Читать книгу: «Ветчина бедняков», страница 6

Глава 10.

Перед лифтом внезапно зазвонил телефон.

– Это Жуковская, следователь. Я забыла вас сказать… Я должна повезти вас в морг, на опознание. И потом, вы должны взять на себя похороны. Сегодня в четыре сможете? Тогда ровно в четыре жду вас у себя!

Она в отчаянии опустила телефонную трубку. В четыре…. Это означает, что в квартире Светы она сможет пробыть минут десять. А потом – снова трястись в не удобном, старом автобусе, где все сидения порваны и воняет бензином. Ужасно! Почему эта наглая девица так с ней поступила? Будучи от природы проницательным человеком (хороший врач – настоящий исследователь), она ни на секунду не поверила в то, что Жуковская забыла сказать ей про опознание тела Светы. Там, в кабинете, она говорила так, словно все формальности уже закончены, слова не дала вставить о похоронах, и вот теперь…. Чувствует себя вправе распоряжаться чужими людьми! А ведь действительно: только по одному звонку этой куклы ей придется тащиться черти куда… Она тяжело вздохнула. Лифт остановился. Автоматические двери выпустили ее в грязноватый темный коридор.

Бронированная дверь светло – серого цвета легко поддалась под ее рукой. Она шагнула в темноту, где ярко выделялись только два беловатых пятна на противоположной стене. Зашторенные окна. Ей в лицо ударил запах нежилого помещения и тонкий аромат каких-то пряных восточных духов. Такие духи вполне могла любить Света. В комнате было тихо и темно. Сюда не доносились голоса с улицы. И на мгновение ей показалось, что она попала в безвоздушное пространство, на какую-то другую планету, где неуловимые субстанции прозрачных призраков кружатся в воздухе, пытаясь попасть ей в мозг. Страх был тонкой паутиной, обхватившей ее ноги, поднявшейся к бедрам и легкими прикосновениями сдавивший грудь. На какое-то неуловимое мгновение ей показалось, что там, в глубине темноты, стоит человеческая фигура, с головы до ног закутанная в белесое покрывало… Видение прошло так же быстро. Как и возникло. Окно. Всего лишь окно. Она вздрогнула. Внутренний голос горько произнес, что здесь ей сейчас нечего бояться. Ведь это квартира, где жила ее сестра. Ее Светик с золотистыми голосами и звонким голосом, светлая и прекрасная, как была при жизни. И любимая. Бесконечно любимая. Сколько боли пришлось пережить, чтобы это понять. Теперь это был не страх – горький ком давил ей на грудь, мешая дышать. Она любила ее, любила всегда, любила много лет назад, после смерти и еще при жизни, и сколько зла нужно было зачеркнуть в своей душе, чтобы это понять. Сестра обещала хранить ее оттуда, с неба. Она знала: Светик не причинит ей теперь зла. Внезапно (это было настоящим безумием) захотелось увидеть ее призрак! Протянуть к ней руки… Чтобы попросить прощения… Может… Или просто зарыдать…. Но никакого призрака не было. Правая рука автоматически нащупала на стене выключатель. Под потолком вспыхнула хрустальная люстра, мелодично звякнув подвесками.

Теперь это была небольшая уютная комната, в которой никого не было. Плотные зеленые шторы закрывали два окна. Она прошла через комнату, мягко ступая по ковровому покрытию, чтобы распахнуть их. Вторым окном оказалась крепко закрытая дверь на балкон. В стекла мгновенно хлынули потоки солнечного света, освещая даже самые темные углы. Блестящая люстра мгновенно потеряла свой исскуственный свет. Она вернулась к двери, снова щелкнула выключателем и остановилась почти на пороге. Теперь она могла все разглядеть.

