Читать книгу: «100 дней до весны. Как пережить зиму в Петербурге и не сойти с ума», страница 2

5 декабря

ВМЕСТЕ ДВАДЦАТЬ ОДИН

Смотрю на эту фотографию и понимаю, что, если бы еще раз встретил такую женщину, обязательно попросил бы выйти за меня замуж. Но мы уже женаты, к счастью. Женаты двадцать один год.

Спасибо тебе, родная, за терпение твое, за чудесных дочерей. Никто, кроме нас с тобой, не знает, сколько ты сделала для нашей семьи. А я просто старался быть рядом, когда не занимался зарабатыванием денег и титулов. Это поглощало меня полностью, и времени, которое я отдавал семье, явно не хватало для полноценного семейного счастья. Теперь я это понимаю, через двадцать один год.

А в то время, пока я вершил великие дела, в старом доме на Большой Морской улице шла настоящая жизнь. Иногда она казалась мне такой будничной, – но нет, скучной она никогда не была. Я очень хотел вас удивить, и еще я хотел, чтобы вы гордились мной. Мне казалось это таким важным.

Только теперь я понимаю, что если бы не твое терпение, то и свершений никаких бы не было. А еще – что не гордиться мной вы хотели, а чтобы мы больше времени проводили вместе. Всего-то! Как чудовищно проста и прекрасна жизнь!

Спасибо!

Как-то очень быстро время прошло. В общем, я готов еще на двадцать один.

86 дней до весны

6 декабря

ЦВЕТЫ НА АСФАЛЬТЕ

У меня есть друг, прекрасный графический дизайнер. Вчера у него был день рождения. Однажды я спросил у него, знает ли он такого-то дизайнера. Он ответил, что знает. Я поинтересовался, хороший ли тот дизайнер. Друг согласился, что хороший. Но я спросил: а лучше ли он его самого? Друг на секунду задумался, и в ответ я получил прекрасную фразу, с которой живу до сих пор:

– Он не лучше дизайнер, он – иначе дизайнер!

Это сильно помогло мне в свое время. Любые критерии успеха относительны, и дать оценку своей успешности может только сам человек. Так же и с неприятностями. Я знаю тех, кто утешает себя фразой: могло быть хуже. Утешает себя тем, что многие находятся в значительно более тяжелой ситуации, – но меня никогда эти сравнения не грели.

Не может быть лучше и не может быть хуже. Может быть иначе. Потому что это наша и только наша жизнь, и она не может быть пережита никем другим.

Когда к Виктору Франклу приходил человек и рассказывал про свои несчастья, основатель логотерапии прежде всего обращал внимание на то, что именно ЭТО несчастье произошло в жизни именно ЭТОГО человека.

Он предлагал осознать, что жизнь нам ничего не должна. Важнее подумать о том, что мы можем дать жизни. Что можем дать мы своей жизни, которая никогда не повторится и которую никто не сможет прожить так, как мы?

Мы ведь сильны! Мы ведь, как цветы сквозь асфальт, тянемся к солнцу, разрушая непреодолимые, на первый взгляд, преграды. Мы расцветаем в невозможное время и в невозможных местах всем на удивление.

И я знаю, что каждый из нас сейчас переживает свой собственный, единственный и неповторимый путь к весне, которая обязательно придет. И этот путь тоже никто другой никогда не сможет повторить.

85 дней до весны

7 декабря

ПРАВО НА НЕУДАЧУ

Мы были в Риме. Мы ехали на автобусе, недалеко. Мы жили в районе Ватикана и собирались прогуляться по Трастевере, втроем – я и две дочки. Автобус переехал Тибр, оставив слева замок Святого Ангела, и мы собирались выйти, чтобы не спеша, по набережной достигнуть цели нашего путешествия.

На остановке мы с Серафимой выскочили из автобуса, уверенные, что и Лиза последует за нами, но Лиза, которой тогда было лет пять, замешкалась, и двери закрылись прямо перед ее носом. Автобус тронулся с места.

