Читать книгу: «Римская сага. Город соблазнов», страница 3
Глава Кто такой Хого
Перед полуразвалившейся лачугой стояли несколько стариков. Они смотрели в сторону поворота, откуда к ним приближались первые всадники в тёмных шкурах. Позади стариков, ещё не понимая, что происходит, беззаботно болтали молодые римляне. Их лошади стояли на привязи у соседнего дома, но настолько скученно и неудобно, что сесть на них они уже не успевали. Лаций сразу оценил ситуацию и не стал ждать. Легионеры выстроились в одну линию и соединили щиты.
– Эй, бегом сюда! – громко крикнул он, обращаясь к стоявшим к ним спиной юношам. – Бегом! Это не местные жители!
Опешив, молодые люди сначала не поняли, что им говорят, и ещё какое-то время кислые улыбки на их лицах говорили о том, что они склонны перевести всё это в шутку. Легионеры Варгонта прижались плечом к плечу и выставили вперёд короткие копья. Молодёжь улыбалась, думая, что это развлечение. Резкий свист стрел и глухие удары о щиты мгновенно стёрли улыбки с лиц, и они, падая и крича, кинулись за спины гастатов. К счастью, стрелы никого не ранили. Большая часть упала на вросший в землю дом, пробивая разросшийся на старой коре зелёный мох. Одна из них встряла прямо перед ногами старейшин, которые тоже попятились назад, но за спины римских солдат отходить не стали. К дому подъехали несколько всадников с длинными волосами и что-то прокричали, обращаясь к старикам. Те отошли чуть дальше, опустив головы и продолжая исподлобья наблюдать за нежданными гостями. Варвары стали что-то спрашивать, показывая луками в сторону дома, затем спрыгнули на землю и забежали внутрь. Их было четверо. Один остался стоять с лошадьми. Сбоку раздался голос Варгонта:
– Полшага назад! – и две шеренги, как один человек, сместились на локоть назад. Сразу последовала вторая команда: – Полшага назад! – и легионеры снова, не разрывая строя, все вместе отступили назад. Лаций видел, что им надо постепенно отходить к дальнему дому, у которого начиналась дорога. На ней было бы легче защищаться, двигаясь в сторону лагеря.
– Надо позвать стариков! – крикнул он Варгонту.
– Не пойдут. Их потом за это убьют, – категорично ответил центурион.
Странное появление варваров не давало Лацию покоя. Их было мало, и вели они себя слишком уверенно. Даже выстрелили в сторону легионеров несколько раз, как будто хотели отогнать, как комаров. Значит, они не собирались нападать, иначе уже давно бы шёл бой. Тогда зачем они сюда приехали? И почему так мало? Может, остальные прячутся за домами? И почему так долго нет сигнала тревоги из лагеря? Посыльный с двумя молодыми римлянами уже давно должен был добраться до первого караула…
Внутри хижины послышались приглушённые крики, которые вскоре переросли в яростную брань. Вскоре оттуда показался варвар. Он тащил за собой старую женщину в длинном шерстяном балахоне. Седые волосы закрывали ей лицо, но Лаций сразу узнал в ней местную врачевательницу и гадалку. Два воина вышли следом, держа в руках небольшие кожаные мешки. Они несли их легко, как будто внутри ничего не было. Затем все вместе они попытались посадить старуху на лошадь. Та сопротивлялась и падала на землю, яростно отталкиваясь от разозлённых варваров руками и ногами. Наконец, один не выдержал и ударил её по голове. Женщина обмякла и медленно сползла на землю. Лаций поднял руку, и Варгонт замер, приготовившись действовать. Легионеры ждали команды. Что-то было странным в поведении этой четвёрки, но Лаций никак не мог понять, что. Зачем им нужна была эта старуха? Почему до сих пор не было сигнала из лагеря, и никто не спешил к ним на помощь?..
