Читать книгу: «В тени веков. Погребённые тайны (Том I)», страница 7

Всю дорогу Арону пришлось крепко держать Сафир за руку, хоть та уже не сопротивлялась, не вырывалась и не кричала, она была будто в трансе или как лунный ходок в болезненное полнолуние. Довести ее до дома оказалось проще, чем представлялось, и хоть этому парень был благодарен. Паланио медленно передвигала ногами, изредка пошатываясь из стороны в сторону, казалось, она вот-вот упадет, но этого, к счастью, не произошло. На улице холодало все больше с каждой минутой, ледяной обжигающий ветер подгонял запоздалых в спину, точно торопил их поскорее укрыться под теплой крышей.

– Хороший вечерок выдался, ничего не скажешь. Ты-то его не вспомнишь, конечно, сколько не рассказывай. – пробормотал недовольно Арон и поднялся на крыльцо «Медвежьей головы», потянув за собой девушку. – А мне каково будет? Только бы без расспросов обошлось, и так провозился с тобой кучу времени.

Он толкнул деревянную дверь и, впустив вперед Сафир, зашел в таверну. Все, кто в столь поздний час заседал в заведении за кружкой мёда и горячей настойкой, в ту же секунду обратили свое внимание на новых гостей. И стоило им узреть тех, кого тоже занесло в харчевню на огонек и в каком состоянии, как разговоры тотчас смолкли.

– Сафир?! Чёрт возьми, что с ней? – из-за стойки, грубо оттолкнув какого-то постояльца, выскочил Дорей. – Позови Алту, ну же! – кинул он выглянувшему из кухни мальчугану, и тут же перевел взгляд на Арона, ожидая ответа.

Девушка выглядела нездорово: губы побледнели, с щек сошел румянец, а глаза напоминали мутное зеркало. Ее тело дрожало, руки же были холодны, словно лед, колени подгибались.

– Не знаю, клянусь всеми богами. Я… она натолкнулась на меня в порту вот в таком состоянии, хотя, нет, все было гораздо хуже, чем сейчас. Наверное, у нее был припадок, – парень наконец освободился от Паланио и сразу же ощутил невообразимую лёгкость, точно скинул с плеч гору. – Пришлось вести домой, – на этих словах он поднял голову так, будто совершил какой-то подвиг и теперь рассчитывал на лестную похвалу и бесконечную благодарность.

Посетители в безмолвии наблюдали за происходящим, ощущая себя не в своей тарелке, переминаясь с ноги на ногу, ерзая на стульях, иногда отводя взгляд в сторону. Кто-то пытался несколько раз продолжить беседу с приятелем, отвлекая себя и свое внимание от девчонки, но эти попытки обрывались на полуслове и неловкое молчание вновь повисало в воздухе.

Наконец в обеденном зале показалась перепуганная хозяйка таверны. Она, заглянув племяннице в лицо и внимательно разглядев его, сразу же прижала бедняжку к себе.

– Всемилостивые боги! Вот как знала, что не стоило ее отпускать никуда, да ведь разве переубедишь эту упрямицу? – Алта растеряно посмотрела на супруга, чувствуя себя виноватой в произошедшем. – Я отведу ее наверх, чтобы… – тут она запнулась и что-то прошептала мужу и тот утвердительно кивнул.

– Я… я не хочу, но он сказал… он разговаривал со мной, я слышала его голос, видела его… слышала, как они все… их много…

– Тише, тише, милая, – Фарти тихонько погладила Сафир по плечу и поспешила ее увести с глаз, дабы больше не смущать постояльцев и дать окончательно успокоиться девушке. К тому же, женщине не хотелось, чтобы кто-то посторонний услышал то, что несчастная болтает в бреду – и без того хватало пересудов.

