Читать книгу: «Антропочервизм», страница 2
Муж Музы
Спасибо Саше Тюжину за идею
Шла вторая неделя с тех пор, как писатель Овечкин бесцельно и безвольно (что ближе к истине) целыми днями валялся на диване. Изредка он включал телевизор, лениво щелкал пультом по каналам, пытался всматриваться в то, что мелькало на экране, вслушиваться в слова, но все казалось нереальным, далеким, чужим или попросту неинтересным. Диван был старый, продавленный, в нескольких местах пружины почти прорвали обивку, они так и норовили впиться в тело Овечкина, который, однако, ничего не замечал. К тому же он никогда и не придавал таким мелочам большого значения. А тем более сейчас… Когда отсутствовал интерес к жизни, когда был утерян ключик к ее смыслу…
Всеволод Геннадьевич тосковал. Та, которая верой и правдой служила ему несколько лет, исчезла. Самая желанная, самая любимая и лучшая из женщин покинула его, не оставив ни записки, ни какого-либо намека на причину своего ухода – ни-че-го.
– Я даже номера ее телефона не знаю… – страдальчески стонал Овечкин и тут же сам себя одергивал: – А зачем бы он мне понадобился, когда она была всегда рядом?
Привычка пагубно влияет на тело, а уж про сознание и говорить нечего. Писатель настолько привык к постоянному присутствию женщины, что совершенно позабыл о далеких временах без нее. Без нее, без своих романов, которые (что греха таить?) были и написаны-то под воздействием чар искусительницы. Или вдохновительницы?
Всеволод Геннадьевич призадумался: «Черт! Прямо наваждение какое-то. Почему я не могу вспомнить, как ее зовут. И лицо не помню, ни единой черточки. Может, у меня “белая горячка” началась? Да нет же – я не пью. Интересно, у трезвенников она случается? Ничего не помню, но точно знаю, что я кого-то люблю и это существо – стопроцентно – женского пола. Да, люблю… Или любил?.. А может, придумал любовь?..»
От размышлений его оторвал напористый звонок в дверь. Пришлось долго искать тапочки, тащиться в прихожую. Овечкин надеялся, что назойливый посетитель не выдержит долгих сборов хозяина квартиры и уйдет. Но трель не смолкала.
Прежде чем открыть дверь, Всеволод Геннадьевич предусмотрительно прильнул к глазку. По ту сторону стоял и вымученно улыбался пухлый тип в старомодной ондатровой шапке-ушанке, в короткой дубленке времен перестройки и с небольшим потертым чемоданчиком в руках.
«Родственник из глубинки?..» – вспыхнула и тут же погасла мысль, так как Овечкин вспомнил, что он сирота с давних восемнадцати лет. В целом мужичок за дверью не вызывал опасений, потому Всеволод Геннадьевич отворил дверь и осторожно спросил:
– Вы ко мне?
– Если вы – господин Овечкин, значит, точно к вам, – ответил незнакомец, сменив вымученность подобием приветливости.
Хозяин без дальнейших расспросов пропустил гостя в квартиру и предоставил тому самостоятельно разъяснить цель своего визита.
– Понимаете, Муза Вейсаловна не на шутку разболелась. Мы сначала думали, день-два и пройдет, а у нее температура до сих пор держится, так что она никак не может выйти на работу. Да к тому ж еще праздник сегодня, День всех влюбленных. Вот потому и…
– Что «и»? – растерянно спросил Овечкин. – Кто такая Муза Вей… как там вы сказали, не запомнил?
– Муза Вейсаловна. Моя жена. Она же у вас работает.
– У меня?! Ваша жена?! – Всеволод Геннадьевич запаниковал.
– Да вы не волнуйтесь, Сева, – добродушно, почти по– родственному, изрек гость и продолжил: – В нашем одиннадцатом управлении принято: когда жена болеет, ее работу обязан выполнять супруг. Таким образом, до полного выздоровления Музы – я в вашем полном распоряжении. Вот только извините, по специальности я – слесарь, так что подсобить смогу лишь по части сантехники.
Увидев, что Овечкин стал белее мела и как подкошенный повалился в кресло, сантехник из одиннадцатого управления бойко отрапортовал:
– Можете написать заявление – вам пришлют другую Музу (у нас в управлении весь женский пол имеет одинаковые имена). Но не факт, что новая Муза быстро освоится с возложенной на нее миссией. Выбирать вам.