Мгновенье тишины, когда мозг прокручивает варианты возможных действий. Первый очевиден: я стучу в дверь, бегу за автобусом, – но водитель словно не слышит меня. Движение по улице небыстрое, я готов на спринт, но не уверен, что сумею обогнать автобус. Надежда только на то, что Лиза сама догадается выйти на следующей остановке.

Тут автобус останавливается, его двери распахиваются, и я вижу стоящую на верхней ступеньке Лизу с огромными распахнутыми глазами. Я впрыгиваю, хватаю ее и выношу из автобуса. Она стоит на тротуаре потерянная, взгляд внутрь. Думаю, она даже не осознала еще, что произошло.

Я счастлив и взволнован, я хочу проинструктировать ее, как поступать в подобной ситуации в будущем. Спрашиваю:

– А что бы ты сделала, если бы автобус поехал дальше?

А она мне отвечает:

– Я бы заплакала.

Понимаете, это было ее решение!

Я, конечно, хотел ей объяснить, что надо было бежать к водителю, кричать «папа-папа», выйти на следующей остановке, будучи уверенной в том, что папа не оставит ее, а догонит и перегонит автобус, поймает такси, прилетит на ракете…

Но я не стал. Два тонких прозрачных ручейка действительно стекли по ее щекам. И да, все верно, можно бежать к водителю, просить о помощи, даже вызывать полицию, можно скомандовать себе: не плачь, срочно беги, действуй, исправляй ситуацию, борись!.. А когда тогда плакать?

Наше право на неудачу – точно такое же право, как и право на удачу. Когда еще осознать, какой ты маленький в этом огромном мире? В этот момент особенно остро ощущается, с одной стороны, величие жизни, а с другой – ее абсолютное равнодушие. И даже в этот момент мы не перестаем БЫТЬ. Мы не перестаем ЖИТЬ. Иногда момент такого переживания полезнее, чем годы духовных практик. Такие точки нуля, когда все становится прозрачным, – это точки, откуда можно наметить направление дальнейшего пути.

Я просто обнял ее, и мы молча постояли. Ведь есть те, кто тебя любит и обязательно тебя найдет. Или ты их. И вы обязательно встретитесь.

Я недавно узнал, что основой действия антидепрессантов являются вещества, похожие на те, что вбрасывают в нашу кровь слезные железы, когда мы плачем.

Только не злоупотребляйте этим! Ведь скоро весна.

84 дня до весны

8 декабря

МЫ НИКОГДА НЕ ОШИБАЛИСЬ

Человек стоит на берегу моря. Он пришел искупаться. Он трогает воду ногой – вода холодная. Что теперь делать? Искупаться, несмотря на опасность простудиться, или отказаться от своего намерения?

Мы вправе принять любое решение. Мы можем реализовать СВОБОДУ ДЛЯ и пойти к цели, невзирая на сопротивление. А можем выбрать СВОБОДУ ОТ и отказаться от достижения, согласившись с неблагоприятными обстоятельствами.

Ветер когнитивного диссонанса шевелит седеющие волосы.

Отказаться, а потом всю жизнь жалеть? Добиться желаемого – но окажется ли цель достойной потраченных времени и сил? Кто бы подсказал? У этой ситуации колоссальный энергетический потенциал, и масса советчиков с готовностью помогут, откусив при этом свой кусочек.

Вспомните, какое количество энергии отнимает ситуация выбора; куда уходит эта энергия?

Мне кажется, что сама ситуация выбора – это признак сбоя в матрице. Мы принимаем единственно правильное решение тогда, когда не можем поступить иначе.

Оглянитесь назад! Вы готовы признать, что когда-то сделали неправильный выбор?

Если да, то черная дыра этого сомнения будет сосать из вас силы до тех пор, пока вы не поймете, что ЧЕЛОВЕК НЕ МОЖЕТ ОШИБАТЬСЯ.

А тем временем еще один день прочь, и до весны осталось восемьдесят три дня.

