Читать книгу: «Уютные истории», страница 3

Из семейного архива. часть ii

Оленка болела. Она лежала на печке и, как говорила баба Иринья, грела кости. Хотя, болела-то она вчера, а сегодня было уже лучше, но жар еще не спал. Вся бы стать сбегать к Митьке, книжку почитать или на пироги. Его мама, тетя Настя Егорова, громкая дородная женщина, пекла такие замечательные пироги с вишней! У тети Настасьи было два достоинства: выпечка и умение торговать. На городской ярмарке ушлая бабенка, как называл ее тятя, брала самую высокую цену за свою скотину. Перебить ее пока не удавалось никому.

На полатях было тепло, пахло овчиной. Мама с бабулей ушли к соседям, а в дом пришел Василий, старший брат. Из-за занавесок девочка видела, как отец сидел под иконами и сердито смотрел на сына:

– Зачем пришел? Ты, вроде, новой власти служишь? Вот и иди, служи. Но Василий батю не послушался, что было девочке удивительно. Папу Семена слушались все: и сыновья, и мама Маша, и даже батюшка Порфирий, приезжающий служить в местной часовне.

– Бать, дело серьезное. – Вася нервно комкал в руках картуз. – Сегодня Онисима раскулачили. Всю скотину со двора свели. Сейчас обоз на ссылку отправляют. Завтра к тебе собираются. Отец вскинулся:

– Да какой я кулак? Все своими силами нажил. Да вы помогали. Никогда на меня чужаки не работали. – В голосе отца Оленка услышала неприятные ноты обиды и какого-то бессилия. Василий упал на колени у ног отца:

– Батя, руби скотину, прячь иконы. Кто-то на тебя кляузу написал. – Тятька похлопал Ваську по плечу:

– Прорвемся, сынок, спасибо!

Оленка, как мышка затаилась на печке. Отчего-то ей хотелось плакать и не было сил смотреть на склоненную голову брата и слезы в глазах большого и надежного тяти. Она перевела взгляд в окно.

Шел дождь. По расхлябанной дороге ехала подвода с котомками и чемоданами. Среди котомок скрючилась фигурка друга Митьки. Олька поймала тоскливый взгляд товарища по проказам. Рядом сидела тетка Настасья, сгорбленная, сразу потерявшая свою стать и вытиравшая глаза уголком платка.

Оленка плакала, как и небо, провожая друга навсегда.

Настоящий

Пробуждение. Уже второй раз какой-то непонятный сон. Это точно бабушкино детство. Но как оно оказалось в подсознании у Нины? Ведь баба Оля никогда такого не рассказывала. Вытерев слезы, девушка оглянулась и поняла, что машина стоит. Темно. Шофера не было. Перед машиной располагался дом. Нет, ДОМ – большой, огороженный красивым, фундаментальным таким забором с колоннами и обрешеткой между ними. Все было освещено уличными фонарями. Само строение тоже было основательным, похожим на своего хозяина, который в данный момент возвращался к машине. Рядом с ним бежало шерстяное чудо – большая белая лохматая собака неизвестной Нине породы. Вообще девушка считала себя кошатницей. У бабушки постоянно были кошки, и все Мурки. Но эта собака очаровывала с первого взгляда. Хотелось запустить руки в шерсть, обнять, просто прижаться к такому чуду. Дверца распахнулась.

– Приехали, прошу в дом, это Лаки, бобтейл! Лаки, свои! – Собака чинно подошла, обнюхала, Завиляла хвостом и облизала гостье протянутые руки. Та присела и обняла это собачье чудо, теплое, мягкое и ласковое. Пес терпеливо замер. Девушка вообще как будто очутилась в другой жизни, где не было Леши с его изменой, Элечки и никаких страшных событий. Было спокойно, уютно и таинственно. А еще было ощущение полного доверия, которое, когда-то дарил папа. Такой же большой и надежный.

В доме тоже было все основательно. Пахло деревом. И неудивительно. Начиная с прихожей, все было отделано, судя по запаху, какими-то хвойными рейками. Впрочем, Ниночка не была строителем или каким-либо еще специалистом в этой области. Ей просто все здесь нравилось.

