Читать книгу: «Непересечение», страница 2

У Ивана же нет никакого намерения дослушивать этого более чем странного. Но что-то останавливает его, и он, было привстав, с целью уйти, снова усаживается. Видя эту неуверенность, Дмитрий позволяет себе улыбнуться.

– Давайте по коньяку и наш разговор обязательно получится,– наглеет назвавшийся «добрым гением», сейчас уже покойного ….*

*Советы самому себе

С возрастом, общение с неуважаемыми тобой людьми, куда интересней подменять ставшим комфортным уединением.

Кокон недоверия давно сидит во мне,

И разъедается им живьем нутро и делается худо,

А в рассуждениях сквозит маразм,

И мы не смотрим друг на друга…….

– И как же будешь доказывать?

– Всего-навсего Вам расскажу: почему не стало Чугмана. Вот тогда легко поверить сможете.

– Ну, давно жду,– натурально выказываю нетерпение. Теперь уже мною подзывается официант ….

С этого самого момента Димина версия о себе, да ко всему прочему его свидетельствования многих фактов по Чугману, плюс знание некоторых подробностей обо мне (что особенно поразило) вызывает, по-настоящему, обалдевание у верующего и пожившего немало.

Концепция своей идентичности у Мельниченко была не в меру оригинальной: любой человек обязательно рожден в сопровождении двух ипостасей- добра и зла. А по-другому их можно назвать, соответственно,– «испытания» и «соблазны». В данном случае он относит себя к первому. И пусть Дмитрий сам физически осязаем, у него нет какой-либо определенной автобиографии. Причем подобное диктуется не им. А собственный образ постоянно изменчив, но всегда с тем, с кем ему предначертано быть где-то рядом. И за всю, более полтинника, жизнь Аркаши, до сегодняшнего дня, представлял собою совершенно разных людей – по полу, по социальному статусу, не старых, но только без малейшего намека на кровное родство. Нет, он далеко не ангел-хранитель, а лишь тот, кто исподволь обеспечивал своему «подопечному» всевозможные коллизии, которые способны «протестировать» (сказано именно так) того, как бы на «грани грехопадения» (опять дословно).

Пока приходится только молча внимать этому умалишенному самозванцу. Ведь все это проговорено почти тезисно, заучено и, аккуратно пресекаются любые мои попытки задать сколь-нибудь встречный вопрос, позволивший, возможно, уличить прямо сейчас, оппонента в огульной лжи.

Но выпито уже изрядно и моей активности хватает лишь на то, чтобы слушать дальше. А малахольный продолжает развивать свои домыслы о «гениях и прочих», постепенно доводя меня до исступления. Но внутренне успел дать себе установку- до конца дотерпеть бред этого Димы, поскольку, явно, объяснение причины смерти Чугмана он приберег напоследок.

Вдохновение рассказчика, регулярно подкрепляемое алкоголем, переходит на новый виток, когда видно, что речь начинает опережать

мысли и превалируют общие фразы тавтологического характера. Почему, почти за час его, практически, монолога несильно удалось поверить в реальность персонажа, который сидит напротив? Не знаю. Все словно во сне. Но глухое раздражение, и это странно, ушло. И добавлю, перед тем как перейти к личности покойного, мой не очень трезвый собеседник заявляет еще одну несусветную чушь:

– А, знаете, Иван Александрович, мы- «добрые гении» даже не можем догадываться, кто из окружения «подшефного» является «злым». Считаю, что и они про нас так же. Закавыка, однако.

У меня нет никакого желания развивать и эту ерунду. Поэтому стараюсь сбить с толку зарвавшегося в своих фантазиях:

– Ответь-ка, пожалуйста. Дорогой «друг» – вот сейчас не стало твоего, при ком ты находился- с тобой теперь что будет? Сгинешь или все-таки нет?

Растерянность тенью легла на лице Дмитрия.

– К сожалению, не ведаю. Уверен только в одном- «наше» главенствующее участие в людских судьбах неоспоримо- в голосе дрожь и масса сомнений.

Вновь этот «театр» с единственны «актером» начинает меня бесить и мучить.

