Читать книгу: «Сказкоплёт», страница 4
Ничего нового не было. Трудолюбивые постояльцы этого и десятка других сетевых мест пережёвывали старую информацию, пытаясь выдавить привлекательный пост, собирающий валюту интернета: просмотры и комментарии. Трижды переваренная жвачка, отрыгнутая holy cow в попытке пережевать четвёртый раз, не несла смысла, а лишь вызывала разочарование и желание настрочить гневный комментарий, который быстро смоется потоком таких же постов. Наверное, на это и был расчёт у авторов данных опусов. Чёрный пиар в сети – это тоже пиар и всё такое. Превалирует не качество информации, а количество тех, кого она заденет и кто не поленится настрочить всё, что он думает о посте, авторе и всех его родственников до седьмого колена. Под этим острым, но коричневым соусом с характерным и легко узнаваемым запахом, глупеньким пользователям без баннерорезки втюхивалась реклама всякой ерунды, бесполезных курсов и прочее, что соизволит впихнуть очередная корпорация с ресурсами и бюджетами среднего государства.
Юноша вздохнул и открыл текстовый документ, хранящий пару сотен названий фильмов, которые хотелось посмотреть, но не было времени. Двадцать минут быстрого чтения аннотаций, достать сок из холодильника и снеки с полки, пока идёт заставка и можно потратить вечер под мерцание монитора и хруст закусок. Кино, создававшееся ещё в те времена, когда Мисера даже в планах не было, выгодно отличалось от современного, с квотами на бездарность, бесконечной нативной рекламой и сюжетом, более плоским, чем лист, на котором его отпечатали. Кровать за полночь обняла одеялом и приветствовала дружелюбным поскрипыванием укладывающееся тело. Сон быстро пришёл в гости к свёрнутому в калачик парню, для разнообразия одарив приятными и легкими, как утренний туман, сновидениями. Лишь под утро, в самую тёмную часть перед рассветом, длинные ресницы затрепетали и тонкие веки распахнулись, ища постороннего.
Сонное дыхание прервалось, сон разорвался на самом приятном моменте, разлетевшись углями костра на ветру и глаза невидяще уставились в потолок. В спальне явно ощущалось чье-то присутствие, это не был призрак больного воображения или ворох одежды, брошенный на спинку стула и принявший странные очертания, тревожащие ум, вмиг утративший опыт многолетней жизни и вернувшийся к детским страхам. Первобытные инстинкты, хоть и дремали, похороненные тысячелетиями цивилизации, но никуда не уходили, исправно передаваясь прихотливыми изгибами ДНК из поколения в поколение. Человек затаил дыхание, испуганно срывавшееся в тревожном ритме вдохов-выдохов, и прислушался. всматриваясь в чернильное облако, окутывающее квартиру и мир за окном. Красноватым пятном бился пульс в сетчатке, порождая практически невидимые призрачные сполохи на границе зрения, еле слышно доносился тихий шелест и что-то двигалось в темноте, ещё более чёрное. Ощущение невидимого движения подкреплялось поскрипыванием половиц, как будто кто-то большой и неимоверно тяжёлый старался изо всех сил, чтобы скрыть своё присутствие, но вынужден был перемещаться без ночника в незнакомой обстановке.
Рука автоматически потянулась к выключателю, как только мысль о свете пробилась сквозь заспанные слои мозга и не ударилась в ту часть сознания, которая сжалась, вереща от ужаса голосом, которого нет. Проклятый выключатель всё никак не нашаривался, ногти прочертили дорожку из еле видимых бороздок по стене и рука, вмиг утратившая контроль, упала на мягкость подушки.