Дверь жалобно скрипнула, впуская в комнату Алту и Паланио, и тут же захлопнулась за ними. Уложив племянницу на кровать, Фарти принялась зажигать свечи и вытаскивать из сундука чистую одежду, то и дело бросая беспокойные взгляды на бедную девушку – та постоянно что-то бормотала неразборчивое. Ее бледное лицо покрылось испариной, волосы налипли на лоб и щеки, глаза иногда приоткрывались, но сквозь дрожащие ресницы были видны лишь белки. Столь тревожное и по-своему жуткое зрелище чета Фарти наблюдала не раз, хоть и давно, и всякий подобный неприятный случай и приступ вызывал опасение и встревоженность, и, конечно, пугал. И виной всему было то, что нес за собой припадок: галлюцинации, истерики, и, что самое главное – хоть и временные, но странные перемены в самой Сафир. Для посторонних они, разумеется, оставались неприметными, ведь никто не станет приглядываться к городской безумной, которая всегда была для них одной и той же. Однажды Дорей сказал супруге, что на него как будто смотрела глазами Сафир непонятная пустота и нечто неприятное, колючее, давящее, то, чего никогда не было в ее мягком от природы взгляде. И Алта сама увидела это в тот давний раз, и сейчас она мысленно молила всех богов, все силы, чтобы ее племянница осталась прежней.

– Мама?..

– Что ты, это же я, твоя тётушка, – встрепенулась трактирщица, решив, что девушка пришла в себя. Но не успела она и начать объяснять все, что произошло, как сразу же осеклась.

– Что… что я должна сделать? Для него?.. Кто идет за мной, мама?… Три неба. Три огня…

– Милосердные небеса. Бедная девочка, все пройдет, потерпи только. Боги, Рия, что же с твоей дочерью такое? Ах, если бы ты была сейчас здесь, то многое смогла объяснить нам. Что же за напасть такая с тобой, вами всеми приключилась?

Алта просидела в беспокойных думах до глубокой ночи у постели Сафир, которая все же успокоилась и забылась крепким сном, более не терзаемым кошмарными видениями и бредом. Однако ее вид по-прежнему оставался болезненным, слабость и усталость покоились на юном лике, и это не удивляло нисколько, учитывая недавние обстоятельства, но волнение от этого не уменьшалось. Несколько раз в дверях показывался Дорей, тихо заглядывавший в комнату, чтобы проверить домашних, шепотом спрашивал, как чувствует себя Сафир, и звал супругу спать. В конце концов, выбившись из сил и почти сдавшаяся навалившейся дремоте, Фарти оставила племянницу одну, поддавшись уговорам мужа.

– Ничего не случится, будь спокойна, – голос Дорея убаюкивающе шелестел в тиши и полумраке, – она же уснула, и все обойдется до утра. А завтра можно наведаться в храм к Ингиру, он обязательно подскажет, посоветует чего. А пока, тебе надо выспаться, иначе так заболеть недолго.

– Ты прав, – тяжело вздохнув, Алта укрылась одеялом и прильнула к плечу супруга. – Только вот…

– Нет, никаких "только", лучше засыпай, оставь все думы на завтра.

Остаток ночи прошел тихо и мирно, вопреки опасениям тётушки, так и не успевшей провалиться в глубокий сон, который под самое утро и вовсе рассеялся. За окном все еще стояла темень, которая неторопливо окрашивалась холодными предрассветными сумерками, и было совершенно очевидно, что немногочисленные гости, снявшие комнаты, еще спали. Так считала Алта, пока ее чуткий слух не уловил скрип досок и осторожные шаги, будто кто-то крался мимо их с Дореем спальни. Затем раздался грохот и все вновь затихло.

– И что это ты тут делаешь в такую рань? – в дверях нарисовалась Фарти, сложив руки на груди и мягко улыбаясь, так, будто поймала кота за кражей рыбы с кухни. Свежий и бодрый вид племянницы, ее сияющие глаза без тени усталости развеяли вчерашние тревоги, однако женщина все же подозвала девушку к себе – хотелось получше убедиться, что недомогание отступило.

– Я собралась спуститься вниз, в поварскую, чтобы немного подкрепиться – страшно проголодалась. Не понимаю, правда, почему, ведь ложилась вчера не на пустой желудок… наверное. Ничего не помню что-то, – Паланио растеряно пожала плечами. – А что вчера было со мной? Помню только то, что ходила к мадам Равии, помню, как гуляла в порту… ой!

– Что такое?!