– А, случайно, пару часов назад, не ты ли звонил на мой мобильный и так упорно молчал?

– Точно не я. И, кстати, здесь, скорее всего, и проявилась моя «противоположность». Хотя номер Вашего телефона был мне и самому известен, впрочем, как и внешность.

– Откуда?

– Если откровенно, я уже говорил, что изначально запрограммирован конкретно на Чугмана Аркадия Викторовича. И живу в некоем параллельном с ним мире. А через определенные участки времени «гений» вдруг вынуждено меняет облик, имя порой и гендерность, но непременно входит в круг того, к кому «прикреплен» (опять эта его терминология). Еще хочу заявить- вдобавок обладаю даром предвидеть, в некоторых случаях, будущее своего «хозяина». Как сегодня, на утро, в голове сложилась определенная информация о Вас (так интеллигентно и продолжает «выкать») и предполагаемой встрече с Аркадием! – тут к нему снова возвращается самодовольный тон.

– Ну, а функции «злого»– каковы?– спрашиваю почти без всякого намека на язвительность.

– Получается такие же. Он вступает в управление нашим общим «объектом», когда меня кто-то задвигает в сторону от этого всего. А я, в свою очередь, проживаю этот период словно по наитию, то есть прислушиваясь лишь к собственной интуиции, которая никак неподконтрольна влиянию извне. И кончина Чугмана, сейчас понимаю, передоверена именно мне.

– Как ты, вообще, без какой-либо устойчивой личностной предистории, каждый раз внедрялся в общество пресловутого Аркаши? – ставлю тогда главный вопрос.

Коньяк в бутылке успел закончиться. А, на данный миг, являющийся Дмитрием Мельниченко смотрит, не моргая, в какую-то точку за окном.

–Предыдущие свои роли при нем, сознаюсь, помню довольно смутно, как-то максимально неубедительно. Но вот с Вами, Иван Александрович, явно был знаком аж лет тридцать назад. Только в каком «образе» пришлось находиться в то время- убейте, не знаю. Мои все предыдущие физические оболочки, момент их трансформации, никогда практически не оставляют исторических следов в моем вновь приобретенном сознании. Или скажу как-то иначе- эти мои «переселения» имеют сакральный смысл и во многом определяют будущее того, с кем я рядом,– он пьяно откинулся на спинку стула, прикрыв подрагивающей узкой ладонью глаза.

Эта его театральная пафосность уже изрядно успела надоесть, но решил- пока не услышу заключительную часть о происшедшем сегодня с Чугманом, наберусь терпения. А пока осторожно спрошу:

– Здесь для меня, конечно, оказалось много запутанного и прямо-таки сказочного. Поэтому хочу задать тебе еще пару-тройку вопросов,– во-первых, знаешь ли ты о письме, недавно полученном мною, затем- нынешнее твое обличье как вяжется с контактированием, якобы, теперь родных и знакомых, и наконец, что происходит с теми, чье тело, с твоих слов, оказалось «занято» тобой, уже после того, как суждено «выбраться» из него?!

Чувствую, нам следует добавить алкоголя. Синхронно киваем пробегающему мимо с подносом. Когда заказ выполнен и оба сощурились от выпитого и лимона, вижу, как он готов ответить. И хотя речь Дмитрия заизобиловала ненужными знаками препинания и совсем неинформативными идиоматическими оборотами, попробую несколько систематизировать им сказанное ….

Если попробовать по порядку и кратко:

1) клялся, даже божился, мол ни о какой анонимке за подписью- «доброжелатели» (я показал ему), совершенно не в курсе. Его, тотчас, предположение: стопудово- это проделки «злых гениев»;

2) он до сих пор не представляет, как удается подобное переформатирование от одного вынужденного «героя» к следующему. А главное тут- память упрямо отказывает полновесно продуцировать предыдущие Димины лики. Все так размыто, будто о чем-то чужом, без каких-либо значимых деталей, тех, что составляют основу настоящей биографии любого из нас.