Сделав несколько шагов вперёд, он присмотрелся к повороту дороги. Там было заметно какое-то движение, но пыль ещё не осела, и всё было спрятано в сером облаке. Вдруг в воздухе раздался пронзительный крик. Это кричали варвары. Они отчаянно махали руками и били себя по головам. Вдоль дома старухи промчалась быстрая тень. Она схватила беспомощное тело женщины под руки и стала отчаянно тащить его в сторону. Всё произошло так быстро, что никто не успел даже опомниться. Лаций не верил своим глазам – это была та самая девушка, которая спасла их сегодня у реки! С решительностью, которой позавидовали бы многие мужчины, она пыталась оттащить врачевательницу в сторону римлян. Девушка, видимо, обладала немалой силой, потому что ей удалось преодолеть целых десять шагов, пока один из варваров не заметил её и не заорал, показывая в сторону беглянки. Но стоявшие рядом товарищи только тёрли глаза и громко кричали. Она бросила им в лицо пыль, чтобы успеть спасти старуху. Или это была не пыль? Потому что они слишком долго тёрли глаза, чихали и орали, не в силах от неё избавиться. Но тот, кто заметил девушку, видимо, пострадал меньше других и поспешил догнать её. Он уже подбежал к ней и занёс над головой короткий меч, как вдруг в лицо ему ударило что-то яркое и блестящее. Это был меч Лация. Их разделяли пять—шесть шагов, и он с сожалением заметил, что в полёте оружие развернулось и удар пришёлся плашмя. Однако этого оказалось достаточно, чтобы не дать варвару нанести удар. От неожиданности тот не удержался и упал назад. Пока он поднимался, мотая головой и пытаясь понять, что произошло, Лаций успел подбежать и поднять свой меч. Однако после этого ему пришлось выдержать яростную атаку пришедшего в себя воина. Тот с невероятной скоростью стал размахивать из стороны в сторону своим оружием, бросаясь вперёд, как дикий зверь, и только хладнокровие и большой опыт помогли Лацию избежать ранений. Он несколько раз вынужден был отбивать удары, чувствуя, что не успевает вовремя уклониться, но, в конце концов, силы у нападавшего иссякли и он остановился, тяжело дыша и хищно раздувая ноздри. В его глазах по-прежнему кипела ненависть, но руки и ноги уже не слушались, так как все силы были отданы этому бешеному напору. Лаций ждал этого момента, но он не стал убивать врага. Девушка уже успела оттащить старуху к шеренге гастатов, и теперь он тоже мог сделать несколько шагов назад. Показав варвару на его соплеменников, он махнул рукой несколько раз, давая понять, чтобы тот шёл назад. Но нападавший, видимо, почувствовал прилив сил и снова бросился вперёд. Храбрец был уверен, что на этот раз всё будет иначе. Однако ему не удалось сделать и двух шагов, как высокий римлянин, который вроде бы был так далеко, вдруг шагнул ему навстречу, присел и всадил в живот острое лезвие своего меча. Продолжая тянуться рукой в сторону безмолвной шеренги легионеров, варвар медленно опустил голову и увидел поднимающегося с колен врага, который спокойно выдернул у него из живота лезвие и отошёл в сторону. Тело в чёрной шкуре и мохнатой шапке упало вперёд, пыль ударила варвару в лицо, забилась в нос и глаза, и больше в этой жизни он уже ничего не видел.
– Назад, Лаций! – раздался голос Варгонта. – Там лучники! – он увидел прятавшихся за домом многочисленных врагов и спешил предупредить его об этом. Лаций не стал испытывать судьбу. Он занял место рядом с Варгонтом, и в этот момент в воздухе засвистели стрелы. Половина из них долетела до щитов легионеров, а другая – упала в пыль и на головы нечастных товарищей убитого, которые в этот момент поспешили ему на помощь. Пронзённые стрелами своих собратьев, они упали рядом с ним, не добежав до римлян всего несколько шагов. На мгновение в воздухе повисла напряжённая тишина.