Минут пять в квартире стояла гробовая тишина, на фоне которой гулко бьющееся сердце хозяина квартиры казалось тому громовым раскатом. Гость же робко переминался с ноги на ногу, вопросительно глядя на Овечкина.
– Так как? Мне приступать к обязанностям? Или заявление будете писать?
– Подожди. Заладил: заявление, заявление… – пришел в себя Овечкин. – Тебя как звать?
– У нас в конторе всех работников-мужчин зовут просто мужьями. Без имен. Так и зовите меня – Муж.
– Муж, так Муж. Только давай без церемоний, на ты. И прошу к столу. – Всеволод Геннадьевич гостеприимно распахнул перед гостем дверь на кухню. – Как говорится, подкрепимся тем, что Бог послал.
Ситуация стала забавлять Овечкина. Мужичок ему нравился. И хоть Сева так до конца и не понял, о какой своей работнице – жене Мужа шла речь, была в ситуации некая пикантность, нестандартность и таинственность. Из тех женщин, кто бывал в квартире писателя, в супруги новому знакомому, скорее всего, подошла бы Анна Митрофановна, приходящая раз в неделю наводить у Всеволода чистоту и порядок да приготовить борщ на три-четыре дня.
«Раиса из издательства слишком юна для этого дядечки, Ольга Ивановна – стара. Хотя разве они мои работницы? Скорее, я на них тружусь. И потом… Он же сказал – Муза Вейсаловна. Неужели эта?.. Значит, ее зовут Музой. Но как… почему? Я не помню, не знаю… Работает у меня… Кем?..»
– Так музой и работает, – словно подслушав мысли Овечкина, пояснил Муж. – Твоей музой.
– Прости, кем? Как ты сказал? Повтори-ка. – А в голове застучало: «Глюки какие-то, сказка наяву. Я, наверно, сплю а это все мне снится».
– Экий ты, Сева, непонятливый да еще недоверчивый. Сон, сон… – заворчал собеседник. – Какой, к чёрту, сон? Реальнее не бывает. Моя Муза – твоя муза. Помогает тебе творить. Ты же писатель. – Муж удовлетворенно хмыкнул. – А каждому творцу по штату положена муза. Некоторым по особому распоряжению выделяют иногда две или даже три музы, но не более. Причем на короткий срок. Ну, это… как у олимпийцев, когда они на рекорд идут. Но обычно на одного творца положена одна муза. Штатное расписание у нас меняют редко. В исключительных случаях наши музы трудятся пожизненно. То есть до конца вашей жизни, писательской или, скажем, композиторской.
Гость все говорил, говорил, а Овечкин уже не слушал, вспоминая свои ощущения, когда Муза была рядом. Он будто растворился в них, смаковал их на вкус, мысленно прикасался к своей фее. Тем не менее осознать слова Мужа о болезни Музы не получалось, как и воссоздать в памяти ее лицо. Будто сквозь сон до Всеволода долетало:
– Вам-то положено по одной музе, а на них самих лежит забота за десяток, иногда и больше, творческих личностей, типа тебя. Теперь мне предстоит всех жениных клиентов обслужить. Так что давай, говори, что у тебя починить – я мигом исправлю, руки у меня из чистого золота. Не веришь? Пощупай, можешь даже на зуб попробовать.
С этими словами Муж поднес ко рту Севы свой указательный палец. Но, увидев, что писатель отрицательно завертел головой, сунул руку в карман дубленки и замолчал, вопросительно взирая на Овечкина.
– Может, ты разденешься? Жарко у меня что-то, – после пятиминутной паузы предложил хозяин квартиры.
– Да-да-да, – весело засуетился Муж, скидывая верхнюю одежду. – Слишком жарко. Сейчас отрегулирую температуру отопления, и будет полный порядок. Но сначала мы проветрим помещение. – Он по-хозяйски распахнул форточку.
Без дубленки гость показался еще пухлее: невероятных размеров пузо обтягивала выцветшая клетчатая рубаха навыпуск. Затрапезные «треники» только усиливали эффект необъятности форм. Завершала комплектность толстоты абсолютно лысая голова с небольшими выпуклостями над ушами.
«Рога растут, – подумалось Овечкину. – Вероятность того, что я сплю, равна ста процентам».
– Опять не угадал, – рассмеялся мужичок, расположившись на полу у батареи.
Он открыл свой чемоданчик, и взор Всеволода Геннадьевича уткнулся в стандартный набор слесарных инструментов – чистеньких, блестящих, аккуратно разложенных в строгом порядке по величине.