И в каждом случае, когда просыпался в незнакомой обстановке, у, на сегодня, Мельниченко возникало разом понимание- ты опять «новый», но буквально во всех бытовых мелочах, к счастью для тебя, без единой загадки. Отсюда ему, да и, наверное, всем подобным, которые относят себя к этой категории, достаточно комфортно продолжать свою скрытую деятельность. Получалось таким образом полное «дежавю» по отношению к своему настоящему. Стоит еще добавить- жизненная гармония общеустройства этого «фантома» (мое определение) явилась результатом «диктата некой высшей силы» (не мой слог);

4) 

А относительно третьего моего вопроса- помню лишь кучу восклицаний и каких-то междометийных пояснений с той стороны……

Просто я внезапно напился. *

*Советы самому себе

Как можно реже следует поддаваться желанию, хотя порой и невыносимо от него отказаться, чтобы тебя лишний раз пожалели другие.

Во сне я часто вижу радугу,

Она всегда восьми цветов,

На фоне черной краски тут белым намазано:

«Жизнь нам дана, чтоб не стать подлецом» ….

В итоге, кажется, Ворохов на время отключился. А когда вдруг очнулся, то перед ним только жалкие остатки коньяка и немудреной закуски. Дима отсутствовал. Еще на столе, под чеком, лежали деньги. Язык словно наждак и болезненный пульс в висках.

Он машет рукой официанту. Тот услужливо спешит к нему.

– Случайно не подскажете, где мой товарищ? – прозвучало совсем риторически.

– Думаю, что ушел, поскольку рассчитался,– кивается на смятые купюры, а на халдейской физиономии блуждает ухмылка.

Иван скоропостижно прощается с заведением. Но на улице похожего на Мельниченко не усматривает. Тогда надо идти в то здание, откуда недавно вынесли Аркашу Чугмана. А там попытаться все выяснить и возможно обнаружить этого «странного», с повадками вполне земного «антихриста».

Зайдя в помещение сразу ощутил атмосферу смерти- снующие по этажам люди имели довольно траурный вид. Маршрут, куда шагать, ему конечно знаком. Из полицейских никого, а кабинет покойного (наличествовала табличка) уже был опечатан. Пока вглядывался, что на приклеенной полоске бумаги, его кто-то трогает за плечо.

– Вы кого-то ищете? – почти в ухо.

От неожиданности аж вздрогнул и резко выпрямился. За спиной стоял глубокий старик в неопрятном костюме 80-х, с засаленными лацканами. Дедок, внешне и голосом, сразу напомнил никого другого как тестя Аркадия- Василия Харитоновича! Наверное, очередное чудо на сегодня! И тут же озаряет мысль- вот и «злой гений» тебе!

– А сами-то кто будете?

Обладатель морщинистой лысины и клочковатой бородки узнаваем, но встреча почему-то никак, положительно, не впечатляет Ворохова. Таким образом, вопрос превратился в праздный.

– Да это я, Ваня- в ответе старшего.

И вроде получается их сталкивание, через много лет, тоже кем-то предполагалось.

– Здравствуйте, даже чуть напугали,– бывший друг его зятя старается, сейчас, быть вежливым.

Получается явно плохо. А тот как-то неуместно захихикал вставной челюстью:

– Пришел засвидетельствовать Аркашину смерть, что ли? – его щетинистый кадык неприятно задергался. Внутреннюю тревогу последнего времени подменило вырвавшееся наружу негодование:

– Не пойти-ли Вам лесом, мил человек? – несколько несправедливо грубит Иван, но поделать с собой уже ничего не может. Злость на происходящее с ним самим просто захлестывает. Но возможно этот старикан остался единственным, кто в силах пролить свет на всю эту чертовщину. Поэтому, все же, следует эмоции держать при себе.

– Извините, Василий Харитонович, не сразу признал. А что случилось с Аркадием? – прикидывается он несведущим (так ведь и вправду знает без подробностей, лишь о самом трагическом факте).

И наталкивается на хитрый прищур, почему-то улыбающегося, тестя погибшего. Такая веселость, безусловно, озадачивает и одновременно настораживает- дед-то в своем ли уме?

– А ты, дружок, смотрю постарел,– продолжает ерничать тот, кто, по-видимому, тоже, пока не испробовал, какого-нибудь, «эликсира молодости».