– Отходим! – приказал Лаций. Варгонт громко повторил команду. Легионеры стали медленно отступать назад. Придя в себя, варвары с криками выскочили из кустов и кинулись вперёд. Их было не больше тридцати человек. Но вдалеке было видно ещё столько же. Они спешили к ним на помощь. В этот момент со стороны лагеря раздался хриплый сигнал горна. Так и не успев доиграть команду, он прервался, и этот звук неприятным эхом зазвенел у Лация в ушах. Там явно происходило что-то неладное.
– Сомкнуться! – громко выкрикнул Варгонт и посмотрел на него. – Метать?
– Да, – кивнул Лаций.
Когда до нападавших оставалось десять—двенадцать локтей, легионеры сделали шаг вперёд и бросили дротики. Затем по команде присели, и вперёд полетели дротики второй шеренги. После этого перед ними сразу образовалось пустое пространство, которое постепенно стали заполнять спускавшиеся с дороги враги. Увидев перед собой тела своих соплеменников, они сначала остановились, но потом всё же бросились вперёд и с шумом ударились о щиты передней шеренги. Когда половина из них отхлынула назад, вторая осталась лежать на земле. Прозвучала очередная команда Варгонта, и гастаты снова сделали несколько шагов назад. Варвары больше не решались атаковать. Один из них вышел вперёд и поднял руку. Обведя тяжёлым взглядом лежавшие в пыли тела, он что-то сказал громким голосом, глядя на край шеренги, где выделялся шлем Лация с красным гребнем.
– Им нужна женщина, – перевёл его слова один из легионеров.
– Зачем? – коротко спросил Лаций. Но кочевник снова повторил, что ему нужна женщина. Вдруг он произнёс какое-то слово, но легионер не смог его перевести. – Что он сказал? – спросил Лаций.
– Не знаю. Хого, говорит, и всё, – пожал плечами воин.
– Скажи ему, что Хого – это я! – неожиданно улыбнулся Лаций. – Говори, говори!
Когда кочевник услышал ответ, то не смог скрыть своего удивления и какое-то время стоял без движения, глядя на него с непониманием и недоверием. Потом нахмурился и постучал себя по плечу:
– Хого! – снова донеслось до Лация. Всадник показал татуировку и повторил это слово. Лаций поднял рукав и показал своё плечо. Там был такой же рисунок. Варвары зашумели и стали что-то кричать друг другу. Они были в замешательстве и уже явно не собирались нападать. Лаций кивнул Варгонту, и тот снова дал команду к отступлению. Римляне начали медленно отступать. Но варвары не обращали на них внимания. Вскоре они что-то решили и замолчали. Угрюмый бородач, который требовал отдать старую колдунью, ещё раз посмотрел в сторону Лация, как бы стараясь его запомнить, после чего повернулся к нему спиной и, как ни в чём ни бывало, поехал по дороге к лесу. Все его воины последовали за ним и вскоре исчезли за поворотом. Это было очень странно.
Легионеры Варгонта перестроились и быстрым шагом направились в сторону лагеря. Старуху оставили в доме старейшины, а девушку забрали с собой, чтобы позже расспросить в спокойной обстановке. Однако когда вдали показались знакомые очертания невысокого ограждения, стало ясно, что там идёт бой. Повсюду мелькали тёмные фигуры многочисленных всадников. Это были гельветы. Легионеры остановились. Варгонт в замешательстве повернул голову в сторону Лация, ожидая команды. Девушка из деревни, увидев врагов, сжалась и втянула голову в плечи. Надо было срочно принимать решение. Где-то вдалеке раздался звук горна. Затем ещё один. Это был сигнал атаки. Ударив варварам в спину, они могли надеяться на неожиданность. Тогда можно было пробиться к своим товарищам, которые сейчас, видимо, собрались в одном месте и пошли в атаку.
Глава Нападение на лагерь легиона
Удар в спину не получился. Гельветы были на лошадях и, заметив приближение римлян, просто разъехались в стороны. Однако это позволило пехотинцам проскочить мимо них и попасть за частокол. Внутри шёл бой. Оказалось, что в лесу Лаций видел основные силы, которые спешили напасть на оставшихся в лагере легионеров, пока там не было легата.
