Читать книгу: «Три года октября», страница 2

Интерес к моей персоне пропал практически полностью. Тимофей, словно поняв, что речь зашла о нем, напрягся и, вытянув когтистые лапы, вцепился в моё плечо.

Хулиган, неторопливо, направился ко мне, тоже протянув руки в мою сторону. Чётки в его ладони делали его похожим на проповедника некой секты, которая принимала в свой приход исключительно мальчишек.

– Отдай его мне. Я отнесу его хозяину.

Прекрасно понимая, что отдав кота шпане, обреку животное на безрадостную участь, я прижал хвостатого крепче к груди.

– Я тоже знаю его хозяина. Спасибо за помощь, но я как-нибудь сам.

Гопник неприятно усмехнулся, скривив уголок рта. Руки он отпустил, но идти в мою сторону не перестал. Подойдя вплотную, он оглядел меня с ног до головы. Тоже соме сделал и я. Передо мной стоял наглого вида юноша, от силы четырёх классов образования, с выбритой почти под ноль головой, но с дурацкой рыжей чёлкой. Левую бровь рассекал тонкий шрам, вполне возможно сделанный нарочно, ради усиления брутальности но простецком веснушчатом лице. С той же целью его щёк и подбородка не касалась бритва около десяти дней. Одет он был в чёрную майку с принтом незнакомой мне музыкальной группы, в куртку цвета хаки и потёртые джинсы, которые поддерживал ремень с большой бляхой. На ногах он носил пыльные когда-то белые кроссовки.

Никакой оригинальности.

– А в сумках что? – спросил юнец, пнув одну из них носком.

– Эй! – Его поступок не на шутку разозлил меня. Не будь в моих руках кота, я бы схватил его за грудки и вытряс из него всю напускную храбрость.

– Да ладно, я вроде не сильно.

– Без разницы. Я не давал тебе такого права!

– А кто тебя спрашивать будет, – громко заявил мальчишка и медленно повернулся назад. Как по команде остальные мальчишки весело загоготали.

– Как тебя зовут? – я решил взять бразды правления нашим разговором в свои руки.

– Зачем интересуешься, дядя?

Это его «дядя» мне сводило скулы не меньше, чем глупая ухмылка. Хотелось тут же придумать ему схожую кличку, а-ля «племяш». Только делать этого я не стал, чтобы не опускаться до его уровня.

– Зачем? Потому что ты разговариваешь со старшим. – Я тоже повысил голос, чтобы наш разговор был слышен и его свите. – Мне нужно знать с кем я разговариваю и как к тебе обращаться.

Немного помедлив, юноша вымолвил:

– Ну, Петя, и чё?

Гогочущий смех его соплеменников дал ясно понять, что произнесённое имя было ненастоящим.

– Слушаю сюда, Петя. Когда ты в последний раз обращался к врачу?

– Чего?

– Как часто ты скрипишь зубами по ночам и просыпаешься с чувством усталости?

– Чего?

– Тебя беспокоят бурление в животе, неустойчивый стул, анальный зуд?

– Ты чего несёшь, дядя? – Парень явно опешил от моих расспросов, да к тому же на столь нелицеприятную тему. Он инстинктивно обернулся назад, ловя на себе неловкие взгляды мальчишек.

– Ты замечал увеличения лимфатических узлов под мышками и за ушными раковинами?

– Нет у меня ничего такого! – огрызнулся он.

– Я врач, так что можешь мне довериться. Судя по твоему худосочному телосложению, бледности кожи, а также шелушению на ладонях, я с уверенностью могу сказать, что ты страдаешь от гельминтоза. В простонародье – от глистов.

Мальчишки за спиной своего быстро теряющего авторитет лидера принялись смущённо отводить взгляды, а кое-кто с трудом сдерживал усмешки.

– Нет у меня глистов, понял ты…, – Петя не договорил, так как в его голос просочились плаксивые нотки. А зарыдать сейчас перед лицом унизившего его дядьки, и особенно перед боготворившими его юнцами означало и вовсе потерять остатки былого авторитета. Потоптавшись на месте и не найдя слов для восстановления пошатнувшейся репутации, он выдавил из себя еле слышно: – Мы ещё встретимся.