Чтобы окончательно убедиться в фантасмагоричности собственного положения, задается вопрос:

– Скажите-ка, пожалуйста,– Вам знакома личность Дмитрия Мельниченко? Он вроде как был работником у вас? Или ошибаюсь?

Взгляд из-под лохматых, седых бровей, устремленного на Ворохова вмиг белеет. И от подобного становится совсем жутко.

А тут Василий Харитонович начинает судорожно хватать ртом воздух и с хрипом медленно оседать. В это самое время в коридоре, только что еще населенном редким народом, оказалось ни души. Все куда-то, разом, будто испарились, спешно спрятавшись за многочисленными дверями.

Обмякшее мешком костлявое тело держать, особенно спереди за подмышки, крайне неудобно. А крики Ивана о помощи не находят должного отклика- пустота под высоким потолком отзывается лишь гулким эхом.

Тогда он осторожно укладывает находящегося без сознания прямо на паркет и устремляется к ближайшему кабинету- там закрыто. Дальше начинает, по порядку, лихорадочно дергать другие дверные ручки по всему этажу- тот же результат- за всеми ними тишина.

Когда бегом вернулся к оставленному старику, то сразу понял- волноваться здесь уже нет смысла- Василий Харитонович, похоже, скончался. Глаза остеклененно смотрят вверх, а пульс отсутствует- пальцы Ворохова не почувствовали малейшего биения под кожей шеи того, кто минуту назад еще бодро стоял на ногах.

Тогда и подумалось Ивану- сегодня он как никогда подвержен «наваждению», то есть внушению «злой силы» с целью соблазнения заглянуть в свое прошлое. И пришлось ему трусливо покинуть вымершее вдруг здание, где только на крыльце которого им были замечены какие-то люди. А тем, по-видимому, никакого не дела до куда-то торопящегося мужика.

Да и весь город, теперь, словно не обращал внимания на него…

Впрочем, в данный момент, это мало беспокоит человека, голосующего такси. *

*Советы самому себе

Нельзя публично бояться смерти, поскольку дело это сугубо личное, как разговор с Богом.

В колокол бьет одинокий звонарь,

Ему, видимо, есть что сказать,

Только вот срамно у нас на душе,

Не все мы хотим вспоминать……

Следующим пунктом у меня значилась встреча ни с кем иным, как одноклассником Артуром Василевым. Почему именно с ним, из моей школьной жизни? В тот период осталось большой загадкой. Но в письме указан он, хотя, наверняка, можно было подобрать из того времени, персонаж и поинтересней. И я о нем фактически и не вспоминал все эти годы, прошедшие после выпускного вечера.

А еще показалось мне странным, что ныне живущий в Канаде, возьмет да и приедет в когда-то родной для нас обоих город, с единственной целью- поговорить со мной.

Примерно так я рассуждал и заодно, к тому же, мысленно переживал недавние события по Чугману, сидя в номере гостиницы с заказанным из бара виски. Вторая моя встреча назначена на завтра, в десять утра, у той самой школы, которую мы вместе закончили.

Пока упирался нетрезвым взглядом в футбольный матч по телевизору, из головы все не выходили три картинки: как в машину заталкивают носилки с Аркашей, как в кафешке моноложит назвавшийся Димой и как неожиданно, у кабинета собственного зятя, «протягивает ноги» Василий Харитонович……

Весь этот сюрреализм плохо действует на мою психику. И, пусть, много чего, за свои годы, Ворохов и повидал, такая череда, за короткий промежуток, случившихся и никак необъяснимых фатальных странностей, отчаянно будоражит фантазию. А спиртное здесь, оказывается, лишь усиливает ее полет.

Ну, а потом, ночью, долго ворочаясь в кровати, все пытался спрогнозировать наш будущий разговор с Артуром. Но конкретика слабо угадывалась. Да и о чем можно вести диалог с человеком, которому ты когда-то, будучи девятиклассником, дал по морде?

И еще, единственным выводом, теперь уже не вызывающий личных сомнений- это то, что сегодняшний день и, скорее всего, все последующие кем-то, заранее срежиссированы, а мне уготована, во всем этом, явно зловещая роль. При том постоянно преследует вопросительная деталь- зачем предполагаются встречи с теми, с кем, в массе своей, совсем не хочется видеться?

