Читать книгу: «Дорогой Джао Да, лети куда хочешь!», страница 3

К тому моменту, когда я оказалась на исповеди, группа «Паперный ТАМ» уже пережила увлечение балканщиной с аккордеоном, латиной с перкуссией и стала больше поворачиваться к рок-звучанию. Лёша стал стричь ещё более поседевшие волосы покороче и мечтать о театральной площадке. А «Китайский Лётчик» проживал лучшие годы своей жизни.

Вечером я возбужденно рассказала о случившемся в клубе, и Лёшина подруга Варя Турова резонно заметила: «И друзья у тебя музыканты, и любовники музыканты, и начальник музыкант и даже духовник – музыкант!».

Лёша был нестандартным начальником. Первое время, когда зарплату в клубе выдавали наличными (да-да, бывали времена не только без запрета на курение и без мобильного интернета, но и без банковских карт), Лёша отдавал мне мои деньги, завернув в лист бумаги, на котором писал стихи на актуальную тему. В большинстве случаев он подшучивал надо мной:

“Любишь музыкантов, Ирина? – Люби!

Люби музыкантов, но клуб не губи!”

Но многие послания касались и конкретных музыкантов, которыми мы были увлечены.

“Я не гений, так и быть,

Можешь Шнурова любить!

Надоело нахуй блядь

Буду так теперь писать!”

“Пришла пора менять кумира.

Такая ветренная Ира

Но в данном случае – ура!

Нам нравятся “маркшайдера”!”

“Быть может, Ирка, все они

Не твоего полёта птицы.

Гони, Седова, их, гони!

Готовься! Едет Кустурица!”

Вскоре после меня в клуб устроилась и моя ближайшая подруга Таня, с которой мы познакомились в первом классе школы, да так и продолжаем держаться вместе до сих пор. А Карина, которая познакомилась с Таней на первом курсе эстрадно-джазового отделения Гнесинки шутила, что работает в “Лётчике” «профессиональным отдыхающим». Для Тани придумали должность “менеджер по спецпроектам” и сразу взвалили выпуск пластинки с любимыми исполнителями “Лётчика”, которая должна была быть напечатана огромным тиражом и вложена в наимоднейший в то время журнал “Афиша”.

“Пластинка вышла!

Не шутя

скажу тебе:

у нас дитя!” – написал мне на зарплате Лёша в тот период.

А вот про нашу творческую группу и иерархию в ней:

“Вот что я придумал, Ир:

Я мочалок командир.

Мойдодыр.”

Лёшиной маме, Ирине Борисовне Паперной, было 58 года, когда открылся “Лётчик”. Она всегда охотно рассказывала об истории своей семьи. Про то, как её дедушка застрелился в 1936-ом, а отец погиб в 1942-м, через 4 месяца после её рождения. Про дядю, знаменитого литератора Зиновия Паперного, который взял на себя заботу о родных. Про мечту поступить на журфак. Про работу в химическом институте и организацию концерта Высоцкого. Про театральные студии Табакова и Розовского, в которых она работала “Ирой Паперной”, про первые арт-клубы, которые они с Лёшей открывали в Москве. Она тоже была соучредителем “Лётчика”, неофициально – его душой, и называла наш творческий отдел “котик в серпентарии”. Это уже после того, как выяснилось, что и я, и Таня, и сама Борисовна родились в годы Змеи, а Лёша – в год Кота(Кролика). Но “котик” однозначно был для нас троих “Мойдодыром”. Первое время он пытался держать маму на расстоянии: «Не лезь, это мои сотрудницы!». Непонятно, на что он рассчитывал, зная, что Ирина Борисовна всегда рядом с ним, всегда в курсе его дел, всегда обожает и всегда может найти повод для скандала. «Мы будем заниматься программой, а ты, мам, будешь завотделом пропаганды!» – пытался расставить все мочалки по местам Лёша, но в итоге все занимались всем. Про пиар я, конечно, знала с журфака, но Ирина Борисовна преподавала нам собственный ежедневный авторский курс по связям с общественностью. На правах хозяйки она подсаживалась к любому столику, говорила : «Я Ира Паперная, хочу вам рассказать про наши чайные церемонии/концерты/детские праздники/новый альбом моего сына/и так далее». Однажды она мне в клубе сказала: «Там пришёл писатель Сорокин, ты его знаешь?» Я говорю: «Ну, писала на журфаке курсовую по его «Роману». – «Пойдем познакомлю», – уверенно сказала Борисовна, и мы пошли. «Здраааавствуйте», – приветливо затянула она, и писатель Сорокин повернулся к нам. – «Я Ира Паперная, а это вот Ирочка Седова, наш арт-менеджер, она писала курсовую по вашим книгам на журфаке!» – Сорокин понимающе посмотрел на смущенную меня, держащую наготове ручку и блокнот. – «Мы очень рады, что вы к нам зашли. Давайте мы запишем ваш телефон и будем приглашать на разные наши мероприятия?». Таким был пиар по-паперновски: только личное общение «на голубом глазу», как она это называла. Вскоре я тоже научилась подходить к незнакомым звёздам и завязывать с ними полезные знакомства, деловые связи и личные отношения. Думаю, в «Лётчике» в то время было вообще очень много личного: и вложенного, и полученного взамен.