– Сейчас банька будет. Я с утра для гостя ее топил. Друг приезжал попариться. Еще остыть не успела. Пару полен подкину, и можно будет идти. – Хозяин пропустил гостью в дом, вошел следом и сразу заполнил прихожую до отказа. Но Ниночка не чувствовала страха или неудобства. Шла, куда сказано, брала, что давали, соглашалась со всем, что предлагали. Банька так банька.

Горожанка до мозга и костей, девушка любила свой душ и свою ванну. Из детства помнила общественную баню. Пока жили с бабушкой, ходили мыться на станцию в большое кирпичное здание с двумя отделениями: мужским и женским и высоким полком. Но это было давно. Поэтому хозяин прежде всего повел ее на экскурсию в натопленные помещения:

– Это предбанник. Здесь верхнюю одежду оставляем. Если жарко в парилке станет, можно на лавочке посидеть, остыть. Полотенца и простынь я повесил. Здесь – помывочная. Холодная вода в бочке, а этот кран откроешь – кипяток пойдет, смотри, не обожгись. Вот таз, шампунь, извини, только мужской, мыло. А вот здесь парилка. Веники я тебе запарил. Смотри, сразу из таза не парься, обожжешься. Все поняла?

Ниночка кивнула, половину не поняв. Андрей ушел. А она скинула одежду в предбаннике и сразу пошла в парилку. Дух там был замечательный! Никакие веники она, конечно, даже трогать не стала, а на полок легла и расслабилась. Было очень комфортно. Наслаждаясь можжевеловым духом, греясь, потея, она чувствовала, что вот это – тоже ее. Пора возвращаться в бабушкин дом.

Сквозь приятную дрему Нина услышала стук. Сил подняться не было.

– Ну что же ты, горемыка, сомлеешь. Раздетый до пояса хозяин поднял ее и хотел было взять на руки, но девушка очнулась и воспротивилась, слабыми руками уперлась ему в грудь. Молния пронзила обоих. Она вдруг почувствовала под руками горячий мощный торс, мужской, покрытый густой мягкой порослью. Он обнимал красивую женщину с огромными серыми глазами, ощущал идеальную девичью фигурку. Помутнение настигло их обоих, его губы накрыли ее приоткрытый рот. Леша не любил целоваться, только попервой, когда начали встречаться. Поэтому опыта у Нины было кот наплакал. Но как только их языки встретились, мозг отключился. Хорошо, Андрею достало ума выйти из парной. Он подхватил партнершу под ягодицы, не прерывая поцелуя, вынес в помывочную, прислонил к стене, устроился между ее ножек и заставил скрестить на своей пояснице. Она чувствовала его возбуждение и открывала в себе чувственность.

И тут залаяла собака, а в дверь требовательно постучали.

– Андрюша, это я, Аня, ты здесь? – Мужчина выругался сквозь зубы. Анна была дочерью местной жительницы, которая продавала самое вкусное молоко в деревне. Дачники за ним в очередь вставали. Андрей, однако, был любимым покупателем. Потому, что платил больше, чем просили, или, что жил через дом и помогал по хозяйству, или планы какие-то матримониальные были у ушлых торгашек. Но теперь, наверное, с молоком нужно будет завязывать. Надо было разок перепихнуться с этой веселой дачницей, как пристала – не оторвешь. Однако, момент был упущен. Ниночка опустила ноги и, вывернувшись из объятий, убежала в предбанник.

Андрей пошел за ней следом, сорвал с гвоздя рубаху и торопливо надел ее.

– Я там дома постель тебе приготовил. Прямо по коридору. – Нина суетливо заворачивалась в простыню и старалась не встретиться с ним глазами. Мужчина решил, что поговорит с девушкой позже, вышел и увидел разнаряженную молодку, прислонившуюся к стене бани. Пристегнутый уже Лаки рвался с цепи и ругался на нежеланную гостью.

– Андрюша, а я тебя ждала. Или ты не один? – Анна попыталась заглянуть за спину богатыря. Мужчина не дал ей такой возможности, отодвинув от бани:

– Аня, ты, конечно, извини. Но то, что у нас с тобой было – одноразовый секс. Ты достойна большего. А я в твоих услугах больше не нуждаюсь.