Неожиданно варвары засуетились и стали разворачиваться. Вскоре с другой стороны лагеря появились всадники в блестящих шлемах с гребнями. Это была конница их легиона во главе с легатом Теренцием. Они вернулись вовремя. Раздался звук рожка. За конницей должны были появиться и тяжеловооружённые гастаты. Лаций с Варгонтом опустили щиты, так и не вступив в бой. На этот раз всё обошлось без серьёзных потерь. Погибли лишь несколько человек из караула и два горниста. Но зато удалось взять в плен несколько сбитых с лошадей всадников. Те сначала молчали, но когда к ним применили силу, рассказали, что уже давно следили за «большим» лагерем главного римлянина. Под ним они подразумевали основной лагерь Цезаря. Но он был очень большой и напасть на него варвары не решались. Римлян было больше. Когда из «большого» лагеря вышел легион, их вождь решил напасть хотя бы на него. Они долго ждали римлян за рекой. И когда конница с легатом покинула лагерь, вождь гельветов приказал перейти реку вброд.
Оказывается, никто не собирался нападать на местных жителей. Незнакомцам просто нужна была старая колдунья, так как она носила волшебный амулет. Они считали, что с его помощью она помогала своим соплеменникам выращивать много лошадей, коров и буйволов и продавать их подлым римлянам. Благодаря этой старухе, здесь никогда не было засухи и каждый год был урожай хлеба. Эта деревня в долине у реки славилась своим богатством. Поэтому вождь решил забрать её в своё племя и заодно разбить ненавистных римлян.
– Взяли бы старуху и ушли к себе. Зачем нападать на лагерь? Это же глупо, – сказал легат с недоумением.
– Римляне – враги. Так говорит вождь, – снова прозвучал такой же ответ.
– Может и не напали бы… Если бы не любовь Лация к старым колдуньям и их дочерям! – раздался вдруг нервный голос Марка Юния Брута. Легат с удивлением посмотрел на него, потом обернулся к покрасневшему Лацию и спросил:
– Скажи, правда… зачем ты стал спасать эту старуху? Может, они действительно не напали бы на лагерь? Ведь если бы мы опоздали, тогда… – он пожевал губы, подыскивая нужное слово, но Марк Брут перебил его:
– Нас бы всех убили! Ты понимаешь это?
Лаций смотрел на них и не мог поверить своим ушам.
– Брут, ты же знал, что мы отправились за этими молодыми патрициями… – с недоумением попытался напомнить он. – Или их надо было бросить? Ты же…
– Я не просил тебя спасать эту старуху! – взвизгнул молодой аристократ. – Надо было отойти в лагерь, и пусть бы они убирались с ней куда подальше!
– Брут, что ты несёшь? – он всё ещё не мог прийти в себя. – Они напали на лагерь раньше, чем оказались в деревне! Ты же римлянин! Ты мог бы взять в руки меч и защищаться. Что тебя так испугало?
– Он, видимо, не понимает! – гневно раздувая ноздри, обратился Брут к легату. – Надо рассказать об этом Цезарю. Может, он объяснит ему, что меня так испугало!
– Успокойся, я сам доложу консулу об этом нападении. Но Лаций не заслуживает таких слов…
– Ты тоже его защищаешь? Ты тоже? Мне говорили, что у вас тут все друг друга прикрывают. Если бы я погиб, за это пришлось бы дорого заплатить. Всем вам! – почти кричал он.
– Тебя выбрали богом? – не сдержался Лаций. – Или ты потерял руки и голову? Что случилось, Брут?
– Меня выбрали в Сенате главным квестором, – сквозь зубы процедил тот, – и я не должен отчитываться перед старшим трибуном! – было видно, что дальше с ним разговаривать бесполезно.
– А я думал, что тебе сказали присматривать за любящими друг друга мальчиками… – презрительно бросил Лаций, потому что ненавидел самовлюблённых патрициев, которые считали, что весь Рим принадлежит им.