83 дня до весны

9 декабря

НЕ ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ МАШИНА

На Малой Конюшенной стояла красная Феррари. Недавно прошел дождь, и капли маленькими бриллиантами сверкали на ее породистых полированных боках. Народ вокруг даже обсуждал ее шепотом, словно испуганный близким присутствием неземной роскоши.

Мы возвращались с Дашей из школы.

– Дашка! – обратился я к дочке. – Смотри какая машина!

Мы остановились. Даша оценивающе осмотрела автомобиль и сказала:

– Красивая машина. – И через небольшую паузу: – Но не очень хорошая.

– Почему? – удивился я.

– Мы впятером в нее не поместимся.

Дома нас ждали мама, четырехлетняя Серафима, годовалая Елизавета, а также потрепанный, но бодренький еще серебристый Фольксваген Пассат универсал. Он давно уже был полноценным членом нашей семьи. Ну куда без машины с тремя детьми? В его багажник с легкостью помещалась детская коляска и еще куча нужных вещей.

Я был удивлен рассудительности ребенка и первый раз в жизни сам посмотрел на чудо итальянского автопрома без восхищения и зависти. Мне стало так тепло оттого, что у нас большая семья и завтра мы загрузим коляску в багажник и отправимся за город. Я буду тихо ехать в правом ряду, не пытаясь никого обогнать, а дети будут хором петь песни из мультфильмов. Когда они были маленькими, мы часто так делали.

Ну зачем нам Феррари?

82 дня до весны

10 декабря

ТРОЛЛЕЙБУС, КОТОРЫЙ ИДЕТ

Я помню, куда я ехал, но не помню откуда. Точно помню этот момент. Троллейбус повернул с Московского на Ленинский проспект. Я ехал домой. Тогда я жил на проспекте Ветеранов. Я недавно вернулся с Северного флота и еще не понимал, какое место уготовано мне в гражданской жизни.

Это не было озарением, и свет не полился с небес, и ангелы не запели неземными голосами, – я просто внезапно понял, что могу выйти из троллейбуса на следующей остановке. Я могу изменить свою жизнь. Я могу остаться в троллейбусе, а могу выйти и просто стоять на остановке, глядя, как падает снег. Я могу пересесть на автобус и поехать в аэропорт. У меня с собой были кое-какие деньги, и я мог позволить себе билет, скажем, до Саратова, Екатеринбурга или Красноярска. Денег хватало только в один конец, но я мог это сделать.

Я не вышел на следующей остановке, – теперь это было ни к чему. Я понял, что я это могу, и этого достаточно! Я могу изменить свою жизнь в любой момент, и это значит, что я могу позволить жизни течь так, как она сейчас течет. Не ощущая себя рабом судьбы.

81 день до весны

11 декабря

ЖИЗНЬ БЕЗ ГРАНИЦ

В семидесятых годах прошлого века между Советским Союзом и Финляндией наметилось потепление в отношениях. У президента Финляндии Урхо Калевы Кекконена завязались вполне дружеские отношения с министром иностранных дел СССР Громыко. К слову, Кекконен был президентом Финляндии двадцать пять лет, четырежды переизбираясь на этот пост.

Однако захват территорий в ходе Советско-финской войны еще не давал покоя Финляндии. И как-то на одном дипломатическом приеме, рассказывал Кекконен, он решил воспользоваться хорошим настроением Громыко, общим изрядным подпитием и обратился к министру:

– Как вы думаете, Андрей Андреевич, могли бы мы вернуться к обсуждению вопроса о переносе границы Финляндии немного восточнее?

Громыко взял президента Финляндии за локоть, с дружеской любовью посмотрел ему в глаза и сказал:

– А давай её вообще уберем?

Больше Кекконен не пытался вернуться к этому вопросу.

Когда мне случается стоять в очереди на границе с Финляндией, я всегда с завистью смотрю на птиц, которые свободно летают над колючей проволокой.