– Это не рога, Сева, а банальные шишки, которые я всякий раз набиваю, когда натыкаюсь на подобных тебе недоверчивых творцов. Наши музы – верные, порядочные и самые преданные на свете жёны. И клиентам они не изменяют, как порой некоторые думают. Просто сейчас у нас в управлении дефицит с кадрами. Вас, творящих, стало слишком много, а музами не становятся, музами – рождаются. И, заметь, рождаются музы только от муз. Но какие могут быть декретные отпуска у наших жен, когда каждый второй стал писать книги, каждый третий – музыку, каждый четвертый – картины? Сам посуди – если муза уйдет в отпуск по уходу за ребенком, каково будет вам? А нам – мужьям? Представляешь? Ты у меня сегодня уже шестой клиент. Еще к пяти нужно успеть до захода солнца. И всем объясни, растолкуй подробно, что да как. И все в депрессии, и все на диванах, и ни один не хочет даже строчки написать или мазка по холсту сделать. Хорошо, что ты, Сева, не пьющий. До обеда с одним подопечным моей жены пришлось два часа делать вид, что водку люблю. А утром одну малолетнюю дуреху еле откачал – вены себе перерезала. Ей, видите ли, показалось, что исчерпала свой творческий потенциал. И сразу за бритву хвататься?! Что за нравы у современной молодежи. Лет двести назад было значительно легче. Каждая муза работала только на одного клиента, и отпуска́ девочкам полагались, когда клиенты сознательно делали творческие перерывы. А что сейчас? Стахановки! Иначе не скажешь.
Овечкин при этих словах смутился и покраснел. Он вспомнил, что подписал с издательством договор, по которому должен был два раза в месяц предоставлять новый роман. А сюжеты где брать, скажите, пожалуйста? Да и сидеть по двенадцать-четырнадцать часов в день за компьютером – не каждый человеческий организм выдержит. Но если план не выполнить, издательство может запросто договор расторгнуть. А жить-то на что, если, кроме как умения сочинять, другого не дано? Учиться новому ремеслу поздно. Вот и тянешь лямку писателя, высасываешь из пальца истории, от которых самого мутит. Мысли в голове прокручивались, словно в мясорубке, мыслефарш просился наружу. Это было ново и тягостно – Овечкин неожиданно расплакался.
– А ты поплачь, поплачь, слёзы помогают выходу негативной энергии, – добродушно поощрил Муж. – Я иногда на свою жену смотрю, когда она с работы возвращается, тоже плакать хочется. Она ведь старается, вкалывает без выходных, без отпуска, но стопроцентный положительный результат в последнее время все меньше и меньше. Очерствели творцы. Тут ты прав – мутит. И не только вас, но и муз, и нас мутит, и наше начальство тоже. Но не помогать не можем, прейскурант услуг расписан много веков назад.
Он удовлетворенно крякнул и стал собирать инструмент.
– Отопление отрегулировал. Попутно трубы прочистил, они у тебя в жутком состоянии были – в трех местах свищи начали образовываться. Я их устранил. Сейчас еще в ванной кран починю, подтекает ведь давно, а ты даже не замечаешь. И всё, мне по другим адресам поторопиться нужно.
Овечкин воспаленными, красными от слёз глазами, смотрел, как красиво и споро делает свою работу этот странный сантехник. Как будто воочию Всеволод увидел белый лист бумаги, по которому резво понеслись буквы, слагаясь в слова и соединяясь в предложения. Муж Музы оказался достойным ее заменителем. Вдохновленный Овечкин бросился к родному компьютеру.
– Э… Сева! Остановись-ка. Не пойдет! Кому нужен такой сюжет в романе? Уборщица, обслуживающая десять участков и не справляющаяся ни на одном. Фу! Вёдра, половые тряпки, неподъемные мусорные баки, грызуны, которых травить нет сил… Мне Муза рассказывала, что твоим читательницам требуется любовь и только любовь! Предлагаю историю про тетю Клаву из вашего ЖЭКа облечь в форму фельетона. И отправь его потом в вашу главную городскую газету – там сейчас как раз ждут нечто подобное, даже место оставили на полстраницы. До завтра успеешь, а я подсоблю – так и быть. Адресочек электронной почты газеты уже на твоем письменном столе. У моей Музы главред этого издания тоже в клиентах. А мне как раз к нему после тебя надобно. Так что пиши, а я в ванной поколдую.