– Он тут! Стоит! Прямо перед тобой! – испуганный визг подкорки, которая даже не обратила внимание на то, что тело полностью обездвижено и все равно не сможет применить первое правило встречи с неизвестным, а именно "ударь или беги". Простыня и одеяло зашуршали, как будто сотни тончайших нитей неторопливо обшаривали каждый сантиметр пространства, в поисках тёплой плоти, к которой они могли бы прилипнуть. Всё ближе и ближе пугающие звуки приближались к голове, единственному месту, не скрытым под непробиваемой бронёй одеяла, о магических свойствах которого известно каждому ребёнку. Мисер, и так застывший в параличе, который охватил каждую скелетную мышцу, постарался сжаться ещё сильнее, чтобы его не нащупали и не нашли. Может, случится что-то страшное, а может и нет. Неизвестность пугала больше всего, поэтому люди не любят темноту и всякие непонятные штуки. Шелест постепенно подбирался к голове, окружая её неприступным кругом странных звуков. Лоб, в бисеринках пота, вдруг накрыло ледяной тканью. Пронизывающий холод быстро начал проникать сквозь кости черепа, замораживая любую мысль. Вдруг охватила апатия и безразличие перед страхом смерти, глаза закрылись и шелестящий ритм усилился в странном, нечеловеческом торжественном крещендо, смысл которого был понятен. Победа! Виктория! Неведомое существо, казалось, праздновало, радуясь отнимаемому теплу и энергии жизни.
Последняя мысль была о белой статуе, до которой, увы, не суждено было добраться. Тихое сожаление, грустными колокольчиками перекатывающееся в груди вдруг взорвалось адреналиновым ударом яростного стука сердца, подкинувшим тело вверх. Мисер сел на кровати, открыл глаза и уставился на полоску восхода, осветившего просыпающийся мир. Момент осознания ночного происшествия, оказавшегося банальным ночным кошмаром, сменился желанием закурить. Босые ноги прошлепали на балкон, руки сами нашарили сигарету, щелчок зиппо, бензиновый привкус первой затяжки, никотиновый дым пробрался в лёгкие, слегка пощекотал и вылетел в форточку без активного участия сознания. Полусонные мысли плавали вокруг пережитого стресса, ужас которого уже растворялся, наотрез отказываясь принимать завершенную и осмысленную форму. Психика наотрез оказывалась ворошить палкой памяти в огромном улье растревоженных страхов и фобий. Окурок раздавлен в пепельнице, замерзшие ступни слепо тыкались в поисках тапок, а спать больше не хотелось.
12. Раннее утро субботы встретило прохладным каплями дождя, украсившего тёмными точками серый холст асфальта. Рюкзак уютно свернулся на спине, обнимая поскрипывающими лапами лямок узкие плечи, наушники в ушах. Трекинговые ботинки на тонких ногах торчат в своей огромной нелепости, лёгкая куртка болотного цвета и непромокаемый капюшон, отделяющий голову от небесной сырости и непрошенных взглядов. Юноша готов был отправиться до первой остановки, чтобы успеть на ранний автобус. В телефоне лежали купленные билеты, оставалось лишь показывать их при входе водителям и спокойно ехать. Технологии значительно упрощали жизнь в общем и путешествия, в частности. Поворот ключа в замке, быстрые перестук по бетонным ступеням и Мисер вышел во влажный воздух, пахнущий мокрым бетоном и цветущей вишней.
Оранжевая громада автобуса сонно примостилась около клетки автостанции, сыто мурлыкая дизельным мотором, до отвала накормленным топливом. Окна, в прозрачных потёках дождя, отражали последние, всё ещё горящие фонари, линии проезжавших автомобилей и ломаную линию зданий. Пасть дверей с пневматическим чмоканием раскрылась, открыв доступ к огромному желудку, набитому мягкими креслами серого велюра. Водитель вскинул глаза на вошедшую фигуру, коротко хмыкнул, просматривая электронный билет.
– Через десять минут отправляемся. Если куришь, то можешь покурить.