В общем, не столько уснул, сколько впал в какое-то пьяное забытье.

За завтраком, в ресторане гостиницы, ковыряясь вилкой в тарелке, испытывал стойкие симптомы похмелья. Слегка поправился, заказав двести грамм того же шотландского. На часах- половина девятого. Бывшая школа расположена в пятнадцати минутах неспешной ходьбы. Но решил выйти много загодя, чтобы, не дай Бог, не опоздать, как вчера случилось. Поскольку тут пунктуальность, похоже, имеет решающее значение….

И вот идет Ворохов, рассеянно смотря перед собой, а память продуцирует те школьные годы, которые, как и у многих, были прожиты с юношеским задором и ясным ощущением собственной неизбывности.

А что касаемо Артура Василева, то с ним он познакомился в восьмом классе физико-математической школы, куда и сам пришел в том же далеком сентябре.

Высокий парень с рыхлым телом маменькиного сынка, хорошо успевающий буквально по всем предметам, не считая физкультуры. С ней у него было мало общего. Другими словами- книжный тип отличника. В это единственное, для города, среднее учебное заведение такого профиля принимали (туда еще сдавались экзамены) с14-15 лет. И одаренные подростки, или дети блатных родителей, становились учениками элитной школы под номером 131.

Они сначала даже подружились, поскольку жили в одном микрорайоне и с уроков часто возвращались вместе.

Но где-то полгода спустя между ними пробежала «черная кошка». И вроде бы обычная ситуация для их возраста (впрочем, как и в любом), когда вдруг взаимную товарищескую симпатию сменяет тупая неприязнь. Да только Иван, тогда, не сразу объяснил причины этого себе.

Несколько позже, правда, к нему пришло понимание- почему? Одна из них неосновная и незаметная- негласное соперничество за звание лучшего ученика в классе (педагогический состав всячески культивировал такое). Ну, а вторая, и главная- это юношеская любовь Артура к рано созревшей, в своих формах, однокласснице по имени Тома.

Дело в том, что к общественной активистке- комсомолке Тамаре тянулись многие мальчишки, даже старшие. Уж не особо на личико и красавицей была, но обладала легким и веселым нравом с характером хохотушки. И прыщавые пацаны не переставали млеть, когда она, по-свойски, общалась с ними в компаниях.

Среди же, в целом, несерьезных поклонников этой девчонки Василев выделялся какой-то особой страдательностью в своих чувствах по отношению к ней. А вот она, видя это, лишь, зачем-то, задорила парня, всячески показывая ему личное «фи». Говоря иначе, имела место сплошная безответность на все его попытки неуклюже-подростковых ухаживаний за юной дамой сердца.

А где-то весной влюбленного девятиклассника совсем «переклинило», так как Томка и Ваня стали похожи на пару, что периодически могло вызывать у того приступы скрытой ярости ревнивца. Подобное всякий раз отражалось на физиономии Артура, в виде желваков и нездорового румянца, когда те начинали о чем-то перешептываться между собой.

Еще следует добавить, что изображать романтические отношения у Ивана, да и, наверное, у Тамары, был свой резон…. Сейчас он уже и не помнит – какой- все-таки больше присутствовала мальчишеская дурь, замешанная на подростковой жажде самоутверждения.

И поздней осенью, в десятом, ученики Ворохов и Василев окончательно оформились врагами. Если без излишних подробностей, то история такая….

Всем классом сорвали урок- не дождались опоздавшую, как оказалось потом, минут на десять, «англичанку». Некоторые разбрелись по улицам, а часть засела в школьной библиотеке, куда Иван зашел чуть позже других.

Приоткрыв дверь туда сразу услышал, за книжными полками, заговорщический голос Артура (примерное):

– А, давайте-ка выставим, в случае все же появления училки, Ворохова зачинщиком….

Потом выясняется- среди тех немногочисленных, кому это говорилось, находилась и Тома. Только на какие дивиденды рассчитывал мелкий пакостник?– осталось непонятным.

