Читать книгу: «Охота на поросёнка», страница 11
Глава двадцать третья
После того, как был взломан кейс, Мельникову стало очень смешно. Листая под ливнем глянцевые журналы с фотками голых баб, он хохотал так, что Агеев вынужден был отойти от него на сотню шагов, чтобы позвонить своему начальству. Потехин, забрав у Мельникова ключи от его «Тойоты», бросился со своей бригадой за дом. Но вскоре вернулся.
– У неё два колеса проколоты, – сказал он.
– Поднимай всех на ноги, – был ответ между двумя взрывами хохота, – Пусть побегают!
– Игорёк! У тебя истерика, что ли?
– Да!
Три оперативника молча сели в «Сааб», потому что не только дождь лил нешуточный, но и ветер пронизывал до костей. Он яростно вырывал из мокрых рук Мельникова страницы с голыми задницами, трепал его красный галстук. Под деревом, за помойкой, что-то орал в телефон Агеев. В окнах маячили сотни рож, встревоженных неожиданной перестрелкой средь бела дня. Стрельба вызывала больше недоумения, чем привычные уже взрывы. Вышел Кирилл. Оставшись под козырьком подъезда, он округлил глаза.
– Ах, чёрт побери! У меня машину угнали, что ли? Куда милиция смотрит?
Вдруг перестав хохотать, Мельников швырнул ещё не просмотренные журналы в лужу – на те, что были уже просмотрены, и пошёл к Кириллу. Взяв его за грудки, выволок под дождь. Сбил с ног хуком справа.
– Ты идиот? – заорал Кирилл, поднимаясь на ноги, – Я тебя посажу!
– Угу, – согласился Мельников, нанося прямой удар в челюсть. Когда Кирилл опять попытался встать, он не очень сильно врезал ему ногой в переносицу. Несмотря на дождь, редкие прохожие останавливались. Глядели. Лужа, в которой Кирилл барахтался, стала красной. Мельников больше его не бил. Достав пистолет, он щёлкнул предохранителем, и, беря Кирилла на мушку, проговорил:
– Я – человек предельно амбициозный, и мне теперь терять нечего. Извини. Я знаю, что сяду, но ты не встанешь.
Тут подбежал Агеев.
– С ума сошёл! Что ты делаешь?
– Не стреляйте! – заверещал Кирилл, осознав, что Мельникову реально плевать на всё, – пожалуйста, не стреляйте! Она у Ольги! У Ольги!
Мельников опустил оружие. Усмехнулся.
– Агеев, с тебя коньяк!
Достал телефон. Связавшись с Каравчуком, сказал одно только слово:
– Фас!
Глава двадцать четвёртая
Два «Мерседеса» – не легковых, которые накануне Серёга разглядывал из окошка, а внедорожных, стояли возле «Пекина». В одном сидели Баранов, его водитель, Ольга и Локки, в другом – четыре бойца охраны. Ольга располагалась сзади. С ней сидел Локки – ещё более небритый, чем накануне. Соседство с ним на сей раз не было для Ольги приятным, ибо она ещё в предрассветных сумерках отдалась во власть меланхолии. А причиной этому было то, что связанная Наташка всё же уснула, и отвлекать перевозбуждённую Ольгу от мрачных дум стало некому. Сама Ольга спать не ложилась из-за того, что очень боялась увидеть во сне Кристину. К утру ей стало казаться, что у Кристины с Наташкой рты одинаковые, а уши очень похожи. Утром, перед отъездом, Ольга звонила в институт Склифосовского. Ей сказали, что операция прошла удовлетворительно, пациентка в сознании, но исход предсказать ещё невозможно.
Локки молча читал какую-то книгу. Баранов весело обсуждал по мобильному телефону вопросы бизнеса и курил. Ольга то и дело стреляла у него сигареты.
– Который час? – спросила она, бросив за окошко очередной окурок. Баранов, только что завершивший очередной разговор, взглянул на часы.
– Десять сорок пять.
– Отлично. Пора.