Рюкзак улёгся в кресло, Мисер вышел, щёлкнула зиппо и худое лицо осветилось огоньком сигареты. Водительская дверь лопнула, выпуская грузного мужчину лет пятидесяти, дешёвая пластмассовая зажигалка выпустила ворох бенгальских искр и дала прикурить небольшую сигариллу в уголке толстых губ.
– Жалко, кофе ещё не продают, – выдохнул облачком ароматного дыма водитель. Собеседник пожал плечами, раздавил носком бычок и скрылся в чреве автобуса. Минутная возня с застёжками и по ступенькам быстро скатился Мисер, торжественно держа в руках крышку от термоса, которая наполнила предрассветный воздух знакомым запахом обжаренных коричневых зёрен. Нос мужчины повернул голову, следуя за ароматным ветерком и наткнулся на протянутую руку.
– Вот это от души, паря, – большая рука, покрытая рыжими волосками, обхватила кружку с любовью, которой позавидовало бы разгоряченное тело красотки, – Джонни, Джонни Кавалло меня кличут.
– Мисер.
Узкая ладонь с хрупкими пальцами скрылась в волосатой лапе, пожавшей белые пальцы с удивительной и неожиданной мягкостью. От людей такого типа, как Джонни, меньше всего ожидаешь деликатного рукопожатия без переломов костей и боли в суставах. Водитель щёлкнул портсигаром, серебряная роскошь которого не соответствовала дешевизне зажигалки, опытные пальцы курильщика со стажем с удивительным проворством фокусника выудили пару сигарилл, одна из которых с легким кивком была тут же вручена недоумевающему молодому человеку.
– Кофе без сигареты – это деньги на ветер, удовольствие сомнительное и ненужное. Мисер удивленно вскинул русые брови, Кавалло захохотал, увидев лёгкую, удивленную улыбку пассажира.
– Мистер Кавалло…
– Ты где-то забыл уши, дружок? Меня Джонни зовут, – улыбка стала шире.
– Джонни, а можно вопрос?
– Ты его только что задал, – раскатистый и глубокий смех эхом вернулся от кондоминимума, стоявшего через дорогу.
– И тем не менее, – улыбнулся Мисер, – почему так вышло, что у вас дорогой портсигар, хорошее курево, а зажигалка такая дешёвенькая?
– А, ты не водитель, парень. Это старый прикол, водители, особенно те, кто ездит на дальняк, таксисты и дальнобои, в общем все мы любим прихватывать чужие зажигалки. Такая традиция. Ты не станешь настоящим дальновозом, пока не прикарманишь чужую зажигалку. Идём, покажу. Тем более, всё равно пора ехать.
Они поднялись в автобус и Джонни открыл бардачок, в котором помимо привычного водительского скарба россыпью лежало с десяток зажигалок.
– Понял?
– Коллекция про запас? – коротко хохотнул Мисер.
– Значит, понял, – водитель улыбнулся одними глазами, – а за кофе спасибо, до следующей станции хватит, а там уже будут открытые кофейни. Крышка от термоса перешла из рук в руки, парень откинулся на сиденье и уставился в окно, изредка шевеля пальцами в такт музыке, гремевшей в наушниках.
В полдень, съев пару вкусных хот-догов и запив нехитрый перекус банкой ледяной колы, он тепло попрощался с Джонни на курилке и двинулся на следующий автобус. Попутно голову посетила мысль о том, что самые вкусные хот-доги и самая сладкая кола по каким-то неведомым причинам именно на заправках и остановках. Интересно, в них что-то добавляют или просто голодным пассажирам самая обычная еда кажется вкуснее? Автобус, кряхтя мотором, меж тем, взбирался в гору. Горный серпантин вызывал здоровое опасения, особенно у сидящих справа, так как вид из окон обрывался в полукилометровую пустоту. Машины скользили по темной нити дороги, словно разноцветные костяшки на древних счётах и, несмотря на ёкающее сердце, из салона открывался прекрасный вид на окрестности. Туристическая остановка на вершине позволяла полюбоваться пейзажами, которые не искажала непременная тонировка на автобусных стёклах. Сладкая вата, попкорн и мороженое в комплекте, но по завышенной цене, классика любого проходного места. Рядом на огромной сковороде жарился арахис с солью, разнося густой запах раскалённых бобов по округе. Мигом к источнику урбанистического благовония образовалась небольшая очередь, собирающая завистливые и недовольные взгляды прочих торгашей. Бумажный пакетик, мигом пропитавшийся маслом, стоил удивительно недорого, поэтому юноша прихватил два, получив символическую скидку.
