Читать книгу: «Записки репортера», страница 2
Казацкий вертолет
9 ноября 2006 г.,17:40
С казаками получилась та же нелепость, что и с вертолетом.
Это я осознал, глядя первую (не уверен, что будет продолжение, – это я не о сетке Первого канала, а о своем расписании на ближайшие вечера – динамики не хватает кину, прошло время доклипового мышления) серию нового «Тихого Дона».
Вертолет изобрели вроде наши, наш хлопец, Сикорский, но только не у нас и с американским паспортом на руках.
Может, еще кто претендует на эту честь, но, насколько мне известно, казаки официально считаются нашим изобретением. Но поскольку патента не было, времена дикие, то идею пиратировали и она контрафактно расходилась по миру. Достаточно сказать хоть про освоение Америки самостоятельными людьми, вооруженными землевладельцами наподобие ватаги Ермака, которые в зависимости от ситуации то пололи кукурузу, то мочили туземных полевых командиров в сортирах – причем держа в руках личное оружие, купленное на трудовые копейки, то есть центы.
Никогда нам, конечно, не понять тупых американцев, которые почему-то не сделали то, что само собой напрашивалось – провести расковбоивание с горячим участием команчей (аналог нашего расказачивания с привлечением чеченов), которые резали бы свободных вооруженных индивидов по полной программе. И по сей день американские аналоги наших казаков без проблем владеют своей землей и своим оружием. Так называемые демократы там лезут с попытками ну хоть как-то разоружить эту вольницу, но население на них плюет и отвечает: «Не вы, чернильные души, дали нам оружие, не вам и отнимать. И заведено это нашими прадедами, которые были не дурней нас с вами и manu militari построили великую страну. Отстаньте от нас – и вон с частной собственности, не то пристрелим на законном основании».
Вы поняли: я сторонник отмены законодательных актов о расказачивании. И воссоздать казаков как сословие! Что, в наше время это невозможно? Бросьте. В Израиле это сделано! Люди мирно пашут, автомат висит у них в шкафу, и они с ним ездят поочередно на войну или – в перемирия – на сборы, где встречаются с давно знакомыми боевыми товарищами. Которых как-то неловко не то что бросить на поле боя, за них не жалко и пол-Ливана снести – а до отрезания ног с гениталиями дело не доходит (бедный Сычев…)! Еврейские резервисты – чистейшей воды казаки, в отличие от некоторых, как это ни обидно.
Короче, реабилитировать казачество и восстановить в правах. И весь сказ. Дать людям землю, права и оружие. Конечно, правильней было б это сделать в первую чеченскую, ну да лучше поздно, чем никогда. А что? Чеченов реабилитровали и вернули из казахстанской ссылки. Казаки чем хуже? Ну тем хотя бы, что их не столько ссылали, сколько убивали… М-да…
Слышу слова о том, что вот дай только русским в руки оружие, так они, опившись левой водкой, такое учинят, вот стрельба-то пойдет. Согласен, у нас полно людей, которые считают русских дебилами. Но это некрасиво – серьезно относиться к таким взглядам. Допускаю, вас не убедили ни американские, ни израильские параллели. Но мне смешно, когда людям у нас не позволяют купить пистолет. Часто – тем самым, которые только что пришли из армии, где у них, кроме «макарова», были пушки, пулеметы, баллистические ракеты – и при этом и Калифорния, и Аляска на месте! И Новый Орлеан не наших рук дело, у нас есть алиби!
Кадр из фильма, который пролежал на итальянской полке 13, что ли, лет: Гришка с соперником, Аксиньиным мужем, темные, малообразованные мужики, выясняют отношения. Вопрос даже не жизни и смерти, бери выше: о передаче хромосом в следующее поколение, – чья баба, тот и передаст! Винтовки, сабли кругом, кинжалы, на худой конец; мочи не хочу! Нет – расквасили друг другу хари голыми руками и, довольные, в кровавых соплях, разошлись по домам. Заметьте, про политкорректность они и слышать не слышали!