С этими словами Ольга приподнялась, расстегнула задний кармашек юбки, вынула из него дискету и протянула её Баранову.
– Вот она.
Локки оторвался от книги. Потом и вовсе её закрыл. Баранов, казалось, не удивился. Не сразу взяв протянутую дискету, он осмотрел её и поверх очков поглядел на Ольгу. Она застёгивала кармашек.
– Нормальный ход, – похвалил Баранов, – очень нормальный.
– Я могу быть свободна? – спросила Ольга.
– Нет, погоди.
Сказав так, Баранов включил бортовой компьютер, вставил в него дискету и весьма долго щёлкал клавиатурой, глядя на монитор. Лицо его оставалось непроницаемым. Завершив проверку, он призадумался.
– Пусть сюда приедет хозяин, – вдруг подал голос водитель – мужчина лет сорока, до сих пор при Ольге не проронивший ни слова. Его хрипловатый бас натянул ей нервы. Она почувствовала опасность.
– Пусть сам приедет и заберёт её, – продолжал водитель, – иначе нас с ней повяжут.
– Правильно, – сказал Локки, – дайте сигнал через интернет.
Баранов молчал.
– Уже без пяти одиннадцать, – заявила Ольга, – если в одиннадцать я не выйду – наш человек, который следит за вашей машиной, скажет ментам, что товар у вас.
– Ну, это ты заливаешь, – косо взглянул на неё Баранов. Ольга язвительно улыбнулась. Она отлично умела так улыбаться.
– Не надо нас считать лохами. Впрочем, как вам угодно. Деньги – у нас, дискета – у вас. Хотите её лишиться – ваши проблемы.
– Да пусть отваливает, – опять вмешался водитель, – ведь от её присутствия ничего уже не зависит.
Баранов ещё раз пристально поглядел на Ольгу поверх очков.
– Ну, ладно. Иди.
И опять защёлкал клавиатурой. Ольга открыла дверь, поставила ногу на тротуар. Но вдруг она что-то вспомнила и замешкалась.
– Что тебе? – уже с раздражением скосил взгляд на неё Баранов.
– Можно спросить?
– Спроси.
– Почему она столько стоит?
Юрий Семёнович улыбнулся.
– Пошла ты отсюда вон!
– Поняла. Прощайте.
– Прощай.
Ольга шла по площади, сгорбившись. Опять холодно, опять дождь. Курить! Как можно скорее, как можно больше. Со всех сторон на неё смотрели. Видимо, принимали её за ту, кем она являлась. На тротуаре перед концертным залом Чайковского стоял ряд ларьков. Перебежав улицу, Ольга подошла к одному из них. Сунула в окошечко сторублёвку.
– «Парламент Лайт», Зажигалку.
– Какую вам? – спросила девчонка.
– Мне всё равно. Давай самую хорошую!
– Добрый день, Ольга Александровна, – раздалось за спиной. Ольга ощутила только досаду. Значит, без геморроя всё же не обойдётся! Впрочем, иначе не могло быть. Запихнув монетки в карман, она закурила и повернулась как можно неторопливее. Перед ней стоял высокий мужчина в штатском. Подобно ей, он ёжился и курил.
– Уголовный розыск.
– Вижу, что не консерватория!
– Вы задержаны.
– Хорошо.
Идя с офицером, Ольга не отрывала взгляда от площади, а точнее – от двух машин, в одной из которых ей пришлось провести почти целый час. Оба «Мерседеса» были блокированы десятком других, таких же огромных джипов. Спецназовцы в чёрных масках грубо вытаскивали Баранова вместе с его охранниками наружу и клали их на асфальт. Спустя четверть часа на Триумфальную площадь пожаловал государь всея Руси Борис Березовский.
Глава двадцать пятая
Мельников сидел за столом и смотрел на стену. Он был без галстука и небрит. На его столе звонил телефон и гудел компьютер, запущенный для работы. Но Мельников неподвижно смотрел на стену. В дверь постучали. Мельников как будто и не услышал. Но дверь открылась. Вошёл Агеев. В руке его был коньяк. Но Мельников не обрадовался.
