Читать книгу: «Чужая кровь», страница 3

– Шуметь рано еще. Сбегутся, соберутся, сами на деревья полезем. У них же вроде как стадный инстинкт или как его… Вот Док был бы в себе, грамотно бы сказал. Как это он про синхронность мертвецов рассказывал? – попытался вспомнить Сагитай.

– Синхронизм? – предположил Яков.

– Че? – улыбнулся Сагитай.

Яков перевел хмурый взгляд на напарника, но, поймав его улыбку, тоже растянул лыбу и чуть сильнее нажал на газ. В кюветах у обочины начали появляться опрокинутые автомобили. Некоторые из них лежали на боку, как будто целые, некоторые откровенно выгорели. Чуть дальше еще несколько уже просто дымящихся и пара выгоревших прямо на дороге. Сбавив скорость и вытянув шеи, пытаясь понять, что именно произошло, бойцы проехали мимо, и только Сагитай открыл рот, чтобы высказать догадку, как ответ сам появился перед лобовым стеклом.

Обогнав их и резко развернувшись, перед ними завис в сотне метров, отражая стеклом оранжевое солнце, разведывательно-ударный вертолет Ка-52 «Аллигатор». Черная матовая поверхность машины, отлетающая от воздушных потоков во все стороны золотистая листва в оранжевом свете восходящего солнца были невероятно красивы. Пилота не было видно из-за бликующих стекол, но ракеты сто двадцать второго и восьмидесятого калибра недвусмысленно уставились в лица бойцов. Яков резко затормозил, так что его напарник чуть тюкнулся лицом об панель.

– Не стрелять! – заорал в никуда Сагитай, срывая перчатку и высовывая в открытое окно руку ладонью вперед, а вторую ладонь прижав к лобовому.

Одновременно Яков высунул свою руку и начал жестами указывать на крест на крыше. Несколько долгих секунд, пока пилот согласовывал, жить им или нет, со штабом, бойцы практически чувствовали, как палец на гашетке пилота привычно и без сожалений был готов отправить их к праотцам. Наконец пилот получил команду, качнув машину в сторону, набрал высоту и с характерным стрекотом исчез за лесополосой. Убрав конечности обратно в кабину, бойцы, чуть ли не икая, полезли запивать испуг. С десяток секунд они успокаивались, и только потом Яков, выдохнув, высказал, наверное, основное, что можно было сказать в этой ситуации.

– Страшный, собака.

– Ага, – кивнул Сагитай и на всякий случай отпил из фляги еще.

Обсуждать, почему они его не услышали на подлете, совершенно не хотелось. Нервно переключившись на первую скорость, Яков снова начал движение. Каждые сто-двести метров на обочинах или в кюветах валялись автомобили. Наконец Сагитай не выдержал.

– Тормозни. Давай посмотрим, чего там.

Яков включил поворотник и прижался к обочине, после чего заглушил двигатель и, вытащив ключи из машины, убрал их в нагрудный карман разгрузки. Подумав, нажал аварийку.

– Ну пойдем.

Бойцы вышли и сразу подошли к пассажирской дверце своего автомобиля. Яков не без удовольствия достал Barrett XM109 и прицепил катану к поясу. Сагитай, с некоторой обидой поглядывая на гранатомет Якова, прихватил свой автоматик, потратив некоторое время на прилаживание катаны. Кинув взгляд на тускло смотрящего на них из машины мертвеца, они захлопнули двери. Спустившись в кювет по влажной от недавно осевшего тумана траве, они заглянули в первую машину, стоящую на четырех колесах. Там лежали двое мужчин. Вроде как без повреждений, как будто спящие, у одного даже немного дрожали веки.

– Чего это… – недоуменно начал Яков.

– Т-с-с, – поднес палец к губам Сагитай. – Заразные…

Он указал на их лица, присмотревшись к которым можно было различить пока еще едва заметные гнусные пятна. Яков приподнял гранатомет.