– А где ткань, которую я купила? При мне же были свертки… там был и подарок от хозяйки лавки.

– Это все, что тебя волнует? – Алта положила руки на плечи девушки. – Послушай, вчера тебя привели домой, не сама пришла, и ты была не в себе, и очень напугала нас всех.

– Всех? – нахмурилась Сафир и настороженно посмотрела на тётю. – Кого всех?

– Меня, Дорея, того, кто тебя привел, – женщина поспешила исправиться, поняв, что сболтнула лишнего. – Твой недуг, он… скажи, ты совсем-совсем ничего не помнишь?

На прозвучавший вопрос Паланио лишь отрицательно покачала головой и тут же задумалась, будто засомневалась в своем безмолвном ответе. Трактирщица же решила, что нечего беспокоить бедняжку рассказами и подробностями о том, чем та бредила, что говорила, будучи в туманном помешательстве и темном наваждении, и потому умолчала об этом. Забылось, и ладно, ни к чему выспрашивать, напоминать и сеять недобрые семена в без того нездоровом рассудке, ведь они могут дать губительные ядовитые ростки, которые едва ли завянут.

– Тебе сегодня не стоит выходить за порог, а еще лучше – не бродить по таверне. Набирайся сил и отдыхай, без твоей помощи мое заведение точно не развалится.

– Но почему? А как же работа?

– Я все сказала, считай, это мой наказ, и не вздумай ослушаться, – лицо Алты внезапно накрыла тень нешуточной серьезности, а голос стал холодным и каким-то чужим. Такие изменения в мягкой и приветливой тётушке случались крайне редко, и если они происходили, то Сафир точно знала, что лучше не перечить и делать так, как велено.

– Тётя Алта, а кто меня привел?

– Сын Нута, и счастье, что хоть он помог и не оставил тебя блуждать где-то, другие бы точно так и поступили, – Фарти презрительно ухмыльнулась и посмотрела куда-то в сторону. – И что с людьми такое, вообще, творится, одним богам ведомо.

Многие горожане были неплохими людьми, совсем неплохими, с ними чета Фарти имели крепкие дружеские связи, но, увы, это дружелюбие не распространялось на Сафир, будто она являлась кем угодно, но только не человеком. И подобная неприязнь, открытая брезгливость и неприятие не то чтобы злили, а больше раздражали, будто эту черноту нельзя подавить и изничтожить всем тем, кто взрастил ее в себе и попутно заразил других. Алта не понимала, чем же так досадила ее сестра жителям Глациема, и хоть она и слыхала разные грязные небылицы о Рии, но никогда в них не верила, и предпочитала думать, что ее просто не любили. И эта нелюбовь передалась несчастной Сафир, как скверное наследство или незримое клеймо.

Время не медлило. Уже давно рассвело и город вновь закрутился в повседневных делах в привычном ритме, словно и не засыпал вовсе. Даже в Люциате кипела работа, несмотря на то, что внутри всегда витал дух спокойствия и размеренности. Служители обустраивали алтари, перебирали пергаменты, переписывали бесконечные ворохи рецептов, улучшая их состав, вписывая в них новые ингредиенты и вычеркивая старые. Одни занимались пожертвованиями, раскладывая их по мешочкам и отправляя в местное хранилище, другие – трудились в библиотечной, склонившись над столами с письмами, которые заключали в себе то, что должно попасть лишь лично в руки адресату. Кто-то принимал и просто визитеров, пришедших за благословением, и больных, которым требовалось лечение. Обычные лекарские, разумеется, имелись в городе, как и лавки с разными целебными снадобьями и порошками. Знахарей и врачевателей тоже хватало, но немало горожан все же стремилось попасть именно в Люциат, искренне веря, что в святилище самой Гермен их излечат быстрее, чем в местных лазаретах.

Алта пересекла главный зал, уверенно двигаясь к противоположной стороне к невысокой арке, за которой виднелась пара совершенно одинаковых дверей. Без всяких колебаний она приблизилась к той, что была по правую руку, и громко постучала в нее.

– Меня там нет, – раздался за спиной женщины глубокий сухой мужской голос. Посетительницу обошел старец в теплом балахоне и, повозившись с ключом в замке, отворил дверь и вошел в кабинет. – Теперь я здесь, – служитель добродушно улыбнулся.