– Стой, стой, стой! – выкрикнул легат Теренций, заметив, что Брут готов броситься на Лация с кулаками. – Кстати, где сейчас эти молодые люди? С ними была девушка. Эмилия. Она не пострадала? – его взгляд задержался на Бруте, потом перешёл на Лация.
– Я отправил её и грека в лагерь в сопровождении гастата, – спокойно ответил он.
– Грека? Какого грека?
– С ней всё время был странный… э-э… молодой грек по имени Александр. Друг сенатора Мессалы Руфа, – снова пришлось говорить ему, потому что Брут отвернулся и сделал вид, что не участвует в разговоре. Ликторы, префекты и помощники молча стояли в стороне, так как ничего об этом не знали.
– Ах, он всё-таки приехал! – радостно воскликнул легат и как-то странно замолчал. На его лице застыла мечтательная улыбка, как будто он ждал встречи со своей любимой женой.
– Да, Мессала Руф послал его к тебе с поручением, – буркнул Марк Брут через плечо.
– Надеюсь, вы оба успокоитесь и снова будете друзьями, – примирительно произнёс легат. – Всё, уберите этих варваров! – приказал он охране. – Пойдёмте, быстрее познакомимся с нашими гостями, – с этими словами он первым поспешил выйти из палатки, а Лаций с недоумением посмотрел ему вслед, подумав, что раньше Теренций Юлиан старался тщательней скрывать свою любовь к симпатичным юношам.
Девушку и молодого грека нашли в деревне в одном из домов. Сообразительный гастат, увидев варваров, вернулся и спрятал их там. Лаций больше не видел ни этих двоих, ни остальных молодых римлян, которых сразу отправили в основной лагерь Цезаря. Правда, на следующий день Варгонт как бы невзначай сказал, что утренняя смена видела на рассвете десять всадников, среди которых был один странный рыжеволосый грек, сильно напоминавший вчерашнего гостя, купавшегося в реке с девушкой.
Оставив Варгонта в карауле, Лаций решил отвезти дикарку в деревню, которая всё ещё находилась в лагере. Ему не давала покоя мысль о том, откуда она знает их язык.
По дороге девушка рассказала, что её мать в юности убежала из большого города. Они долго жили в соседней деревне, которая сгорела много лет назад. Там её мать потеряла второго мужа. Через несколько лет погибли остальные дети, и выжила только она. Рассказ был настолько противоречивым и странным, что он, в конце концов, перестал слушать, думая только о том, откуда эта девушка, хоть и плохо, но всё же говорит на его языке.
Старуха уже пришла в себя. Она была дома, приводила в порядок своё убогое хозяйство. Посмотрев на своего спасителя, она ничего не сказала. Только кивнула дочери, чтобы та помогала ей и не стояла у входа. Так Лаций познакомился с Ларнитой и её матерью Валрой, странной колдуньей из странной деревни. И лишь позже он узнал, что своим знанием их языка юная Ларнита обязана именно ей. Старая Валра отлично понимала язык римлян, но не говорила Лацию, где и как его выучила.
Глава История Лация
Брут, как всегда, говорил много и слишком эмоционально. Сначала он пожаловался на легата Теренция Юлиана, который покрывал своих легионеров, затем на старшего трибуна Лация Корнелия Сципиона, из-за которого его, квестора Сената, чуть не убили, потом ещё на кого-то… Цезарь прятал улыбку в уголках глаз, стараясь не обидеть сына Сервилии21, и молчал. Он помнил, какой умной и красивой женщиной была его мать, сколько в ней было силы и энергии, и удивлялся, почему боги так обделили этими достоинствами её сына. Когда Цезарь подарил Сервилии огромную жемчужину, купленную у Сергия Ораты22 за шесть миллионов сестерциев, пол-Рима чуть не задохнулись в истерическом припадке ревности, а вторая половина задумалась, откуда у него такие деньги. Но взгляд Сервилии был полон такой искренней благодарности, что ему потом ещё целую неделю не удавалось вырваться из её дома. Хотя, он и не сильно хотел…
– …ведь так? – голос Брута замер.
– Что?.. – Гай Юлий вздрогнул, почувствовав по интонации, что это был вопрос.