Не дожидаясь реакции тех, кто внимал ему и своего обнаружения, Ваня, быстро подойдя, с размаху въехал в скулу, когда-то сидевшему за одной партой. И еще несколько ударов последовало по корпусу в синей школьной униформе. Ну, а далее- кровоподтек на роже оппонента, вызов к директору и приход домой классной руководительницы вместе с истеричной мамашей Артурика, после недельного непосещения им уроков. И хотя теперь Иван оказался на грани отчисления, ни о чем не сожалелось, а наоборот- даже повысилась собственная самооценка.

А итогом всего этого будто бы и ничего, без каких-либо особых последствий, ни для кого. Сначала, классная дама, физичка, Вера Ивановна заявила на педсовете, что Ворохов покинет школу лишь через ее труп (правда сам провинившийся отнесся к возможной смене места учебы довольно безразлично).

Затем, Артур перевелся в параллельный и при встрече всегда отворачивался. И, наконец, какая-то полудетская игра во флирт Тамарки и Ворохова постепенно сошла на нет. Думается, объяснение они этому, тогда, вряд ли нашли. Выпускной окончательно развел «троицу». Василев поступил в престижнейший московский институт, Тома- в медицинский своего города, а Ваня стал студентом местного университета.

Касаемо дальнейшей судьбы Артура, то ею Иван никак не интересовался. А двадцать лет спустя от кого-то дошли слухи- мол он эмигрировал в Канаду, где и обосновался. Вот, пожалуй, и все.

Хотя года два назад в социальных сетях, случайно, натолкнулся на его антироссийские заметки по поводу Украины. На тот момент ему вспомнился этот бывший однокашник, чья фамилия в классном журнале писалась сразу перед «Вороховым» ….

И получается, давно практически забытый им человек, вдруг всплывает как участник второй встречи, словно один из значимых персонажей на жизненных перипетиях Ивана.

С Тамарой же, до отъезда из города, изредка пересекались, но больше на уровне- «привет-здрасьте». Примерно с таким багажом обрывочной памяти о Василеве, и того немного связанного с ним, шагалось сейчас, в сторону школы № 131. Неожиданно заморосил мелкий косой дождь.

И опять марш Шопена! Эти траурные звуки из мобильного с новой силой вызывают у меня тревожную безысходность. Трубка, как и вчера, полна ответного молчания. А какой-то, шедший навстречу, с удивлением уставился в мою сторону, пока я судорожно вытаскивал телефон из кармана. Да, что за напасть! Готов просто разможжить это устройство связи об асфальт. Но остаться без него тоже не лучший вариант. Поэтому приходится снова прятать в плащ.

Пятнадцать минут десятого стоял уже у школы. Видимо там идут уроки, поскольку во дворе почти никого. Решаю не заходить вовнутрь, а ждать на высоком крыльце под козырьком, чтобы сразу обнаружить себя. А в голове затеснились ностальгические воспоминания о том времени, когда был старшеклассником ….

Узнал его издалека, пусть постарел и отпустил рыжеватые усы. Похоже, спешил к назначенному часу, судя по скорой походке. На лице блуждает улыбка.

Поднимаясь по ступенькам, через одну, как бы опережающе приветствует:

– Салют однокласснику, Ване Ворохову!

– Ну, тогда здравствуй, Василев,– и протягиваю руку, стараясь пока быть вежливым.

– Кто все-таки нас удосужил встретиться и зачем, а? – мой первый вопрос.

Ныне канадец вздрогнул и лишь недоуменно пожал плечами:

– Мне лично пришло письмо на «электронку», где ты же сам просил срочно приехать. Причем, фактически, умолял сделать это. Разве я не прав? – здесь он округляет глаза цвета болотной воды и показывает на висящий сбоку ноутбук.