– Ох, Ингир, прошу прощения. Доброго вам утра, надеюсь, я не помешала своим визитом, а то здесь и без меня забот хватает.

– Нисколько, уверяю, я тебя ждал.

– Неужели?

– Проходи, присаживайся, говори, что за неприятности привели? – Ингир закрыл дверь поплотнее, чтобы никто не помешал разговору. – За долгое время я уже успел отметить и запомнить, что ты приходишь сюда только тогда, когда случается что-то нехорошее, – старик сложил руки на животе и несколько раз кивнул, заметив некоторую растерянность на лице посетительницы.

– В общем-то, да, так и есть, – Фарти расправила плечи и откашлялась, готовясь рассказать о неожиданном приступе племянницы, который в этот раз ее насторожил и чрезвычайно обеспокоил.

– Снова Сафир? Нет, это не мои догадки. Ты знаешь, что мы, храмовники, стараемся держаться подальше от досужих толков – ни к лицу таким, как я, топить себя в мирском болоте. Однако те, кто сюда приходит, нередко забываются, какое место выбирают, чтобы обмолвиться между собой. До меня уже успели дойти разговоры, что произошло вчера, и мне очень жаль.

– Кажется, в этот раз все было очень плохо, она перепутала меня с Рией, а может и нет, или она просто говорила с ней в бреду, и несла такое, что люди со стороны приняли бы ее слова за… Многие и так сторонятся Сафир, и откровенно приписывают ей то, к чему ни один человек не может иметь отношение. Я боюсь, что теперь здоровье бедняжки ухудшится, переживаю, как бы припадки не участились, потому и пришла к тебе – мне нужна помощь. Возможно, у тебя найдутся какие-нибудь настойки или еще что?

– И что же она говорила? – поинтересовался Ингир, проигнорировав вопрос, и присел на соседний стул. В любом другом случае он не стал бы расспрашивать и вдаваться в подробности, но недуг Сафир вызывал серьезные подозрения и наводил на недобрую мысль.

Алта помялась в нерешительности и выложила абсолютно все, постоянно тяжело вздыхая. Пожилой служитель внимательно слушал визитершу, и стоило прозвучать последнему слову, как он поднялся с места и подошел к одному из шкафов.

– Вот, давай Сафир пару дней, не больше, – служитель протянул женщине пузатый бутылек из темного стекла.

– Что это?

– Настой из одной особой ягоды и еще кое-чего, он успокоит сознание, усыпит то, что рождает голоса в ее голове и затуманивает рассудок. И настоятельно советую тебе и Дорею не спускать глаз с девочки, а еще лучше, если приведешь ее сюда – хочу взглянуть на нее сам.

– Неужели все настолько страшно? Что же с ней такое?

– У меня, к сожалению, нет ответа на твой вопрос, – Ингир виновато пожал плечами и сочувственно посмотрел на Фарти. В его мыслях успели родиться всевозможные догадки, но озвучить их он не посмел, боясь ошибиться и тем самым лишь ухудшить ситуацию и посеять еще больше сомнений и тревог. Но одно он понял точно: это не просто недуг, рожденный слабым телом. – Пока будем надеяться, что лекарство поможет и все пройдет. Добавляй настой в еду или питье, и желательно сладкое – он имеет хоть и легкий, но неприятный горький привкус, а сладость его перебьет.

Трактирщица кивнула и молча приняла целебное средство. Она не сомневалась, что оно подействует, она сомневалась в том, что действие его продлится долго, и все начнется по кругу. И что тогда делать?

– Не терзай себя, все успокоится непременно.

– Я только этого и желаю. Спасибо, Ингир, за помощь, – Алта печально улыбнулась и, убрав пузырек в карман накидки, спешно покинула кабинет.

– Благослови вас Гермен.

Глава VII. Не все то золото, что блестит

Порывы ледяного ветра время от времени тревожили плотный занавес, что висел при входе, и старательно пытались ворваться внутрь шатра. Снаружи же доносились голоса, смех, слышалась какая-то нескончаемая суета и возня.