Овечкин даже предположить не мог, что так увлечется публицистикой – фельетон шел легко и быстро. Всеволод и не заметил, как его странный гость закончил работу и тихо, по-английски, ушел не попрощавшись. Лишь ветерок из форточки, открытой мужчиной со странным именем Муж, да прекратившаяся капель из крана в ванной свидетельствовали о реальности существования сумасшедшей сказки.
– Музе – привет и мои пожелания быстрейшего выздоровления, – послал вслед гостю запоздалое напутствие Овечкин.
Проект CrookO`Dill
С благодарностью
другу Линку Чумовски, рассказ которого лег
в основу данной истории
В этот тихий полуденный час, когда завтракать уже поздно, а обедать еще рановато, в баре всегда было мало посетителей, в основном – постоянные клиенты из близлежащих офисов, которые, по обыкновению, забегали выпить чашечку ароматного кофе, коим славилось данное заведение. Потому девушку, нервно вздрагивающую при каждом позвякивании колокольчика, возвещающего об очередном посетителе бара, не заметить было невозможно. Она беспрестанно курила, то и дело посматривала на часы, оглядывалась на входную дверь и пила уже, по крайней мере, шестую чашку кофе без видимого удовольствия.
За девушкой издали наблюдали две пары глаз. Скрытые сумраком полуподвального помещения бара эти двое хорошо видели девушку, которая сидела у барной стойки. Она никого и ничего не замечала вокруг, занятая только одной мыслью, связанной с ожиданием. Это явно читалось на ее простоватом и в то же время миловидном личике. И только двое знали, кого ждала девушка, и только они могли с уверенностью предугадать, что встреча, которую нетерпеливо ждет Малышка Шелл, не состоится.
За год до события
– Аська, смотри какая штучка попалась в наши сети. – Виталий щелкнул ссылку, и на мониторе появилась фотография очаровательной девушки лет двадцати. – Блондиночка, студентка гуманитарного вуза, помешана на поэзии, музыке, москвичка. То, что нам надо! И ник очень даже ничего – Shellо4ка. Малышка Шелл, будем так ее называть, «купилась» на мой последний стих. Восторгов море. Чуть ли не до соплей сюсюкает в комментариях. Вечно эти дурочки на мой романтический бред клюют.
Виталий громко и самодовольно рассмеялся под одобрительно-восторженные возгласы супруги.
– Ну-ну… С дурочками, что летят как мухи на мед на твои стишки, совсем неинтересно флиртовать. Зато с дамами, которые на мои стихи пишут отзывы, хотя бы есть о чем поговорить. Не зазнавайся, О`Дилл! Кстати, как переводится ее ник – Shell? Я так понимаю, окончание просто уменьшительное? Но посмотри на всякий случай в словаре.
Ася месила фарш для котлет, потому не могла сама заглянуть в словарь. Обычно она скрупулезно проверяла все непонятное или впервые слышимое.
– Да что там смотреть, – лениво процедил сквозь зубы Виталий, – такие простушки не способны придумать что– либо стоящее. А Шелл – это просто обыкновенное имя, довольно распространенное на Американском континенте. Она не оригинальна в выборе ника. Так ты мне не ответила – берем ее в разработку?
Механически лепя котлеты, Ася задумалась. В настоящий момент они с мужем крутили виртуальные романы одновременно с тремя девушками и одной дамой бальзаковского возраста. Пара романов слишком затянулась, наступила пора сворачивать их. Блондиночка? Да к тому же дурочка? Почему бы и нет? Новые ощущения, новые эмоции… Это только поспособствует яркости их семейной жизни. Обычно после бурной переписки с очередной виртуальной знакомой следовала не менее бурная реальная ночь любви. С азартом хищника CrookO`Dill заглатывал жертву за жертвой. Страсти бушевали на экране, ярким пламенем страсти горели и на супружеском ложе Крокодилов.
– Берем! – постановила одна из половинок CrookO`Dill(а).
Вторая половина приступила к операции, застрочив с пулеметной скоростью по клавиатуре:
«Малышка Шелл! Ты ведь не будешь возражать против того, как я тебя называю? Думаю, не против. Спасибо, милая, за лестные отзывы о моем творчестве. Я, честно говоря, был просто шокирован, когда заглянул к тебе на страничку и увидел фото своей рецензентки. Детка, ты очаровательна, обворожительна, и я буду просто счастлив переписываться с тобой. С нетерпением ожидаю ответа. Твой CrookO`Dill».