Столько оскорблений в одной фразе сразу Анна не слышала никогда.

– Ну ты и козел. – Образец женской привлекательности с фигурой Венеры и ликом Афродиты махнула своим ультракоротким красным модельным платьем от Славы Зайцева и поковыляла на пятнадцатисантиметровых шпильках по деревенской тропинке.

– Иди-иди, – прогавкал Лаки.

Одновременно с этим из бани выскользнула обернутая в простыню Нина с чалмой на голове.

Какое-то светлое незнакомое чувство сжало грудь Андрея: желание не обладать, а защитить. И фиг с ним, с молоком! Шикнув на разбушевавшегося пса, мужчина подавил свои инстинкты и устало сказал:

– Не женат. В отношениях не состою. Это, – он мотнул головой, – даже внимания твоего не стоит. Пошли спать, Нина Николаевна. Утро вечера мудренее.

из семейного архива. часть iii

Это была незнакомая комната. Тяжелые портьеры, пушистые ковры, огромный стол, шикарная люстра. Справа от стола располагался камин. Комната явно принадлежала очень богатым людям. За столом сидел пожилой мужчина в инвалидном кресле. Послышался стук в дверь. В комнату кто-то вошел, однако он остался вне поля видимости.

– Ты меня звал, отец?

– Да, сын, присаживайся, предстоит серьезный разговор. Прошу отнестись к нему с пониманием, – голос старика был глубоким и каким-то уставшим.

– Я слушаю, – этот голос, напротив, был молодой и полный сил.

– Филипп, когда-то я усыновил тебя и ни разу об этом не пожалел. Однако, отец тот, кто воспитал. Ты стал для меня настоящим сыном, преемником. Я смертельно болен, и тебе это известно. Врачи отвели мне немного времени для урегулирования дел. Я составил завещание. – Мужчина замолчал, воздух сгустился. Казалось в воздухе слегка потрескивает.

– Ты знаешь историю моей семьи. Я был старшим из шести детей. Пять братьев не дожили до этого дня. Их судьбы я не отслеживал. Знаю только, что трое погибли в войну, один женился, воевал и жил так, как Бог дал. Меня всегда волновала судьба Оленки, младшей сестры моей. Ей очень много испытаний по жизни выпало. Осталась одна совсем малышкой, потом выхаживала маму практически без помощи, выжила в войну. И личной жизни у нее считай не случилось. Однолюбка она, родовое проклятие. Да с Митькой судьба разлучила. А потом так никто и не смог сердечко оленкино завоевать. Но она жила достойно. Сына хорошего вырастила, потом и его дочь. И, хотя сестренки уже нет в живых, ее внучка осталась непристроенной.

В связи с этим в завещании я поделил наследство в равных долях между тобой и моей внучатой племянницей. Твоя сестра сводная свое уже получила.

Пальцы Фила заскребли по подлокотникам, голос стал похож на шипение змеи:

– Ты сошел с ума! Я столько лет работал на тебя, прогибался, задницу тебе целовал, чтобы ты так лихо ополовинил МОЕ наследство?! Я признаю тебя сумасшедшим! Я опротестую завещание.

Его голос сорвался на крик. Он вскочил, подбежал к отцу и толкнул коляску. Сила толчка была неимоверной. Коляска завалилась на бок, увлекая за собой инвалида. Мужчина упал. Удар головой пришелся как раз на угол камина.

в деревне

Однако, суббота. Ниночка проснулась одна в незнакомом месте и не сразу поняла, где она находится – в доме Андрея. Сегодня сон был еще непонятнее. Незнакомое место, незнакомые люди. Как будто ей кто-то показывает кино, которое к ней никак не относится. Или относится, но ей об этом ничего не известно. Решив, что сны разгадывать она все равно не умеет, Нина огляделась.