– Эй, странники заблудшие, – в палатку заглянул смуглый немолодой мужчина, на лице которого играла белоснежная улыбка, – не присоединитесь к нам за скромным завтраком? Все уже собираются и решили, что негоже не позвать гостей к столу, ну, почти столу. Вам, кстати, несказанно повезло, ведь на завтрак у нас отменное мясо кролика и тыквенная пряная похлебка, – добряк перечислил блюда из утреннего меню так, словно гордился тем, что такая пища оказалась в их распоряжении.

– С удовольствием составим вам компанию, тем более, что голод уже дает о себе знать.

– Отлично! Кстати, как ваш приятель, оклемался? С ним все в порядке? Был у меня знакомый один, который надрался так, что отходил неделю, еле пришел в себя, а потом еще столько же язык его не слушался. Может, все-таки к лекарю его?

– Не стоит, он у нас парень крепкий, сам справится. С ним такое уже не первый раз случается, ерунда.

– Ну, как знаете, мое дело предложить. Идемте лучше есть, – мужчина махнул рукой, зовя за собой, накинул на голову капюшон и скрылся за занавесом.

– И что нам делать теперь? Как долго он будет вот в таком виде находиться? Мы же не можем его таскать за собой повсюду, или оставаться здесь долго, на нас и так косо смотрят, – прошептала Или, придвинувшись поближе к Кирту. – Ему нисколько не лучше, посмотри, он же как свалился тогда, так и не пошевелился ни разу.

– Да вижу я, – отозвался наемник и покосился на Стьёла, который по-прежнему выглядел, словно замерзший калач. – Парень, ты меня слышишь? – он осторожно толкнул того в бок, но никакой реакции не последовало.

– Предлагаю доехать с караваном до ближайшего поселения на их пути, или куда они там двигаются, плевать, что это будет, и высадиться там.

– А если они никуда не едут? Забыла, что эти люди – вольные дорожные торгаши? Не удивлюсь, если у них даже дома нормального нет, не говоря уже о конкретных планах и остановках. Настоящая удача, что мы вообще вот так на них наткнулись вчера, да еще и в тех глухих местах, иначе бы занесло нас или околели до смерти прежде.

– И спасибо им за прием, учитывая все положение дел, – Илилла поводила в воздухе рукой. – Не мудрено, вообще, что тот фермер дал нам от ворот поворот – на мирных и добрых людей мы не очень-то похожи, да еще и нагрянули почти под ночь с тем, кого легко можно принять за мертвеца.

– И все-таки ночь в его амбаре он бы мог нам позволить переждать, не в его личную спальню же просились. Но все же мужика грех винить, в нынешние времена и я не рискну пустить кого-то неизвестного на порог, пусть даже этот кто-то и выглядел бы, как невинное дитя или бесстыдная нимфа. Так, нам нужно уже показаться, вылезти на белый свет, а этот, – Кирт кивнул на паренька, – пусть пока полежит тут, только накрой его чем-нибудь да поставь рядом кружку или две, чтобы ни у кого вопросов лишних не возникло. Пускай думают, если кто войдет, что мы его отпаивали чем-нибудь эдаким, и теперь он просто крепко спит. Погоди-ка, а с тобой что?

– О чем это ты?

– Выглядишь паршиво.

– Не знаю, толком не спала, всю ночь крутилась, а сейчас такое чувство, что силы из меня что-то вытянуло, – Или скользнула взглядом в сторону Стьёла. – Думаю, дело в нём, другого объяснения не нахожу.

– Но со мной-то все в порядке, – перебил соратницу Тафлер и нахмурился, но внешний вид подруги говорил о том, что не стоит так лихо отбрасывать любые опасения и предположения. – Ладно, для начала тебе надо поесть, чтобы хоть немного полегчало, а потом разберемся со всем остальным. Давай накрывать бедолагу, и пойдем уже.