Ответ не заставил себя долго ждать. Восторженная девочка откликнулась немедленно, как будто специально сидела у своего компьютера в ожидании послания именно от CrookO`Dill(а).
Виртуальный паровоз дал гудок к отправлению, и состав тронулся с места, набирая ход.
С каждым днем письма Малышки Шелл становились более откровенными и раскованными, но по-настоящему втянуть ее в виртуальную игру в любовь удалось лишь через полгода переписки. Дурочка оказалась на редкость крепким орешком. Виталий пару раз заупрямился, хотел бросить затею с Малышкой Шелл, но настойчивость Аси – лидера альянса с условным названием CrookO`Dill, взяло верх, и игру с девушкой продолжили.
– Вот и добивай ее сама, – обиделся Виталий. – А мне лично надоело. По мне, так и тех трех, что кроме Шеллочки, хватает с лихвой.
– Виталик, Малышка требует разъяснений по поводу происхождения нашего ника. Пишу как обычно: про посох и жизненный поворот в судьбе?
– Естественно, милая! Кто же будет переписываться с обманщиком или плутом О`Диллом? Ты уверена, что второе значение слова «crook» редко встречается в словарях?
– Уверена, любовь моя, на сто процентов уверена. Только, Виталь, ты мне еще нужен в борьбе с Малышкой Шелл. Без тебя никак.
– Раньше же обходилась, – супруг все еще обижался.
– Так то раньше, – рассудительно заявила Ася. – А теперь особый случай, с подобным мы еще не сталкивались. Придется перейти с Шеллочкой на полувиртуальные отношения.
– Это как? – встрепенулся Виталий. – Мы так не договаривались. Никакого реала – ты же сама устанавливала правила!
Ася обняла супруга и горячо зашептала ему в ухо:
– Мы купим мобильный телефон, оформим его на подставное лицо. Вон хотя бы на соседа дядю Васю. Купишь алкоголику бутылку – он и не заметит, что его паспорт «вышел погулять» на пару часов. С этого телефона ты будешь звонить Малышке Шелл. Увидишь, крепость падет сразу же после первых звонков.
Виталий всегда и во всем полагался на свою супругу, потому и в данной ситуации не стал перечить Асе. Телефон был куплен на имя дяди Васи без особых проблем. Малышка Шелл в радостном возбуждении согласилась на телефонное общение, и начались ежедневные вечерние разговоры, во время которых супруги, прильнув к трубке, в два уха слушали сбивчивые, путанные слова любви, скороговоркой выговариваемые Shellо4кой за те пять минут, которые были заранее регламентированы ей CrookO`Dill(ом), равно как и лимит из пяти СМСок в день. Теперь и письма Малышки Шелл, и восторги в рецензиях на новые стихотворения CrookO`Dill(а) – все было окрашено в один цвет – в цвет страсти. Соответственно, страсть кипела и в постели Крокодилов.
А Шеллочка стала настаивать на личной встрече:
– Я больше так не могу, – волнующе шептала она в трубку срывающимся на рыдания голосом. – Ты не присылаешь свое фото, ты отказываешься со мной встречаться, ты ограничиваешь меня в общении, ты даже не хочешь назвать свое истинное имя. Почему? Я ведь уверена за себя, я ведь люблю тебя. И люблю таким, какой бы ты ни был. Я люблю твой голос, он не может принадлежать человеку, который станет мне неприятен. Я люблю, люблю тебя. Люблю…
Ася сорвалась первой и (без ведома супруга) решила закончить весь этот, по ее выражению, балаган. Пальцы бесшумно скользили по клавиатуре, исполняя неведомый танец – то зависая в воздухе, то в неистовстве обрушиваясь на клавиши.
– Детка, добавь еще перчику, – раздалось рядом знакомое ворчание, и теплая ладонь супруга привычным жестом мягко легла на плечо. – Пресно получается, несколько наивно. Где полет фантазии? Где сказка для Золушки? Учу тебя, учу… Раз решила свернуть проект, давай уж повеселимся по полной программе. Надо согласиться на встречу, а потом все неожиданно обрубить!
Ася надула губы, став похожей на капризного ребенка, у которого отобрали любимую игрушку, и встала с кресла, уступая место супругу:
– Пиши в таком случае сам. И свидание сам назначай! Я – пас.