– Сознание потеряли, пока ехали… – понял Сагитай.

Затем махнул рукой, жестом призывая идти за собой, и двинулся к другой машине, лежащей на боку в пятидесяти метрах от первой. Лобовое стекло было выбито, а в машине лежало несколько расстрелянных из оружия крупного калибра тел. Красная свернувшаяся кровь, резкий запах кислятины.

– Кто это их пошинковал? – шепотом спросил Яков. – На вертолет не похоже… У того тридцать миллиметров калибр.

Сагитай отрицательно покачал головой. Догадок не было. Дальше, метрах в двухстах, стоял врезавшийся в березу деревенский уазик, а за ним еще одна машина, серая «Лада», «десятка». Подходить к ним не было смысла, но… Внезапно мороз продрал по коже. Детский плач. Младенец. Бойцы от неожиданности открыли рты. Яков, пересилив мгновенную оторопь, бросился на звук. Сагитай последовал за ним. Но кроме этого звука появился другой, механический звук дизельного двигателя, возникший через секунду после того, как послышался плач. Из-за уазика, перестукивая гусеницами и неладно тарахтя двигателем, выехал ДПР127. В ту же секунду, обнаружив бойцов, он выкинул вперед два крупнокалиберных пулемета и замер, вращая башенками и переставляя глазки с одного человека на другого. Бойцы также замерли, чуть раскрыв руки. Программа робота должна была отличить живых людей от прочего. Через несколько секунд гусеничная тележка робота повернулась, и он двинулся к стоящей рядом « десятке», откуда раздавался крик. Бойцы бегом поспешили за ним. Но ДПР изначально стоял между этими машинами, а потому открыл переднюю пассажирскую дверь манипулятором. Даже отсюда было видно, что с женщиной, сидящей на переднем сиденье, что-то не то. Нервные движения рук, безвольно шевелящаяся голова, гнусные, пока еще блеклые пятна на лице и руках. Фаза перерождения матери и крик младенца на заднем сиденье. ДПР сделал выводы, отъехал на несколько метров назад, выставил злые пулеметные обрубки и…

– Н-е-е-т!!! – закричал Яков, до которого дошло, что сейчас будет.

Безжалостные короткие пулеметные очереди изорвали тело женщины в бесформенное месиво. Крик не унимался. ДПР отъехал еще на несколько метров, развернул тележку и выставил короткое жало огнемета. Яков перехватил гранатомет в боевое. Огненный смерч ворвался в кабину, ребенок зашелся визгом и затих. Палец бойца вдавил курок. Ничего. Предохранитель. Двухметровый гигант бессильно опустился на колени. Побледневший Сагитай стоял рядом, не в силах сказать ни слова…

Глава 5. Попутчик

Дальше ехали молча. Подавленные и потрясенные. Одно дело – задание где-то там, в тех точках, о которых нельзя говорить, там все чужие, там инструкция. Другое дело —люди, говорящие с тобой на одном языке, которых ты должен защищать. Стоящие на дорогах сгоревшие и развороченные взрывами, перевернутые в кюветах машины уже пугали и напрягали только одним пониманием того, что могло быть внутри. Возможно, в этих машинах были и есть люди, некоторым из которых еще как будто бы можно помочь. Осознание этого ломало психику. Сколько еще незараженных может лежать в машинах? Десятки? Сотни? Но что они, эти два человека и зомби, едущие в белом внедорожнике с крестом на крыше, могут сделать? Как им помочь? Они видели, как машины с выключенными фарами пронеслись мимо. Возможно, их встретил вертолет, но также вероятно, что они все-таки попали туда, куда хотели: в незараженные пункты. И оттуда на плечах паники и колонны гражданских автомобилей продолжили движение. Так же быстро и беспощадно, как это было в Европе. Если они и вытащат кого-то живого из машины, то куда его везти? Тащить с собой через то, что будет впереди? Вы шутите?