– Но ведь ты накажешь его?! Не так ли? – нахмурив брови, потребовал Марк.
– Кого? Легата или старшего трибуна? – спокойно переспросил Цезарь, думая, что не зря несколько лет назад расторг помолвку этого горячего и не очень уравновешенного юноши со своей дочерью Ю́лией Цезарией. Он снова вспомнил горящие глаза Сервилии, которая во время отдыха между любовными утехами пыталась узнать его планы на будущее и постоянно настаивала на браке их детей. Но партия с Гнеем Помпеем23 была намного выгодней и, как он сейчас видел, правильней во всех отношениях. Помпей стал его другом и, как ни странно, искренне влюбился в его дочь Юлию. В такое сложное время помощь Помпея в Сенате была бесценна. В отличие от него, Марк Брут был фигурой менее значительной и совсем невлиятельной. С ним почти никто не считался. К тому же, он не любил Юлию, и вряд ли смог бы помочь Цезарю в Сенате так, как Гней Помпей.
– Старшего трибуна, конечно! – донёсся до него голос Марка. – И легата. Обоих!
– Ах, да. Конечно, накажу, – усмехнулся Цезарь и покачал головой. – Обязательно накажу. Всех!
– Благодарю тебя. Мне приятно слышать эти слова, – не чувствуя подвоха, выдохнул, наконец, молодой аристократ и замолчал. – Эти варвары пришли за старухой, но напали на нас из-за Лация. Вот. И мы все могли из-за этого погибнуть.
– Успокойся, Марк. Ты ведёшь себя так, как будто не умеешь держать в руках меч, – впервые серьёзно ответил Цезарь. – Иди, мне надо встретиться с легатами, – вежливо прервал он разговор, показав взглядом на выход из палатки.
– Но если бы мы погибли… – попытался ещё раз возмутиться Марк Брут, но понял, что это бесполезно, и вышел.
Гай Юлий позвал ликторов и приказал разослать посыльных за легатами. Скоро должны были произойти серьёзные изменения, и ему необходимо было укрепить свою армию. Он чувствовал, что существование Римской республики близится к закату. Умелое управление торговыми отношениями и быстрое расширение границ в результате грандиозных военных походов привели к невероятному обогащению Рима. Но присоединёнными территориями надо было управлять так же быстро и эффективно, как и Римом. Сенат, к сожалению, этого уже делать не мог. Однако народ Рима привык к спокойной жизни и жаждал постоянных развлечений и новых побед своих полководцев. Для побед необходимо было оружие, а платить за него Цезарь сам не мог. В этом ему помог старый патриций Марк Красс24, который страдал тщеславием и жадностью и хотел в ответ получить поддержку на выборах консулов. Армия Цезаря набирала опыт, увеличивалась в размерах и превращалась в серьёзную силу не только в борьбе с варварами. И одним из наиболее способных и талантливых легионеров в ней был тот самый старший трибун Лаций Корнелий Сципион, которого требовал наказать Марк Брут. Лаций был храбрым воином и талантливым командиром, снискавшим почёт и уважение как среди простых легионеров, так и легатов. Его лично знал Помпей и, как и Цезарь, уважал за воинские и человеческие качества.
Лаций родился на Сицилии, в семье римского патриция, который после удачного подавления восстания в Этрурии был назначен Сенатом управлять одним из городов на севере острова. Однако, родившись там, он почти не помнил проведённое на острове время. Он был совсем маленьким, когда семья вернулась в Рим и там родители неожиданно умерли. Что с ними произошло, юноша знал только по скупым рассказам приёмных родителей, но те старались избегать подробностей. Во время их гибели Лаций с сестрой находились в загородном имении, которое отец купил вместе с домом. Сирот усыновили дальние родственники матери, у которых незадолго до этого умер от простуды маленький сын. Родить ещё одного ребёнка они так и не смогли. Это была дальняя ветвь известного рода Сципионов, и приёмные родители очень любили их. Вся семья по завещанию его отца жила в купленном им доме.