Сказано – сделано. Во всяком случае, такая маленькая хитрость не позволит сразу догадаться посторонним, что что-то не так. Через несколько минут Или и Кирт, наконец, вышли из небольшой палатки на свежий воздух и сразу же попали в самый центр суматохи. По лагерю торопливо бегали туда-сюда кочевые торговцы, собирая товар, раскладывая его по тюкам и закидывая в телеги, запрягая и укутывая в теплые накидки лошадей. Кто-то уже сидел на подушках и толстых покрывалах возле большого шатра, сшитого из шкурок, и трапезничал, бурно обсуждая что-то. Внутри так называемой кухни и снаружи нее вовсю развернулась готовка, повсюду витал аппетитный аромат мяса, горячий пар от котелков смешивался с морозным воздухом и белесыми клубами поднимался над стоянкой коробейников.

Дорожные торгаши оказались той самой спасительной соломинкой, которая так кстати попалась на пути Илилле и Кирту поздним прошедшим вечером. Конечно, речь прямо о жизни и смерти этих двоих не шла, но вот Стьёл! Уйти так просто и оставить его в лесах, где паренька ждала верная погибель, у наемников рука не поднялась, хоть соратники и были, как вольный ветер, и могли податься вдвоем, куда угодно. Да и Мелон чувствовала, что они не случайно наткнулись на странного незнакомца, а ночью предчувствие лишь усилилось, смешавшись с неизвестно откуда взявшейся тревогой, навязчивыми мыслями и навалившимся болезненным состоянием. Как ни странно, но кочевые торговцы оказались на удивление приветливыми и радушными, и особо не докучали расспросами внезапным поздним путникам, напросившимся на ночлег. Им оказалось достаточно их имен, даже платы никакой не взяли за «крышу над головой». Что до Одила и его жуткого вида, то опустившаяся темнота подыграла Кирту и Иле, окутав мраком все то, что друзья хотели утаить, даже свет горящего костра не раскрыл страшного секрета.

Наемников из главной палатки окликнул тот самый улыбчивый торговец, подзывая к себе. Взглядами договорившись, что будут помалкивать и не болтать лишнего, они двинулись в сторону «кухни», куда уже начали стягиваться все караванщики. Народ окружал Кирта и Или настолько разномастный, что казалось, весь континент с соседними землями, каждый уголок от севера до юга сосредоточился в одном небольшом лагере. Кого здесь только не было: и златоволосые люди востока, и яркие смуглые южане, и островитяне с глазами цвета сочной травы, коих не встретить больше ни у кого на континенте. С ними же разделили кочевой образ жизни, продавая всякие безделицы и нечто посерьезнее, и высокие статные люди запада, и крепкие ребята с севера. Среди коробейников имелись и мужчины, и женщины, и все в таком возрасте, когда пора обзавестись семьей, несколькими детишками и осесть где-то в тихом уютном местечке. Но эти люди не очень-то стремились к рутине и оседлой жизни, их не прельщали однообразность, обыденность, когда знаешь, какой будет следующий день, неделя, месяц. Их душа требовала вечного движения и бесконечных странствий, встреч с новыми людьми, а главное – торговать, обмениваться, выручать и подсчитывать лирии за проданный товар. Некоторые откровенно не понимали, куда все эти дорожные торговцы девали деньги, которых, должно быть, немало собиралось в их кошелях и ларях. Ведь у них не было ничего, кроме повозок и шатров. И, пожалуй, слухи о том, что караваны при себе возят большие деньги, играло злую шутку: на вереницы часто, и даже слишком, нападали любители легкой наживы, не брезговавшие заляпать себя в чье-то крови. Но все же подобные опасности и угрозы так и не смогли уменьшить количество странствующих перекупщиков и коробейников, и их продолжали встречать на дорогах и близ поселений.

– Ну, что, куда направляетесь? Или так, просто бесцельно стираете сапоги? – поинтересовался один из коробейников, отправляя в рот кусок черного хлеба с чесночным маслом. – Нынче развелось путешественников без цели, бродят по дорогам туда-сюда, сами не знают, куда и зачем идут. Хотя мне дела нет до того, кто и как тратит свое время.

– На базар, кое-что продать и прикупить заодно, – отрезала Или. Вдаваться в подробности она, конечно, не стала – ни к чему знать кому попало о том, что за место они собираются посетить.