Сказав это, он поспешил покинуть перрон. Мальчишки запоздало и неуверенно зашагали следом, обойдя меня стороной, словно боясь, что я начну каждому ставить диагнозы. С их уходом Тимофей ослабил хватку и только сейчас я почувствовал, что его когти добрались до моей кожи и наверняка оставили на ней царапины.

– Все хорошо, Тимошка. Пойдём, я отведу тебя к хозяину.

Вот так, из-за старого одноглазого кота и хулигана, страдающего от паразитов, я вернулся в Старые Вязы, чтобы остаться в них на следующие три года.

2.

Главврач встретил моё возвращение с распростёртыми объятиями, а вот старушка «Мада» с регистратуры – с неодобрением. Ей сильно хотелось заставить меня повторно отстоять очередь, но я уверенным шагом направился к кабинету Селина, не обращая внимания на недовольные крики за спиной. И хотя в кабинете был пациент, Селин любезно попросил его подождать за дверью, стоило мне сообщить о причинах моего возвращения.

«Уйти вы всегда успеете», сказал мне Фёдор Дмитриевич Пахомов, после того, как я передал ему кота. «Вы ничего не потеряете, кроме времени. Но вы слишком молоды, чтобы переживать по этому поводу».

Главврач позвал Магдалину «Маду» Алексеевну и попросил сделать нам по чашке чая. Я не отказался, так как с утра ничего не ел, а сладкий чай вполне мог бы перебить на время аппетит. В ожидании чая, главврач поинтересовался, что заставило меня передумать. Я не стал вдаваться в подробности и рассказывать про кота, его хозяина и местную шпану, сказав лишь, что по пути на вокзал взвесил все «за» и «против».

– Рад это слышать. Поверьте, Вы не пожалеете о своём решении. К нашему посёлку очень легко привыкнуть и сложно покинуть. Даже вы, побывав у нас всего-ничего, не смогли уехать. – Главврач рассмеялся, я же ответил сдержанной улыбкой.

Вскоре «Мада» принесла поднос, на котором дребезжала всего одна чашка чая с сахарницей. Демонстративно, она поставила оба сервиза перед главврачом.

– А где чай для нашего гостя? – осведомился Селин.

– А ррразве он ннне оттказался? – с вызовом глядя на меня, поинтересовалась старушка.

Главврач уставился на меня, словно приняв за истину слова своей подчиненной.

– Нет, с моей стороны отказа не было. – Я решил не давать заднюю. В тот момент чай для меня был куда важнее тактичности к старческому маразму. – Даже наоборот, я к чаю просил чего-то сладкого. Пряников или конфет.

Главврач перевёл вопрошающий взгляд на «Маду». Та хотела что-то возмущенно изречь, но запнулась, нервно пожевав впалые губы.

– Пппойду пппоищу в кккульке ссо сссладостями, что я кккупила ддля сссвоих вввнуков, – хмуро проворчала она и неторопливо покинула кабинет.

– Старушка Мада, – вздохнул Селин, – совсем с памятью у неё плохо стало. Кстати, как вы относитесь к музеям анатомических редкостей и аномалий?

«Если главврач вам предложит посмотреть свой музей уродств, не стоит отказываться», предупредил меня Пахомов. «Во-первых, он лично собирает экспонаты на протяжении десяти лет. А во-вторых, отказа он не примет».

– Я посещал не единожды Кунсткамеру и остался под впечатлением. А потому, мой ответ: положительно.

– Прекрасно! – Главврач встал и поманил меня за собой. – Тогда, я хочу показать вам старовязовский музей, который находится буквально вот за этой дверью. – Он указал рукой на закрытую дверь справа от себя, на которой висела табличка с лаконичным, но броским словом: «МУЗЕЙ».

– С удовольствием, но я бы предпочёл вначале выпить чаю, а уж потом смотреть на двухголовых младенцев.