Со стыдом и каким-то удовольствием, что ли она вспомнила вечерний поцелуй. Наверное, это банально, но она никогда не испытывала удовольствие от этого действа. Она вообще была брезглива, и в рот что попало не брала. «Здесь не иначе помутнение, – подумала она. – Вчерашний стресс, предательство, настоящий мужчина, и вот – ба-бах! Хорошо еще их прервали и секса не случилась. Как тогда она Андрею в глаза смотреть будет?» – Про Алексея даже не вспомнилось.

Однако вкус чужого мужчины, его твердые губы, сильные руки и горячее возбужденное тело будоражили память девушки.

Потом вспомнилась причина, по которой они не завершили начатое, и в груди погасло. Где она, почти плоский недомерок, а где он, невероятный красавец, который так классно целуется! Ему как раз и подходит эта Анна – яркая, эффектная, легкая. С другой стороны, он же ее прогнал. А Нину ласкал так, будто она невероятно желанна. – «Я не буду об этом думать».

«Это даже внимания твоего не стоит», – пронеслось в голове. А вдруг и она потом не будет стоить внимания? Но это же будет потом. Так хочется чуть-чуть счастья!

Мотнув головой, девушка обратила внимание, что на ней огромная футболка до колен с воротом, выглядевшим как нескромное декольте. Все тело окатило румянцем: представила как эта одежда обнимает мужской торс. – «Я не буду об этом думать». – Она огляделась: уютная деревенская комната с белыми занавесками, стенами, отделанными деревом, и невероятно широкой кроватью. Интересно, а где он спал? – «Я не буду об этом думать!».

В красном углу висела икона Господа Вседержителя. Как искусствовед она изучала иконопись и параллельно в годы учебы интересовалась реставрацией. Поэтому с первого взгляда поняла, что она старинная, не так давно отреставрированная. Вообще все в комнате говорило не столько о богатстве, сколько о вкусе, надежности хозяина.

Нина соскользнула с высокой кровати на пол, видимо, с подогревом, покрытый ковром, в ворсе которого стопы практически утопали, тихонечко пошла обследовать территорию. Из спальни вел коридор. Мимо поворота на кухню гостья пошла к выходу и открыла тяжелую деревянную дверь. Лаки зашелся в приветственном лае. Она вышла на крыльцо и оцепенела. Прямо перед ней, через заборчик стоял заколоченный бабушкин дом. В совпадение девушка не верила. Она верила в Бога. Поэтому решила, что это знак свыше. Но как было не узнать родную деревню, непонятно! Да, было темно, когда они приехали. Но здесь даже пахнет домом. Не иначе помутнение из-за красивого мужика.

В это время к воротам подошла женщина, и Нина признала в ней соседку бабушки – тетю Таисию. Та постучалась и вошла в ворота, не дожидаясь разрешения. Лаки молчал, значит, знакомая.

В одной руке женщина несла трехлитровую банку с молоком. Она подняла взгляд на крыльцо, посмотрела сначала удивленно, потом недоверчиво, потом признала и улыбнулась:

– Нинка, ты что ли? Сколько лет в родной деревне не показывалась. А нынче никак домами ошиблась? – соседка рассмеялась. Потом посерьезнела. – Моя Анька вчера злющая прибежала. Говорит, сосед-то наш кралю чужую привел в дом. А тут ты! – Потом глаза ее загорелись любопытством. – А ты хозяину-то как, постоянная или разовая? Да, впрочем, не мое дело. Ты на дочу мою не серчай. Глупая она еще. Да и упустили мы что-то в ее воспитании. В кого такая простипопа выросла? Я с одним мужиком всю жизнь прожила, он, вроде, не гулял. А дочь… Эх! – Вываливая на девушку кучу информации, она подошла к крыльцу, поставила на верхнюю ступеньку банку и махнула рукой. – Один на шикарной машине третий день приезжает, ночует; второй – в городе ждет. Третьего тут решила завести, под богатое тельце подлечь. Говорит, а вдруг не подойдет, попробовать нужно. Что, мужик сметана, что ли? Что его пробовать? – Таисия будто опомнилась от грустных мыслей, улыбнулась, – ты заходи, не чужая, чай. Я Оленькину могилку каждый год проведываю на Троицу. На хорошем месте лежит. Оттуда вид красивый. Довольна, наверное. Ты бы от ее яблоньки побеги подкопала, да у могилки посадила. Ей было бы в радость. Ну, пойду я.