13. "Он приближается", странная мысль, всплывшая во рея ужина, заставила Джона вздрогнуть и пролить пару капель чая на рясу. "Кто?", но в голове лишь пустота, вмиг вытеснившая посторонние мысли, крутившиеся, словно белки в колесе. Сейчас неуловимые зверьки разбежались, спрятавшись в многочисленных потайных местах подсознания, оставив монаха наедине с самим собой. Хотя, нет, он был не совсем один, ибо сказано, что если соберутся двое, то Бог будет промеж них. Вечерняя трапеза завершалась, недавно полный зал постепенно пустел. Братья расходились, стремясь начать ночную молитву с личными обращениями к Богу и отдохнуть после трудной недели, посвященной укладке каменной дорожки. Джон тоже неторопливо пошагал в вечерний воздух двора, чтобы посмотреть на пламенеющую полосу заката, отделяющую беззаботность дня от ночи, полной противостояния с неведомым и опасным врагом.
Привычные и неторопливые слова монологичной беседы с Создателем, старые просьбы дать сил, чтобы пережить эту ночь, мольбы без ответа, которые всё равно успокаивали уставшую от постоянного давления зла душу, из последних сил держащуюся за тонкую, рассыпающуюся в прах ниточку надежды. Заключительные слова " Pater noster" и тихое "Amen" светлячками разлетелись по келье, не в силах разогнать тьму, обступившую комнату своим призрачным светом умирающей веры. Плотность одеяла укутала мускулистое тело, скрипнула пара пружин, и Джон забылся сном, неверным, как падшая женщина. Маховик тревоги постепенно раскручивался, тревожа покой звенящей струной звука на грани слышимости и тотчас, как зачадил и погас фитиль, который поддерживал еле теплившуюся жизнь крохотного огонька свечи, вцепился в сонное тело, лишённое защиты. Подобно ветхозаветной Далиле, что остригла волосы спящему Самсону, паника тяжёлым ударом разбила все щиты спокойствия и вмиг тёмные воды первобытного ужаса затопили маленькие островки безопасности, превратив образованного и разумного человека в скрючившееся, пускающее потоки слёз животное, мёртво лежащее на смятой кровати.
Переменчивый дух зла уже стоял в изголовье, смотря глазами, которых нет. Как рыбачащий апостол Андрей, спазм зацепил сердце, дернул крючьями безумной боли и отпустил, заставив биться о грудину. Дикая птичка в клетке из костей, раз за разом бьющаяся о прутья рёбер, роняла капли крови и слабела после каждой панической атаки. Тень руки проскользнула по простыне и невесомо, неслышно стала успокаивать несчастную добычу в стремлении продлить агонию жертвы, растянуть муку сладостной боли. Забившийся в начинающемся припадке Джон успокоился и задышал сильно, ровно. Блестящие дорожки слёз стремительно высыхали на измученном лице. Демон удовлетворенно кивнул, даруя несколько минут для сонных грёз, которые каждый раз обещали избавление от кошмара наяву и каждый раз бессердечно обманывали. Мучитель был терпелив, несмотря на мучивший духовный голод и пустоту, возникшую ещё в те времена, когда его с компанией таких же висельников изгнали прочь от божественного сияния, в благодатном сиянии которого пела каждая душа, заточив в узы ночи, которая сама жадно впитывала тепло своих новоприобретённых бастардов.