А мы, типа, дурнее, что ли? Кто осмелится всю русскую публику чохом поставить на учет в психушку? Пусть встанет и скажет об этом открыто. И мы посмотрим на этого умного парня.
Сам я, будучи украинцем, на русский вопрос смотрю спокойно. Наблюдаю за ростом моды на, скажем, там, фашизм. Иногда мне кажется, что миллионы наших сограждан считают его русской мечтой. Это я заметил, проведя огромное количество бесед с активными читателями экстремистских радикально-патриотических изданий. Некоторые вопят на митингах «Фашизм не пройдет!», но это звучит не как констатация уверенности, но как заклинание. Так шаманы пытаются накликать погодку получше. А что мы можем по существу сказать лысым парням со свастиками? После того как казаков перерезали и никто за это не извинился? И ни копейки даже символически не выплатил выжившим и их потомкам?
Только не говорите мне, что это в принципе невозможно: скольких евреев лично я проводил в Германию на ПМЖ, где бывшие советские люди живут на содержании у внуков фашистов… И прекрасно себя чувствуют – не слушая идиотских возражений.
Что касается немцев, то Поволжскую республику у нас, разгромив, позабыли восстановить – как казаков. Немцы нашли выход: стали уезжать в ту же самую Германию, где решили вопрос с национальным самосознанием и справедливостью.
А русским ехать некуда.
Ностальгия по самогонке
16 ноября2006 г.,17:49
На неделе лично для меня было самым важным вот что: тема качественного алкоголя, которая плавно переросла в тему ответственности журналиста перед читающей публикой.
Знакомая журналистка – серьезная и заслуженная, я как, бывало, увижу ее текст в бумажной прессе или лицо в телевизоре, так все бросаю и слежу со вниманием, у нее все хлестко и свежо – попросила меня об аудиенции. Ей надо со мной как с более опытным товарищем посоветоваться. Я надул щеки: такие люди снимают передо мной шапку как перед классиком! И стал готовиться к беседе – надо ж что-то умное сказать. О роли прессы в нашей жизни, о настроениях в журналистском сообществе, о всяких дебатах насчет свободы совести – о том, что меня, откровенно говоря, мало заботит. Зависеть от царя, зависеть от народа – не все ли мне равно? Этот вопрос Пушкина, заданный еще в позапрошлом веке, ставит меня в тупик…
И вот настал момент встречи. Все оказалось более прозаично: девушка стала меня пытать действительно как более опытного человека – но не в русской – точней, русскоязычной – журналистике, а в такой теплой и любимой народом сфере, как самогоноварение. Я вздохнул с облегчением: это же намного веселей, чем русская политика. В моей памяти стали всплывать милые картинки: вот перегонный куб, сделанный из заводской скороварки; вот змеевичок, изготовленный на военном авиазаводе, необычайно секретном; вот голубые газпромовские огоньки, разогревающие созревшую бражку; чудесный запах сивухи, который начинает витать на кухне; чистейший как слеза первач, который капает, капает в подставленный стаканчик и, для проверки подожженный, горит бесцветным тихим огнем, и это зрелище завораживает! Ностальгия… Уж много лет назад демонтировал я свой аппарат и растерял в переездах детали. Когда-то я с самогоноварения перекинулся в другую сферу деятельности, тоже, как мне казалось, нужную людям: независимую прессу. Самогон-то я гнал при застое, как вы понимаете.
И вот девушка начинает меня расспрашивать, конспектируя мои ответы, насчет выхода первача, способах избавления от сивушных масел (активированный уголь, марганцовка и проч.), о спиртометрах и ягодах, наиболее пригодных для настаивания готового продукта.
И между делом я спохватываюсь и спрашиваю ее:
– А тебе-то зачем все это? Заметку, что ли, пишешь какую?
– Какие заметки! Я сама теперь буду гнать.