Дождемся ли мы мира без границ?

И готовы ли мы к такому миру?..

80 дней до весны

12 декабря

ПРОФЕССИОНАЛИЗМ

Кажется, это был 1990 год. Возвращаясь с корабля домой, в офицерское общежитие, я заметил на стене Дома офицеров вывеску «ЗООПАРК». Ну, думаю, зверушек привезли народу на потеху. Не хватает нам тут зверушек, ой не хватает.

Однако, подойдя ближе, я разглядел буквы помельче: «рок-группа».

В те времена в СССР «Зоопарк» были рок-группой первой величины. Попасть на их концерт в Ленинграде или Москве было очень непросто, но из-за разгульного образа жизни коллектив влез в долги, и их продюсеру удалось договориться о гастролях по закрытым гарнизонам за неплохой гонорар.

В зале на тысячу мест было от силы человек сорок. Майк Науменко вышел на сцену.

– Негусто, – сказал он, глядя в полупустой зал. – Зато я уверен, что здесь все свои! Поехали!

Какой это был концерт!.. Они отыграли полтора часа без единого ляпа.

После концерта мы выпивали в гримерке. Для меня это было что-то невероятное – оказаться с ними рядом; я знал все песни «Зоопарка» наизусть. На столе стояла трехлитровая банка спирта. За окном засыпал начинающий разрушаться гарнизон. В базе стояли боевые готовые к распилу подводные лодки. В небе колыхалось северное сияние.

Потом мы шли по улице спящего городка Мурманск-150 и пели хором «Город N», провожая музыкантов в гостиницу. Но главное, что я запомнил, – это пустой зал и группа, играющая в полную силу, ярко и неистово, как перед стадионом. Потому, что они были ПРОФЕССИОНАЛЫ!

Я понял тогда, что профессионализм – это когда ты отвечаешь за качество своей работы независимо от количества зрителей и мнения окружающих. Когда ты работаешь честно и искренне потому, что не можешь иначе.

Потому, что ты – ПРОФЕССИОНАЛ!

79 дней до весны

13 декабря

ЛУЧШЕЕ – ВПЕРЕДИ

В 1963 году у Фрэнка Синатры похитили сына. Злоумышленники требовали двести сорок тысяч долларов наличными – по нынешним меркам с поправкой на инфляцию это около двух миллионов. Пока Фрэнк собирал эту сумму, каждые восемь часов он должен был звонить по телефону-автомату похитителям, для подтверждения, что сын еще жив. Если он не звонил в назначенное время, гангстеры угрожали лишить сына жизни. Телефонный звонок в те времена стоил десять центов.

Один раз, когда нужно было делать звонок, Синатра оказался на приеме у сенатора – он всегда был принят среди истеблишмента. И тут он понял, что у него нет десяти центов. Он стал спрашивать у людей в глянцевых смокингах и изящных вечерних платьях, не могли бы они одолжить ему монетку. В ответ ему протягивали купюры в двадцать, пятьдесят, сто долларов, но мелочь не звенела в карманах богачей.

Чудом Фрэнк нашел монетку у прислуги и успел позвонить. Ему не пришлось платить выкуп, через некоторое время его сын был освобожден полицией, но история про десять центов осталась с ним на всю жизнь. До самой смерти он носил с собой перевязанную скотчем стопку десятицентовых монет.

Согласно его завещанию к нему в гроб положили бутылку виски Jack Daniel’s, зажигалку Zippo и стопку этих самых монет.

На надгробии Фрэнка Синатры высечена замечательная надпись: «The best is yet to come».

78 дней до весны

14 декабря

НИ ФИГА МЫ НЕ БОГИ

Ни фига мы не боги. Неделю назад у нас заболела черепашка, которую мы недавно приютили. Придя домой, я хотел погладить ее, а она в ответ вытянула шею и зашипела, как маленький дракон, словно приветствуя меня. Я был потрясен, потому что считал этих животных вполне себе безмозглыми и бессловесными.