– Угу, – только и сказал он, взглянув на вошедшего, как на стену.
– Ты плохо выглядишь, – произнёс Агеев и сел к столу, прикрыв за собою дверь. Поставил коньяк.
– Стаканы у тебя есть?
– Это что такое? – полюбопытствовал Мельников, поглядев на бутылку.
– Паркетный лак.
– Он горит?
– Взрывается.
– Твою мать! Надо уничтожить его как можно скорее.
Выдвинув верхний ящик стола, Мельников сперва достал из него коробку конфет, затем – два стакана. Телефон смолк.
– А что это за конфеты? – спросил Агеев, скручивая с бутылки пробку.
– Да я их купил Маринке.
– Маринке? А, секретарше Прохорова?
– Ну, да. Она не взяла. Сказала, что всё, к чему прикасаются мои руки, надо сжигать, а не жрать.
Агеев наполнил оба стакана.
– А ты ей что на это сказал?
– Я вытащил зажигалку и попытался её поджечь. Она убежала.
– Надеюсь, ты за ней не погнался?
– Нет. Что значит – надеюсь? Это бы что-нибудь изменило в худшую сторону?
– Ну, не знаю. Я ведь с ней незнаком.
Подняли стаканы, чокнулись. Выпили.
– Как дела? – поинтересовался Агеев, жуя конфету.
– Да ничего. Вчера вот решил поужинать в «Голден Пеласе», только сел – Лариска ко мне подваливает…
– Лариска?
– Да. Ты разве её не знаешь? Точно, не знаешь. Нет, погоди, она ведь про тебя спрашивала! А, нет, не она. И не про тебя. Короче, хлестнули с ней по стакану, и – началось! Хоть убей – не помню, куда мы с ней потом двинули. Помню только, как вёз её на такси домой.
– К себе или к ней?
– Откуда у неё дом? У неё трусов своих нет! Она их одалживает. Я, кстати, в такси об этом узнал. Порвал ей трусы нечаянно, она – в слёзы: «Подонок, сволочь! Что я теперь подруге скажу? Она меня пришибёт за эти трусы!» Разоралась так, что даже таксиста ногой задела. Он попытался даже нас высадить. Ну, короче, она сейчас у меня. Наверное, спит ещё.
– А она у тебя твой сейф не одолжит?
– Думаю, вряд ли. Зачем он ей? А впрочем, возможно. Я представляю: вваливается Лариска жопой вперёд в метро, тащит за собой этот сейф, подваливает к ней мент: «Гражданка, вы этот сейф, случайно, не сшиздили?» «Нет, конечно! Как вы могли подумать? Я его одолжила! Верну, как только открою!»
Хотя Агееву смешно не было, он смеялся. Выпили по второму. Телефон снова заверещал. Мельников поднял и положил трубку.
– Пошли все в жопу! Я занят. И я устал. Я очень устал. Я могу сейчас говорить лишь о проститутках. Агеев, как у тебя дела?
– Слушай, почему же эта твоя Лариска такая бедная, обездоленная? – поинтересовался Агеев, – студентка, что ли?
– Кажется, нет. Какой-то диплом у неё имеется.
– Любопытно! И кто она по профессии? Оператор карманной тяги?
– Денис! Ты видишь людей насквозь, общаясь даже не с ними, а с их знакомыми. Сразу видно – чекист. Дай мне сигарету. Мои все кончились.
Закурили.
– Короче, Фроликов не имеет к тебе претензий, – сказал Агеев, пуская дым к потолку. Мельников кивнул и зевнул.
– Так что, получается, ты напрасно гнал на меня, – продолжал Агеев, – по-моему, ты обязан это признать.
– Я вынужден это сделать из человеколюбия, потому что ты временами всё-таки тянешь на человека. Короче, вы – молодцы. А какие он поставил условия?
– Очень даже вменяемые условия. Никаких хвостов, никаких прослушек. В противном случае журналисты получат целый грузовик с пряниками.
– Отлично, – Похвалил Мельников.