– Что так?
– Да как же не гнать? Я столько плохой водки выпила за свою жизнь! Ладно, сама пьешь; а ведь гости приходят, вдруг с ними что?! Особенно по теперешним временам, со всеми этими скандалами… И потом, я страшно люблю готовить. Сварить обед – разве ж такое можно доверить прислуге? И вот меня пронзила мысль: гостям же я не беру готовую еду в кулинарии, сама готовлю. А что ж с водкой? Я поняла, что не права. Надо знать, из чего сделана водка, иметь гарантию, что исходные продукты – качественные. Это же странно: закуску я готовлю собственноручно, а выпивку беру незнамо какую.
– Послушай, – говорю, – ты не знаешь о том, сколько это отнимает времени! Эти долгие бессонные ночи у аппарата! Страшная ответственность! Когда ж ты собираешься заметки писать?
– А я и не собираюсь. Хватит! Политическая журналистика кончилась. Мне теперь все равно нечем заниматься. Время есть. Потрачу его на служение людям! Я буду сеять разумное, доброе, вечное.
Мы сидели и пили при этом казенную водку. Она – с какой-то особой сосредоточенностью. Наверно, пыталась запомнить вкус заводской водки, прежде чем расстаться с ней навсегда.
Я же думал о том, что журналистика – очень близкое к самогоноварению дело. Как все похоже! Сперва сбор фактов, то бишь исходных материалов. Их проверка. Затем ставится брага, которая бурлит, меняет свой химический состав, из мутной жидкости делается все более светлой, прозрачной и понятной. После перегонка – двойная, а то и тройная, а Лев Толстой, говорят, так и вовсе по 20 раз переписывал свои.
Одно перетекает в другое. Как сейчас помню, я с грустью смотрел на бурлящий аппарат в своей кухне, оставляя его в трудный для отечества час – 19 августа 1991 года. Это было расставание навсегда. Я помчался к Белому дому собирать фактуру для подпольной газеты. Тогда я перепрыгнул на какую-то другую ступеньку. Самогонный аппарат из драгоценного инструмента превратился в бабскую снасть, в простецкую скороварку, в крышке которой я просверлил дырку для подсоединения змеевика. Карета практически превратилась в тыкву в тот, типа, роковой день. С моей более молодой коллегой все случилось позже, причем ситуация развивалась в обратном направлении. Я от твердого сахара с дрожжами, жидкой воды и газообразного первача пришел к бумаге. Она же от бумаги и эфира (словечко-то какое!) пришла к чистоте, и сосредоточенности, и выверенности домашней водки. Диалектика! С чего вдруг я про нее вспомнил? Не оттого ли, что диалектическая спираль есть не что иное, как змеевик?
Может, кому-то покажется, что самогоноварение не женское дело. Отчего же? Люди обычно гонят на кухне, а женщине там самое место, в конце концов… Это я вам как опытный феминист говорю.
«А кто же эта таинственная девушка?» – спросите вы. Скоро сами узнаете. Пока что она пописывает кое-что по старой памяти, мы все еще – пока! – смеемся над ее текстами и чешем над ними репу. Но с нового года она решила покончить со старым. Хватит! Вы заметите ее отсутствие сами…
А я – нет! Меня она обещала звать в гости и поить самогонкой. А когда так, когда выпивают на кухне, то сама собой заходит беседа о всяком там животрепещущем. Я буду, как и прежде, получать ее язвительные комментарии по всем забавным событиям. Просто это будет происходить в VIP-режиме, для особо узкого круга.
Побеседовав с этой журналисткой, я, естественно, подумал: может, мне и свою жену подключить к самогоноварению?
Но после от этой затеи отказался. Дело в том, что моя жена если что и пьет, так вино. И вот представьте себе, что она через силу будет наступать на горло собственной песне, не испытывая к самогонке никакого влечения. Это будет неискренне. Продукт застрянет в горле: всегда ж отличишь заказную статью от той, что написана из любви к искусству…
Как академик говорю…
23 ноября 2006 г.,15:21
Это я про себя.