А ведь говорит уже с некоторым, заметил, акцентом. Мне с огромным трудом удалось сдержать себя, чтобы тот прямо тут, немедленно, предъявил мне доказательства этому. И тогда, не сговариваясь, мы пошли на выход, к трамвайной остановке. Напротив нее, еще с нашей юности, находился небольшой ухоженный парк. Туда и направились. А из-за сплошных туч выглянуло несмелое солнце. Присели на мокрую скамейку. Именно сейчас почувствовал, как этот субъект источает едва уловимый запах какого-то изысканного парфюма, смешанного с тленом, всегда чуть сладковатым. Но пока мне совсем не до того. Артур открывает свой навороченный компьютер. Да, убеждаюсь- там послание с моего e-mail. И текст, датированный недельной давностью, в общем-то, соответствует тому, о чем сказано им ранее.

– Послушай, до сегодняшнего дня я и не знал твоего электронного адреса. И уж точно не являюсь инициатором подобного рандеву. Поверь, никакого смысла, а тем более личного желания! Извини, но особенно с тобой,-

раздражение становится малоуправляемым.

Реакция Василева тоже предсказуема:

– Однозначно не хочу принимать твои слова, что не ты отправитель, за какую-то истину. Не за просто же так, бросив все дела, приперлись оба в эту даль! – тут голос повышается. И у меня окончательно сдают нервы:

– Ничего не понимаю! Сам то, кем будешь?!

Тот из недр пиджака достает канадский паспорт в иссиня черных корочках. Листаю страницы, все верно- никто иной как Артур. Возвращаю ему биометрический документ.

– Ответь тогда- почему, прочитав якобы мое сообщение, даже не удосужился списаться со мной? Что за безоглядность неразумная, тем более по отношению к тому, с кем тебя ну совершенно ничто не связывает? Может, разве, только память о мордобое, и та Тамарка, старая любовь?

После некоторой паузы прилетевший, аж, из-за океана становится надменно утвердителен, словно я ему чем-то обязан:

– Но, ведь и ты не просто так оказался здесь, и главное в это время.

Мне возразить особенно нечего. И наш диалог приобретает странный характер, где люди ведомы, сейчас, чьим-то недобрым умыслом.

Опять пытаюсь про себя, связать между собой вчерашние события с сегодняшним днем.

И мало получалось, пока неожиданно этот «мутный» не заговорил о «добрых и злых гениях», о которых уже наслышан.

Если и отбросить несколько несущественных расхождений с бредовой теорией о них, некоего, назвавшимся Димой Мельниченко, то, в общем-то, недлинное Артурино разглагольствование на эту тему во многом совпадает с его, сутки назад сбежавшего из кафе. И тут, по мнению Василева, сам он является центральной фигурой в такой «тройке», которую и окружают эти две

«ангельско-дьявольские» (мое определение) ипостаси. А подобное откровение, мол, пришло к нему во сне, в ночь, как раз сразу после прочтения им моего псевдоприглашения. И именно на утро проснулся с твердым убеждением- ехать надо.

Далее Артур замолкает и так пристально вглядывается в меня, а затем скорбным тоном изрекает, на каком-то русском из 19-го века (приведу концовку):

– в том духовном внушении было мне донесено, что слетав сюда, я, видишь ли, обрету знакомство с собственной «светлой и темной стороной». И тому противиться явно не в моих силах. А теперь, сие, стараюсь угадать- какую из них именно ты представляешь, сударь?

Взгляд этого типа вопросителен. Но я совершенно не собираюсь в чем-либо признаваться тому, кто лишь промелькнул в школьном прошлом Вани Ворохова.

Но вот определенная аналогия сюжетов из свежих своих впечатлений по Чугману и подданному, ныне, Канады так и напрашивалась…. И одновременно оставалась быть дремучей загадкой.

Погода начинает портиться- небо снова заволокло свинцом и поднялся промозглый ветер, порывами бросающийся каплями в лицо.

Считаю, вдруг, миссию по второму пункту навязанного извне «путешествия» выполненной. Поэтому поднимаюсь со скамейки, закуриваю и отрывочными фразами:

– хочу сказать тебе- прощай…. А еще добавлю-

– думаю, зря ты сюда приперся…. Мог, пожалуй, и не приезжать.

На Артура жалко смотреть, весь как-то сник и побледнел.

– Иван, все-же ответь, прежде чем уйти,– а в интонации появилась просительность.

– Не понимаю, на что конкретно?