Падший проговорил несколько фраз низким голосом. Рычащие, булькающие и шипящие звуки, причудливо соединённые в непроизносимое человеческое горло сочетания не разбудили спящего человека. Демон слегка кивнул и в темноту поплыл поток странных звуков, творящих богопротивное колдовство. Магия снов, излюбленный инструмент, которым богоборцы проникали в герметически запертый сосуд души, навевая сомнения, чуждые мысли, греховные побуждения и расшатывали веру. Похотливые инкубы и суккубы, чаще всего охотно пользующиеся этим искусством, достигли наивысшего мастерства в смущении слабых на передок мужчин и женщин. Ночной гость не был ни тем, ни другим, являясь по сути своей воином. Поэтому его мастерство проникновения оставляло желать лучшего, но демоническое сознание не было сковано ограничениями тленной плоти и времени. Поэтому тёмный терпеливо, из ночи в ночь, подбирал ключи, перебирая огромную связку кошмаров и мороков в поисках подходящего. Время шло, новый кошмарный ключ воронённой сталью вошёл в замочную скважину души, провернулся и отправил разум Джона в ужасающий полёт на волнах ночного безумия. Уставившееся в потолок лицо побелело, покрывшись росой пота, а значит – воспалённые фантазии адской твари горячим потоком захлестнули спящего.
Сон снова обманул, как Искариот, из ласкового друга превратившись в инквизитора, который не слушал признания. Смысл пытки – пытка, смысл боли – боль. Нехитрая схема, целью которой было скрутить, сломать, заставить сдаться и пасть на колени, навечно отвернув своё лицо от Бога. Вновь сердце расправило крылья в тревожном полёте, разнося потоки кровь по телу в бессильной попытке согреть хотя бы жизненно важные органы. Ступни и ладони стыли, дыхание слабым облачком разносилось по комнате, воздух в которой заледенел от всё более реалистичной фигуры, стремящейся прорваться в настоящий мир, вырвавшись из стягивающих оков преисподней. Безликий кошмар, безглазо смотрящий в лицо Джона, тянул руки, стремясь в последнем порыве выворачивающихся суставов прорваться в комнату.
Холодный воздух вибрировал от напряжения, запах серовода и серы – запах Дьявола, слабым зловонием ползли по полу. Высокий гудящий рёв, который насильственно объединил звуки биения человеческого и демонического сердец в единый ритм, неслышимый, но мощный, как паровой молот, стал проводником из иного мира в сотворённую реальность, которая покрылась паутинкой тончайших трещинок в попытке удержать яростный напор бесновавшегося клубка ненависти и нечеловеческой злобы. Демон сам себя загонял в агонию непомерными нагрузками в желании освободиться и выпрыгнуть на волю, сея хаос и разрушения в эпилептическом припадке радости освобождения. А Джон и так агонизировал, стремясь уберечь свой разум от сатанинских козней, обещаний и грешных желаний странного и испорченного. Тяжесть извращенных фантазий, тысячелетиями копившихся в больном сознании, тяжело придавливала огромной наковальней, лежащей на груди. Келья наполнилась быстрой дробью стука, скрежетом жёлтых клыков и торжествующим хохотом беснующегося. Зеркало реальности готово было лопнуть, рассыпавшись осколками действительности и на краткий миг объединить два мира.
Демон замолчал, вмиг успокоившись, и сосредоточился на моменте перехода, который был кратким, как тишина между ударами сердца у марафонского бегуна. Тяжёлый взгляд вперился в распятие, раскинувшее спасительные крылья перекладин над головой монаха.
– Ну, и где твой бог теперь? – нечистый не мог удержаться от издёвки.
– Ты один, Джон, никто не поможет, спаситель не явится в смертный час, чтобы за ручку вытянуть тебя в рай. Смирись, я скоро приду во плоти, пожну тяжкой рукой твою душу и затоплю окрестности в вонючей крови мерзких святош. Камни этого монастыря станут вашими надгробными плитами, а ваши комнатушки – склепами огромного кладбища, уж поверь мне, я знаю толк в этих делах, – проклятый продолжал глумиться.