Встречных машин больше не было, а стоящих на дороге, иногда по две-три, столкнувшиеся друг с другом, они объезжали. Наконец Сагитай, вздохнув, заговорил.

– Это хорошо, что ты не выстрелил…

Яков молчал.

– У тебя же гранаты, а не пули. Зацепило бы… ребенка.

Яков продолжал молчать, следя за дорогой.

– Еще и робота бы сломал. Он же железка. У него программа. В нас-то он не стрелял.

Яков бросил взгляд на Сагитая.

– А на детей у него программы нет, что ли? – спросил он.

– Получается, что нет, – пожал плечами Сагитай. – А может, и не увидел его. Он, наверное, на пол упал. Они же все не могли предусмотреть. Наверное, времени мало было, да и… Куда бы мы с ним сейчас? Мало того что демаскирует, так еще и кормить его надо, подгузники менять… Это же тебе не пушку чистить… Тут мозги нужны.

Яков снова посмотрел на Сагитая. Его взгляд прояснился.

– Правильно говоришь, Сага. Не смогли бы мы с ним. Молоко надо, хотя бы сухое, потом и вправду заорет, что с ним делать? Но все равно грех.

Сагитай обернулся и невольно вздрогнул, встретившись взглядом с Трофимом. Тот сидел посередине заднего сиденья и пристально смотрел на бойца, слушая и что-то пожевывая. Он слушал их, но странное ощущение потустороннего, неестественного в этих глазах и существе, в этом внимании и равномерном пожевывании вызывало мурашки по всему телу. Яков, увидев реакцию товарища, кинул взгляд на зомби.

– Все равно никак не привыкну, – сказал Сагитай, отворачиваясь.

– А я вроде ничего… Ну ты же сказал, что он у нас вроде чистый лист, вот я как-то и начал его понимать. Как-то… – Яков неопределенно сделал несколько круговых движений правой рукой от себя вперед и обратно.

Сагитай промолчал, осознавая жест друга, и согласно кивнул.

Вскоре показался указатель населенного пункта Красный Колодец на синем фоне со стрелкой поворота направо через восемьсот метров. За окнами чередовались стены деревьев и широкие просветы открытых пространств. По правой стороне дороги в ту же сторону, что ехала их машина, шел человек. Яков и Сагитай переглянулись.

– Черт с ним, едем мимо, – сказал Сагитай, однако запустил назад левую руку и достал катану, не вынимая ее из ножен. Затем чертыхнулся и, шурша пакетом, вынул прозрачную пластиковую маску из объемного бардачка впереди.

Яков, наблюдая за этим, согласно кивнул и заблокировал двери нажатием кнопки.

– Может, засада.

Не сбавляя скорости в восемьдесят километров в час, негромко тарахтя двигателем, «Тойота» нагоняла спокойно идущего по обочине человека. Серая куртка из грубой ткани, невнятные темного цвета брюки, заправленные в сапоги, кепка на голове. Походка какая-то заторможенная или усталая. Машина поравнялась и проехала мимо. Сагитай, вывернув голову, продолжал смотреть на идущего уже позади, наконец, он сел как положено и недоуменно протянул:

– Вроде нормальный человек.

Яков повернул голову к другу.

– Может, поговорим? Поговорим! – ответил на свой собственный вопрос Яков и затормозил. Затем включил задний ход, аварийку и сдал назад.

Вскоре фигура человека, также шагающего по обочине, появилась у окна. Сагитай приоткрыл сантиметра на два окно, надев маску.

– Здравствуйте, – с легким поклоном поприветствовал их путник, сняв клетчатую, серо-черную кепку.

– Здорово, отец, – отозвался Яков.

«Отец» действительно был стариком, ближе к семидесяти. Открытое лицо, несколько глубоких морщин на высоком лбу, наполовину седые брови, короткая щетина на лице, пушистые, аккуратно стриженные, полностью седые волосы на голове. На лице никаких следов пятен, глаза выцветшие, ранее голубые, нос прямой, взгляд усталый и тусклый, но определенно живой и человеческий.

