Читать книгу: «Родина, вертолёт и ржавая скамейка», страница 3
Золотистые толстые бревна сруба, освещённые солнцем, пахли смолой и сулили тепло и уют домашнего очага. Но это чуть позже. А сейчас…
– Почему решили строить именно здесь? – спросил Вася, обходя дом. – Глушь и тоска. Станция далеко, магазин далеко. Что здесь, вообще, делать?
Мне хотелось сказать, что здесь я планирую прятаться от таких вот идиотов как он, но я сдержался. А действительно почему?
Наверное, потому что эта деревня напоминает мне о той северной деревне, куда отправляли меня на лето родители к бабушке и дедушке. Поэтому, вспоминая её, я и выбрал это место, пытаясь вернуть невозвратное. Всё это и самому себе объяснить трудно, а уж кому-нибудь другому невозможно.
Всегда кажется, что ТОГДА всё было лучше. Лето солнечнее, зимы снежнее.
И Родину было любить легче. Наши победили канадцев. Над твоим домом в белых пушистых облаках промчался красавец Ту-144. «Джентльмены удачи» и «Бриллиантовая рука» собирают полные залы кинотеатров. Ты уверен, что твоя Родина самая могучая и самая добрая, способная защитить и тебя, и негра в далёкой Африке…
А потом ты начинаешь отличать, где правда, где ложь. Понимать, что правда не всегда побеждает. Что в той хоккейной серии победили канадцы.
«Зато мы честнее, – убеждаешь ты себя. – Не всем же повезло родиться в богатой стране».
Оказывается, что и не честнее…
Вот тут и начинаются сложности с патриотизмом.
Сложнее любить Родину, когда узнаешь о ней больше, чем написано в твоём детском учебнике «Родной край». Когда понимаешь, что для власти ты не гражданин страны, о котором она обязана неустанно заботиться, а нахлебник, примазавшийся к ЕЁ нефтегазовому пирогу. Когда раз за разом убеждаешься, что для неё ты лишнее звено: «шатурец» из той электрички.
Все эти мысли пронеслись в моей голове и настроение мгновенно испортилось.
Этот Вася, с видом молодого деревенского петушка, всё ходил вокруг дома и рассказывал, как сложно будет вставить окна в бревенчатом доме, как тяжело таскать доски, потому что машина не сможет подъехать близко. Он был явно из тех, кто безумно хочет доминировать, но как говорила моя бабушка: «бодливой корове бог рогов не дал».
– Давайте ближе к делу, – попросил я.
Вася остановился.
– А вы сколько планировали на это потратить? – спросил он.
По этому вопросу я сразу понял, что это не работники.
– Я вам видео дома скидывал и объём необходимых работ. Вы сказали, что подготовите смету. Где она?
– Ну мне же сначала нужно понимать, дом какого качества вы хотите. Если денег мало, то может вам лучше каких-нибудь таджиков нанять. Они дешевле. Правда, делают тяп-ляп, – его маленькое, сморщенное как забытый на столе после новогодней ночи солёный огурец лицо искривила злоба. – Наша власть всё для черножопых делает, чтобы нас русских истребить…
– То есть смету вы не подготовили? – перебил я его.
– Да что вы заладили…
– Без цифр – это бестолковый разговор.
– Ну давайте так… – он посмотрел на своих парней, – три миллиона вас устроит?
Вася назвал цифру минимум в пять раз превышающую любую разумную цену. Приблизительно так я всё и представлял. Было очевидно, что их цель не заработать, а найти лоха.
Получается, что в любом случае, даже если мы в конце концов сторгуемся на какой-нибудь цене, то они будут делать всё так, будто я их обманул и заставил работать чуть ли не бесплатно. А это значит, что бесконечные скандалы и отвратительное качество мне гарантированы.
– Такие деньги я даже обсуждать не буду. Меня это не устраивает.
– Что значит «не устраивает»? Говорите свою цену! Сколько дадите?
– Теперь уже нисколько. Это значит, что вы зря потратили моё время.
– Как так?
Вася не был готов к категоричному отказу, он думал, что так или иначе заказ у него в кармане и надо лишь выжать меня по максимуму.
– Вам же нужны строители. Сколько вы готовы заплатить?
– Такие строители, как вы, мне не нужны. Так что не договоримся.
– Это что, мы зря приехали? – взвизгнул Вася. – Мы из-за вас от трёх крупных заказов отказались. Не хотите с нами работать – платите компенсацию. Только вам это ещё дороже выйдет.
– Об этом и речи нет. Вы, вообще, ваши хотелки мне могли бы по телефону озвучить. Это именно вы настояли на этой встрече.
– Мужик, а ты берега не попутал? – разозлился Вася. Он махнул рукой своим ребятам, надеясь на их поддержку. Те лениво встали с травы и двинулись к нам. – Вокруг никого и домик может сгореть… Да и ты вместе с ним… – осмелел бригадир, когда они подошли.
Но вдруг лицо его изменилось.
– Это ваша собака? – спросил он глядя мне за плечо.