Торжество победителя ослепило его гордый разум, алчущие мысли утратили контроль за самым важным – ходом времени, но гордец решил потратить несколько драгоценных секунд перед прорывом на хвастливые речи, должные смутить жалкого человека. В темноте раздался крик петуха.
– Мой Бог всегда со мной, – хриплый голос с кровати звучал тихо и устало. Лежавший до сих пор Джон отвернулся от тускнеющего образа, который верещал и сыпал богохульными проклятьями на десятке давно мёртвых языков.
– Всегда со мной, – повторил он перед тем, как провалился в обычный сон измученного человека.
14. Утром снова посетил старец, окутанный сиянием белой одежды, новая история, полная добра и сострадания. Джон рассеянно слушал, не в силах прогнать тяжкие переживания ночи, которые свинцом придавили голову и грудь. Завтрак был съеден без аппетита, вялые челюсти болели и их до сих пор стискивали остатки кошмарного спазма. Утро не принесло привычного расслабления, новая история не успокоила, а лишь слегка притупила острие боли, которая ножом мясника разрывала внутренности. Суббота, крупных дел не было, оставались лишь мелкие обязанности по уборке в главном здании и мелочёвка на кухне, ведь сегодня была его очередь помогать поварятам. Принеси-подай, рутина, не требующая физических и умственных усилий, простая механическая работа, с которой справился бы и примитивный механизм. Череда мелких дел и тупой работы отвлекала от гнетущих мыслей и боли в груди. Постепенно настроение выровнялось, пройдя нулевую точку нейтральности к спокойной радости. Мелкие поручения постепенно съедали яблоко утренних часов, обнажая сердцевину обеда с ароматными косточками. По территории бродили знакомые посетители из соседней деревни, стайка туристов с неизменными фотоаппаратами и удивлёнными лицами, особняком стоял парень в больших ботинках, с рюкзаком и сосредоточенным лицом. Одинокая фигура, не примыкавшая ни к какой группе, просто сутуло стояло посередине небольшой площади и внимательно смотрела по сторонам. Явно что-то искал, просто не знал, где оно находится. Новичок, прельстившийся открыточными видами из интернета?
Джон прошёл мимо, на мгновение их взгляды скрестились и двинулся дальше, неся мешок с щепой для растопки главной печи на кухне. Спиной он чувствовал тяжёлый взгляд парня, но не стал оборачиваться, что-то подсказало монаху, что они ещё встретятся в течении дня. Гостевая трапезная сегодня была открыта, по случаю праздника, и повара торопились, готовя дополнительные порции еды и напитков. Посетители потихоньку расползались по закоулкам огромной территории, экскурсовод потащил свою группу показать новую дорожку, мощёную трудами жителей обители, послышались удивлённые охи и ахи, вызывающие лёгкую гордость за проделанную работу у монахов, которым случилось услышать обрывки лекции. Тем временем, воздух на кухне раскалялся, огромные кастрюли тускло светились в полумраке, полном суеты и приказов Бина, который как дирижёр, управлял своими работниками, творя симфонию вкусов и запахов. Запах готовящейся снеди смешивался с дымком, наполняя помещения лёгкой дымкой, от которой непроизвольно выделялась слюна. Что-то сегодня будет особенное. Посетители не связаны аскетическими правилами и обетами, поэтому им дозволялось есть гораздо вкуснее и главный повар не упустил шанса показать всё своё мастерство, стремясь поразить гостей чем-то новым и необычным.
