя, сестрёнка.
А Глеб, тем временем, бесцеремонно продолжает ковыряться в моей одежде.
– Свитер, футболки, джинсы, топики. Футболки, футболки, опять футболки… у тебя хоть одно платье есть?
– Есть, – не оборачиваюсь. Иначе не сдержусь и запущу в него вантузом.
– Где?
– Зелёное. С белой полосой на боку.
– Так оно тоже какое-то спортивное.
– А тебе какое надо? Латексное мини?
– О… я бы на тебя в таком взглянул. Но нет. Ладно, пойдёт и такое, – слышу, как гремят вешалки. – Его и наденешь завтра.
– Не расскажешь, куда это я намылилась?
– На вечеринку.
Пальцы зависают над клавиатурой. Это что-то новенькое.
– Нет.
– Что нет?
– Ни на какую вечеринку я не пойду.
– Ты даже не знаешь, о чём идёт речь.
– Да всё равно. Ответ отрицательный.
– Увы. В данном случае ты ничего не решаешь.
– С какого перепугу?
– Потому, что туда идёт Лера. И, соответственно, я.
– Логику улавливаю пока лишь частично.
– Ты обещала помочь, помнишь?
– Держать брыкающееся тело, пока будешь его связывать и засовывать в багажник?
– Боюсь, мой багажник для этого не годится.
– Тогда каким боком в твою свиданку затесалась я?
– Как раз для того, чтобы дело дошло до свиданки. Подстрахуешь. Советик где дашь.
– Советик?
– Советик, советик. А это у нас что такое? Тяжёленькое, – Воронцов откапывает рюкзак с нижнего яруса. Вот теперь подрываюсь с места, но отобрать его не успеваю. Меня удерживают на вытянутой руке, попутно разглядывая многочисленные баллоны с краской. – Ух ты, – одним из флакончиков, использованным наполовину, трясут, отчего внутри стучит об металлические стенки шарик. – Так ты у нас ещё и вандалка?
– Положи на место!
– Рисуешь на заборах?
– Рисуют на заборах маляры. Положи.
– Каждый день открываю в тебе что-то новое. Танцы, теперь вот, оказывается, ты у нас граффити занимаешься.
– Я хоть чем-то занимаюсь! В отличие от тебя. Конечно, нафига запариваться богатеньким сынкам, когда всё даётся на блюдечке.
Баллончик небрежно бросают обратно в рюкзак.
– Ты так уверена? – Глеб смотрит на меня с… раздражением. Становится прям не по себе. – Думаешь, всё про меня знаешь?
Конечно, нет. На самом деле, я ничего о нём не знаю. Ничего конкретного, в смысле. И никогда не хотела знать. До сегодняшнего дня так точно.
– Ну… – теперь мне неловко. – Несложно догадаться.
– А ты не строй догадки. Будь умнее и основывайся на фактах. Которых, сдаётся мне, у тебя не так и много.
Уел. Прям раскатал по бутерброду тонким слоем масла. И сверху петрушку положил. Для красоты.
– Ты прав. Прости, – последнее слово даётся нелегко, но извиниться нужно.
– Прощаю. Если пойдёшь завтра со мной.
– Нет. Не пойду.
– Пойдёшь. Мы с тобой в одной связке. Так что отвертеться не получится.
Он снова прав, но всё равно…
– Нет.
Знаю я эти вечеринки, на которые ходит Лера. Притон зажравшихся мажоров, которые считают, что для них не существует правил. Я такие места обхожу всеми возможными способами.
Глеб резко наступает, сокращая между нами расстояние. Непроизвольно пячусь, натыкаясь спиной на собственное зеркальное отражение.
Приехали. Дальше некуда.
А он слишком близко.
Опять.
И мне это не нравится.
Опять.
– Пойдёшь, – накрывает меня мятным дыханием. Кто-то жевал жвачку недавно. Его пальцы преспокойно принимаются застёгивать пуговицы на моей рубашке, которая давно задралась и ничего не прикрывает.
Меня словно током прошибает.
– Нет, – что с голосом? Когда я начала хрипеть?
– Значит, я никуда не уйду, – улыбается своей коронной усмешко-улыбочкой Воронцов. – Чисто случайно вся ночь у меня совершенно свободна, и я готов посвятить её тебе. Когда ты в последний раз спала с парнем в обнимку? И спала ли вообще?
Нервно сглатываю. То ли от его наглости, то ли от близкого присутствия. Вот же, блин, оладушек…
***
Как меня угораздило согласиться?
Впрочем, о чём я? Мне не оставили выбора.
Натурально.