Виталик плюхнулся на освобожденное место, одной рукой притянул к себе брыкающуюся Асю, а второй ловко забарабанил по клавиатуре. На мониторе побежали строчки:
«Детка, моя любимая Малышка Шелл, без твоих писем, без ночных звонков я просто не жилец на этом свете. Я уже давно – тень собственного “я”. Ты и только ты вдыхаешь в меня жизнь. Я – твой раб, и эта зависимость мне не в тягость. Без тебя я не мыслю себя. Я мечтаю увидеть свою Малышку Шелл, прикоснуться губами к своему божеству и вдохнуть терпкий аромат наслаждения. Ты совершенно права – настало время увидеться. Люблю, нежно целую. Твой раб CrookO`Dill».
Shellо4ка усиленно вертела головой из стороны в сторону. Когда ее лицо попадало в поле зрения супругов, явно проглядывались дорожки от слез, а бессмысленный взгляд девушки просто леденил душу.
– А не перегнули мы палку? – жалостливо прошептал Виталий.
– Цыц! – Ася всегда была жестче супруга во всем, что касалось жалости. – Она молодая. Пострадает с недельку и успокоится. Пошли домой, и не забудь выбросить «симку», – добавила она, наблюдая за тем, как Шеллочка безуспешно пытается дозвониться по номеру, предусмотрительно отключенному с самого утра.
Еще неделю или даже больше от Малышки Шелл поступали многочисленные письма на электронную почту CrookO`Dill(а), полные мольбы и отчаяния. Потом их поток резко прекратился. Ася с Виталием, всецело поглощенные новым объектом, давно забыли о Малышке Шелл, когда вдруг совершенно неожиданно от нее вновь пришло письмо.
Здравствуйте, CrookO`Dill. Пишет вам мама девушки, которую вы знали под ником Shellо4ка. Настоящее имя моей дочери Анна. Она вас любила, я знаю. Только я одна была посвящена в ее тайну. Этим письмом я исполняю ее последнюю волю, как бы мне не было больно. А последняя воля – сообщить вам на 40-й день после ее похорон о том, что она вас ни в чем не винит, по-прежнему любит и прощает.
P. S. Я вас ненавижу. Вы отняли у меня единственную дочь.
Письмо было без подписи.
Виталий уже битый час сидел перед монитором, впершись взглядом в послание, прочитанное раз сто. Пришла с работы Ася и, с порога почуяв неладное, присоединилась к супругу. Так, молчком, они просидели весь вечер, боясь посмотреть друг другу в глаза.
С этого молчаливого и печального вечера в их отношениях что-то надорвалось, сломалось. Отлаженный механизм дал сбой, и началось его медленное расщепление на мелкие составные частички. Охлаждение наступило и в постели, постепенно распространяясь на всю их совместную, некогда счастливую жизнь. Супруги стали скрывать друг от друга личную переписку, поменяли пароли в электронных почтовых ящиках, о совместном проекте CrookO`Dill даже не было и речи. Со временем супруги настолько отдалились друг от друга, что наступил момент, когда кто-то из пары должен был принять ответственное решение.
Именно в этот ответственный день Виталий, возвращаясь от приятеля, в метро на переходе с одной станции на другую чуть не сшиб с ног девушку. От неожиданности она выронила из рук пакет, Виталий наклонился, поднял его, протянул девушке и оцепенел от ужаса. Перед ним стояла живая и невредимая Малышка Шелл. Спутать ее с кем-либо другим было совершенно невозможно – он до мельчайших подробностей знал каждую черточку ее лица. Шеллочка в свое время завалила их своими фотографиями. К тому же была еще и та – реальная, несостоявшаяся встреча в баре.
– Мы знакомы? – удивленно спросила Шеллочка.
– Н-н-нет… – заикаясь промямлил Виталий.
– Тогда извините, – девушка обворожительно улыбнулась. – Я тороплюсь. Спасибо вам.
– Анька! Я тут! – прозвучало выстрелом за спиной Виталия.
Он от этого окрика весь скукожился и затравленно уставился на Шеллочку.
Та еще раз недоуменно взглянула на случайного прохожего, приветливо махнула невидимой подружке и, осторожно обогнув застывшего Виталия, скрылась из его поля зрения. А у последнего не было даже сил обернуться и посмотреть ей вслед.
– Ася, а ведь зря мы с тобой тогда поленились и не заглянули в словарь, не проверили перевод ника Шеллочки. Знаешь, как в переводе с английского звучит Shell?
– Вроде что-то со скорлупой или раковиной связано…
– Да. Но там есть еще и второе значение этого слова – гильза, снаряд. Вот и выпустила Малышка Шелл в нас всю обойму. И ведь правильно сделала…