Тетя Таисия повернулась и пошла к воротам.

Хозяина не было, как и машины возле дома, и гостья, отогнав грустные воспоминания, вернулась назад в поисках своей одежды.

На кухонном столе стоял завтрак: яичница с оранжевыми желтками, хлеб, печенье, какие-то конфетки. Это было невероятно приятно и непривычно. Леша никогда, даже в первое время их совместной жизни, не готовил еду. Он не считал это мужским делом. Девушка вспомнила, что не ела со вчерашнего обеда. Налила кружку парного молока. Оно было обалденным, густым, настоящим. Вспомнилась анекдотичная ситуация, когда питерский внук соседки выговаривал своей бабушке, покупавшей молоко в частном секторе: «У нас, в Питере, молоко лучше. После него стакан холодной водой сполоснешь и больше мыть не надо».

Нина выпила кружку, не отрываясь. Желудок был полным, как будто съела тарелку супа.

Из кухни дверь вела в ванную. Кто бы мог подумать, что в деревенском доме такая ванна? Там могло бы поместиться четыре Нины. Ну, или два хозяина дома, что тоже немало. Здесь же, на полотенцесушителе висела ее одежда, видимо, выстиранная хозяином. Было стыдно. А еще непривычно. Она оделась. В зеркале отразилось безобразие на голове, испуганные серые глаза на бледном лице. Кое-как расчесав волосы и убрав их в привычную гульку, Нина покинула ванную и вышла из дома.

Улица была длинной, проходила параллельно берегу озера. Все дома с правой стороны улицы, имели свой пляж, зачастую баньку, а кое-кто и лодку. Дом Андрея был крайним. Сразу за ним начинался лес. По соседству располагался родовой дом Оленевых, дальше жила тетя Таисия с дочкой.

А вот через дорогу стоял дом на месте которого совсем недавно стояла развалюха с проломленной крышей. Теперь на этом месте кто-то отстроил шикарные хоромы. Но, кажется, хозяев не было. Хотя следы от машины у ворот свежие.

Деревня была большая, в полторы сотни домов, однако на зиму оставались от силы десяток семей. И часть деревни от центра до дома Андрея издревле называлась Оленинским углом.

Бабушкина изба уже не так пугала. Нина подошла к покосившейся калитке, с трудом отворила ее и шагнула на заросший дикой травой двор. Дверь была заколочена, как и окна, досками крест на крест. Но было видно, что кто-то здесь уже побывал. Доски на двери висели на честном слове, как будто их уже вытаскивали вместе с гвоздями, а потом слегка пристукнули обратно. К тому же и крыльцо было подгнившим и норовило провалиться в самый неудобный момент.

Нина аккуратно поднялась по ступенькам, дернула доску, одну, другую, откинула их подальше и взялась за ручку. Удивительно, но дверь открылась мягко.

Дальше была еще одна лестница. Вдруг на секунду показалось, что там, как и в детстве, на ступеньках сидит бабушка, чистит яблоки или перебирает ягоды. Даже голос ее послышался:

– Ну, помогай, Нинель.

Ниночка без сил опустилась на те самые ступени. Вокруг плыла тишина. Только где-то вдалеке чуть тлела жизнь: мычала корова, орал петух, переругивались соседки. Немного посидев и набравшись сил, Девушка отворила следующую дверь: в горницу. Здесь было сумрачно. Как-то сразу наложились детские воспоминания и удивительные сны: печка, потрескавшаяся, без занавесок на полатях, древний почерневший стол, старый шкаф с зеркалом, покрытым черными пятнами, лавка у стены, старая пружинная кровать, с которой кто-то стащил не только белье, но и тюфяк, и теперь она ощетинилась металлической сеткой, порванной в нескольких местах. На полу валялись полусгнившие половички. Занавески на пыльных, кое-где треснутых окнах напоминали оборванную паутину. В красном углу пусто. Нет той иконы, которая помнилась из детства. Складывалось впечатление, что в доме что-то искали.