Воронцов на полном серьёзе вознамерился сдержать обещание. Его даже не напугала угроза забить на договорённость и сдать его с потрохами Лерке. А заодно и маме как бы мимоходом нашептать на ушко, что в моей комнате ошивается какой-то мутный тип с весьма подозрительными наклонностями.
Короче, я тут. На этой дурацкой вечеринке богатеев, которую, как любят показывать американские фильмы, обычно проводят на заднем дворике крутого коттеджа.
Ну а чё? Апрель, на улице тепло и места много. Не говоря уже о мангале. Запах жареного сбивает с ног на подходе. Чувствую себя Рокфором10, которого колбасит от сыра. Только это и выбивает из меня остаточную дрожь после скоростной поездки на мотоцикле Глеба.
Я каталась на байке второй раз в жизни, и это… такое нереальное ощущение, просто с ума сойти. Зашкаливающий адреналин с примесью животного страха. Хотя бояться было как раз и нечего, металлический скакун оказался крайне послушным, подчиняясь малейшему требованию водителя. Да и шлем на меня нацепили для безопасности, что тоже обнадёживало.
Зато каменная мужская спина, к которой я прижималась всю дорогу, чтобы не слететь при резких поворотах, вызывала растерянность…
– Всё равно не понимаю, зачем я тебе здесь, – мне неуютно. Уже. А мы ведь только вошли в малолюдный дорого обставленный дом. Сколько белого цвета. Интересно, как часто хозяева устраивают у себя генеральную уборку с отбеливателем?
– Что ты делаешь? – удивляется Глеб, наблюдая за тем, как я натягиваю на голову прихваченную кепку, выпускаю через отверстие сзади хвостик и, для надёжности, накидываю сверху капюшон худи. Платье я не надела из принципа. Обойдётся.
– Маскировка, – отвешиваю ему взгляд, в котором ясно значилось: ты шо, ку-ку?
– Уже стемнело. Она тебя и так не заметит.
– Осторожность не будет лишней. Надеюсь, ты это помнишь и предохраняешься.
Теперь смотрят на меня с видом: прошу прощения, я ослышался?
– Для тебя эта информация имеет особую значимость?
– Ещё бы! Не дай бог, эта дура залетит. Я тогда лучше пойду жить на вокзал, но с её отпрыском сидеть не буду!
– Зачем на вокзал? У меня большая квартира. На двоих хватит.
Спотыкаюсь на ровном месте и лезу с объятиями к одноногой вешалке в прихожей. С крючков, напоминающих лосиные рога, сыпятся куртки. Нелепые конвульсии в попытке не дать грохнуться деревянной конструкции толку не дают, руки захватывают пустоту. В последний момент Воронцов ловко подцепляет заваливающуюся Пизанскую башню мыском ботинка. Мягко опускает всё на пол и преспокойно проходит мимо.
– Не поднимай, – одёргивают меня, когда я собираюсь наклониться. – Переживут.
Вот они, где мажорские замашки проскальзывают. Типа, зачем утруждаться, когда найдётся тот, кто сделает грязную работу за тебя? Ну правильно. Короли за собой ночной горшок не выносят, для этого есть слуги.
Игнорирую требование и ставлю вешалку на место, накидывая как попало подобранные куртки. Все брендовые, кто бы удивился. Глеб ничего не говорит. Но и не помогает. Молча стоит, засунув руки в карманы, и терпеливо ждёт, пока я закончу.
Проходим через просторные коридоры с высокими потолками, выходя в открытый летний сад. Приглушённая из-за закрытых дверей в стиле шато музыка обрушивается на нас всеми басами. Последние хиты современности: без смысла, зато с прилипчивым мотивом.
Вечеринка в разгаре. По периметру горят развешанные по низким ветвям гирлянды, в зоне кострища развернулся шведский стол: с шашлыком, рёбрышками, закуской и алкоголем. Большим запасом алкоголя. Очень большим.
Чуть дальше уже образовалась импровизированная зона для танцпола. В беседке под навесом в плетённых креслах веселится компашка, пускающая по кругу кальян. Дым от него смешивается с многочисленными вейпами, создавая густую стену. Идеальное прикрытие. Тут самой себя не видно. Не то, что остальных.
– Я здесь не задержусь. Полчаса и домой, – на всякий случай напоминаю, сдерживая подступающий чих от благовоний.
Не курю, но к запаху обычного табака отношусь куда лояльней, нежели чем к этим модным нововведениям. Сигарета есть сигарета. С ней хоть понятно, ради чего себя травишь, а это что? Хочешь сладкого привкуса, пожуй конфетку.