Лаций хорошо учился и много читал, но его всё время тянуло к оружию. Он мог часами выполнять упражнения на деревянных мечах и к пятнадцати годам уже добился больших успехов. Ему легко давался греческий, потому что половина учителей были греки. Все ученики в гимнасие знали наизусть отрывки из «Одиссеи» и принимали участие в беседах греческих философов и поэтов. Единственное, что ему не нравилось, это вникать в суть витиеватых рассуждений адвокатов, судей и их помощников. Но без ораторского искусства, которому учились именно в выступлениях на Форуме и, в основном, в многочисленных тяжбах с присутствием большого количества людей, обойтись было невозможно. Поэтому ему приходилось учиться праву и выступлениям так же настойчиво, как и воинскому искусству. Лацию трудно было смириться с мыслью, что в юриспруденции самый короткий удар может оказаться самым бесполезным и глупым. В отличие от фехтования на мечах…
Однако приёмный отец настаивал на изучении этой дисциплины, и Лаций скрупулёзно учился составлять документы на продажу коровы, которая была больна, но ещё могла давать молоко; купчую на продажу имения, но без земли, чтобы, при этом, виноградник остался в пользовании старого хозяина; закладную на выдачу ссуды мяснику в выгодном квартале города под такие проценты и на таких условиях, чтобы тот, в итоге не мог расплатиться и его имущество перешло к кредитору. Также его учили, как выступать в суде и составлять речи для защитника и обвинителя. Смирившись внешне, в душе юный Лаций, тем не менее мечтал о том, чтобы научиться владеть мечом и стать настоящим легионером.
Однажды он заступился за товарища на улице, и ему пришлось отбиваться палкой и камнями от трёх вольноотпущенников. Узнав об этом, друг его приёмного отца предложил ему поупражняться с гладиаторами. Несмотря на то, что приёмные родители были против, Лаций всё же пошёл с ним в школу гладиаторов, чтобы попробовать там свои силы. Тогда отчим заключил с ним соглашение, что он будет добросовестно изучать юридическое дело, а за это ему можно будет ходить к гладиаторам и учиться военному искусству. Год занятий в их школе заменил ему десять лет военной службы. Именно там он услышал самое главное правило, которому потом следовал всю свою жизнь: «Будь быстрее!». И Лаций старался во всём быть быстрее остальных. В школе жил тогда один старый одноглазый гладиатор по имени Зенон, которого не продали лишь потому, что он ещё мог носить воду молодым бойцам и убирать после них оружие. Как-то раз он подошёл к Лацию и подсказал, как бить коротким мечом снизу. Юноша попробовал, и у него получилось. Потом старик убедил его разучить несколько ударов по ногам, которые среди детей патрициев считались нечестными.
– В игре это, может, и нечестно, а в бою поможет, – криво усмехаясь, посоветовал ему опытный старик. Последнее, чему он успел научить Лация, был быстрый, короткий удар мечом в пах. Для этого надо было присесть и выпрыгнуть вперёд на полусогнутых ногах, чтобы выпрямленная рука с мечом превратилась в копьё. Таким неожиданным длинным ударом можно было достать противника, который стоял на расстоянии трёх—четырёх шагов. Там же Лаций узнал негласное правило гладиаторов, которое его сначала сильно удивило: «В бою правил нет». Но после нескольких десятков синяков и моря пролитых от обиды слёз, он всё-таки усвоил его и до конца жизни неукоснительно следовал. Впоследствии это не раз спасало ему жизнь.