Реализм младшей дочери заставил обратиться к интернету, и нам стало понятно, что черепахи так делают, когда заболевают. Более того, когда у них уже начался отек легких – очень популярная среди этих милых пресмыкающихся болезнь, из-за нашего климата, транспортировки и плохого ухода.

Интернет быстро прописал лечение, и я отправился в ветеринарную аптеку. Девушка в аптеке была удивлена моим рассказом, что у нас заболела черепаха и мы хотим ее вылечить. Ее вопрос был короток и просвистел, как удар хлыста:

– Смысл?

А как еще поступить? Спокойно наблюдать, как у тебя на глазах умирает живое существо? Ведь мы – люди, мы – большие и сильные, мы изобрели антибиотики и еще кучу всего.

Мы с женой делали ей уколы, кормили через зонд, обрабатывали мазями, держали в руках, напитывая волшебной праной. Неужели мы не спасем маленькую черепашку, которая помещается в ладошке?

Нет! Черепашка умерла. Статистика с самого начала была против нас, сообщив, что только сорок процентов удается спасти даже при интенсивном лечении.

Но мы купили другую. Вот так! Мы чем-то похожи на богов! Только, не умея создавать, мы имеем возможность купить. Ведь можно купить себе новое живое существо за деньги! Можно даже ребенка выносить в чужой утробе и родить его чужой женщиной, дабы не отвлекаться по мелочам. Даже мужчина может родить себе ребенка! Честно! Я видел по телевизору!

Господи! До чего же мы могущественны! Мы летаем в космос и погружаемся на дно океана. Мы изобрели ядерную бомбу и вовсю экспериментируем с ДНК. Мы умеем любить, особенно когда это достойная для нас партия, и можем убить, если это способствует укреплению нашей национальной идеи.

Но спасти даже маленькую черепашку от смерти не можем.

Ни фига мы не боги. Думаю, нам нужно чаще вспоминать об этом.

77 дней до весны

15 декабря

ПЕРЕЛЕТНЫЕ ПТИЦЫ

В 2001 году я впервые оказался в Берлине. Вы помните две тысячи первый? Мобильный интернет только просыпался, и у меня была с собой огромная карта города (сложенная) и мобильный телефон, звонок по которому за границей стоил бешеных денег. Мне нужно было найти гостиницу подешевле.

Глядя на карту, я решил, что Alexanderplatz – это самый центр и мне просто не хватит денег на ночлег в этом районе. Я вышел на Zoologischer Garten, не подозревая, что это бывший центр Западного Берлина и самый дорогой район города. Нашел гостиницу за две трети остававшихся у меня денег, но силы уже кончались, и я переночевал там, отправив эсэмэску другу, чтобы он попробовал найти мне жилье подешевле.

Утром я получил сообщение, что за сто марок один наш соотечественник сдает комнату с завтраком. Ужин с борщом – в качестве бонуса. Леонид Григорьевич был найден через сеть FIDO, если кто помнит, что это такое. Его сын-айтишник уже перебрался в США, но родители обосновались в Берлине.

– Меня не так давно спросили: тянет ли меня на родину? А я ответил, что за пятнадцать лет, что живу здесь, у меня даже ни разу не появилось желания прилететь и посмотреть, как у вас там!

Меня укололо это «как у вас там», но я не подал вида. До шестидесяти лет он прожил в Харькове. Никогда не вступал ни в комсомол, ни в КПСС. Был остер на язык, но ему многое прощали. Он был слишком хорошим хирургом, и даже властям было проще не обращать внимания на диссидента. А вдруг попадешь к нему на стол?

– Еврейская жена, молодой человек, не роскошь, а средство передвижения, – объяснял он мне, каким образом здесь оказался.

С тем же упоением, с которым многие коллекционировали пластинки Beatles или Led Zeppelin, он собирал альбомы сюрреалистов, тратя на это огромные по тем временам деньги. Показал мне коллекцию, привезенную из Советского Союза.