– Полностью разделяю ваше мнение! – заверил меня Селин, чуть было не шлёпнув себя по лбу. – Я совсем забыл о нём. – Я глянул на его чашку, с жадностью ловя аромат бергамота, что с паром поднимался вверх, дразня моё обоняние. Главврач вернулся в своё кресло, скрестив ладони на груди. – Касательно двуглавых младенцев: к сожалению, в моей… нашей коллекции этого экспоната нет. Хотя, признаться, я был бы не прочь его заполучить.

Вернулась «Мада» с тем же подносом, но с другой чашкой чая. Её она поставила передо мной, громко стукнув днищем чашки о столешницу. Также рядом упали две конфеты сомнительной свежести.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я, получив в ответ только презрительный взгляд сквозь толстые линзы очков.

С чаем я справился быстро. Главврач залпом осушил свою чашку, стараясь не отстать от меня. Прежде чем открыть заветную дверь и впустить меня в «святыню», он протянул мне пару бахил, надев другую пару поверх своих ботинок.

Это был переделанный кабинет для конференций, которым не пользовались по назначению (используя логическую цепочку) более десяти лет. Экспонаты, представленные здесь, стояли на специально заказанных полках, в стеклянных шкафах и даже на Т-образном столе. Большая их часть хранилась в банках заполненных формалином, меньшая – в сушеном виде. Чего здесь только не было: человеческие мозги (одни на вид здоровые, другие – пористые как губка), почки (целые и в разрезе), лёгкие (правильной формы и деформированные метастазами), отсечённые ладони, стопы и даже головы (на пальцах одного из экспонатов я смог разглядеть бледно-голубую татуировку с именем «Коля»). Я прошёлся мимо каждой полки и шкафа, слушая восторженные речи главврача о том, как в музее появился тот или иной экспонат. Как оказалось, большую часть из представленных здесь образцов, Селин выпросил (выкупил?) у других медицинских учреждений, которые не представляли большой ценности для их бывших владельцев. Остальные же органы принадлежали местным жителям, проданные музею родственниками умерших за символическую оплату – «пузырь».

Для музея аномалий здесь было слишком мало образцов с настоящими девиациями от нормы. Данное замечание я оставил при себе, не желая обижать хозяина. Спустя десять минут экскурсия меня утомила, в то время как Селин, казалось, только воодушевился, войдя в образ моего персонального гида. Особый блеск в глазах Селина вспыхнул, когда он оказался перед самым непримечательным из экспонатов, а именно перед отрезанным пальцем, который, скрючившись, лежал на дне банки и своей белизной напоминал личинку майского жука.

– Как Вы думаете, кому принадлежал сей палец? – с азартом продавца лотерейных билетов спросил главврач.

– Не могу знать.

– Ну, хотя бы попытайтесь угадать.

– Даже не рискну предположить.

– Ладно, не стану томить ваше любопытство и расскажу. Это палец нашего нынешнего патологоанатома – Александра Викторовича Безбородова.

Этот факт не на шутку меня удивил. Но не по той причине, на которой ожидал главврач.

– То есть как нынешний патологоанатом. А я тогда кто?

– Вы? Вы наш новый патологоанатом. Александр Викторович уже не молод и ему давно пора на покой. Мы бы и проводили его на пенсию со всеми почестями ещё лет пять как, да вот замены ему не было… до сегодняшнего дня.

Как мне вскоре стало известно, возраст был не главной причиной желания Селина расстаться с Безбородовым. Но всё тайное для меня вскоре должно было стать явным.

– Вы упоминали учителя, который введёт меня в курс дела. Это о нём вы упоминали? – уточнил я, не отводя глаз от пальца в банке.

– Да, Александр Викторович прекрасный специалист и кладезь неиссякаемых знаний в своей области. Хотя, как и вы, у него диплом по другой специальности – по радиационной иммунологии. Именно из-за своей специальности он был одним из первых врачей, кто отправился в Чернобыль в 86-ом году. И даже получил орден «Мужества» и медаль «За спасение погибавших». Безбородов – неординарная личность.

– Даже не сомневаюсь, – произнёс я, с трудом отведя взгляд от ампутированной конечности. – Мне даже захотелось с ним познакомиться.