Но в юности Лаций старался научиться не только этому. Он много читал и любил выступать перед своими товарищами, рассказывая наизусть тексты древних греков, которые давал ему раб-учитель из Греции. Друзья поначалу смеялись над ним, пока старшие педагоги не заметили, что его речь отличается правильным построением и грамотностью. С тех пор сверстники стали ему завидовать. Когда Лаций уже подрос, его способности заметили и стали просить о помощи, но занять государственную должность в Сенате или даже мечтать о том, чтобы стать сенатором он ещё не мог. Для этого нужны были либо очень большие деньги, либо военная слава. Для Лация оставался единственный выход – идти в армию. Именно здесь он понял, что его место среди этих грубых и отчаянных воинов, собранных в легионы со всех частей Римской республики. Во время долгих походов и стоянок в лагерях он любил расставлять камешки на земле и обсуждать с друзьями все детали тех боёв, в которых они принимали участие. Нередко он рассказывал им о больших битвах прошлого, и товарищи с замиранием духа слушали его полные счастья и горя слова. Даже о Сиракузах, где римляне потеряли много воинов, он рассказывал так, что грубые гастаты проникались уважением к неизвестному им Архимеду и его зеркалам, которые поджигали римские корабли. Но больше всего его воображение мучила битва с Ганнибалом при Каннах, где погибло более пятидесяти тысяч римских воинов и ещё двадцать тысяч были взяты в плен. Когда он рассказывал об этом, у него к горлу всегда подкатывал комок, и он сравнивал это сражение с теми битвами в Азии и Галлии, где войска Помпея и Цезаря теряли не более ста или двухсот человек. Слушавшие его воины проникались в эти моменты чувством невольного уважения к своим великим полководцам. Да, Лацию нравилось служить в армии, потому что здесь всё было предельно ясно: друг был другом, а враг – врагом, но никогда уже ему не было так тепло и спокойно, как в милом, беззаботном детстве, от которого в памяти оставалось всё меньше и меньше следов. А когда год назад пришло известие о смерти приёмных родителей, он долго переживал это, и даже лучший друг Варгонт не мог успокоить его.
Сестра вскоре вышла замуж за Тита Мария, представителя известного, но не очень богатого рода, у которого самым большим богатством была, пожалуй, слава его предков. Но она любила его, а в Риме в это время ещё нередки были случаи, когда замуж выходили по любви. Лаций был не против этого брака. Корнелия с мужем жила в их доме. Они часто ездили на виллу, где Тит занялся выращиванием винограда и земледелием. Сестра передавала Лацию небольшие денежные суммы от продаж винограда и зерна, но её жизнь в Риме стала совсем другой. Всё это постепенно отдалило их друг от друга, и Лаций, в конце концов, почувствовал, что остался совсем один. Поэтому он полностью отдался службе в легионе, где его заметил сам Цезарь. За многочисленные заслуги и храбрость Гай Юлий назначил его старшим трибуном.
К началу лета Цезарь уехал в Рим, оставив вместо себя префекта25 конницы Верра. Варваров вблизи границ Римской республики пока не было, и легионеры занимались строительными работами и личными делами. После того как Лаций встретил Ларниту, он стал всё больше и больше времени проводить с ней в деревне. Многие его товарищи были удивлены этим, потому что знали, какие женщины заглядывались на него в Риме и других городах республики. Причём, среди них было немало замужних матрон.
Позже Лацию удалось узнать, что Ларнита была дочерью старой колдуньи, которая ещё совсем молодой пришла в эту деревню с маленькой дочкой из другого поселения и была принята старейшинами благодаря своим знаниям во врачевании людей и животных. Её дочь выросла в этом племени, превратившись в красивую, но своенравную и независимую девушку. Она унаследовала от матери красоту лица и стройность фигуры, переняла все знания и, благодаря постоянной жизни в полях и в лесу, со временем стала знать даже больше её. Ларните тоже понравился молодой римлянин, который ничего не боялся и часто приезжал в деревню один, без слуг и охраны. Однажды свидетелем их разговора стал старейшина племени Горк. Он всегда считал колдовство страшной силой и не удивился тому, что дочь колдуньи могла разговаривать с римлянином на его языке. Позже Лацию удалось добиться расположения упрямого и подозрительного Горка, подарив ему несколько ножей, топор и даже лопату, которая вызвала у старика неописуемый восторг. Лопата и топор в этих местах ценились больше золота. Когда Лаций приезжал в деревню, они с Ларнитой уходили к реке или в поле и проводили там время вдвоём, стараясь не попадаться на глаза местным жителям. Так было и на этот раз.