– Куда путь держишь? Тебе же в другую сторону.

– А, – махнул рукой дед. – Мне на Холмецкий Хутор надо. Подбросите? Велосипед спустил, саморез поймал километров пять назад. Оставил. Такая чертовщина творится, ни одной машины попутной нет.

– Садись, – через секунду кивнул Яков.

– Вот спасибо, сынки, – засуетился старик. – Меня Захаром зовут, мне там…

Дед уже потянул руку к дверной ручке.

– Постой! – закричал Сагитай. – Подойди к окну.

Дед вернулся к окну напротив бойца.

– Открой рот, покажи язык, – потребовал боец.

Дед недоуменно расширил глаза, затем, чувствуя, что за этим требованием есть какое-то основание, наклонился к окну, открыл рот и повел головой из стороны в сторону, показывая язык, зубы и внутреннюю поверхность щек.

– Ты чего? – опешил Яков.

– Да шут его знает… Лучше перестраховаться, – вполголоса ответил Сагитай. – Садись, – уже громче сказал он деду.

Дед открыл заднюю дверь и, встретившись взглядом с Трофимом, сидящим посередине, еще раз вежливо поздоровался и пролез внутрь. Трофим так и не сдвинулся со своего места, продолжая разглядывать гостя. Машина тронулась.

– Так что тебе, отец, надо-то на хуторе том? – спросил Яков.

– Внучка у меня там, в гости, да бабка. Я же с Навли еду, пенсию там забираю. Свою и бабкину, сынок… Да вот стряслось что-то. Что стряслось-то, сынок? Что, поумирали все, что ли? Все закрыто, пусто.

– А ты что, телевизор не смотришь? – удивился Яков.

– Телевизор-то? Нет. У нас ни у кого телевизоров-то почти нет, радио «Маяк» больше, и то оно все для молодых. А молодые сейчас где? Из всего хутора пятнадцать дворов с людьми, даже почта не приходит. Всего-то я да сосед мой, Семен Велесович, ходоки, а остальным и дела нет, что в мире творится. Вот ты мне скажи как на духу: что случилось?

Яков пожевал губами.

– Да как тебе сказать… Ты машины по кюветам видел?

– Не видел, а что, авария? – обеспокоился дед. – Я-то по полевой еду, она вдоль дороги идет, за лесополосой. Вот откуда там саморезу взяться? Да еще вот такому? – дед достал из кармана семидесятый саморез черного цвета и, протянув его шляпкой вперед, показал. Бойцы мельком кинули взгляд на предмет. – По шоссе шумно и машин много, собьют еще старого, а сегодня, как назло, ни одной, и в райцентре ни души… Может, радиация какая пошла?

Бойцы переглянулись. Как объяснить дремучему человеку, что такое гнус, откуда он, что ему надо? И вообще, зачем они этого старика взяли? Пожалели, думали, испуган, по-человечески захотели помочь, а смысл?

– Хуже, отец. Болезнь пошла, – ответил Яков. – Мы тебя подвезем к твоему хутору, а там и дальше поедем.

– Вот спасибо, касатики! А что за болезнь? Излечима аль нет? А как переносится? Ветром али водой? – тут же насторожился старик. – Мне старуху свою да Варвару поберечь надо.

– Гнус. Слышал про такое? – спросил Яков.

– Гнус? Ну дело знакомое, мошка кровососущая, тьма ее в сезон у нас на выпасе. Но это еще цветочки, а вот таежный гнус, ежели ты без специальной мази пошел, вживую съест. Мы по молодости, помнится, поехали по комсомольской путевке в Снежногорск, что по речке Хантайке с Енисеем роднится, так там и керосином мазались поначалу, помогало, а потом умный человек надоумил дымком от гриба да муравьиной кислотой отгонять, а там и попривыкли как-то, и так пошло, – дед довольно посмотрел на водителя и сидящего справа от него Трофима, который уже не пялился на гостя, но явно вслушивался в его голос.