Академия имеется в виду литературная, та, что распоряжается премией «Большая книга». Нас, академиков, там почти 100 человек, большая часть – необычайно солидные люди. И вот в среду, 22 ноября, мы, собственно, и раздали литературные премии. Мне приятно вам напомнить, что первая премия – 3 миллиона хоть и рублей, но тем не менее. Вторая – 1,5 миллиона, третья – 1 миллион.
Между прочим, на премию скинулся и журнал «Медведь», который я в компании с Альфредом Кохом и Александром Воробьевым когда-то имел удовольствие издавать.
Что вам сказать после всего? Наша премия – самая богатая в стране. Круче только Нобелевская. И собственно, ничего не остается, как двигать русскую литературу. При помощи такой немаловажной материи, как деньги.
Все это, конечно, лестно. Я этим на полном серьезе хвастаю. Не раз уже я восклицал в сердцах посреди дебатов: «Ты как с академиком разговариваешь?»
И совершенно тут невинно и простительно выглядят лирические заходы типа: «Думала ли ты, что будешь жить с академиком?» Я даже беру на себя смелость иногда заявлять: «Я тебе как академик говорю: эта книжка – полное говно. Понятно?» Это все риторические вопросы. Но есть и другие, такие, где готовых ответов нету.
А как делить эти деньги? Как они реально делятся? Может, надо своим ребятам их раздать? Или кому-то заслуженному? Что касается меня, то я свой голос отдал честно и простодушно за качество литературного материала. Не в последнюю, может, очередь потому, что в литературной тусовке я человек чужой. Я прислушиваюсь иногда к дебатам, которые ведут профи (вспоминая при этом чьи-то смешные строчки: «жена литературоведа, сама литературовед»), и они на меня нагоняют тоску. Типа «а кроме хороших текстов, нужен еще стаж». Объявись, значит, новый гений, так его замотают, печатать не будут? Пушкин-лицеист ждал бы до пенсии своего успеха… Или такое: «А почему среди номинантов не представлены все течения вплоть до постмодернизма или там философской прозы?» Нет, ребята. Книжки надо награждать только хорошие – и все тут. Прочие настроения мы будем выжигать каленым железом. Это я вам как академик говорю.
На этот раз в основном (не буду о временных трудностях и отдельных недостатках) все удалось. Хотя я готов был ко всему. Особенно драматическим был момент перед вручением первой премии – после того как уже наградили швейцарского нашего эмигранта Михаила Шишкина, из своего беспечного далека ностальгически обсасывающего язвы покинутой родины, вместо того чтоб наподобие Аввакума обличать пороки из какой-нибудь Овсянки, и ветерана пророческой прозы Александра Кабакова, который гениально предсказал московские бои 1993 года и секс в американском Белом доме.
Ну и кому ж дадут? Я ожидал худшего. Я мрачно осматривал зал, многие восторги которого мне страшно чужды. И готовился к неприятным расспросам, придумывал заранее оправдания, почему с первой премией получилась чистая лажа.
И в этот самый момент объявили Диму Быкова.
Как, этого толстяка, который ходит по городу в шортах (ну, кроме случаев особых холодов), который ругается матом, так неинтеллигентно хохочет, ведет себя так простецки, будто он у себя на дачном участке? Который вообще кто такой? Он слишком молод к тому же, 1967 г.р., а пусть еще послужит! Пусть надует щеки, добавит пафоса, напустит глубокомысленности! Пускай станет солидным и обязательным! Пусть возьмет себя в руки и остепенится, пусть избавится от вредных привычек и пагубных повадок, которые… ну ладно, в другой раз про это.