– Тогда не стану вас больше томить.

Спустя десять минут мы спустились в подвальное помещение на лифте. Как только створки открылись, мы вышли на небольшую квадратную площадку, что упиралась в широкую дверь, к которой крепилась табличка с надписью «Патологоанатомическое отделение». А чуть выше, для менее осведомленных посетителей, висела другая – «МОРГ». Эти кричащие четыре буквы становились яркими и тускнели из-за неисправно работающей лампы, размером с литровую банку. Электричество гудело в ней как недовольное насекомое, попавшее в сетчатую ловушку плафона. Главврач, решительным толчком, открыл двери и далее наш путь продолжился по узкому холодному коридору вдоль вереницы труб, с которых то тут, то там капала вода. Здесь нас ждали еще несколько дверей, большая их часть была без опознавательных надписей. И только две могли гордиться именованием. Одна из них вела в прозекторскую. Вторая – в личный кабинет заведующего отделением.

Я приготовился к встрече с человеком, чьё настоящее и прошлое меня не на шутку заинтересовало. В мыслях я уже рисовал образ Александра Викторовича Безбородого, как некого великого ученного, полностью увлечённого своей работой. У него должны были быть залысина до самого затылка, седая аккуратная бородка, очки в толстой оправе, и колкий холодный взгляд. Этакий доктор Айболит… точнее Уженеболит. Селин постучал и, не дожидаясь ответа, открыл кабинет врача. Тот оказался пуст. Ничего не говоря, Селин развернулся и направился в прозекторскую.

– Александр Викторович, вы тут?! – прокричал главврач, оглядев пустой зал, если не брать в учет металлических столов, да каталок, на одной из которых лежало тело, прикрытое простыней. Ответа не последовало. – Безбородов, где вы?

И опять тишина в ответ.

Запах здесь был, скажем прямо, специфический: дезинфекции, медицинских препаратов и чего-то болотистого, словно совсем недавно здесь вскрывали труп в сильной стадии разложения. К такому, скорее всего, невозможно привыкнуть. Хотя, гораздо хуже если возможно. А вдруг он въесться в одежду, и я, свыкшись с ним, перестану его чувствовать? Чего не скажешь о случайных прохожих, чьи подозрительные взгляды буду ловить на себе со временем. Что если моя дочь перестанет желать наших редких встреч из-за данного запаха? Что если я останусь навсегда одиноким, по той простой причине, что женщины не захотят со мной ходить на свидания?

От таких мыслей стоило поскорее избавляться. Иначе неравен час, как я сорвусь с места и побегу прочь по коридору под удивлённые возгласы Селина.

Мы остановились в центре зала, и принялись оглядываться по сторонам: Селин в поисках патологоанатома, я – призраков и оживших мертвецов. Если мне повезло, и я не разглядел ничего сверхъестественного, то главврачу повезло меньше – его подчинённого нигде не было.

– Может, он вышел подышать свежим воздухом и скоро вернётся? – предположил я.

– Безбородов – затворник. И покидает подвал только по двум причинам: когда уходит поздно вечером домой и…

Главврач запнулся. Было что-то, о чём ему совсем не хотелось говорить. Поглядев ещё с минуту по сторонам, Селин остановил своё внимание на маленькой дверце во вспомогательное помещение. Не долга думая, он направился к ней и одним резким рывком отворил. Внутри до этого стоял полумрак, теперь же мощный свет прозекторской осветил тесное помещение, где хватило место табурету, швабре, чистящим средствам и пожилому человеку, который спал, прислонившись щекой к стенке. Между его ног стояла пустая бутылка водки и граненый стакан с влажным дном.

– Он пьян? – спросил я. Увиденное меня удивило. Хотя, где-то в глубине души я ждал чего-то похожего. Всему виной были фильмы с подобной тематикой, в которых люди данной профессии всегда показывались пьяницами и грубиянами.

Главврач поднял стакан и резко вдохнул, после чего поспешил вернуть его обратно.

– Определённо, – констатировал Селин, после чего виновато взглянул на меня. – Я с вами был честен не до конца. Главной причиной, почему мы ищем замену Безбородову, является не его возраст, вернее – не только его возраст, – но и пагубная привычка.

– И часто он пьёт на работе?

– Думаю чаще, чем мне удавалось его поймать с поличным, – нехотя признался Селин, после чего схватил пьяного патологоанатома за плечи и принялся его трясти не жалея сил. – Эй! Очнитесь! Ну же, чёрт бы вас побрал, вставайте!

Безбородов что-то пробурчал в ответ, после чего умолк.

Моё желание поближе познакомиться с патологоанатомом быстро сошло на нет, а вот желание покинуть Старые Вязы возросло троекратно, хотя давать заднюю было поздно.

– И чему он сможет меня научить? Как пить не закусывая?

– Не стоит делать поспешных выводов, Родионов. Александр Викторович прекрасный специалист и я уверен, что он оправдает ваши ожидания на все сто процентов… как только протрезвеет. И я предполагаю, что ваше присутствие как раз повлияет на него благоприятно.

В кармане главврача зазвонил мобильный телефон. Звонили с регистратуры и просили принять как можно скорее пожилого человека, которому стало плохо. Селин поспешил ретироваться, пообещав вернуться как можно скорее. Я же в это время решил осмотреться по сторонам и понять примерно, что где находиться и что меня ждёт впереди. Хотел я этого или нет, но ноги и глаза меня вскоре привели к занятой телом каталке. Судя по габаритам фигуры, а также по размерам и ширине стоп, я мог констатировать, что умершим был мужчина пожилого возраста около ста килограмм веса. На большом пальце белесой ноги висела бирка. С осторожностью, словно боясь разбудить «спящего» я подошёл к каталке.

– Анатолий Васильевич Тарасенко, 08.09.1950го года рождения, – прочёл я шёпотом. – Причина смерти: а) бронхопневмония, б) генерализованные метастазы, в) рак нижней доли легкого.

– Примите мои соболезнования.

Я с трудом сдержал крик, при этом резко развернулся на сто восемьдесят градусов. Позади меня стоял патологоанатом Безбородов. Его шатало из стороны в сторону как опытного моряка во время шторма.

– Курение и работа с токсинами доконали вашего родственничка. – Он прошуршал по карманам своего мятого халата, извлёк жевательную пластинку и отправил её в рот, не разворачивая защитной фольги. – Я его не очень хорошо знал, но слышал о нём много хорошего. Жаль его. Искренно жаль. Если хотите, я могу помочь вам с оформлением всех бумаг… за небольшое вознаграждение.

Его язык заплетался, глаза поочерёдно открывались и закрывались. Чтобы оставаться в вертикальном положении патологоанатому пришлось опереться бедром о металлический стол. Он всё меньше походил на того врача, которого я себе ранее представлял. К тому же у него не было залысин, скорее наоборот – такой густой шевелюре могла позавидовать любая модель, рекламирующая шампунь. А ещё вместо бородки он предпочитал недельную щетину. Да и на плохое зрение он явно не жаловался.

– Не нужно. Он мне не родственник.

– В таком случае, я вынужден попросить вас покинуть секционный зал. Посторонним вход воспрещён.

– Я работник данного медицинского учреждения. Вдобавок, я ваш непосредственный коллега. Моё имя Алексей Дмитрьевич Родионов. Рад нашему знакомству, – слукавил я, протягивая руку для пожатия.

Безбородов вяло пожал её своей четырёхпалой ладонью, после чего резко отдёрнул её назад, словно я причинил ему боль.

– Это какая-то ошибка, – пробурчал он. – Я работаю один. Всегда работал один. У меня нет помощника.

– Об этом вам стоит поговорить с главврачом Сергеем Селиным. Он и должен был нас представить друг другу, к сожалению, ему пришлось отлучиться.

– Бред какой-то. Видишь это?! – он сунул мне в лицо свой кулак. Если бы не отсутствие пальца, это могло быть воспринято за неприличный жест. – Я ему отдал дистальную, промежуточную и проксимальную фалангу среднего пальца для того, чтобы он мне никого никогда не подсовывал… Не то чтобы я специально отрезал себе палец ради этого. Так получилось просто… Короче, – махнул он на меня рукой, повернулся спиной и направился назад в свою кладовку. – Кому я всё это объясняю? Не нужен мне помощник. Это все что я хочу тебе сказать, Лёшка.

– Это не вам решать! – повысил я голос. – Тем более что я скорее не ваш коллега, а преемник.

Безбородов остановился, затем очень медленно обернулся.

– Преемник? Хм, а вот сейчас обидно было. – Плечи старика даже поникли, дрожащая рука достало изо рта жвачку с вкраплениями фольги, и спрятала её в кармане мятого халата. – И тебе не стыдно?

– Простите?

– Ты заявляешься сюда – в место, которое служит мне сорок лет домом и говоришь, что пришёл выселить меня. Тебе не стыдно?

– Александр Викторович, я понимаю, что у вас есть повод злиться, но, поверьте, у меня и в мыслях не было указывать вам на дверь. Я даже не хотел соглашаться на эту работу.

– Но ведь согласился…

– Да…, но был готов отказаться и даже покинуть Старые Вязы.

– Тогда уходи.

– Я…я не могу, – мне всё сложнее становилось находить нужные слова. Старик довлел надо мной, словно статуя распятого Христа, пусть даже был примерно с меня ростом и находился на расстоянии десяти шагов от меня. – Я уже согласился, и мне нужна эта работа.

– Хм, всем нужна работа для зарабатывания денег. Но не для всех работа – призвание. Вот для меня – призвание. А для тебя?

– Все идущие в медицину становятся врачами по призванию, иначе мой путь в этой области завершился бы еще в училище, – здесь правильный ответ для меня был очевиден.

– В морге поздно лечить пациентов. Тут ставят окончательный диагноз. – Мутные глаза смотрели на меня с нескрываемым призрением, и этот взгляд нервировал меня, но и стыдил. В тот момент я был уверен, что здесь нам двоим не будет места. Меня не научат ничему новому, а даже если старого патанатома и заставят учить меня до расторжения контракта, он сделает всё возможное, чтобы сделать мою жизнь здесь невыносимой.

– И правильный окончательный диагноз в будущем поможет назначить правильную терапию ещё живым пациентам, – подытожил я.

– То-то и оно. Не каждый терапевт способен стать хирургом. Я хоть и пьян, но глаз у меня намётан. Ты сделан из другого теста. Тебе лучше общаться с живыми. Оставь мёртвых тем, кто может слышать их тайны, не боясь испачкать руки.

Тут я ничего не мог ему возразить. Я ведь приехал сюда именно для того, чтобы заниматься терапией, да вот только место это было занято. И тот, кто его занял как раз и появился снова у дверей в морг.

– Безбородов, рад что вы очнулись, – Сергей Селин оглядел того с головы до пят с непроницаемым видом, оставив при себе сделанные выводы. Затем взглянул на меня, проявив к моей персоне куда больший интерес.

– Итак, Родионов, с сегодняшнего дня это ваше новое место работы. А Безбородов, – даже не смотря в его сторону, – немедленно отправится домой, примет душ и выспится, и уже завтра, с новыми силами и чистой одежде начнёт вас обучать всем хитростям своей специальности.

– Степаныч, сердце в бляшках! – повысил голос пьяный медик. – Ты что удумал, избавиться от меня после стольких лет дружбы?! Да ты мне по гроб жизни должен быть обязан! Должен на коленях просить, чтобы я остался! Я палец пожертвовал для твоего музея! Чего ты ещё от меня хочешь?! Руку отрезать?!

– Александр Викторович, прекратите это немедленно! – Лицо Селина стало красным, а голос почти перешёл на фальцет. – Я требую, чтобы вы немедленно шли домой! Завтра я не хочу видеть вас в таком же виде, иначе – уволю по статье!

– Да? И кто тогда будет учить твоего «белоручку» резать трупы? Сам-то ты при виде крови в обморок падаешь.

– Пойди прочь! – Селин сделал шаг в сторону и указал пальцем на дверь.

Безбородов хмыкнул, театрально склонил голову и потопал шаткой походкой в сторону выхода, по пути отбив «пять» по стопе трупа, что покоился на каталке.

– Простите за то, что вам пришлось при всём этом присутствовать, – с неловкостью произнёс главврач. – Он совершенно другой человек, когда трезв.

– Надеюсь, завтра утром я познакомлюсь с этим другим человеком.

– Значит, вы не передумали и готовы остаться с нами?

Я смиренно развёл руки в стороны. Шанс покинуть эти места у меня был, и я им не воспользовался, а бесконечно менять своё решение – не в моём стиле.

– Слава богу! В таком случае, позвольте мне показать и остальные кабинеты, где вам предстоит проводить большую часть своего рабочего времени.

Поселили меня в здании с «родимым пятном» на «боку». Так я стал соседом Федора Пахомова и его кота Тимофея. Это было общежитие советских времён: с узкими лестничными пролётами, с несколькими слоями краски на перилах, с расписанными незамысловатыми словами и рисунками стенами. В коридорах стояли сильный запах вареной капусты и звонкие крики детворы. Мне навстречу как раз бежали три мальчишки лет семи-восьми. Тот, что убегал, чуть было не столкнулся со мной, к счастью юное тело вовремя нажала на тормоза и остановилась до того, как впечататься в меня.

– Ой! – воскликнул мальчишка, глядя на меня. – Здрасте!

Не дожидаясь приветствия в ответ, мальчишка побежал дальше. Его преследователи промчались мимо меня, уже не останавливаясь, успев кинуть в мой адрес те же слова приветствия.

– И вам здоровья, – произнёс я, провожая взглядом их окружённые ореолом света фигурки. Окно в коридоре было грязным, но большим, а потому всё кругом освещалось дневным светом.

Остальные жители общежития были менее приветливы. Кто-то кивал только после моего приветствия, а кто-то просто провожал меня хмурым взглядом, держа в руках тазики со стираным бельём. Виктор Пахомов мне на пути не встретился, к тому же я не знал, на каком этаже он живёт, ни в какой именно квартире, а потому мне пришлось искать нужную мне информацию у других жителей.

– Добрый день, – поздоровался я с двумя девочками, которым до совершеннолетия оставалось года два-три. Они вели активную беседу, из обрывков которой я успел понять лишь то, что они не сестры, а – подружки, и то, что родители одной из них не хотят отпускать её вечером на дискотеку. – Не подскажете, как я могу найти квартиру Каринэ Еприкян?

Именно так звали бывшую владелицу квартиры, в которую меня поселили. Померла она года два назад, родных у неё не было, а потому недвижимость перешла во владения городской администрации.

– Не повезло тебе, дядя, – сказала та, которую родители держали в «ежовых рукавицах». Синий лак на её пальцах практически сошёл, крашеные волосы были ломкими на концах, а вот корни выдавали натуральный цвет. Тонкую бледную шею опоясывал чёрный ремешок – вроде бы такие называют чокерами. В её глазах читалось лёгкое призрение. – Ведьма померла пару лет назад.

И опять меня назвали «дядей». Конечно, в тридцать с лишним лет хочется верить, что ты ещё молод и даже можешь нравиться молодым девушкам. Но, девушкам виднее. Против времени не попрёшь.

– А вы с ней разве родственники? – спросила вторая, любительница рваных джинсов и сапожек с высоким голенищем. Подол майки был завязан в узел, обнажая впалый живот и пупок с серьгою. – Или хотели заказать приворот?

Они переглянулись и тут же засмеялись. Звонко, по-девичьи, и, как не странно, без злорадства. Нехотя мои губы тоже скривились в улыбке.

– Нет, я новый житель. Надеюсь, у вас тут весело.

– А, – с подозрением протянула крашеная, словно желая добавить: «Хоть и взрослый, но дурак». – Дальше по коридору, вторая дверь справа.

– На ней краской ещё написано слово из трёх букв, – хихикнула ковбойша. – Мальчишки все стены в подъезде изгадили, вот и перешли уже на двери заброщек.

– А почему ты её назвала ведьмой? – обратился я к «блондинке».

– Пф, – та скривила губы, приподняла брови и слегка покачала головой, выказывая призрение к моему глупому вопросу. – Потому что, она была ведьмой. Гадания там, всякие, заговоры, привороты…

– Она помогла моей мамке приворожить папку, – добавила «пастушка», без малейших ноток иронии в голосе.

Я поблагодарил их за помощь, после чего потащил свои сумки в указанном направлении. Девочки тут же продолжили прерванный разговор.

Дверь была голубого цвета, а буквы (кривые, разного размера и насыщенности) – белого, а потому надпись не слишком сильно бросалась в глаза. Тем не менее, я решил, что как только обустроюсь, так сразу же отправлюсь в местный магазин, куплю краску и закрашу её.

Ключ в замке долго не хотел проворачиваться, но прежде чем я успел выругаться от злости, заржавевший механизм пришёл в движение и дверь, с лёгким скрипом, отварилась.

Комната была маленькой, но солнечной. Пол деревянный, на стенах сползающие обои с цветочками, с потока свисала лампочка без люстры, кровать с пружинным настилом справа, шкаф с покосившейся дверцей – слева, на подоконнике – лысый кактус, в углах – пыль, катышки и мышиный помёт. Я поставил сумки на кровать и выдохнул с тревожным облегчением.

До закрытия торговых точек оставалось пару часов, а потому, оставив сумки в квартире, я поспешил в магазин. Необходимо было купить еды, посуду, и остального по мелочи. Адрес мне подсказала другая моя соседка. В этот раз это была женщина лет пятидесяти, по форме напоминающая квадрат Малевича – только не тот, что чёрный – а красный, из-за цвета халата и тапок. Денег у меня было достаточно для нормальной жизни на месяц в городе, здесь же этой суммы, скорее всего, хватило бы на полгода. Я взял всю наличку с собой, рассовав ее по карманам. Исхудалость дверного замка и незнание соседей требовали от меня перестраховки.

Магазин, как и все строения в Старых Вязах, был построен во времена Союза. Внутри меня ждало просторное помещение, разделённое на отсеки: продовольственные товары, бытовая техника, химия и комиссионка. Несмотря на вариативность разделов, продавец был один. Впрочем, покупателей блыо не больше. Из-за скудности ассортимента, я еще сильнее почувствовал себя человеком, попавшим в прошлое, во времена товарного дефицита. С потолка свисала липкая лента, откуда-то справа звучало радио с песнями из 80-ых, на прилавке стояли синие весы, а за прилавком крупная женщина в белом чепце и фартуке. Взгляд, обращённый на меня, уже привычно, был подозрительный.

– Добрый день. Уютно у вас тут.

– Что-то зачистили городские проверки. У вас, что там некого больше проверять? – спросила продавщица, воинственно уткнув кулаки в массивные бока.

– Я не из налоговой.

– Оно и видно. Весь такой любезный, холенный. Знаем мы вас, пусть даже и меняетесь чуть ли не каждый год. Украл, прогнали с работы, наняли такого же до следующего залёта.

– Я, погляжу, у вас все в посёлке не очень приветливые, – констатировал я досадный факт. Разве что Пахомов был исключением из правил. – Даже не знаю, смогу ли я прижиться у вас и влиться в столь консервативное общество.

– Мы не только консервами торгуем, у нас есть и свежие продукты, – возмутилась продавщица, явно не поняв смысла слов, перефразировав всё на свой лад. – И куда ты приживаться собрался-то? В наш посёлок не переезжали лет тридцать по собственному желанию.

– Я ваш новый патологоанатом, – признался я, рассматривая полки с товарами, в надежде найти необходимое.

– Батюшки! А с «Бородой»-то что? То есть с Безбородовым. Только не говори, что помер или ещё хуже – уволили за пьянство. – Продавщица наклонилась и достала из-под прилавка толстый журнал. Судя по состоянию листов, был он исписан более чем на три четверти. – Он много чего брал в долг. У меня всё записано. Кто мне деньги-то вернёт?