– Но получается ты же был в курсе чего-то, раз мы встретились сегодня, – резко привстал.

– Кивать, по-видимому, нам следует на случайности и другие нелепые совпадения,– только и остается, таким образом, прекратить разговор с ним.

И, не подав руки, разворачиваюсь, с целью покинуть это место. А вслед, не пройдя и десяти шагов, раздается отборный мат в мой адрес. Медленно оглядываюсь, но того уже нет, словно испарился, хотя вокруг особо и негде спрятаться. Бегом возвращаюсь. И вправду, поблизости никого- лишь брошенный мной, еще дымящийся, окурок, да кем-то, где сидели, оставленная пуговица.

Трогаю себя- вроде осязаем. Из оцепенения выводит шопеновская мелодия в мобильном. Но брать трубу, чтобы в очередной раз услышать, на том конце, молчание, нет ни малейшего желания. И все-таки нажимаю на зеленую кнопку. Так и есть- чье-то еле уловимое дыхание….

Очнулся я неуклюже развалившись на той же парковой лавке, где совсем недавно рассиживал с Василевым. Глянул на часы, те показывали половину двенадцатого. Значит провалялся здесь около сорока минут. Чуть поодаль резвилась собачья стая, похоже у них своя «свадьба». И какая-то проходящая мимо пенсионерская пара внимательно наблюдает за всем этим.

Что же, однако, произошло? – задаюсь немым вопросом. А воспаленное сознание мысленно диктует- Иван Ворохов, просто-напросто, втравлен неведомым роком в большие неприятности.

Когда уже выходил за территорию, неизвестно почему вспомнилась одна дурная Артурина школьная привычка- он любил грызть заусенцы, причем не стесняясь. Сейчас такого за ним, вроде, не заметил- значит избавился, получается, от нее. Или, может, я встречался с совсем другим человеком? Какие глупости лезут в башку! Хотя им, теперь, самое время быть там! *

*Советы самому себе

Не делай из совести категорию высшей духовности- она не всегда абсолютна, даже в своих лучших проявлениях.

Короткая память как признак эгоизма,

Недлинные проводы- пробелы судьбы,

А мы же влезаем в пределы коллапса,

Тогда и живем от вранья до беды ….

Завтра ему, Ворохову, надо лететь уже обратно. Третьим свиданием обозначено с неким господином по имени Алексей, с конско-кастрированной фамилией- Меринов.

С этим, он лет пятнадцать назад, начинал один из своих бизнесов. Познакомились они, в общем-то, случайно. Много младше, тогда еще студент, этот высокий, сутулый парень совсем неожиданно появился на пороге офиса. По его словам- проходил, как-бы мимо, увидел новую вывеску. А поскольку, с недавних пор, искал хоть какой-нибудь приработок, то не преминул зайти в эту дверь. И прямо с первой беседы скромный на вид Леха немало удивил предпринимателя со стажем. Прежде всего своей заряженностью быть крайне полезным в любом начинании шефа. Такое им проявление бизнес-энтузиазма, причем не заикаясь даже о зарплате, тогда, слегка подкупило, Ворохова. Плюсом ко всему, как показало дальнейшее, молодой человек обладал недюжинным талантом схватывать все налету, при хорошей деловой коммуникабельности.

Говоря иначе, почти сразу сумел понравиться работодателю. А если быть кратким, где-то через пару месяцев Иван назначил этого Меринова командовать направление лизинговых сделок. В свою очередь, в целом устоявшийся коллектив посчитал его явно выскочкой и карьеристом. Но их начальник словно не замечал или не желал понимать поступающие сигналы «народного» недовольства. Главным коммерческим критерием Ивана, по тем временам, являлась прибыль собственного предприятия, а не разбираться в тонкостях взаимоотношений подчиненных. Поначалу руководитель, и вправду, не мог нарадоваться на ушлого и деятельного молодца. Подобного рвения Ворохов давно не наблюдал. Ну, а в связи с тем, что лизинг постепенно стал приоритетным в финансовых показателях фирмы, ему пришлось пересмотреть и несколько скорректировать тогдашнюю форму оплаты труда сотрудников.