Площадь опустела и когда Джон проходил её с вязанкой поленьев, парня уже не было. Сбросив ношу на кухне, он услышал своё имя и увидел Конни, который приглашающе махнул рукой. На ходу ему вручили ведро мыльной воды, щётку и скребок. Понятно, надо привести гостевую столовую в порядок после зимы, когда монастырь был закрыт для экскурсий. Пыльный пол уже постепенно приобретал выскобленную чистоту, пятеро послушников терпеливо скоблили и чистили помещение под руководством Конни и Джона, которые и сами не гнушались переломить спину в глубоком поклоне, отмывая пятна въевшейся грязи. Затхлый воздух помещения, запертого с осени, постепенно наполнялся запахом мыла, солнечным светом и весёлыми голосами будущих монахов, которые ещё не научились должным образом смирять юношеские порывы. Весной кровь бурлила даже у опытных старцев, что говорить о птенцах, лишь недавно покинувших родное гнездо в поисках своего духовного пути? К ним относились довольно снисходительно, поправляя мягкой рукой, терпеливо обучая основам монастырской жизни и порядков. Им лишь оставалось впитывать знания, подобно губке, трансформируясь из желторотых, шумных утят в величавых, полных достоинства лебедей, что поведут паству путём, который укажет Бог.
15. Монастырь встретил парня тяжестью каменных стен, серость которых слегка скрадывали солнечные лучи, сутолокой выходного дня, шумом экскурсантов и обрывками праздных разговоров. Все вокруг суетились, куда-то торопились, щелкали затворы камер в попытках запечатлеть окружающих и средневековую архитектуру. Повсюду маячили группки людей, на огромной территории сегодня не было места для уединения, кроме монашеских покоев и Мисер растерялся, застыв посередине небольшой площади, мощеной стёртыми за столетия плитами местного камня. Он внимательно смотрел по сторонам, ища глазами место, где могла бы быть статуя, прикидывая так и этак её расположение и случайно встретился взглядом с монахом, который тащил охапку щепок. Его лицо магнитом притягивало всё внимание к себе, и юноша на пару секунд забыл о истинной цели приезда, сосредоточившись на лице, покрытым ранними морщинами и странной мукой. Несмотря на это, глаза на измученном лице поражали живостью, ярким блеском и добротой, абсолютно не подходя плотно сжатым губам, острым скулам и сдвинутым бровям. Молодой человек несколько секунд смотрел вслед удаляющейся фигуре, застыв в странном оцепенении, которое сковало мозг и пытался ухватиться хотя бы за один из обрывков мыслей, которые стайкой пролетели сквозь голову.
Огромные двери храма тёмной пастью раскрывались перед ним. Стряхнув неподвижность, он направился в главный храм, с каждым шагом нависающий мрачной эстетикой готической архитектуры. Средневековый интерьер напрочь отрицал века моды, дизайнерских поисков, застыв старыми формами, как муха в янтаре. Пол, расчерченный разноцветными пятнами света, льющегося сквозь отмытые витражи, был выскоблен. Его девственность не пятнали следы пришельцев и Мисер постеснялся заходить внутрь, боясь испачкать огромные плиты пыльными ботинками. Ему хватило и вида сквозь двери, запаха ладана, окутавшего душным облаком и света нескольких свечей в глубине, которые колеблющимся светом освещали гранитные стены и высокие, стрельчатые арки, покрытые вычурными узорами и непонятными фигурами. Сводчатый потолок расчерчивали линии, продолжавшиеся от колонн и углов арок, рисуя меридианы и параллели карты неведомого мира. Мисер стоял на пороге, вдыхая запах благовоний и чувствуя, как прохладный ветерок слабым потоком конвекции охлаждает разгорячённое лицо. Странность и непохожесть этого места ни на что, виденное ранее, магически очаровывала ум, привыкший к прямоугольности бетонных коробок, украшенных стеклом и неоновым светом. Прямые линии колон, которые продолжались изгибом на потолке, казались неправильными в своих причудливых линиях, притягивали бегающий от элемента к элементу взгляд и гипнотически вели в хоровод пересечений и изгибов, который гипнотизировал сознание странной гармонией переплетённых линий и узлов.