– Предатель? – удивлялся Леонид Григорьевич. – Никогда! Всю жизнь я верил только в себя и свою профессию. А предать можно только то, во что ты веришь.

Мы больше никогда не виделись, но я часто вспоминаю о нем. Любая картина Магритта теперь напоминает мне о тех двух днях в Шарлоттенбурге.

– Я благодарен этой стране за то, что мне позволили жить здесь, не требуя ни любви, ни идеологической верности взамен. А любовь – она ведь такая! Чем меньше ее требуешь, тем больше получаешь.

Предать можно только то, во что ты веришь.

76 дней до весны

16 декабря

БУТЛЕГЕРЫ

Меня разбудил звонок в дверь. За порогом стоял мой друг Митя.

Антиалкогольная война президента Горбачева против советского народа была в самом разгаре. Даже вместо обычного технического спирта на Северный флот поставляли какую-то желто-зеленую жидкость, жутко пахнущую резиной. С ней, конечно, научились обращаться, прогоняя через фильтр от противогаза, но фильтров не хватало. После двух-трех циклов очистки резинового спирта фильтр взрывался.

Некоторые предприимчивые граждане закрытого гарнизона гнали самогон и продавали его по двадцать пять рублей за бутылку. Особенно ценен был этот напиток ночью, когда компания выпивала все, что было приготовлено на вечер, и жаждала еще чуть-чуть.

Митя достал из кармана бутылку. Это была литовская сорокаградусная горькая настойка «Lietuvishka Kristaline», которую каким-то чудом завезли в «Военторг».

– Деньги есть? – спросил он с порога.

Я пересчитал, сколько у меня оставалось, Митя достал свои сбережения. Нам хватало на ящик этого пойла. Это был стартовый капитал. Мы решили сделать бизнес и организовать нелегальную торговлю алкоголем. Иностранное слово «бутлегер» грело наши души, исполненные пиратского романтизма, и рождало невнятные ассоциации, отсылающие к джазу, блестящим черным автомобилям и прекрасным женщинам в декольтированных платьях.

Осталось разработать PR-кампанию, чтобы гарнизон узнал, что у Мити имеется ящик лиетувишки. Новости в закрытых городках разносятся быстро, и основная надежда была на сарафанное радио.

Я пришел к нему около восьми вечера. Под столом стоял ящик настойки. Мы решили попробовать, достойного ли качества товар и не будет ли нам стыдно перед покупателями.

Раздался звонок в дверь. Это был наш сослуживец по прозвищу Ибрагим. Конечно, мы пригласили его на дегустацию, в надежде, что он по достоинству оценит качество товара и сообщит целевой аудитории, где можно найти его в ночное время.

Ибрагим был в восторге от вкусовых качеств напитка и уходить не спешил. Снова звонок. Пришел Конь. За ним пришел Глеб, Петя и Коля. Пришлось достать вторую бутылку, а за ней и третью. Никто не уходил, и, стало быть, сарафанное радио не имело возможности разнести нашу новость по поселку. Когда в квартире собралось человек десять, мы поняли, что наш бизнес обречен.

Стартап оказался неудачным. К утру настойка закончилась, а бизнес так и не начался. Но мы ведь прекрасно провели время, согласились мы с Митей, а значит и день прожит не зря. Скоро ведь будет зарплата, и мы сможем начать бизнес с нуля.

Дожив до зарплаты, мы встретились, чтобы обсудить нашу бизнес-идею, и единогласно решили, что зарабатывать на святом мы себе позволить не можем. Ведь мы сами бывали клиентами этих ночных «бутлегеров» и знали, что это люди бессовестные, безжалостные и бессердечные, а наши убеждения, признающие право интеллектуала выпить в любое время суток, не могут стать основой корпоративной культуры для такого бизнеса.

Ведь самое главное в бизнесе – это ценности людей, объединившие их во имя служения обществу. Если это не так, бизнес быстро пойдет ко дну.

75 дней до весны