– Не тот этот гнус, дед, – подал голос Сагитай, разглядывая карту дорог в планшете. – Тут у вас полевая должна быть на Хутор.

– А как же, вот сейчас будет указатель. Все как у людей, – поспешил ответить словоохотливый дед.

– Так ты давно уже дома не был? – спросил Сагитай.

– Со вчерашнего. Тут же почти сорок километров. День туда, там у сестры ночую, с утра обратно. Я же еще крепкий, мы по молодости по полста километров проходили и в ус не дули, вот однажды…

– Погоди, дед, погоди, – остановил его Сагитай. – Сестра что говорит?

– Не было сестры… – растерянно ответил дед. – Она у меня бабка крепкая, мы с ней, когда детьми были, на спор, кто вперед теленка убежит, спорили. Так вот она…

– Дед, хватит, – потребовал Сагитай.

Ему совершенно не хотелось выслушивать Захара всю дорогу. Он, пожалуй, представлял, как будут выглядеть все его рассказы. Якову же было интересно, и он, судя по приоткрытому рту, с удовольствием бы слушал, как сестра деда Захара бегала на спор наперегонки с теленком. В этот момент машину тряхнуло, и оружие звякнуло, привлекая внимание старика. Тот бросил взгляд на автомат и устрашающего вида гранатомет, катану в ножнах, несколько пачек боеприпасов. С пяток секунд загипнотизировано смотрел на это все, потом моргнул, открыл рот и…

– У нас вот после войны такого оружия в полях порядком находилось. И немецкое, и советское. Там и не только оружие, и солдатики были. Окопы не все чистые были. Выносить выносили, но кое-где, под завалами или в отдельных лунках, стояли еще бойцы, земля им пухом. Я тогда еще в сельсовете работал. Однажды прибегает ко мне Лелик и кричит…

– Дед! – прикрикнул на него Сагитай. Старик смолк. – Ты говорил, у тебя внучка на хуторе осталась. Она тебе что, ничего не говорила? Или малая она? Сколько ей лет?

– Кому? Варваре, что ли?

– Внучке твоей, – нетерпеливо пояснил Сагитай.

– Три… тринадцать было, – сообразил наконец старик. – А что?

– Да то, что детей и стариков гнус не заражает. Вот что. Жива твоя внучка, может быть. Оружие видишь? Это против гнуса, только гнус сейчас – это не мошка, а человек. Понимаешь? – чуть на повышенном тоне спросил Сагитай.

Но старик был, может, и крепок телом, но умом, видимо, еще крепче. Ничто не могло сдвинуть его с его устоев, и он, не поняв ничего, смолк, осознавая, что лучше плохо сидеть в машине, чем хорошо идти. Он вздохнул и отвернулся к окну. Машина уже свернула с трассы и ехала по проселочной дороге. Показался указатель «Воронов Лог». Старик открыл рот, приподнял указательный палец, намереваясь что-то сказать, даже повернул голову вперед, но передумал. Воронов Лог был пуст. Догорал крайний дом, но никто не тушил его. Машины стояли перед воротами, некоторые ворота были словно выбиты изнутри, а в домах были выбиты стекла. Ни лая собак, ни криков домашней птицы или петухов, ни мычания коров, ни визга или хрюкания свиней. Несколько грязных посеревших пятен, похожих на мешки картошки с перекошенными, оскаленными свиными рылами, лежало возле забора.

– Чего это нет никого? Дом горит, а они в ус не дуют, – протянул дед.

– Это гнус работал, отец, – сказал Яков.

– Да не, как же может гнус дом запалить? Может, сам хозяин выкуривал, да не рассчитал, – возразил дед Захар, но голос его уже был не такой уверенный.