Возле противоположной от окон стены стояла двойная детская кровать (вернее, двухэтажная – вверху и внизу). Нижняя кроватка была застелена красным пледом с собакой, верхняя – синим с дельфином. На обоих кроватках сидели большие плюшевые игрушки: собаки, лошадки, львы, обезьяны, котята…. Она насчитала десять штук. Возле другой стены стояли два шкафа, вплотную друг к другу, и современная открытая этажерка, в нижнем ярусе которой находился телевизор (дорогой, последней современной модели), а наверху – несколько причудливых ваз. И фотографии в резных рамках. На снимках были, в основном, дети. На одном – Света, обнимающая Стасиков, на берегу моря. Света была в узких джинсах и туфлях на шпильках, дети – в ярких костюмчиках, все трое смеялись, обнимались. Их волосы развевались на ветру. Еще на одном она разглядела свой портрет двухлетней давности (эту фотографию у нее на память выпросили Стасики, когда месяц жили у нее). С огромным удивлением обнаружила, что фотография, которую она полагала тайно спрятанной в детском шкафу, заботливо вставлена в рамку и красиво находится на всеобщем обозрении. Никаких мужчин на снимках не было. Напротив телевизора, у противоположной стены, стоял мягкий двуспальный диван и туалетный столик с большим зеркалом, уставленный массой всевозможных баночек, флаконов, коробочек, бутылочек… У Светы было невероятное количество косметики. Подойдя ближе, она обнаружила источник пряного восточного запаха: среди парфюмерного многообразия находилась перевернутая бутылочка, из которой уже вылились все духи «Испахан». В туалетном столике было несколько ящиков. Она дала себе слово их исследовать. На этажерке с телевизором совсем не было книг. Наверху, на самом телевизоре она обнаружила радиотелефон и небольшой золотой медальон на цепочке, просто брошенный на деревянную полку. Открыла. Внутри находились фотографии Стасиков. Медальон явно принадлежал Светлане. Не долго думая, она надела его себе на шею. Открыла дверцы шкафов. В первом были одежда Светы, во втором – детская. Над кроватками детей раскачивалась забавная пластмассовая лампа с разноцветным клоуном, сидевшим на ней. Клоун смеялся. Она подумала, что видеть все это для Светы действительно было невыносимо. Сидеть в пустой комнате, глядя на детские игрушки… она поразилась тому, с какой любовью обставлен этот детский уголок! Как много денег тратила Света на своих Стасиков. Она любила их, безумно любила, хотя, может, и не всегда показывала это внешне. Ей показалось, что в тот момент она впервые по – настоящему поняла свою сестру.

Над окном и над дверью балкона проходила труба центрального отопления. Невероятным усилием воли заставила себя поднять голову вверх. В одном месте, прямо по центру окна, труба немного прогнулась. И с этого места была содрана краска. Свежие царапины… Следы агонии. Горький ком внезапно стал весом в тонну. От нехватки воздуха у нее потемнело в глазах. Чтобы не смотреть туда, обернулась к дивану. С другой стороны стояла маленькая тумбочка с зеленой лампой. Под лампой лежало несколько глянцевых женских журналов. Она взяла их в руки, стала перебирать – и остановилась. Среди женских журналов ей попался автомобильный журнал и специальный для мужчин. Значит, в этой квартире часто бывали мужчины. Собственно, чему удивляться… Она вспомнила то. Чем занималась ее сестра. В комнату ворвался звонкий детский крик. Она подошла к окну. В него отчетливо просматривалась детская площадка с играющими на ней детьми. Она протянула руку, чтобы открыть форточку, и внезапно остановилась. На белой свежей поверхности подоконника ясно выделялись два круглых пятна. Это были следы от вазонов с цветами. Следы блюдец, которые ставят под вазоны цветов. Она задумалась… но в комнате не было никаких цветов! Что же это означает? Она решила пойти на кухню.

Кухня была небольшой, обставленной приличной кухонной мебелью орехового цвета. Иностранная плита. Несколько электрических кухонных приборов и очень мало посуды. Честно говоря, посуды почти нет: тарелок, ложек, вилок – всего по три. Ванная была отдельно от туалета. Красивая ванная, облицованная зеленой плиткой. На зеркале над умывальником стоял мужской одеколон. Начатый французский одеколон для мужчин. Она понюхала его, сняв крышку…. Этим запахом пользовались те из ее мужчин, которые хотели подчеркнуть свои высокие доходы и произвести впечатление на всех, без исключения, женщин. Иными словами – к Свете часто приходил какой-то бабник. Часто потому, что флакон наполовину использован. Еще раз понюхав, поставила на место. Очередной повод для размышлений. В кухне холодильник был включен в сеть. В морозильной камере лежал пакет с говяжьей вырезкой. Судя по запаху и цвету, мясо было годно для употребления. В другом отделении были сосиски (испорченные, покрытые зеленой плесенью, отвратительно воняющие кислым. С отвращением она выбросила их в мусорное ведро под раковиной), несколько ломтиков засохшего сыра (последовал за сосисками), рыбная консерва с хорошим сроком годности (сардины) и начатая бутылка сухого белого вина («Шардоне»). Больше ничего в холодильнике не было. В шкафчике над кухонным столом обнаружилась пачка чая «Липтон», сахар и пакет вермишели. С запасом продуктов у Светы явно было не густо. Больше ничего интересного на кухне не обнаружила. Она вернулась в комнату, машинально взглянув на часы. Пора выходить. Иначе никак не успеть к четырем, даже на такси. Она оставила в квартире свою дорожную сумку и хотела было выйти, но потом вернулась и захватила с собой автомобильный журнал.

– Неужели вы уже уходите?

Она обернулась. Любопытная старушка Алла Павловна была на своем боевом посту – в окне. Не успела она сделать и пару шагов от подъезда, как моментально была остановлена. Что ж, эта задержка была в ее интересах. Она подошла к окну.

– Да, мне уже пора. Дела в городе.

– Поздно вернетесь?

– Наверное. Честно говоря, даже сама не знаю, когда. Еду в морг, опознать тело Светы. Потом нужно сделать все распоряжения насчет похорон.

– Бедная… Такой ужас. Держитесь! Что ж, нужно этот кошмар пережить. Заходите ко мне утром, поговорить. Расскажете, как все прошло.

– обязательно зайду! Смотрите, что я нашла в квартире Светы! (она протянула автомобильный журнал). Если хотите, можете почитать. Я не увлекаюсь машинами.

– Да я тоже… Но вот муж… Ему будет интересно…. – старушка жадно схватила журнал, – мы не покупаем такие дорогие журналы. Не можем. Не хватает – на пенсию… тяжело жить только на пенсию… Хорошо, хоть дети помогают. Но журнал почитаю с удовольствием! Спасибо, деточка! Спасибо огромное!

– Может, заодно и марку той серой машины узнаете. В которую Стасики сели…

– Да, конечно, – старушка перелистнула журнал несколько раз, потом вдруг остановилась, – так вот же она, та машина! Фургончик!

– Что?

– Вот здесь, на картинке! Написано, что «форд».

Она внимательно осмотрела на фотографию. Джип. Дорогой современный джип с высокими колесами, мощный по виду. Прочитала надпись:» известная марка «форд» представляет новые модели внедорожников…». В сопроводительном тексте (совсем кратком) было написано, что эти модели обладают особо мощным двигателем, большой скоростью, совершенным дизайном, но еще не поступили в широкую дистрибьюторскую сеть. Эксклюзив. Ничего ж себе! Такая машина должна стоить целое состояние! Что эксклюзивная модель внедорожника делает в каком-то Южногорске?

– Вы не ошиблись?

– Нет, конечно! Стоит мне один раз на что-то посмотреть, и я на всю жизнь запомню!

– но посмотрите еще… Там и другие модели есть…

– нет, эта машина. Эта! Я ее узнаю из сотни. Там еще сзади знак был… Вот как у этой… Вот такой знак. Смотрите, он на фотографии есть! Видите?

– Вижу.

– Но вы так странно меня спрашиваете… Это что, дорогая машина?

– очень дорогая. Просто жуткая роскошь!

– Ну и что? Значит, у детей был состоятельный отец.

– Может быть…

– Ну, ладно. Не буду вас задерживать. Вы, наверное, опаздываете. И так вам предстоит такое тяжелое испытание. А еще я пристаю со своими разговорами.

– Ничего, я рада с вами поговорить! Вы мне очень помогли!

– Да ради Бога! Просто я ту машину хорошо запомнила. Знаете, если честно, она и мне показалась жутко дорогой. Она выглядела как новенькая – сверкающая, красивая… Даже кавалеры Светы на таких никогда не приезжали! А теперь вот вы по картинке знаете, какая. И, может, тот, кто был за рулем, что-то знает о судьбе детей.

– Я буду искать эту машину.

– Деточка, желаю удачи! Вы найдете. Вы сильная. Света… она совсем не такая была…

– У меня есть еще один вопрос. А вы были в квартире у Светы?

– да, один раз была. Она меня пригласила зайти.

– У нее были комнатные цветы на окне?

– в комнате? Конечно, были. Такие красивые – я просто залюбовалась!

– Какие цветы? Как они выглядели?

– Один – китайская роза, пышная, цветущая. А второй цветок – названия я не знаю, но это был куст, разросшийся в ширину. С мелкими желтыми цветами посреди листьев.

Она торопливо распрощалась с соседкой, стараясь следить за выражением своего лица. Потом торопливо зашагала к автобусной остановке.

Глава 11.

Быстро зашагала по утоптанной земляной дороге и, не выдержав, все-таки один раз обернулась. Старая женщина в окне приветливо махнула ей рукой, а потом растворилась вдали.

На автобусной остановке (направление – в город), она неожиданно обнаружила маленький продуктовый магазин, и это было приятным открытием. Самое время было купить продукты! Зная себя, она прекрасно понимала, что страшное посещение морга (страшное еще со времен института) напрочь отобьет аппетит. И не только аппетит, но и все остальные жизненные чувства (особенно светлого оттенка). Так бывало не раз. Что же будет теперь, если в этот холодный застывший мир она шагнет не ради неподвижных безликих пациентов, и не беспечной студенткой второго курса. Она придет, чтобы проститься с родною сестрой. Или, вернее, встретиться. Встретиться впервые за много лет. Солнце светило удивительно празднично и ярко. Прогоняя черные мысли, она подставила лицо жаркому весеннему лучу. Чудеса в жизни – редкость. И солнце не растопило сковывающий ее холод. И не осветило ни одну из долгих, ей предстоящих дорог.

Продуктовый магазин был очень маленький, с двумя стеклянными витринами и пожилой продавщицей, скучавшей за ними с газетой кроссвордов. Она купила хлеб, пакет молока, колбасную нарезку, банку крепкого кофе и, подумав немного, решила добавить к списку своих покупок шоколад.

– Какой вам предложить? У меня несколько сортов, – сказала продавщица.

– Какой? Самый вкусный! – улыбнулась она.

– Тогда попробуйте с малиновым йогуртом. Пальчики оближите!

– Нет, только не с малиной! Что-нибудь другое!

– Но почему? Этот шоколад лучше всех берут!

– С детства не выношу малину! Меня от нее тошнит. От одного вида и запаха.

– Вы интересная женщина! Впервые встречаю человека, который не любит малину!

Она уложила покупки в объемный пакет и вышла на улицу. Вскоре подъехал автобус. Ей показалось, что в этом автобусе приехала сюда. Устроившись возле окна на одном из рванных сидений, развернула плитку шоколада в блестящей обертке. На нее пахнуло приятным запахом кофе, орехов, каких-то пряностей. Она с наслаждением откусила кусок и, пока шоколад таял во рту, улыбнулась своим мыслям. «Ненавижу малину… с детства… и, похоже, это у нас семейное!».

Дверь кабинета Жуковской была закрыта. В этот раз внизу, на вахте охраны, ее пропустили сразу. Она остановилась в коридоре, подперла стенку и стала ждать. В глубине коридора показался и пожилой мужчина, потом приблизился.

– Вы к кому?

– К Жуковской.

– Она на совещании. Вам придется немного подождать.

– Я это и делаю.

– Что ж поделать! У следователя прокуратуры всегда море дел.

– У… у следователя прокуратуры?!

– Конечно! Да вы что, девушка, не знаете, кого ждете? Жуковская – следователь прокуратуры, да еще один из самых перспективных!

– Но я… я думала, что она работает в уголовном розыске… Что здесь райотдел…

– Милая девушка, прежде, чем вы куда-то входите, следует читать вывеску. Здесь городское управление внутренних дел, и уж конечно, нет никакого райотдела! И не только городское управление, но и прокуратура. Жуковская действительно раньше работала в уголовном розыске. Но теперь ее повысили.

– И давно повысили?

– Две недели назад.

– Вы так откровенно мне все рассказываете…

– А я вас знаю. Вы – родственница пропавших детей, и сейчас вдвоем с Жуковской вы поедете в морг на опознание сестры, которая повесилась. Я работаю в следственной группе по делу детей. Хотя, если честно, этим делом уже занимается все управление и все райотделы. Куча людей! А начальство все давит на нас и давит!

– Не ждите, что я вам посочувствую! Мало давит! Вас всех вообще надо поувольнять! Если столько людей работает – почему вы ничего не нашли?

– Потому, что дело слишком сложное. Знаете, сколько в скалах разных проломов, лазов, пещер и лазеек? Да с весны до поздней осени мы только тем и занимаемся, что отлавливаем разных ребятишек, которые лезут туда, как мухи на мед! И хорошо, если отлавливаем! А есть такие случаи, что проваливаются в какую-то расщелину, и с концами! Завалит камнями – можно никогда и не найти! Полно таких примеров. Так что найти детей – дело тяжелое. Но мы делаем все возможное.

– Что-то не видно!

– Зря вы так! Делаем все, что в наших силах. Кстати, Жуковская специально меня попросила, чтобы я вас нашем в коридоре и сказал, что она задерживается.

– Вот как…

– Экстренное совещание. Но скоро освободится. Да вот и она!

В конце коридора действительно показалась Жуковская – более юная и более веселая, чем была утром. Она приветливо кивнула пожилому мужчине, бросила через плечо ей:

– надеюсь, не долго ждете… – и завела ее в кабинет.

Там, в кабинете, она спрятала какие-то папки в ящик стола, надела свою роскошную шубу из норки и вывела ее обратно в коридор.

– Поедем в моей машине, – сказала она, – после морга я повезу вас к похоронной конторе – это она из самых лучших фирм в городе. Надеюсь, деньги у вас есть?

В этом вопросе она почувствовала пренебрежение. И это больно ее задело.

– Да. Есть, – сказала она, – похороны сестры смогу оплатить.

– прекрасно. Тогда едем.

В голосе Жуковской прозвучало столько веселья, словно она звала ее на увеселительную прогулку. Это покоробило еще больше, чем вопрос о деньгах. Вскоре они сидели в шикарном автомобиле Жуковской. Жуковская закурила ментоловую сигарету и рывком рванула машину вопреки всем правилам дорожного движения. Когда они выехали на оживленную центральную магистраль, Жуковская спросила:

– ну и что вы нашли в квартире сестры?

– Что? В каком смысле?

– В прямом! Нашли что, спрашиваю! Вы ведь наверняка обыскали ее квартиру от верха до низа!

– Ну, во – первых, я не занимаюсь обысками, это не моя профессия, – резко парировала она, – а во – вторых, я не понимаю, что такого особенного могло храниться в вещах моей сестры! И потом, я все равно не собираюсь рыться в ее нижнем белье. Мне слишком тяжело.

– А, бросьте! Все знают, что вы не любили сестру!

– Кто это – все?

– Ну… да ваша сестра и сама так думала!

– Мы с вами не знаем, о чем она думала. В письме это не написано!

– так, значит, ничего особенного в ее вещах нет?

– Я не понимаю…

– Ну и как вам ее квартира? Уютная, правда?

– У меня не было достаточно времени, чтобы все осмотреть.

– А с соседями вы познакомились?

– Не со всеми.

– Да, действительно. Времени так мало. По – настоящему я должна была повести вас в морг с утра, но я так закрутилась, столько дел…. Некогда и управиться….

– Вас можно поздравить с повышением?

– с повышением?

– Да. В первый раз, когда я вам позвонила, вы были капитаном уголовного розыска, а теперь уже следователь прокуратуры…

– Но я и теперь капитан! – весело рассмеялась она, – что, не похожа? А следователь я всего две недели! Назначили, можно сказать, за прошлые заслуги. Я раскрыла одно резонансное дело о преступной группировке, давно раскрыла. А назначение пришло только сейчас. Но я и сама не рада этому назначению. Столько работы навалилось – вдохнуть некогда! Но делом детей я занималась еще в райотделе, оперативными разработками. А теперь взяла это дело под свой особый контроль, как следователь прокуратуры по особо важным делам!

– особо важным делам?

– Разумеется! Дела о детях – всегда самые важные. А дело о пропавших малышах я принимаю близко к сердцу. Ближе всех остальных дел. Я мечтаю найти детей. Вы, конечно, можете мне и не поверить, но найти ваших Стасиков – цель моей жизни. Ночью я просыпаюсь в холодном поту, вскакиваю с постели, нервно хожу по комнате, курю и думаю – к чему все это. К чему вся моя жизнь, к чему я столько училась, работала без выходных, к чему весь этот закон, закон в общем, если я не смогла спасти самых несчастных и беззащитных – двух больных малышей. В такие минуты я клянусь себе, что их найду, клянусь всем своим опытом и амбициями… И для меня это действительно очень важно – если я найду их, значит, все, к чему я шла, о чем мечтала, будет не напрасным! Значит, я для чего-то живу на свете! И, когда я призываю на помощь все свои силы, я готова работать день и ночь, готова грызть камни, только чтобы их найти. Вот почему я хотела бы поближе познакомиться с вами и привлечь вас на свою сторону, чтобы мы работали сообща. Вы – их родственница, а теперь – единственно близкий им человек. Вы будете жить в той квартире, встречаться с людьми, которые знали вашу сестру. Возможно, вы что-то услышите или вам расскажут, и это будет очень важно для следствия. Расскажут то, что никогда не расскажут работнику прокуратуры и милиции. Вот поэтому я бы хотела, чтобы мы с вами действительно действовали сообща и доверяли друг другу! Чтобы, бросив все свои силы в борьбу, мы нашли малышей!

Жуковская замолчала. Потрясенная ее неожиданной страстностью (этой вспышкой, которую от нее никак нельзя было ожидать), она тоже молчала. Жуковская прервала молчание первой:

– Я вас не шокировала?

– немного. Я от вас не ждала такой убежденности…

– Я часто шокирую людей! И меня часто воспринимают совсем не такой, какая я есть! Так что вы мне скажете?

– Я согласна на все, только чтобы найти Стасиков!

– Я тоже. Значит, по рукам?

– По рукам. Но… Я хочу сказать… есть один вопрос…

– какой вопрос?

– Вы специально решили меня подвезти, чтобы все это сказать?

– Да. Я специально хотела поговорить с вами с неофициальной обстановке, чтобы сказать все это! Кабинет всегда давит…. Это и был ваш вопрос?

– Нет. Как можно добиться успеха в поисках, если рассматривать только одну версию исчезновения?

– А кто вам сказал, что я рассматриваю только одну версию?

– Вы сами. И ваш сотрудник…

– Я сказала вам так вначале еще до откровенного разговора. И потом, я хотела видеть вашу реакцию.

– но у меня не было никакой реакции!

– Это и правильно! Для меня это означало. Что в глубине души вы настолько не согласны со мной и убеждены в своей версии, что не собираетесь даже спорить! Значит, вы явно не верили в гибель детей.

– Я не верю в гибель детей до сих пор!

– Очень хорошо! Значит, можно рассматривать разные версии. А насчет сотрудников… Эта версия – просто официальная, как более простая. Ее взяли на вооружение, но это не значит, что она верная.

– У вас есть другие варианты?

– Я же сказала, что рассматриваю все! И поэтому мне хотелось бы, чтобы вы были со мной откровенны. Особенно, если сможете что-то узнать.

– Хорошо. Я…

– Смотрите, морг. Мы приехали.

Они шли по длинному двору между больничными корпусами. По дороге Жуковская сказала ей:

– Вам наверняка такое зрелище более привычно, чем мне.

– Почему вы так думаете?

– Вы же врач.

– Врач так же тяжело переносит смерть, как и все остальные люди. А, может быть, и еще тяжелей….

Холод. Бесконечный холод. Не хватало дыхания. Воздух стал льдом и забился в ее грудь. Страшный белый свет и запах. Который ни с чем нельзя спутать. И тонкое тело, закрытое белоснежной (как лед) простыней. Пьяненький санитар откинул с лица простыню. Света лежала, немного нагнув голову. Длинные ресницы отбрасывали на бледную кожу синеватую тень. Тонкие пальцы беззащитно застыли на холоде стола. Волосы разметались по простыне. Застывшее лицо неземного спокойствия. И синее ожерелье на шее, страшное синее ожерелье, сквозь которое ушла жизнь. Ей хотелось согреть эти тонкие пальцы в своих. И поправить прядь белокурых волос, небрежно сбившихся у виска. Поцеловать в эти мраморные желтоватые щеки, и, обняв, согреть всем своим телом, попросив прощение за то, что не целовала ее столько лет… Разбудить, повернуть время, закричать, чтобы небо разверзлось и, прижав к сердцу, не отдать в холодную застывшую бездну, не отдать – никогда, никогда… Лицо стало мудрей и спокойней. Лучезарный Светик узнал суровую мудрость смерти. И трогательная беззащитность тонких пальцев рвала сердце, пальцев, упавших на ледяную простыню как поломанные цветы… Все ее тело била дрожь… перед глазами плыли бесконечный ледяные волны. В белом мареве ее Светик расплывалась в прозрачное облако, улыбаясь мудростью своего застывшего спокойствия. Пьяненький санитар, привалившись одним плечом к холодильнику, безразлично смотрел на то, что он видел тысячу раз. Ей не хотелось целовать сестру в присутствии двух безразличных, чужих людей, поэтому она сдержалась от такого порыва, бесконечно целуя ее тонкие черты своим кровоточащим сердцем. Санитар захлопнул холодильник. Света уплыла в вечность. На ледяном корабле последнего в жизни холода, расплываясь радужными кругами в ее глазах навсегда.

Когда ее завели в маленькую комнатку над моргом, она все еще не могла говорить, а тело сотрясали крупная дрожь. Что-то шепнув пьяному санитару. Жуковская вышла и вскоре вернулась с пластмассовым стаканчиком и бутылкой коньяка. Плеснула коньяк ей. Она сделала обжигающий глоток и поперхнулась. Жуковская отдала санитару почти полную бутылку и он ушел.

– Это ваша сестра? Света?

Она безжизненно кивнула. Жуковская знала ответ на этот вопрос не хуже ее.

– Вы, наверное, определили, как врач, причину ее смерти….

Снова – кивок, безлично, безжизненно. Конечно, определила автоматически, иначе и быть не могло. Жуковская подтолкнула к ней бумагу. Протокол опознания трупа № 4713. она внимательно прочитала и поставила подпись в конце. Ей было намного хуже, чем она думала. Так плохо, что она не могла говорить.

– Даже после смерти ваша сестра выглядит очень красивой, – заметила Жуковская, – и юной…

– Она была старше меня.

Это были первые слова, и вырвались они из глубины с мучительной болью…

– Но Света всегда была самой красивой…

Она снова отхлебнула коньяк. Обжигающее тепло разлилось по ее телу. Хоть на мгновение, но ей стало легче.

– Теперь все формальности закончены? – спросила она.

– да. Если вы в норме, то можем ехать дальше.

Она кивнула. Они вышли из морга. Жуковская отлично ориентировалась в цепи коридоров. Когда они вышли на улицу (вернее, в больничный двор), дверь морга захлопнулась, оставляя ее сестру в последнем, другом мире – оставляя теперь навсегда.