– Торговаться? Хм, хорошее дело, полезное, прибыльное, что на деньги, что на вещицы, а там – все в ход пойдет, – к образовавшейся компании подсела девушка с удивительно миловидным и открытым лицом и большими глазами, чья сочная изумрудность выдавала в обладательнице островитянку. На вид ей можно было дать не больше двадцати – она так и светилась молодостью. – Я, вот, едва говорить научилась, как сразу же подалась в торговцы – вся моя семья занималась этим, правда, никто не кочевал никогда, – девица одарила Кирта обворожительной улыбкой и протянула ему блюдо со странными плодами персикового цвета. – Угощайтесь.

– Что это? – наемник с интересом глянул на неизвестное ему лакомство, принимая его, и тут же получил легкий толчок локтем в бок: Илилла дала понять, что торговка явно заинтересовалась ее товарищем. Это ее забавляло. Кирт повертел в руке фрукт, который оказался на ощупь очень мягким, и надкусил его. – Мм, а вкусно! Как будто ешь горький мед вперемешку с топленым молоком и нектаром со специями.

– Это острые плоды одного южного дерева, мы часто их привозим сюда, – отозвался смуглый мужчина, предложивший им разделить трапезу. – Да вы не бойтесь, ешьте смело, и могу поклясться, что вас потом не оттянешь от тарелки, – обратился он к наемнице.

– Нет, спасибо, мне вполне хватает кролика, – улыбнулась Или, помахав рукой перед собой.

– Так оно и бывает, Талит, сам ведь на себе испытал. Стоит только раз попробовать! Пожалуй, моя вина – я же их когда-то принесла в караван, – островитянка взяла один из плодов, разломила и жадно вдохнула горьковатый аромат. – Кстати, а зачем вам тащиться на какой-то замшелый рынок, когда можете купить все, что нужно, у нас?

– Лана, – Талит укоризненно одернул девушку. – Не обращайте внимание на ее слова, у нас редко бывают так называемые гости, общаемся только в собственном кругу друг с другом и с покупателями – отвыкли вести беседы на обыденные темы с чужаками.

– Все в порядке, – Илилла отставила опустевшую тарелку в сторону, кивком поблагодарив за угощение. – Не будь у нас другого выбора или же наоборот – слишком большой, то непременно все свои дела мы решили бы прямо на месте. А вы сами куда едете?

– Да никуда особо, вернее, двигаемся на запад по всем тропам сразу, какие встретятся. Сейчас снимемся со стоянки и поколесим дальше.

Этого ответа и боялась Мелон-Ат, а ведь она надеялась, что получится высадится где-нибудь в захудалом поселении, где всем на всех плевать. Она многозначительно посмотрела на друга, глаза которого говорили красноречивее слов. Повисло неловкое молчание. Завтрак подходил к концу, народ начал потихоньку шевелиться, подниматься со своих мест и приниматься за дела.

– Вы как, с нами хотите поехать? – Лана укуталась в теплые одежды и накрыла голову капюшоном. – Было бы здорово – здесь не хватает новых лиц, разбавить старую обстановку, тут, как на болотах – застой.

– Как-нибудь в другой раз обязательно присоединимся, – развел руками Кирт.

– Другого раза не будет, и я не уверена, что мы еще встретимся когда-нибудь. Жизнь ведь такая штука – разведет в разные стороны, и все, и даже смерть может настигнуть в любой момент и любом месте.

С ее словами трудно было не согласиться, пусть они и оказались окрашены в мрачные оттенки; никто не стал оспаривать или отшучиваться от прозвучавших мыслей. Хоть к смерти большинство жителей Кордея и относилось достаточно легко, но думы о том, что костлявая способна прийти, когда ей вздумается, не дав закончить земные дела, исполнить данные когда-то клятвы, попрощаться с близкими, угнетали. Стоило только впасть в размышления о внезапной кончине, а такое случалось часто, и больше не от возраста, а от хворей, ран, полученных в стычке с какими-нибудь отморозками, или же просто будучи ограбленным и убитым где-нибудь в закоулках больших городов, как начиналось блуждание в собственных воспоминаниях. Копошение в том, что успел и нет, скрашивая раздумья жестокой философией о неотвратимости рока, от которого не уйдешь.