Докурили молча.
– Близко нашли машину? – спросил Агеев, звеня горлышком бутылки о край стакана.
– На соседней улице. Эта сука рыжая умудрилась из скотча правую руку высвободить! Ещё минута – и след бы её простыл.
– А что она рассказала?
– Да ничего особенного. Королькова сразу взяла на себя.
– А Ольга?
Мельников призадумался, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки. У Агеева создалось впечатление, что он даже и не услышал его вопроса. Безмолвно взяли стаканы.
– Я до сих пор не понял, как им всё удалось, – проговорил Мельников, выпив и съев конфету, – ведь они чуть не придушили друг друга ещё в квартире Юсупова, возле трупа, когда увидели в сейфе деньги! Можешь себе такое представить?
– Не самая сногсшибательная деталь этой эпопеи, вежливо говоря, – заметил Агеев, – Но интересная. Значит, они дрались, когда на этаж поднялись чеченцы?
– Она пыталась вырвать у него пистолет.
– Ты это серьёзно?
– Да, да, да, да! Я – человек жадный, но представляю это с трудом. Увидеть шесть пачек баксов и полезть грудью на пистолет, чтоб вырвать его из руки убийцы! Прямо над мертвецом!
Агеев растерянно почесал затылок.
– Вот чёрт! Я думал – такое только в кино бывает.
– Я тоже. А кстати, сказать тебе, почему она была босиком? Таксист, который вёз их с чеченцем, не обратил внимание, что она в машине скинула туфли, а натянуть потом не смогла. Увидев на этаже Серёжку, она их выронила, и он занёс их в квартиру.
– Потом они их забыли там?
– Типа, да. Прикинь, какие бараны! Кстати, как там Баранов? В суд на РУБОП не подал?
– Нет. Удовольствовался формальными извинениями. Но ты ещё про браслет мне не рассказал.
– Так она клянётся, что он в квартире остался! Дескать, забыли.
– А, понимаю. Бывает. А как насчёт соучастия в грабеже?
– Нет, это ей не предъявишь. По протоколу-то она – жертва! Убийца ей угрожал. Линия защиты здесь абсолютно непрошибаемая. Ты понял?
– Я понял только одно: Кирилл – молодец!
Допили. Мельников закурил, после чего встал и поставил на сейф бутылку. Сделав четыре шага назад, достал пистолет. Прицелился.
– Это лишнее, – произнёс Агеев. Он давил в пепельнице бычок, готовясь уйти.
– Ты думаешь, промахнусь?
– Не думаю. На таком расстоянии косой даун с трясущимися руками не промахнётся.
Мельников отступил ещё на два шага. Его прищуренный взгляд сквозь дым казался Агееву демоническим.
– На что спорим, что не промажу?
– Уж лучше бы ты сжёг секретаршу, – вздохнул Агеев, – это престижнее, чем разбить пустую бутылку. Хотя два этих предмета равны по ценности, твои будущие коллеги, грузчики, одобрительнее воспримут сожжение секретарши.
– Да? Ты так думаешь?
– Я уверен.
Сказав так, Агеев встал, и, подойдя к Мельникову, протянул ему руку.
– Ну, мне пора! Спасибо тебе за всё.
– Спасибо тебе, – растерянно сказал Мельников. Он стоял с пистолетом, о чём-то думая, весьма долго после того, как Агеев вышел. Приняв, наконец, некое решение, сунул пистолет в кобуру, и, взяв зажигалку, устремился на поиски секретарши Прохорова.
Часть вторая
Глава первая
Подруга Кирилла, Танька, имела в Тарасовке двухэтажный дом с большим садом. Участок был обнесён забором выше трёх метров. Не останавливал он лишь Борьку. Борька был рыжий пёс размером чуть больше таксы. Он под забором сделал подкоп и каждую ночь убегал гулять. Возвращался только под утро и целый день затем спал под кустом смородины. По посёлку бегало очень много рыжих щенков, похожих на Борьку. Жители были на него злы. В доме проживал ещё один пёс, побольше и поглупее. Кличка у него была Колокольчик. Он громко лаял по поводу и без повода. Танька целыми днями только и делала, что твердила Борьке и Колокольчику, как она обоих их ненавидит. Но им на это было плевать. Они много ели и жили так, как считали нужным.