– Моя, – не оборачиваясь невозмутимо подтвердил я. – Так что давайте, прыгайте в машину и валите отсюда…
Они быстро запрыгнули в машину, а я наконец оглянулся и увидел за своей спиной того огромного черного пса.
После этого разговора я нашёл в небольшой баньке, которая мне осталась от прежних хозяев и где я иногда ночевал, бутылку водки и выпил… Первый раз за много лет.
Ночью ко мне постучались.
– Вам надо пройти с нами, – не представившись, сказал полицейский, который стоял у порога. Рядом с ним было ещё несколько человек. У некоторых были фонари, которыми они освещали интересующие их места моего участка, будто что-то разыскивая. – Там у вас труп за забором.
На том самом дубе, под которым несколько часов назад сидели строители, висел труп Васи. Ноги у него были обгрызены до костей, а из развороченного живота свешивались кишки.
– Похоже, ему сначала пробили голову, а потом повесили, – предположил один из незваных гостей, освещая фонарём ужасную картину.
– А с ногами что? А с кишками?
– Кто-то сгрыз, но пока я не знаю. Вскроем и посмотрим. Может что-нибудь прояснится.
– Это собака сделала, – тихо произнес один из тех рабочих, которых я не заметил в темноте.
– Какая собака? – спросил полицейский.
– Его собака, – рабочий показал рукой на меня.
– Нет у меня никакой собаки…
– Не ври. Та черная… Ты же сам сказал, что она твоя…
Глава 3
Двухэтажное здание местного отдела полиции было обшито новым сайдингом, подобранным под цвета российского флага. Внутри пахло плесенью и масляной краской. Пустой узкий коридор с репродукциями картин на стенах напоминал дешёвую гостиницу.
Наверняка здесь были кабинеты и посимпатичнее, но меня завели в мрачную комнату с серыми цементными стенами. В ней уже были люди.
Два человека в штатском стояли у стола, а на единственном стуле сидел молодой парень в чёрной рубашке. Свой пиджак он повесил на спинку этого стула, видимо, чтобы продемонстрировать мне пистолет, ручка которого торчала из кобуры болтавшейся подмышкой.
Когда сопровождавший меня лейтенант ушёл, людей в форме не осталось. Вместе с ним ушло понимание, что я нахожусь в государственном учреждении.
Молодой парень за столом катал желваки на скулах, щурил глаза, пренебрежительно цокал языком, со свистом втягивая воздух между зубами.
Наверное, он хотел быть похожим то ли бандита из 90-х, то ли на крутого опера из телесериала. Но светлые кучерявые волосы на большой голове и узкие костлявые плечи сводили на нет все его усилия: к его внешности больше подходили гармонь и цветочек за ухом.
Я подумал, что он местный, из посёлка. Скорее всего, в полицию пошёл потому, что другой работы, где можно было бы демонстрировать своё превосходство, поблизости не было, а уезжать в большой город ему было страшно.
Это только в сказках из гадких утят и золушек получаются красивые гордые лебеди и любящие жены. Детские комплексы вытравить невозможно. Такие люди с детства завидуют всем. Трезвенникам, потому что трезвенники. Алкоголикам, потому что алкоголики. Богатым, потому что те богаты. Нищим, потому что нищим уже нечего терять. Одних зависть заставляет оторвать жопу от дивана, сделать что-то толковое, доказать другим и себе, что они чего-то стоят. А других зависть съедает изнутри, превращая в злобных неудачников. Молодой опер, сидевший напротив меня, был явно из вторых.
Присутствующие в кабинете даже не посмотрели в мою сторону, делая вид, что внимательно изучают какие-то бумаги на столе. Помолчав «по Станиславскому» минут пять, кучерявый всё-таки оторвался от своих дел и, оценивающе посмотрев на меня, спросил:
– Москвич?
Несмотря на очень активную молодость, с полицией-милицией я никогда не сталкивался. Поэтому, естественно, растерялся. Одно дело – кино, там ты зритель, а другое – здесь…
– Да. Сейчас я живу в Москве.
– Паспорт давайте, – он протянул руку, подмигнув одному из присутствующих.
– У меня его с собой нет. Он дома.
Неожиданно для себя я почему-то сразу начал волноваться и оправдываться.
– Как так? Ну, значит, уже есть повод вас задержать до выяснения.
– А водительские права? Или какой-то другой документ при себе есть? Удостоверение с работы? – сурово спросил крупный мужчина с красным лицом, дыхнув на меня кислым перегаром.
– Я безработный, – ответил я виновато.
– То есть тунеядец. А живешь на что? – перешёл на «ты» белобрысый.
– Я художник. Картины пишу. Интерьеры оформляю.
– Интеллигент, значит. Художник. Налоги наверняка не платишь.
– Ребят, а вы вообще кто? Вы бы представились…
То ли мой вопрос так подействовал, то ли так было положено по их сценарию, но узкоплечий парень вскочил из-за стола и подлетел ко мне. Двое других схватили меня за руки, хотя делать я, естественно, ничего не собирался.