– Значит, не судьба. Спасибо еще раз за трапезу. Мы, пожалуй, пойдем попробуем растолкать нашего товарища и тоже будем собираться – не хотим злоупотреблять вашим гостеприимством. И еще, – Илилла пошарила рукой по ремню и протянула Талиту небольшой мешочек, – вот, возьмите, мы не можем просто так уйти и не отблагодарить вас.

– Я же сказал, чтобы вы об этом не беспокоились, – торговец было отстранил плату, но гостья с настойчивостью вложила в его руку деньги.

В гостевой палатке все было по-прежнему: Стьёл лежал неподвижно все так же укутанный, похоже, он не и приходил в себя. Но деваться уже было некуда, раз Мелон сказала Талиту, что они вот-вот покинуть лагерь, значит, надо «поднимать» парня. А дальше – как выгорит. Не пропадут. Илилла убрала накидку с незнакомца и, сев рядом, осторожно прикоснулась к его щекам и рукам – ледяной. Она заглянула в его раскрытые белесые глаза, похожие на мутное или замерзшее стекло, положила руку на грудь Одила и попыталась уловить биение сердца. От его тела тянуло стылым холодом, странным, иной и непонятной природы, и чем дольше Или держала ладонь, чем больше ее накрывало неприятное ощущение.

– Кирт, – неуверенно обратилась она к товарищу, не оборачиваясь, – ты ничего не чувствуешь?

– Что именно? Ты про парнишку? – товарищ нахмурился, подошел ближе и навис над незнакомцем. – Нет. А что такое?

– Не знаю, я никак не могу понять, что здесь еще не так, – наемница тяжело задышала, ей словно перестало хватать воздуха. Ее губы побледнели, бронзовая кожа вдруг потеряла свой цвет, он точно сошел с нее, оставляя взамен болезненный серый оттенок. – Ничего не понимаю, но от него как будто идут слабые… вибрации…

– Илилла? С тобой что-то не то происходит, – Кирт насторожился от быстро меняющегося не в лучшую сторону вида Мелон. – Убери-ка от него руки, немедленно, он что-то притащил за собой, или на себе, или в себе, и это что-то теперь принялось за тебя. Не касалась бы ты его, слышишь, – он схватил подругу за плечо, но та в ответ лишь дернулась.

– Постой-ка, кажется, я что-то нашла, – напарница, нащупав под рубахой Стьёла находку, чуть пошатнулась от внезапного головокружения и вытащила ее на свет. – Какого?..

Из-под ворота показался плоский металлический кулон, напоминающий диск или даже уменьшенный щит, поразительно похожий на те, что использовали воины в давние времена на родине Илиллы. Она не могла ошибиться. Еще с ранних лет ей был знаком именно этот вид вооружения, так сильно отличавшийся внешне от других, но который канул в прошлое там же, где и появился когда-то – на обширных сдвоенных островах Роклит. С окончанием ожесточенных войн, набегов и опасных времен непростых щитов становилось все меньше и меньше: их ковали очень мало, пока не перестали вовсе – надобность в них отпала. Один такой щит в натуральную величину и с выбитыми знающими людьми вручную обережными письменами, что в глазах несведущих выглядели, как причудливые узоры, висел над дверями Дома Старейшин в городе Ангер, где и прошли детство и юность странницы. Когда-то совету его передал отец Илиллы. Стальной, всегда начищенный до блеска, но с вмятинами, пробоинами от копий и стрел, глубокими царапинами – вечные напоминания о прежних войнах – подобных щитов на Роклите осталось всего три. Но их было бы на один больше, если бы не загадочная и непонятная кража, случившаяся в далеком прошлом, и никто в толк тогда – да и сейчас тоже – не мог взять, кому понадобился совершенно ничего не стоящий старый щит. Нет, деньги-то за его продажу вполне можно было выручить, но очень и очень скромные – их едва ли хватило бы на достойный ужин в какой-нибудь таверне. Люди, знавшие про кражу, лишь разводили руками, строя всевозможные предположения и догадки, однако до истины так и не докопались.