Танькину ненависть к Колокольчику Серёга всей душой разделял, а вот к Борьке – нет. Этот рыжий бабник был ему симпатичен. А Колокольчик за месяц Серёгу просто достал. По утрам он лаял под окнами его комнаты, днём носился по всему саду с таким неистовым ором, что можно было подумать – через забор лезут черти. Из-за него читать или разговаривать приходилось в доме, а не в беседке, где было сказочно хорошо в те редкие дни, когда грело солнце.
Двадцатое октября обещало быть, как ни странно, именно таким днём. Серёга проснулся рано – даже рассвет ещё не настал, и сквозь ветки яблони, шелестевшие по стеклу, видны были звёзды на ясном небе. Колокольчик молчал. Вероятно, он ещё не проснулся. В углу стоял телевизор. Выкурив сигарету, Серёга пультом его включил и довольно долго смотрел дурацкие утренние программы по МТV. Они не поколебали в его сознании отблеск сна, который его чудовищно взбудоражил. Ему приснилась Наташка. Не в первый раз она ему снилась. У этих снов были головокружительные сюжеты. Но в его памяти оставались только её глаза. Они так смотрели, что один раз он не выдержал и сказал приехавшему в тот день Кириллу, что, дескать, зря он, Серёга, Наташку не развязал, оставляя «Форд». Кириллу, конечно, стало смешно.
– Ну, ты и придурок! – сказал он, не замечая, что приближается Танька, – Вот и лежал бы около «Форда» с проломленной головой, а миллион баксов достался бы рыжей суке. Пусть посидит! Она там не пропадёт.
Было уже десять, когда Серёга спустился на залитую неярким осенним солнцем террасу. Смуглая длинноногая Танька в джинсах и майке варила кофе. На плите жарились шесть яиц.
– О, доброе утро! – вскричала девушка, повернувшись на звук шагов спускавшегося Серёги, – слушай, ты вовремя! Как всегда.
– Что-то Колокольчик молчит, – заметил Серёга, садясь за стол, – ты что, его утопила?
– Нет, дала ему кость.
Серёга, прищурившись, поглядел на голый, насквозь пронизанный солнцем сад за окном.
– А Борька пришёл?
– Пришёл. Он рано приходит.
– Они из-за этой кости не подрались?
– Ты как будто Борьку не знаешь, – хмыкнула Танька, ставя на стол яичницу и садясь, – вот если бы Колокольчик трахал кого-нибудь, а Борька это увидел, тут началось бы смертоубийство! А костями Борька не заморачивается особо.
– Не православный пёс, – заметил Серёга, взяв хлеб и вилку. Начали есть. Серёга о чём-то тяжело думал. Танька не отрывала от него глаз. При этом она немножко шипела, и её рот принимал какие-то необычные очертания, что было ему в минуты большого Танькиного веселья свойственно. Серёга это заметил.
– Что ты всё ржёшь?
– Да я вот всё думаю, на кого ты больше похож – на Борьку или на Колокольчика?
– Да, пожалуй, на Колокольчика, – произнёс Серёга, подумав, – ведь я тебя за задницу не хватаю.
– Так ведь и Борька меня за задницу не хватает!
– У нас с ним разная мотивация.
Таньке стало ещё смешнее. Допив свой кофе, Серёга ушёл в беседку. Было очень тепло. Борька крепко спал под смородиной. Колокольчик громко грыз кость около него. В беседке лежало много журналов. Серёга стал их листать. Однако, ничто не могло развеять его тоскливое настроение – даже голые тётки, глядевшие на него с глянцевых страниц. Не под силу эта задача оказалась и Таньке, которая не замедлила присоединиться к нему. Она уже не казалась такой весёлой, какой была на терраске.
– Опять журнальчики смотришь?
– Да.
– Интересно?