Сегодня мне не до шуток. Потому что я могу со спокойной совестью сказать: «Да, мы выбрали реально Большую книгу». Кавычки можно убрать. Это я вручил первую премию. Это я быковского «Пастернака» из серии ЖЗЛ читал старинным, почти напрочь забытым уже способом «взахлеб». Этого уже вполне достаточно. Но я могу добавить аргументов. Кроме того, что книжка просто хорошо написана, на тему, от которой у автора слюни текут, о поэте, перед которым он снимает шляпу, там же еще столько фактуры собрано! Причем непредвзято! Пастернак там всяким видится, таким, каким ни в жизнь бы не показался сам! Очень тонко и то, что я в Борисе Леонидыче, скажем так, разочаровался: сперва в тысяча девятьсот семьдесят каком-то году прочел «Живаго», слепо напечатанного на листках фотобумаги, тайком, проникся и возненавидел гонителей великого автора, а после, когда все стало дозволено, перечитал и оценил реакцию Ахматовой, которая только очень близким по секрету призналась, что роман слабоват… Быков это все помнит лучше меня, но вот кинулся безрассудно реабилитировать любимого человека и в этом преуспел.
Прекрасно также поданы в быковской книге подлости советской эпохи, о них еще помалкивают, дожидаясь, видно, пока перемрут злодеи. Какой-нибудь Калинин ходит и улыбается начальству, после того как его жену посадили ни за что, – вот, типа, героизм! Жалкая ситуация, настоящая, советская, подлая, на фоне строек, и энтузиазма, и людоедства в Поволжье…
Второй серьезный вопрос: а можно ли большими деньгами спасти литературу? Ответ: да. На премию тот же Быков может, бросив все свои семь или восемь работ, это не считая радиостанций и Украины, сесть и написать несколько замечательных документальных книг, повторяя успех блестящего Радзинского. Это было бы прекрасно. Но скорей всего он меня не послушает и кинется писать стихи и недокументальную прозу. Он меня не слушает никогда и на моих глазах совершает невыгодные поступки. Он непредсказуем и нерасчетлив, он живет и действует по наитию, следуя, видно, движениям души. Как и положено настоящему писателю и поэту. Деньги всего лишь порадуют Быкова и его близких, а писать он вряд ли станет лучше… Какой ему толк от нашей премии? Ему – ладно, никакого. Но сотни и тысячи молодых ребят, которые сейчас сочиняют всякую ерунду – речи там для политиков, рекламу прокладок и сценарии убогих сериалов, – почешут репу и задумаются…
Теперь есть о чем.
Пугачев и чекисты
30 ноября2006 г.,17:38
Poor Литвиненко! Ужасная погибель, мучения и проч. Но все понимают, сколько рисков разом он собрал!
1. Он чекист, ну или, пардон, бывший чекист, или как у них там – бывают они бывшими, нет ли, поди знай.
2. Он чекист-перебежчик.
3. Он активно работал против российских официальных интересов.
4. Сотрудничал и дружил с людьми, которые в очень активном розыске и т. д.
Вряд ли при таком раскладе он рассчитывал помереть на старости лет в родном доме в окружении внуков и правнуков. Явно он не исключал, что в скором времени будет давать отчет на самом верху, чем он сейчас, видимо, и занимается.
Но это его проблемы.
У нас – свои. У меня вызвали эмоции вот какие нюансы. Я порадовался: вот как мы стали заботиться о своем здоровье и здоровье наших соседей по Европе! Мы самолеты проверяем и чистим, рекомендуем 33 тысячам пассажиров пройти обследование на предмет такого поражающего фактора, как проникающая радиация, – после возможного провоза в аэропланах мини-контейнеров с полонием. А не даже как в 1986 году всему британскому воздушному флоту и нашим спецслужбам, партии и правительству, более того, всей мировой общественности было плевать на то, что я плыву на резиновой лодке в зоне радиоактивного заражения, ловлю в речке Жиздра рыбу, жарю ее на костерке и жру! А на меня сыплется радиоактивная пыль из проплывающих в синем небе облаков! И я пью водку, хотя, если б меня предупредили и научили в тот момент, я б взял с собой рюкзак красного, которое, как мы знаем, выводит радионуклиды (если, конечно, это не пиар французских виноделов). Именно так я с товарищами и подругами проводил майские праздники 1986 года. Слава Богу, радиация в не очень высоких дозах убивает медленно, я все еще жив, правда, сегодня замечаю, что потенция уже не та, что бывало, – и с чем еще это связать, как не с последствиями Чернобыльской катастрофы?
В общем, налицо заметное и радикальное смягчение нравов и новая, какая-то трогательная забота о маленьком человеке. В 1986-м грохнуло, и ладно: авось, решило тогдашнее начальство (которое задним числом приписывает себе небывалую, фантастическую заботу о простой публике), все не передохнут. Облако полетело над страной, потом над соцлагерем, далее везде, сея рак щитовидки и малокровие. Помню разительную такую деталь: газетам про чернобыльские последствия не позволяли писать, но членов КПСС в пораженных районах снимали с учета в момент и голову идеологической ерундой не морочили. Типа, свои пусть спасаются.
Тут впору искренне прослезиться: все-таки в этом стало лучше и честнее. Кстати уж и о прессе: конечно, сейчас ее тоже можно заткнуть, но уже не так грубо и не так стопроцентно. Требуются серьезные телодвижения по, к примеру, скупке издательских домов. Вы как хотите, а я в этом вижу прогресс. Кому-то обидно, что его орган купили, – но, в конце концов, разве не о чем-то таком мы мечтали при Советах по пьянке на кухне? За что боролись, на то и напоролись… Кто обиделся – тот похож на отечественный автопром, который вроде за настоящую экономику, но требует для себя каких-то преференций…
И по существу вопроса. Покойник Литвиненко невольно высветил самую обидную проблему наших чекистов. Он самой своей смертью досадил им, перед лицом мировых СМИ ткнув их носом в такой факт: огромное количество заочно приговоренных людей прекрасно чувствуют себя на Западе и насмехаются над нашими спецслужбами!
Особенно это касается наших перебежчиков. Люди живут, ни в чем себе не отказывая, прекрасно себя чувствуют (как Литвиненко еще совсем недавно), пишут книги, где беспардонно клевещут на Лубянку и даже на сам Кремль, водят экскурсии по шпионским уголкам Вашингтона, дают пресс-конференции…
Вот Татьяна Толстая до сих пор гордится своим предком, офицером спецслужб Федором Толстым. Тот тоже мог бы сидеть молчать в тряпочку, как некоторые, – но нет! Он уехал на Запад и доставил оттуда живьем изменника Родины царевича Алексея и после лично пытал того в застенках, с участием Петра Великого.
Чем будут в этом плане хвастать внуки теперешних чекистов? Своей вероятной причастностью к контрабанде полония?
Умели же раньше! Вспомните того же Пугачева (не будем тут обсуждать, в чем он прав, а в чем виноват, может, он не врал и вправду был настоящих царских кровей, – главное, что он был в розыске), которого поймали, взяли живьем и везли в железной клетке по стране, и казнили официально, гласно и прилюдно, а не какой-то полуабстрактной ракетой. Это было куда убедительней, чем посмертный издевательский портрет Масхадова.
Конечно, скажут мне, сегодня это нереально – притаранить бывшего генерала КГБ Калугина из США в железной клетке, и судить в Мещанском райсуде, и отправить его в Краснокаменск – в одну зону с Ходорковским. Это было бы незаконно. Во-первых, срок Калугин должен будет в таком случае отбывать в том же субъекте федерации, где его судили. Во-вторых, как вы понимаете, законы США не позволят нашим разгуляться за океаном.
Но как-то же израильтяне выкрадывали военных преступников за границами, доставляли же их домой и судили! А мы что же?
Меня могут попрекнуть: что, опять евреи во всем виноваты? Нет, нет! Ни в коем случае! Заметка совсем о другом…
