Читать книгу: «Ветер с Севера», страница 3
Музыка лилась из души, из самых потаенных и сокровенных ее глубин, и все, что требовалось, – это подобрать более-менее подходящие ноты. Конечно, в искусстве импровизации Ретта прежде не была сильна, но теперь играть уже знакомый, написанный каким-нибудь композитором мотив не хотелось.
Музыка выходила неровная, как и настроение исполнительницы. То она текла неспешно и плавно, то взвивалась бурным аккордом, подобно горной реке, а после разбивалась легким каскадом. Бериса слушала, качая головой и ласково улыбаясь, и можно было подумать, что ей слышится в порывистом напеве призыв к жизни, к воле и свету. Молодая кровь брала верх, и хотя страх по-прежнему гнездился в глубине сердца Ретты, все же герцогиня улыбнулась светло и искренне, когда некоторое время спустя дверь отворилась и в малую гостиную, куда допускались только избранные приближенные, вошел Малиодор.
– Мастер! – воскликнула она, откладывая инструмент и протягивая обе ладони.
– Здравствуй, девочка, здравствуй, – проворчал старик, наигранно хмуря брови. – Что это тебе вздумалось заболеть?
Впрочем, лукавая, веселая смешинка в глазах противоречила строгому, суровому тону. Малиодор крепко пожал руки ученицы и в знак почтения поцеловал.
– Ну, рассказывай, как себя чувствуешь, – велел он решительно и сел рядом.
Бериса отложила шитье и вышла, чтобы не мешать разговору, а Ретта начала рассказ.
– Вот, мастер, – закончила она, – не получилось в этот раз добрых вестей.
– Как же не получилось? – удивился старик. – А конец войны?
– Но…
Малиодор сделал знак молчать, и Ретта привычно послушалась.
За окном все так же ярко светило солнце, и было странно думать, что светит оно отныне для всех, кроме нее самой. Больше она не принадлежит югу, и следует вырвать из сердца все то, что до недавних пор было дорого. Творения архитекторов, сады, музыка – что толку в них? Впрочем, может, стихи и музыку она возьмет с собой. Но об этом потом. На эту тему она еще успеет поразмыслить после.
Тем временем Малиодор заговорил:
– Так ли уж страшно то, о чем ты думаешь?
– Вы о будущем? – не поняла Ретта.
Старик кивнул и почесал бровь:
– О нем, родимом. Понимаешь, я прожил длинную жизнь и могу сказать, что фантазии наши обычно оказываются куда страшнее реальности. У жизни есть ограничения и рамки, в отличие от воображения, которое, как правило, ничем не стеснено. Вот и подсовывает оно нам всяческие ужасы. Да, я тоже слышал, что Бардульв некромант. Но так ли уж ты уверена, что боги потребуют от тебя самоотречения и невосполнимых жертв? Может быть, есть какой-нибудь выход из положения?
Ретта резко подалась вперед:
– Какой?
– Ну откуда ж я знаю? – развел руками Малиодор и все так же лукаво, заговорщически улыбнулся. – Я ведь не Вийюта, и даже не вотростенская Великая Мать Тата. Эти ответы тебе предстоит найти самой. Просто поверь старику, обдумай все тщательно и будь наготове.
– Хорошо, мастер, – отозвалась Ретта. – Я сделаю, как вы просите. Еще один последний раз.
– Ну вот и славно.
Оба замолчали, и герцогиня посмотрела в окно. Может быть, старый учитель прав? Но какая жизнь ее ждет? Кто скажет?
Однако все приятное имеет свойство рано или поздно заканчиваться. Пришла и им пора прощаться.
– Кто знает, увидимся ли мы еще когда-нибудь, – заметил мастер Малиодор, вставая и от всей души пожимая ладони Ретты. – Вспоминай старика.
– Непременно, учитель, – пообещала она. – Ваших наставлений я никогда не забуду.
– Буду молить богов о твоем счастье.
– Прощайте, мастер, – прошептала Ретта и порывисто, но крепко расцеловала старика в обе щеки.
Целитель ушел, а герцогиня еще долго сидела, глядя в окно и стараясь не думать о том, что этот визит стал определенным рубежом в ее жизни. Дольше откладывать и тянуть нельзя. Хочется или нет, надо брать себя в руки и начинать собираться. И для начала сделать самое необходимое. То, чем следовало заняться, по большому счету, уже давно, если бы мысли ее не витали все это время столь далеко от Эссы.
Протянув руку, Ретта взяла со стола колокольчик и позвонила. Ждавшая, по-видимому, под дверью Бериса вошла в ту же минуту и остановилась, вопросительно приподняв брови.
– Мой брат уже знает? – спросила Ретта.
Голос герцогини был по-прежнему тих и слаб, однако глаза смотрели уверенно и решительно.
Нянька в ответ покачала головой:
– Еще нет. Твой отец опасается гнева наследника. Он понимает, что реакция Теональда может быть весьма бурной.
Ретта вздохнула и прикрыла ладонью глаза. Слабость герцогского характера даже ее время от времени приводила в изумление. Однако, как бы то ни было, брат должен знать – оставлять отца без присмотра никак нельзя, а она через несколько дней уедет.
– Предупреди гонца, чтобы был наготове, – приказала Ретта. – И подай мне перо и бумагу.
Бериса помогла воспитаннице устроиться поудобнее, затем подошла к бюро из орехового дерева, достала необходимое и поставила на низенький круглый столик. Ретта кивнула, давая понять, что теперь все в порядке, и тогда старуха выскользнула из покоев, плотно притворив за собой дверь.
Герцогиня же, взяв в руки перо, задумалась. Несмотря на горячий нрав, Теональд был юношей весьма умным и осмотрительным. Даже если, прочитав письмо, он взорвется гневом, что достаточно вероятно, он все же не кинется домой в тот же миг, очертя голову. Нет, сперва брат позаботится о надлежащей охране, посоветуется с дедом, вышлет вперед разведку. И только после этого начнет собирать вещи. А это значит, что можно просто изложить ему все, как есть.
Ретта решительно обмакнула перо в чернила и начала выводить:
«Любимый брат мой, пишу тебе, дабы сообщить весьма прискорбные известия. Нет, с нашим отцом и со мной все в порядке, на этот счет можешь быть совершенно спокоен. Тем не менее, есть то, что заставляет мое сердце обливаться кровью.
Мирный договор с Вотростеном заключен. Но, милосердные боги, на каких условиях! Ты сам хорошо понимаешь, что заплатить дань, пусть даже единовременную, Месаине нечем. А ты еще не слышал, сколько Бардульв запросил! Наши города в руинах, экономика уничтожена, и я день и ночь молю Вийюту послать благоприятную погоду, чтобы мы могли собрать хоть один урожай до наступления холодов. Впрочем, обо всем этом ты либо уже знаешь, либо догадываешься.
Но и это еще не все. Подготовься, Теональд, и вдохни поглубже. Отец меня отдал в жены Бардульву. Через несколько дней я уезжаю, и, скорее всего, мы больше никогда не увидимся. Это то, что действительно приводит меня сейчас в отчаяние. Но, может быть, боги все же будут благосклонны, и наши пути еще когда-нибудь однажды пересекутся? Мы не можем знать, но я обещаю молить богов день и ночь.
Однако не думай обо мне теперь, любезный брат, тут ничего уже не исправишь, а лучше поспеши домой. Без тебя Месаина погибнет, ибо кто же еще позаботится о ней и спасет? Ты один отныне ее хранитель, не считая богов.
Теперь прощай, и снова и снова умоляю тебя – поторопись.
Твоя единственная сестра Алеретт.
P.S. Пожалуйста, не будь слишком суров с отцом – он очень переживает, что довел до такого».
Тяжело вздохнув, Ретта отложила перо и прикрыла глаза. Послание вышло непривычно кратким, и, тем не менее, оно было завершено. Можно отправлять.
О, как хотелось бы ей поделиться с братом всем тем, что гнетет ее! Они привыкли делить печали и радости пополам. Может быть, Теональд посоветовал бы что-нибудь, подсказал выход из положения. Но подобные излияния, безусловно, не для депеш. А это значит, остается только запечатать и передать письмо гонцу, что уже с полчаса ждет под дверью.
За окном успели сгуститься первые сумерки. Тело ломило от усталости, и Ретта подумала, что сборы она начнет, пожалуй, уже завтра утром. Что ж, у нее осталась еще одна, последняя ночь, дабы проститься с прежней, теперь навсегда оставшейся в прошлом жизнью. Перемены неизбежны, так уж заведено, хотя и не всегда желанны. Что ждет ее? Никто не знает. А это значит, нет смысла гадать.
Вновь позвонив в колокольчик, она передала письмо вошедшей Берисе:
– Для брата. Пусть поторопится.
Нянька кивнула и быстро вышла из покоев, словно тень растворившись в темноте коридоров.
Хотелось есть, и Ретта принялась размышлять, что именно сегодня приготовит повар. Быть может, мяса? Сочного, жареного, с густой подливкой, тающего на языке. Как это было бы восхитительно! Да, надо будет обязательно попросить мяса.
И еще непременно искупаться. Сегодня же. Сразу после ужина.
***
Утро выдалось мрачным и серым, под стать хмурому настроению самой Ретты. Жидкие белесые лучи проглядывали время от времени сквозь густые, тучные облака, однако прогнать тяжесть с сердца герцогини они, конечно же, не могли.
В дверь постучали, и одна из фрейлин, самая младшая и бойкая из всех, спросила:
– Ваше высочество, мы вам нужны с утра? Мы хотели сходить за город на виноградники.
– Нет, – решительно покачала головой Ретта. – Оденете меня и можете быть свободны.
Девушки заметно обрадовались и проворно бросились к шкафу выбирать платье.
Вот еще одна и, пожалуй, пока что самая значимая проблема из всех, что перед ней стоят. Климат в Вотростене суровый, а ее наряды из легких тканей. Безусловно, в Месаине тоже случались зимы, но только мягкие и бесснежные, и Ретта серьезно сомневалась, спасут ли ее собственные платья от пронзительных, холодных ветров.
Конечно, будь у нее побольше времени, все вопросы наверняка удалось бы решить. Но где взять здесь и сейчас, в разоренной стране, необходимые ткани? Купцы еще не успели привезти товары, а имевшиеся запасы давно иссякли. Значит, и в этом ей придется положиться на милость будущего супруга.
Герцогиня украдкой вздохнула и резко дернула головой, когда причесывавшая ее фрейлина уж слишком сильно потянула прядь.
– Простите, ваше высочество, – поспешила извиниться та.
С трудом дождавшись, когда девушки закончат, Ретта сделала нетерпеливый жест, приказывая убираться вон, и те проворно ретировались, плотно прикрыв за собой дверь.
Всего два дня. Уже послезавтра ей предстоит направиться навстречу новой жизни. А готова ли она? Конечно, нет.
Алеретт подошла к распахнутому окну и долго смотрела, как в гавань входят вотростенские фраггаты. Всего только два, и этого более чем достаточно. Ни один пиратский корабль из тех, что шныряют во Внешнем море, не рискнет приблизиться к судам северян.
На улицах возникло было некоторое оживление, но потом резко схлынуло. Видимо, люди, опасаясь нечаянно навлечь гнев Бардульва, предпочли убраться подобру-поздорову, просто на всякий случай. Что ж, их можно понять – война закончилась совсем недавно, всего несколько дней назад, и впечатления были еще свежи.
В дверь постучали, и Ретта со вздохом отошла от окна.
– Войдите! – пригласила она.
Дверь отворилась, и в комнату вошел отец.
– Здравствуй, девочка, – заговорил он тихо, избегая при этом смотреть в глаза. – Как ты?
На герцога было больно глядеть. До недавних пор красивый и моложавый, он резко постарел за последнее время, а в глазах застыли тоска и печаль.
Пару мгновений Ретта молчала. Она не знала, о чем ей следует говорить с отцом.
– Уже в порядке, – наконец ответила она. – Болезнь отступает.
– Ну вот и славно.
И снова повисло неловкое, скупое молчание. По-видимому, не только дочь, но и ее отец никак не могли подобрать слов. Все было сказано еще в тот роковой для них обоих вечер. И что добавишь? Взывать к дочерней любви бесполезно – той семьи больше нет. Наконец Ретта просто подошла к отцу и крепко обняла, положив голову ему на плечо. Он стиснул ее в ответ и тяжело вздохнул:
– Прости меня, если сможешь. Наверное, я все же был не слишком хорошим отцом, хотя, видят боги, я очень старался.
– Все в порядке, папа, – сказала она и улыбнулась искренне, хотя и слабо, – никто не мог бы сделать для нас с братом больше тебя.
Она сели на диван и долгое время молчали, размышляя каждый о своем. Слова явно были бы лишними и пустыми. Однако и эти объятия, и общие, весьма нелегкие думы казались исполненными глубочайшего смысла и самого оживленного, искреннего общения.
Когда солнце перевалило зенит, вошла Бериса, и герцог встал:
– Меня ждут дела. Не буду больше отнимать у тебя время. Надеюсь, мы еще увидимся до отъезда.
– До свидания, папа.
Они вновь сердечно обнялись, и герцог вышел, а Ретта, проводив его взглядом, направилась к шкафу. Надо было все же отобрать платья.
А кроме одежды их ждали еще необходимые мелочи и, самое главное, целительские принадлежности Ретты. То, с чем она не согласилась бы расстаться ни при каких обстоятельствах. Предоставив няне укладывать в сундук яркие, по-южному изящные наряды, герцогиня лично взялась упаковать каждый инструмент, каждую хрупкую керамическую баночку, дабы корабельная качка впоследствии не повредила их.
А еще не следовало забывать о лютне и книгах. То, без чего она предпочла бы не покидать отчий дом.
4. Легенды
Сундуки с вещами слуги унесли еще утром. Ретта в последний раз оглядела покои, проверяя, все ли необходимое взяла с собой. Кажется, ничего не забыла, включая небольшую коленную арфу, а также медальон с портретами родителей.
«Интересно, как сейчас выглядит Теональд?» – подумала вдруг она.
Последний раз Ретта виделась с младшим братом давно, больше трех лет назад, и теперь он уже отнюдь не ребенок, но юноша. Почти мужчина.
«Может быть, потом, когда обустроюсь на новом месте, попросить брата прислать портрет?»
Но это все, конечно же, будет потом.
А пока она смотрела, как солнечный зайчик играет, отражаясь от зеркала, как весело кружатся в луче света крохотные пылинки, и думала о том, что больше никогда, совсем никогда не увидит родного дома. И хотя она всегда знала, что этот грустный день однажды наступит, все же мысль оказалась неожиданно тяжела.
За спиной всхлипнула одна из фрейлин, и Ретта, обернувшись, подошла к девушке и обняла ее.
– Прощайте, госпожа, – загомонили вдруг разом все остальные.
– Вспоминайте нас!
– Счастья вам, ваше высочество!
– Мы будем молиться за вас!
Подошла Бериса и взяла в руки целительский сундучок воспитанницы. На дворцовой площади забили барабаны, запели трубы, и толпа, собравшаяся, чтобы проводить герцогиню, вдруг зашумела, разразившись выкриками.
– Пора, – спокойно и отстраненно объявила Алеретт непонятно кому, словно все происходило теперь не с ней, а с кем-то другим.
Может быть, с какой-нибудь другой Реттой? Или это она сама смогла неведомым образом покинуть тело и теперь со стороны наблюдает, как герцогиня, подобрав юбки и распрямив плечи, выходит из покоев и спускается вниз по широкой, украшенной живою листвою и мраморными цветами лестнице?
Солнечный луч ударил прямо в глаза. Ретта неловко моргнула и огляделась по сторонам. На лицах безмолвно взиравших на происходящее мужчин читалось отчаяние, женщины тихонько плакали, прикрывая глаза уголками шалей, а дети застыли крохотными неподвижными изваяниями, еще плохо понимая, по-видимому, что же делается вокруг.
Вновь забили торжественный марш барабаны, стоявшие на карауле гвардейцы сделали шаг вперед, и герцог Рамиэль, терпеливо ожидавший неподалеку, подал руку, намереваясь сопроводить дочь на корабль.
Ретта украдкой пожала ладонь отца. Серьезные статс-дамы, надевшие по такому случаю свои лучшие украшения, важно выстроились позади в соответствии с заслугами мужей и собственным возрастом, и торжественная процессия тронулась в сторону гавани.
К счастью, идти им предстояло не слишком долго, однако герцогиня все равно старалась как можно реже оглядываться по сторонам. Меньше всего она хотела запомнить город в его нынешнем состоянии – разрушенным и убогим. И хотя тела с обочин уже успели убрать, а грязь вымести, разбитые дороги и стены спрятать было куда тяжелее.
По мере приближения к причалу толпа редела, но самые смелые и настойчивые долго еще махали ей руками и платками вслед, выкрикивая добрые пожелания и навсегда прощаясь.
Ни роз, ни лент, ни витых арок на их пути, само собой, не было. Как отличался ее отъезд от прибытия в Эссу много лет назад ее матери Исалины! Тогда три дня подряд длился праздник, а народ угощали за счет казны, не считая расходов.
«Но в то время и обстоятельства были другие, – одернула сама себя Ретта. – Да и проводы – повод куда менее радостный».
Жидкое золото небес редело и растекалось, уступая место голубизне моря. Дворцовый почетный эскорт остановился на границе порта, и Ретта увидела, что там ее уже ждет другой, вотростенский.
«Счастливый», – прочла она название судна, с которого были спущены сходни. Второй, застывший на рейде в отдалении, носил гордое именование «Князь Эргард».
Матросы торжественно выстроились по обеим сторонам широкой ковровой дорожки, однако подвижные глаза их с искренним, почти детским любопытством рассматривали будущую пассажирку.
Пропел рог, по звучанию схожий с охотничьим, и Ретта, обернувшись к отцу, в последний раз обняла его.
– Хорошего пути, дочка, – пожелал Рамиэль и поцеловал ее в лоб. – Напиши мне, как доберешься.
– Хорошо, папа, – пообещала она. – Прощай.
– До свидания.
Бериса, до сей поры молча следовавшая позади, выступила вперед, и в этот момент седой, в годах, офицер в кожаном доспехе подал руку герцогине, представившись:
– Я капитан этого судна, Клеволд. Добро пожаловать на борт, княгиня.
– Я пока еще не княгиня, – отметила та.
Капитан, впрочем, на прозвучавшее заявление ничего не ответил, а Ретта порадовалась, что в детстве выучила вотростенский язык.
«Ненужных знаний не бывает, запомни, дочка, – говорила Исалина упрямившейся малышке. – И язык такой страны, как Вотростен, необходимо знать».
«Но зачем? – удивлялась она. – Ведь он на другом конце света!»
Но мать настояла. И сейчас, прощаясь с родиной, дочь подумала, не была ли Исалина провидицей? Или то был просто богатый жизненный опыт? Как бы то ни было, теперь она не испытывала ни малейших неудобств при разговоре и за это была благодарна той, что дала ей много лет назад жизнь.
Опираясь на руку капитана, Ретта осторожно ступила на сходни. На мачтах трепетали пурпурные паруса с белыми девятиконечными звездами, и это означало, что фраггаты военные.
– Быть может, у нас на «Счастливом» не столь комфортные условия, как на торговых кораблях, – говорил между тем капитан, – но в столь беспокойное время нельзя пренебрегать безопасностью. Именно поэтому эр-князь Аудмунд приказал послать за вашим высочеством нас.
– Я понимаю, – ответила Ретта вслух. – И полностью согласна с господином маршалом.
А про себя удивилась, отчего не будущий супруг, но его брат озаботился вдруг проблемой благополучности ее путешествия? Но это был, безусловно, не тот вопрос, который стоило задавать капитану судна в первый же день их вынужденного знакомства.
На палубе, как и внизу, стояли матросы, выстроившись в два ряда. Блестели начищенные пуговицы и пряжки. Грозно зияли открытые жерла пушек. Абордажный ворот недвусмысленно предупреждал всякого, что к судну лучше не приближаться, если дорога жизнь.
Вдруг один из членов команды выступил на шаг вперед и, к немалому изумлению Ретты и, похоже, самого капитана, протянул ей букет:
– Для будущей княгини от команды «Счастливого».
Рука Алеретт дрогнула. Такого приема она не ждала, конечно же, нет. А точнее, просто не думала о том, как отреагирует на ее появление в Вотростене ее будущий народ.
– Спасибо вам, – прошептала она. – От всей души благодарю.
Сухоцветы, хлопчатник, шишки. Букет, который будет храниться долго и никогда не завянет. Ценный дар.
Команда разразилась приветственными криками, а капитан повел пассажирок в сторону кормы. Распахнув дверь, он вошел в просторную каюту с большим квадратным окном и объявил:
– Моя каюта. На время путешествия она в вашем распоряжении.
Ретта ступила следом и огляделась. Узкая койка, стол, стул. Все на случай качки привинчено к полу. Подвесная койка у стены, по-видимому, предназначалась для няни. На потолке и стене крепились два светильника. На столе стояли миска с яблоками и кувшин воды. В общем, конечно же, было видно, что каюту в обычное время занимает военный, однако Ретте показалось, что удобней жилья ей еще не встречалось.
Ее собственные сундуки с вещами терпеливо ожидали прихода хозяйки в углу, а рядом с ними располагался еще один, незнакомый.
– Я подумал, что вам захочется в пути развлечься, – пояснил капитан, перехватив ее вопросительный взгляд. – К сожалению, романов или баллад на борту «Счастливого» не имеется, но есть труды по истории и географии, рассказы знаменитых путешественников об обычаях других народов. Возможно, вам будет интересно.
– Благодарю вас, капитан Клеволд, – вполне искренне ответила Ретта. – Ваша предупредительность удивительно своевременна. Я действительно хотела бы что-нибудь почитать о моей будущей стране.
В конце концов, нужно же ведь чем-то занять бесконечные дни пути.
– Сколько нам плыть? – решила сразу уточнить она.
– Если все будет хорошо, то дней десять, – сказал капитан. – Если что-то понадобится – зовите.
– Непременно.
– Обед по расписанию через два часа. Вас устроит?
– Вполне.
– Хорошего отдыха.
Капитан вышел, а Ретта вздохнула с облегчением и сняла плащ. Бериса тут же забрала его и уложила в сундук.
– Ну что, в путь? – спросила герцогиня у няни.
– В путь, – ответила та и подмигнула.
***
На палубе послышался топот ног. Загрохотали поднимаемые на борт сходни.
– По местам стоять! – раздался зычный крик, нимало не похожий, впрочем, на капитанский. – Отдать швартовы!
Ретту разбирало естественное женское любопытство: что же сейчас происходит на палубе? Несмотря на то что детство и юность ее прошли в морской державе, водным путем она путешествовала не так уж часто, и зрелище пока еще не успело приесться.
– Может быть, сходим посмотрим? – предложила она няне.
Бериса кивнула, подала легкий плащ, и обе женщины вышли на палубу, где уже царила хорошо слаженная подготовительная суета.
– Осторожней, княгиня! – предупредил капитан, заметив пассажирок.
Ретта молча сделала знак рукой, призывая не обращать на нее внимания, и перевела взгляд на берег. Там, на далеко выдававшемся в море пирсе, все еще толпился народ. Она вгляделась, ища отца, и помахала ему.
– Поднять якоря! – раздалось за спиной.
Паруса наполнились ветром, корабль дрогнул, и можно было подумать, что это гигантское морское чудовище пробуждается от тяжелого многолетнего сна.
Команда работала слаженно и почти бесшумно. Ретта с удовольствием наблюдала, как быстро и ловко лазают по реям и вантам матросы, и думала о том, что это в самом деле было безумием – надеяться на воде одолеть Вотростен.
«Счастливый» развернулся бушпритом к морю. «Князь Эргард» дрогнул, ложась на параллельный курс, и вдруг с борта второго корабля раздался двойной залп.
– Салют в вашу честь, – пояснил капитан и сразу же вновь поспешил вернуться к команде.
Соленый ветер свежел, трепал подол платья, норовил вырвать прядь волос из прически. Берег таял вдали, фигуры становились все меньше и меньше. Ретта стояла, и ей казалось, что прошлое, все долгие годы детства и юности, затягивается туманом, скрываясь из глаз и из мыслей. И что же толку скорбеть и оглядываться назад? Прошлое минуло и больше никогда не вернется. Но вот этот корабль и люди, что составляют его команду, и сам Вотростен – все это теперь и есть ее жизнь, отныне и навеки. И она была к ней готова с детства. А это значит, что нужно постараться их получше узнать. О чем они думают, чем живут? Десять дней – большой срок, при желании можно успеть многое. Так почему бы не начать действовать прямо сейчас?
– Ваше высочество, – услышала Ретта голос капитана и обернулась. – Обед прикажете подать вам в каюту?
– Нет, отчего же, – отозвалась она и поплотнее запахнулась от свежего ветра в тонкий плащ. – Мне бы не хотелось никого утруждать. Если для нас с няней найдется местечко за общим столом, то мы охотно присоединимся к команде.
Если капитан Клеволд и был шокирован, то виду не подал.
– Слушаюсь, княгиня, – ответил он.
И удалился, оставив Ретту размышлять, что речь и манеры выдают в капитане благородного человека. Впрочем, может ли быть иначе на столь крупном, сложном для управления судне? А ведь он еще и военный, а значит, должен уметь вести бой. И кстати, не означает ли это все, что он мог бы рассказать ей о будущем супруге и его семье? Что-нибудь более существенное и определенное, чем пустопорожние слухи?
Взяв себе на заметку при случае постараться расспросить капитана, Ретта снова обратила взгляд к берегу.
Плавание, судя по всему, ожидалось каботажное. Оба корабля уже успели изменить курс, и теперь по правому борту проплывали извилистые, изрезанные длинными бухтами берега, а по левую сторону расстилалась бескрайняя морская гладь, пронзительно-синяя, сверкающая в золотых солнечных лучах приветливыми, яркими бликами.
– Обед подан, княгиня, – объявил капитан и, склонив голову в легком поклоне, подал Ретте руку.
Прозвучал сигнал корабельного колокола, и в сторону кают-компании, расположенной по соседству с временным жилищем Ретты, потянулись свободные от вахты моряки. Кто из них офицер, а кто подчиненный, на первый взгляд было не разобрать. Теперь, когда торжественная церемония встречи закончилась, все казались одетыми одинаково небрежно. Или просто удобно? Приглядевшись, она подумала, что второе определение, пожалуй, будет более верным.
За длинным общим столом, как оказалось, сидели все без разбору. Не было привычного для Месаины деления на офицерский стол и солдатский. Одно и то же для всех мясо, сыр, свежие яблоки, галеты и чай.
Капитан подвел Ретту к месту во главе стола, сам же уселся с противоположного конца.
– Приятного аппетита, – пожелала Ретта, доброжелательно улыбнувшись, и приступила к обеду.
Матросы нестройно, но очевидно одобрительно загудели и последовали ее примеру.
Трапеза началась.
***
Команда разошлась по своим местам, а Ретта вернулась в каюту и, затеплив светильники, залезла в оставленный капитаном сундук.
Книги об обычаях и географии иных стран она решила оставить на потом, теперь же начать с того, что действительно занимало в данный момент все ее мысли, – с истории Вотростена.
Томик был небольшим по размеру, в кожаном переплете, с потемневшими от времени пергаментными страницами. Обширные сведения из него ей почерпнуть вряд ли удастся, и все же для первого серьезного знакомства с будущей родиной это было, возможно, действительно то, что требовалось.
Ретта устроилась поудобней на стуле, с благоговейным трепетом погладила корешок и перелистнула первую страницу.
От Месаины ее будущий дом отделяют две высоких горных гряды и бескрайняя пустыня. Быть может, именно поэтому он до сих пор во многом остается загадкой для южан?
Самой Ретте тоже, как и всем прочим, север казался окутанным густым покровом тайны. И вот теперь постепенно туман рассеивался, и мир, величественный и манящий, обретал очертания.
Вотростен – край искусных мореходов, где люди рождаются «ногами в воде». Не только мужчины, но и женщины могут в случае необходимости встать у руля и провести практически любой корабль сквозь ловушки и мели. Полуостров, расположенный на самой северной оконечности материка, омываемый холодными полярными течениями. Край мощных льдов и пронзительных ветров, там сосны упираются кронами в небо, а леса растут столь густо, что не всякий зверь может проложить себе дорогу сквозь чащу.
Но как прекрасен бывает Вотростен по весне, когда, сбросив белое снежное одеяло и пробудившись от сна, одевается в яркое, буйное разнотравье! Голубые, белые, алые, желтые – цветы самых разных форм и оттенков покрывают поля и горы, и запросто может показаться, будто какой-нибудь безумный живописец встал в одну из ночей и разлил краски, превратив весь мир в художественное полотно. И тогда все живое окрест начинает славить жизнь. Птицы и звери спешат произвести на свет и вырастить потомство, и люди стараются им не мешать – охота с весны до осени в Вотростене строго запрещена.
Но увы, короткое лето быстро заканчивается. Облетают лепестки, наступают с моря ветра и вьюги. Хрупкие, нежные цветы и деревья увядают и осыпаются, впадая до следующего года в глубокий, беспробудный сон, и только самые стойкие в конце концов побеждают холод и смерть и дают жизнь плодам.
Короткое лето не позволяет кормиться за счет сельского хозяйства, поэтому основу рациона северян составляют мясо и дары моря. Фрукты, овощи и хлеб, впрочем, тоже присутствуют, но в основном привозные и не столь обильно, как в других частях света. Однако имеются в изобилии местные орехи, мед и ягоды: морошка, голубика, клюква, брусника. Наливные краснобокие и ярко-желтые яблоки всю зиму украшают стол, а уникальная северная капуста, сочная и мясистая, служит богатым источником витаминов наравне с диким щавелем, черемшой и другими дикорастущими травами. Произрастающий в горах голубой лен дает масло в пищу и ткани. И конечно же, сыры, в приготовлении которых вотростенские женщины весьма искусны, – без них также невозможно представить стол северянина.
А еще вотростенки ткут удивительные по красоте шерстяные ковры, которые, несмотря на высокую стоимость, славятся на всем континенте.
Земные недра там хранят обильные запасы металлов и драгоценных камней, а мужчины-вотростенцы, помимо мореходства, великолепно разбираются в металлургии и кузнечном деле.
Боги же северян… О, они суровы и загадочны, как и сам край, что дал им жизнь.
Что Ретта знала о них? Почти ничего, кроме пары наиболее широко известных имен. И поэтому теперь она с особым интересом перевернула страницу.
Говорят, что в начале не было ничего – ни земли, ни неба, ни света, ни тьмы. И времени тоже не было. Была лишь она – Великая Мать Тата. Она пребывала в Великом Ничто, и не о ком было заботиться ей или любить, не с кем поговорить.
Богиня скучала. И вот в один прекрасный момент она открыла глаза, огляделась по сторонам и глубоко вздохнула. И от этого дыхания появилось белое облачко. Тата улыбнулась, подняла голову и повела плечом.
И тогда начался танец. Облако кружилось вместе с ней, свиваясь в спираль, и богиня, взмахнув рукой, отделила от него земную твердь и придала ей форму шара.
Но суха и камениста была земля, и тогда Великая Мать отделила воду и, плеснув щедро, разлила по тверди океаны, моря и реки. Забурлила радостно влага, растеклась по низинам, долинам и террасам.
Но не было еще того, что вода могла бы питать, и тогда насадила Тата кусты и травы, яркие цветы и густые леса. Улыбнулась богиня, полюбила свое творение и решила украсить. В небесах развесила она яркие звезды, ожерельями раскидала холмы и горы. На равнинах и в лесах расселила зверей и птиц, а вслед за ними и людей – разумных созданий.