– Нет.
– Почему? Может быть, ты гомик?
Серёга, наконец, понял, что ей от него надо. Он мог бы раньше это понять, но не до того ему было. Он промолчал.
– Кирилл тебя за нос водит. Я гарантирую.
– Ну, и что?
– Да, собственно, ничего. Нормальная ситуация. У тебя самоуважения совсем нету?
Он поглядел на неё, отложив журнал. Она усмехалась, качая длинной ногой, закинутой на другую ногу. На ней была джинсовая юбка выше колен, обтягивающая блузка, колготки, шлёпанцы. Тёмно-русые волосы были собраны в хвост, чёрные глаза удлинены тушью.
– Могу сказать тебе больше – он мне велел делать всё, чтоб ты не скучал.
– Ты с этим справляешься.
– Ты уверен?
– Послушай, Танька! Я очень сильно устал. Ты просто не представляешь, как я устал!
Она закурила.
– Ты не похож на уставшего человека. Ты не устал, ты запутался! И запутал тебя Кирилл.
– Ты чувствуешь в себе силы меня распутать?
– Для этого не потребуется какой-то огромной силы.
– Тогда я, может быть, справлюсь сам?
Она, казалось, ждала этого вопроса, и у неё был готов ответ. Он не прозвучал, так как за воротами вдруг раздался автомобильный гудок. Серёга напрягся.
– Это Кирилл, – заявила Танька, вставая.
– А ты уверена?
Не ответив, она пошла открывать. Тапки злобно хлопали. Сигаретный дым тянулся, как шлейф. Серёга следил, как она сдвигает засов, как стальные створки распахиваются сами собой и как на участок въезжает новый автомобиль Кирилла – синий, с никелированным кенгурятником, «Гранд Чероки». Заглушив двигатель, Кирилл вышел и обнял Таньку. Она не подняла рук, но поцеловала его чуть-чуть и сухо велела скорее закрыть ворота, так как поблизости ошивалась стая бездомных псов. Выполнив приказ, Кирилл зашагал к беседке. Вид он имел такой респектабельный, что Серёга даже хотел подняться ему навстречу и как-нибудь пошутить, но вдруг передумал. Два друга хлопнули по рукам, что им с детских лет всегда заменяло рукопожатие.
– Хорошо здесь у вас, – заметил Кирилл, усаживаясь за стол напротив Серёги. Тот промолчал. Тем временем, Танька тоже решила войти в беседку. Когда она это сделала, Кирилл вдруг повернулся к ней и сказал:
– А ну-ка, иди что-нибудь поделай!
– А не пойду, – огрызнулась Танька, садясь, – с какой стати? Я у себя, а не у тебя!
– Ты хочешь, чтоб мы уехали? Мы уедем. У нас конфиденциальный деловой разговор! Понятно тебе?
– Послушайте, вы, деловые люди! Пожалуйста, не устраивайте мне здесь наркопритон!
– Замётано. Убирайся.
Очень многозначительно шевельнув тонкими ноздрями, Танька вскочила и ушла в сад. Со стороны дома по-прежнему доносилось чавканье и урчание Колокольчика. Также слышен был скрежет его зубов, обтёсывающих кость. Розовое солнце нежно светило сквозь ветви груш. Оно припекало так, что если бы ветви не были голыми, то казалось бы, что стоит один из первых дней сентября.
– Ну зачем их столько? – с досадой пробормотал Кирилл, взяв журнал и перелистнув несколько страниц, – объясни, Серёга! Зачем? Я этого просто не понимаю!
– Осень пришла, – объяснил Серёга, – весной поймёшь.
Кирилл почему-то сразу развеселился. Слушая его смех, Серёга с необычайной ясностью понял, что Колокольчика больше он не услышит, и не погладит Борьку, и Танька, видимо, навсегда исчезнет из его жизни.
– Кто на тебя наехал?
Кирилл перестал смеяться. Швырнув журнал на дощатый пол, он тихо сказал:
– Халдей.
– И много он хочет?
– Да, до чёртовой матери. