Читать книгу: «Последняя воля», страница 5
Проходя мимо зарослей хвойников, он заметил Севиного кота – Тимку. Заметил его, потому что тот светился нежным золотистым светом. Тимка притаился за одним из кустов и явно собирался напасть на мелкую, поблескивающую желтым мышь примерно в метре от себя. Резкий бросок, и мышка уже в зубах у кота.
Тимка схватил тело мышки и рванул в сторону своих владений, а на месте трагедии осталось серое подобие пойманного животного. Мышка заметалась по кругу, подпрыгивая и прижимаясь к земле. Потом успокоилась, стала на задние лапки и замерла. В этот момент с неба к мышке опустился тоненький белый лучик. Мышка взглянула на него и сначала медленно, а затем быстрее рванула за ним вверх к небу. Уносясь ввысь, она забирала лучик с собой.
«Интересно, – подумал Карпачев,– мышка, что же, унеслась в свой мышиный рай? Странно, а почему этого не происходит со мной? Видимо, мышка заслуживает этого больше, чем я».
Сначала от этой мысли Карпачеву стало даже весело. Потом вспомнив, что кроме рая есть еще и ад, он испугался. Но в итоге успокоился и продолжил путь к озеру.
По дороге редко, всего лишь пару раз, он замечал подобные лучики в разных частях сада и один раз за озером.
«Очевидно, живность охотится. Днем лучиков этих было побольше. А один был вообще огромным, ну тот, что у Рябиновки светился, видимо, что-то большое погибло».
С этими и прочими подобными размышлениями Карпачев бродил всю ночь. Зашел к спящему Севе. Прогулялся по дворам соседей.
Странно, но время летело очень быстро и буквально через пару часов, как показалось Александру, начало светать, и он вернулся к дому.
Первым приехал Семен.
Он, одетый в дорогой черный костюм с серой рубашкой, достал из «Каена» огромный венок из живых цветов, на котором красовалась надпись «Александру от лучшего друга». Подъехавшие за ним помощники стали выносить из микроавтобуса еще несколько венков с надписями «От жены», «От детей» и букеты с гвоздиками. Видимо, для семьи купил по просьбе Мишки.
Он подошел к Маше, которая моментально зашлась плачем, обнял ее и вошел в дом.
Зайдя в комнату и лежащему Карпачеву, он подошел к телу, положил свою руку на его сложенные и сказал:
– Ну что, дружаня, вот и все, отмучался.
Слез Карпачев не заметил, но суровая мужская натура Семы в общем к этому и не располагала.
Тело Семена светилось привычным уже золотистым светом. Однако в легких сильно курившего Семы виднелись затемнения. Затемнения были похожи на кляксы, которые то соединялись друг с другом, то распадались на части. Действия их были хаотичны и напоминали оливковое масло, плавающее в воде.
Затем начали приезжать все остальные.
Карпачеву было интересно рассматривать каждого. Иногда ему становилось очень грустно за самого себя и окружающих, иногда интересно, рассматривая, кто на какой букет расщедрился. Гамма чувств была различной.
В общем, вид людей, приехавших на его похороны, был примерно одинаков. Все, в отличие от лежащего и светившегося голубым Карпачева, были приятного желтенького цвета. Кое у кого были нарушения в организме различного, причудливого характера, но вскоре Александр устал их рассматривать.
Особенно необычным, правда, было тело Кати-бухгалтера. Очень тучная в жизни, она, как и все, светилась золотистым, но в местах скопления жира ее тело было наполнено мелкими, примерно с гречку камешками. Камешки перетекали из одной стороны в другую, в такт движения Кати. Внешне это производило впечатления мешочков с песком, привязанных к телу женщины.
Самым особенным из пришедших на похороны был Пашка, внезапно расстроивший Карпачева своим видом.
Пашка пришел с небольшим букетом розочек, явно срезанных в розарии Любы. Он вежливо поздоровался со стоявшими во дворе и частично курившими людьми и зашел в комнату к лежащему соседу. Непонятно зачем Карпачев пошел за ним. В этот момент в комнате никого не было. Пашка подошел к дяде соседу, сел на стул и внезапно заплакал.
– Дядя Саша, а помните, как Вы мне солдатиков подарили, когда я маленьким был? Таких ни у кого в классе не было. Они до сих пор лежат у меня в ящике. А как мы ездили в город в кино? Я больше никогда ни с кем из взрослых в кино не был.
Карпачев нахмурил брови и напряг память. Ну, кино он вспомнил. Действительно, был период, когда Сева лежал в клинике на капельнице, и Люба была вынуждена ездить к нему. Маша с детьми тогда была на море, и Люба, очень стесняясь, попросила Карпачева посидеть полдня с десятилетним Пашкой. Карпачев не мог отказать соседям в беде и согласился. Одно только он забыл сказать, что собирался в этот день с друзьями сходить попить пива и посетить кинотеатр на премьеру нового боевика. Проблема был решена очень быстро. После отъезда Любы Саша вызвал такси, посадил в него Пашку и поехал к друзьям, пиву и кинотеатру. В общем-то, Карпачев занимался только собой, но маленький скромный Паштетик ему совсем не мешал, и поэтому особо он его и не запомнил.
С солдатиками было сложнее, но напрягая память, Карпачев вспомнил, что действительно, когда-то его заказчик, оптовый торговец детскими игрушками, подарил ему почему-то три набора солдатиков. Два Карпачев отдал своим детям, а последний предложил пробегавшему тогда мимо двора Пашке. Подарил и забыл, а малой, видишь ли, запомнил…
Смотря на вспоминающего какую-то лабуду и плачущего в одиночестве Пашку, Карпачев внимательно рассмотрел его и внезапно, присмотревшись к животу мальчишки, увидел довольно большого, размером со сливу слизня, присосавшегося к телу Пашки в районе соединения желудка и кишечника. Слизень был точь-в-точь как у него самого. Он надувался и сдувался, шевеля щупальцами и проникая то глубже в стены кишечника, то выходя из них.
«Господи, дружок, да у тебя рак!» – подумал Карпачев и, подойдя к мальчишке, протянул руку к его животу. Как только он дотронулся до тела Пашки, руку пронзила уже знакомая, безумная боль. Несмотря на сильное желание помочь пришедшему соседу, Александр просто физически, если это можно было применить к его состоянию, не смог продвинуть руку дальше.
«Прости, парень. Видимо, каждому своё».
Подумал и вышел из комнаты.
Дальше началась процедура похорон. Приехал дорогой черный катафалк, такой как в заграничных фильмах. Где его нашли было не понятно, но вид даже улыбнул Карпачева: как лорда хоронят!
Подъехал немного опоздавший Аркадий с огромным букетом роз. Положил к ногам уже уложенного в красивейший гроб Александра, после чего подошел к Маше и, сказав несколько слов, стал возле нее.
Приехал однокурсник Толик.
«Мог бы и часы надеть, которые я подарил» – подумал Александр – «хотя чего он их надевать будет. Может, наоборот, не захотел. Ладно, то такое…»
Прощание было долгим. Приехал батюшка из местной, часто спонсируемой Карпачевым церкви. Сослужил хорошую долгую службу. Речь душевную и правильную сказал. Затем все прощались…
Маша громко и страстно рыдала. Ее не могли оторвать от гроба. Да, в общем, плакали все. Эта процедура была самой болезненной за все время пребывания Карпачова в состоянии смерти.
В этот момент он впервые всерьёз задумался о том, что с ним будет дальше и понял, что бы с ним ни случилось, скоро, вероятнее всего, этих людей он больше не увидит никогда.
Серега на похороны не успел. В тихом разговоре Миши и Семена, первый сказал ему, что в Нью-Йорке что-то произошло и рейсы отложили. Сема скривился и сказал:
– Мог бы и найти выход из ситуации… Ладно…
Отсутствие Сергея Карпачова несколько смутило. Все-таки сын… И где-то в глубине души согласился с Семеном.
Погрузив гроб в катафалк, огромная, даже неожиданно огромная колонна двинулась в сторону местного кладбища. Карпачев зашел через стену катафалка к своему гробу и цинично по отношению к самому себе сел на его закрытую крышку.
Приехав на место захоронения, Карпачев увидел в стороне небольшую группу людей.
– Вчера дед Кондрат с Рябиновки умер. Агроном бывший. Вон, видать, на второй день пришли, – сказал Сева одному из односельчан, – тоже хороший мужик был.
Процедура похорон была не менее плачевной, чем церемония прощания возле дома. Однако она происходила быстрее.
Карпачев вместе со всеми, последним подошел к своему телу. Посмотрел на него и провел по рукам руками.
«Холодные».
Больше никаких мыслей в голову Александра не пришло.
Затем гроб опустили в могилу. Глухо застучали комья земли о деревянную крышку гроба. Очередной плач, и копачи принялись закапывать Карпачева в землю.
Чувство нереальности происходящего заполнило все сознание Александра.
«Что же мне делать дальше? Вот так ходить за всеми? Почему со мной ничего не происходит?»
Но вопросы было задавать некому, и Карпачев поплелся за всеми дальше.
Помины заказали в недалеко расположенном, дорогом загородном ресторане. Людей с кладбища приехало много. Накрыто все было достойно. Фотография Капачева была подобрана со вкусом. Это был снимок, на котором он поднимал вверх статуэтку победителя Дюссельдорфского конкурса строителей. На этот конкурс ему посоветовал поехать Аркадий, и Карпачев целых три недели, без семьи и детей доказывал, что он лучший строитель в Европе, и неожиданно сам для себя победил.
Все много говорили. Хорошо говорили. Душевно.
Карпачев бродил среди столов, слушал, и периодически ему становилось жалко самого себя, и душа наполнялась любовью к окружавшим его при жизни людям.
Но помины подходи к концу, и люди начали потихоньку расходиться.
Карпачев наблюдал за прощаниями, выслушал последние слова людей Маше и Мишке и вышел на улицу.
Чуть в стороне от входа стоял и курил Семен. В тот момент, когда из зала ресторана вышел Аркадий, подвыпивший Сема повернулся к нему и сказал:
– Слышь, Аркаша, подойди-ка сюда.
Аркадий подошел к нему.
– Ну, что гнида, добился своего?
– Ты о чем? – ответил тот.
– А ты не понимаешь? Красавчик! Я же видел вас тогда вместе, когда Саня уезжал за границу. Да и еще пару раз слухи до меня доходили… Получил Машку наконец?
– Что ты несешь?
– Что я несу?! Ты, скотина, шашни с Машкой крутил у Сашки за спиной! Думаешь, я не знал об этом?
– Ну и чего же молчал?– спокойно ответил Аркадий.
– Чего? Ну и сука же ты! Как я мог ему сказать? Это же разбило бы его напрочь. В отличие от тебя, гада, я его берег.
– Завалил бы ты рот, депутатишка-выскочка. Не тебе решать, что да как. Иди, расскажи, если хочешь. Кому только, да и зачем? Молчал раньше, молчи и сейчас.
С этими словами Аркадий развернулся и зашагал к ждавшему его автомобилю.
Карпачев опешил. В голове мысли не складывались воедино.
«Как это? В смысле шашни крутил? Аркадий и Маша? Когда? Почему?»
Но додумать он не успел.
Оставшись один, Семен выкинул окурок и достал телефон, набрав какой-то номер:
– Сергей Сергеевич! Добрый день! Это Фаранчук. Простите, занят был. Я помню про долг. Не волнуйтесь, все скоро будет улажено. «КарпУкрСтрой» скоро станет Вашим, как мы и договаривались. Владелец умер. Все необходимые мероприятия я уже провел. Бухгалтер подготовила все документы, пришлось ей правда заплатить, у нее мать больна… Печать и устав завтра будут у регистратора. Если можно, свою десятипроцентную долю я оставлю. Да? Так можно? Ну, это вообще хорошо! С меня ресторан.
После этого он положил трубку, подошел к вышедшей на крыльцо Маше, обнял ее, пообещал, что любые ее нужды и нужды ее детей будут под его защитой и опекой. Договорился о завтрашнем посещении кладбища на принос «завтрака», после чего сел в автомобиль и уехал.
Карпачев был разбит. Он настолько растерялся и впал в отчаяние, что ничего толком не соображал. Смотреть на Машу прежними глазами он не мог. Хотелось выть и бежать, куда глаза глядят, но ни голос, ни ноги его не слушались.
Не пивший Сева посадил Машу, Мишку, Любу и Пашу в автомобиль уехал из кафе.
Карпачев медленно побрел к своему дому.
«Как же так? Как такое вообще возможно? Я же всю жизнь прожил с этими людьми. Я же любил их. Ценил. Уважал. Да зачем я вообще жил-то тогда? А Катя, Катя-бухгалтер, я же всю жизнь помогал ей, за что она так со мной?»
Добредя до дома, Карпачев подошел к беседке. В ней сидел Миша и по телефону разговаривал с кем-то.
– Серега, зря ты не приехал! Что, совесть замучила? Меня одного бросил разгребать все это? Это тебе же первому деньги понадобились! Мог бы и приехать. Я уже договорился. Покупатель на фирму найден. Правда, дядя Сема явно против будет, он не в курсе еще… Ты же знаешь, как они дружили… Блин, правда, душа рвется, отец в конце как чувствовал, просил фирму не продавать, но твое предложение с отелем на Гоа мне нравится больше. Будем лежать на песочке и деньги зарабатывать. На хрена нам та стройка? Я думаю, что отец против бы не был.