– Здравствуй, дом! – произнесла она вслух и принялась за дело. Сначала сняла занавески, скинув на пол, потом сгребла их вместе с остатками половиков, и пинками попыталась вытолкать наружу. Пыль кружилась в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь заколоченные окна. Обхватив останки ткани, она приподняла и перекинула все через порог. Что-то звякнуло, Нина увидела металлическую пуговицу, которая была ей хорошо знакома. У Алексея была джинсовая рубашка, у которой оторвалась пуговица, и супруга обошла все рукодельные магазинчики города в поисках такой же. Не нашла. Вещь пришлось пустить на тряпки, поскольку Леше не по статусу было носить рубашку с разными пуговицами, хотя жена пришила очень похожую.

Непонятно. Неужели Леша приезжал сюда? Он ведь даже дорогу не знает. Нина спрятала пуговицу в кармашек и решила спросить у мужа при встрече. Затем она нашла ведро, в шкафу какую-то тряпку, по виду старую сорочку и собралась за водой.

На этом действе и застал ее сосед.

– А я думаю, куда ты пропала. Вернулся из города, а тебя нет. Хорошо, Лаки дорожку показал. Ты все заброшенные дома в деревне убирать будешь? – в глазах мужчины плескался смех.

– Нет, ты представляешь, это дом моей бабушки. Теперь, получается, мой. Я с ее смерти сюда приехать не могла. Хотя очень хотелось в последнее время. А вчера ты меня сюда привез. Спасибо! – девушка с огромной благодарностью смотрела на мужчину. – Ты меня не только от Леши спас, еще и это! Просто чудо! Ты – чудо!

– Пойдем обедать, а потом я тебе помогу. – Мужчина ласково улыбнулся.

Ниночка представляла, как выглядит: гулька сбилась, одежда испачкана, как, вероятно, и лицо. Но взгляд Андрея был теплым, и она опять плыла, купаясь в его нежности.

Подходя к воротам, он остановился и обернулся к девушке:

– Если вдруг приедешь, и меня не будет смотри, вот здесь, – он вытащил кирпич из колонны забора примерно на уровне груди девушки, – запасные ключи.

– А вдруг кто-нибудь посторонний ключи найдет? – от такого доверия тепло растеклось в груди.

– Это деревня. Если кто посторонний в дом зайдет, завтра же все будут в курсе.

Приняв душ, и опять облачившись в футболку хозяина дома, гостья загрузила стирку и вышла на кухню. Ее ждал шикарно сервированный обед: первое, второе, нарезка, фрукты. Глаза разбегались. Наваристая уха с каплей белоснежной густой сметаны.

– Ты рыбак? – удивление невозможно было сдержать.

– У меня много увлечений, – Андрей улыбнулся, – ешь.

Ниночка очнулась, только когда съела целую тарелку, на второе ее уже не хватило. Она и так чувствовала себя тюленем из известной рекламы. Все время, пока девушка уничтожала обед, мужчина с удовольствием смотрел на это действо.

Он не любил дистрофичных анорексичек, питающихся одним салатом. Здесь же имелся хороший аппетит и нормальные приоритеты.

После обеда гостье были выданы джинсы, которые ей пришлось подвязать веревкой и подвернуть, и огромная рубаха с закатанными рукавами, в ворот которой норовили выскользнуть плечи хрупкой девушки. Но, так как ее одежда еще не высохла, оставалось только благодарить хозяина.

Они вернулись в дом бабы Оли. Лаки весело бегал вокруг дома, принимая все хозяйственные хлопоты за игру. Андрей принес воды и обратил внимание на вскрытую входную дверь, вышел во двор, сделал несколько телефонных звонков. В общем, к концу дня дом был отмыт от пыли, входная дверь заменена, новый замок врезан. Ключи отданы хозяйке.

День снова закончился баней, однако мужчина никаких попыток к сближению не предпринял, а сразу же после ужина уехал в город по своим делам.

Ниночка болезненно восприняла его отъезд, и следующей ночью каких-то красочных снов с непонятным подтекстом ей не снилось, а снился Андрей и женщины, извивающиеся вокруг него. У каждой из них было лицо Анны.