Воронов Лог закончился. Бойцы молчали. Совсем скоро, буквально через два километра, появился указатель «Коммуна «Пчела». Посреди дороги стоял трактор. В нем, развалившись на сиденье, откинув голову назад, спал мужичок, глаза его двигались за веками, рот был приоткрыт, кулаки страшно содраны в кровь, но это никак не влияло на его сон сейчас, ближе к десяти утра, посреди дороги. Яков медленно проехал мимо трактора, не открывая окон. Та же самая тишина в селе, единственное – надрывно лаял крупный пес, возможно, запертый в клети, но проверять, что с ним и на что он лает, разумеется, никто не стал.

– Чего это он посреди дороги встал? – недоумевал старик. – Пьяный, что ли? А куда председатель смотрит?

Населенный пункт Коммуна «Пчела» был крупнее Воронова Лога, и Яков ехал медленнее. Тут тоже тихо, не так, как должно быть в деревенских дворах. Ни воробьев, ни собак, за исключением одного сходящего с ума пса, ни скота, ни птицы. Где-то вдалеке зазвенел колокол, а может быть, ударили молотом в железную рельсу, затем резкий звук, похожий на внезапное включение болгарки или на истошный женский крик, перерезал тишину, чиркнул ржавым острым краем по нервам и смолк. Здесь было больше распахнутых ворот, но ни в одном дворе не было видно ни души.

– Да что же это… – растерянно пробормотал старик.

Бойцы молчали, напряженно следя за ситуацией. Очевидно, зараженные не действовали системно. Похоже, что где-то еще, возможно, и оставались живые люди. Ближе к выходу из деревни, у мелкого пруда, как ни в чем не бывало, плавали домашние утки. А впереди поднимался черный столб дыма.

Еще чуть меньше чем через три километра появился следующий населенный пункт – Крупец. Здесь полыхали один за другим три дома. Если первый уже догорал, то третий только загорелся. Очевидно, огонь пойдет дальше. Дед Захар, потрясенный, смотрел через окно. До него начало доходить, что под словом «гнус» эти двое, сидящие перед ним, очевидно, имели в виду нечто другое, не то, что он знал всю свою жизнь. Дед зашамкал языком и потянулся в нагрудный карман, откуда достал блистер с таблетками и, вынув одну, положил ее под язык. В машине запахло валидолом. Трофим, завидев это, полез пальцами в нагрудный карман к деду. Тот, потрясенный происходящим, непонимающе посмотрел на него, затем достал блистер и, вынув еще одну таблетку, подал Трофиму, которую в свою очередь мертвец засунул в рот. Где-то посередине населенного пункта, недалеко от дороги, лежали иссушенные, словно мумифицированные, части человеческих тел. Первым заметивший это Сагитай толкнул в бок напарника и указал направление. Яков кивнул и медленно подъехал к жутким останкам. Перекошенные предсмертными гримасами темные лица с еще более темными пятнами, изодранная одежда, в просветах которой виднелись те же пятна. Четыре или пять тел, разрубленных на небольшом пятачке земли.

– Вот дед, вот так гнус выглядит. Видишь пятна? Это вирус, – сказал Сагитай.

Яков, не задерживаясь, поехал дальше.

– А почему он частями? – спросил дед.

– Потому что здесь где-то робот работает. Боевой робот, отец. И нам бы на его пути лучше не попадаться, – сказал Яков.

Уже на выезде из села они увидели бегущего к ним наперерез человека. Он бежал из дома с табличкой «ул. Петуховская, 11» и, размахивая руками, что-то кричал. Красная клетчатая рубаха выправилась из штанов, и оголенное пузо светло-розовым пятном сотрясалось при каждом шаге. Внезапно его и так неширокие шаги стали дерганными, словно его начало бить током, затем тело сковала судорога, и он, посерев лицом и сложив руки по швам, рухнул ничком. Яков прибавил газу.

– Остановитесь. Человеку же плохо! – взволновался старик. – Сердце у него, я же вижу!

– Ты не дойдешь до него, отец. Гнус работает, – отрезал Яков. – Только с нами в трех метрах безопасно. Дальше – смерть.

До Холмецкого Хутора оставалось около трех километров.