– Договорились. Я вызову тебе такси, – кивает Глеб, когда мы проходим мимо джакузи, где плещутся в купальниках девицы, в своей активности напоминающие отчаявшихся проституток, у которых сроки горят, а объём заданной сутенёром работы не выполняется.
Проходим дальше. Туда, где народу поменьше. Самонавязанный спутник то и дело с кем-то здоровается. С парнями за руку, девчонки радостно целуют его в щеки. Меня все игнорируют. Я ни для кого не существую. Прекрасно. Вы мне тоже ни в одно место не упёрлись.
Ух ты. Глеб сама галантность. Находит где-то пиво и презентует мне одну из охлажденных в вёдрах со льдом бутылок.
– Лучше б шашлыка надыбал, – замечаю я и через несколько минут в моих руках оказывается одноразовая тарелка, полная горячего мяса. Сердечко благодарно трепыхается, слюнки текут, а в желудке приятно щемит. Вот же идиотина, а не организм. Пожрать дали и всё, растёкся лужицей? Мда, как мало, оказывается, надо для счастья.
Воронцов протягивает вилку, но справляюсь и так. Чай не аристократка, чтоб столовыми приборами заморачиваться.
– Спашибо, – жуя, искренне благодарю его, облизывая пальцы. – Мошно скафать, что приефала уфе тошно не фря, – проглатываю и только потом продолжаю. – Мы редко свининкой балуемся.
– Что так? – Глеб улыбается, наблюдая за мной. Чего он улыбается? Я не клоун, он не в цирке.
– Лера с мамой вегетарианцы. Больные люди, – вылавливаю из тарелки следующий кусочек, с наслаждением вдыхая аромат углей, приправленный специями. – Только Андрей адекватный. Мы с ним периодически жарим тайком бифштексы, невозможно же одной травой питаться.
– А твой родной отец… он кто, моряк дальнего плаванья?
Внутри сдавило.
– Разбился на машине.
Улыбка стирается с лица Воронцова.
– Прости. Я думал, он как мамаша Титовой.
– А ты не думай. Как ты там сказал? Основывайся на фактах, а их у тебя нет.
Реально нет. Забавно, но о Лере и её семье почему-то знает весь универ, а вот обо мне никто и ничего. И не из-за того, что я закрытая. Просто никому это не интересно.
Второй раз за последние несколько минут меня накрывает неприятное чувство "ненужности". Ну да и ладно.
– Молодец, – лёгкая усмешка касается губ Глеба. – Достойная ответочка, – но и усмешка почти сразу стирается, когда он заглядывает мне через плечо. – А вот и объект.
Прослеживаю за его взглядом и тоже вижу сестрицу. Стоит в окружении своих хихикающих прилипал, томно улыбаясь. Вся такая неприступная, но мимо не проходите, а то я так не играю. Ну и, конечно, полная боевая готовность: маникюр, причёска, макияж, платье.
Всё максимально ненавязчиво, естественно. Словно она второпях пригладила локоны, надела первую подвернувшуюся под руки тряпку и пошла покорять мир натуральной красотой. Только я знаю, что эта гламурная чика потратила на приготовления почти полдня. Мои полдня, блин, закрытого к туалету доступа. Санузел-то совмещённый.
Следующие несколько минут наблюдаем за целью. Надменная, высокомерная, отшивает всех парней, кто пытается с ней заговорить, но при этом продолжает выступать на публику. И так изогнётся, и так. И волосы свои поправит ненароком, и губки бантиком сложит, и ресничками нарощенными похлопает. Неприступная, но при том отчаянно желающая внимания. Скрытые комплексы?
– Ковальски11, какой план? – интересуюсь я.
– Переключаю рычаг "очарование и нежность" на режим "ON".
– Отбой. Меняем тактику.
– В смысле? Ты ж сама сказала…
– Забудь всё, что я говорила. Я вообще часто несу чушь. Никаких прекрасных принцев. Их у неё вагон, вагон и супермаркетовская тележка. Этим не удивить.
– Тогда что?
– Просто иди и бери её.
Глеб многозначительно кашляет.
– Прям так? Слушай, я без комплексов, но не до такой степени…
Извращенец. Кто о чём.
– Дурак! Не в том смысле! Я про то, что не сливайся с серой массой: сделай так, чтобы она тебя запомнила.
Молчание. Практически слышу, как в его голове скрипят извилины, продумывая план.
– То есть я сейчас могу делать всё, что хочу? – уточняет Воронцов.
– В рамках приличия, разумеется.
– Окей. Учти, если не выйдет, ты будешь мне должна.
– Ага. Разбежался, – это он уже вряд ли слышал, так как пошёл в атаку. Хых. Где там моё пиво? Сейчас будет представление. Мне, пожалуйста, место в первом ряду.