– Сейчас поедем в наш лесок и там мы тебе представимся. Заодно и объясним, что к чему, – прошипел он, глядя на меня выпученными бесцветными глазами, – а не поймешь – там тебя и прикопаем.
Всё это стало похоже на какой-то дурацкий спектакль, а этот опер в чёрной рубашке – на парня с ножом из электрички. Вот только не было тётки с молотком. Она бы быстро поставила их на место.
– Ты у нас чего, такой непонятливый? Под дурочка косишь? Ты за что человека убил?
– Чего? – опешил я.
В этот момент мужики за моей спиной крутанули мне обе руки вверх, и я сначала согнулся так, что спина чуть не треснула, а потом, скорчившись от боли, не удержался и упал на колени.
– Поднимите его, – скомандовал кучерявый, – а то сдохнет раньше времени. Посмотрим, может поумнел.
Меня подняли с пола, толкнули к столу, а здоровый мужик с красной рожей зачем-то ударил меня кулаком по затылку. Молодой опер не стал садиться, а встал передо мной, осмотрел мою одежду и, изобразив на лице пренебрежительную улыбку, спросил:
– Деньги-то у тебя есть? Давать лучше сейчас и мне. Потом всё равно придётся давать, но гораздо больше. У следователей и прокурорских запросы посерьёзнее.
– Вы мне объясните, что происходит. В чём вы меня обвиняете? О каких деньгах вы говорите?
– Не поумнел, – парень развел руки в стороны и кивнул двум другим.
Кто-то из них сильно ударил меня в спину под рёбра и я, опять упав на колени, попытался поймать воздух, который вдруг куда-то исчез. Они посчитали, что этого для меня недостаточно, и каждый несколько раз ударил меня ногой по животу.
В этот момент в запертую дверь кто-то властно постучал. Меня спешно подняли на ноги, и кучерявый, накинув пиджак, открыл дверь.
– Здравствуйте, Герман Алексеевич! Как-то вы рано, – заискивающе поприветствовал он пришедшего. – Но мы уже провели с задержанным кое-какие мероприятия. Так что вам будет проще.
Мужчина ничего не ответил, лишь кивнул головой. Это, наверное, означало, что он всё понял, благодарит за сделанное, но теперь разговор со мной продолжит сам.
Меня перевели в другой кабинет, где были окна, мебель, светлые обои на стенах и даже всем известная картина Шишкина с медведями в утреннем лесу.
*****
– Я следователь прокуратуры Смирнов Герман Алексеевич. Веду ваше дело. Присаживайтесь.
Он указал мне на стул. Следователь был молодым и на первый взгляд вполне интеллигентным человеком. Он был похож на моего старого приятеля. Тот писал стихи, которые никто не читал. Обидевшись на весь мир, приятель уехал в Индию и там сгинул.
– Вы понимаете, почему здесь находитесь? – спросил следователь, листая папку.
– Не очень, – признался я, ещё не отдышавшись после общения с его коллегами.
– Но вы же знаете, что у вашего дома произошло убийство гражданина Лаврикова Василия Петровича. А за несколько часов до этого у вас с ним произошла ссора, во время которой вы грозились его убить.
– Это кто же вам рассказал такую ерунду?
– То есть ссоры не было?
– Ссора была, но убивать его я не собирался.
– Может быть. Но свидетели утверждают совсем другое.
– Какие свидетели?
– Гражданин Басов и гражданин Гришин Михаил Николаевич.
– Это рабочие, с которыми он приехал? Так они же наверняка его друзья-приятели, вот и говорят всякую ерунду.
– А ещё они завили, что у вас была огромная собака, которая и обгрызла убитому ноги, бедра и живот.
– Да нет у меня собаки, – я совсем забыл про того чёрного пса, который появился вчера сначала в лесу, а потом у моего дома. – Это я в шутку сказал, что собака моя. Чтобы их напугать. Все-таки их было трое, а я один. Понимаете? Я её в лесу встретил.
– Может быть, может быть… Будем расследовать. А на это время вам придётся побыть у нас.
– На какое время? – я окончательно растерялся и мгновенно осознал, что прямо сейчас меня отведут в какую-нибудь камеру, в которой будут чужие мне люди, с которыми придётся жить бок о бок долгое время. Последние годы даже мимолетное общение в транспорте или магазине мне давалось с трудом, а тут…
– Дело серьезное. Убийство. Так что думаю, месяца два для начала, – равнодушным голосом продолжил следователь, – а там, как пойдёт.
– Да вы что?!
– Вам, наверное, лучше нанять адвоката. Есть у вас такая возможность?
– Нет у меня никаких адвокатов.
Каша в моей голове из страха и паники не давала мыслить разумно.
– Тогда будет государственный, но я бы вам не советовал. Качество работы не очень, – следователь внимательно посмотрел на меня. – А вот это узнаете? – Он достал из ящика стола прозрачный целлофановый пакет, в котором был молоток с бурыми пятнами засохшей крови.
– Этим молотком убили гражданина Лаврикова. Потом его повесили на дереве, и чья-то собака обгрызла всё, до чего смогла дотянуться.
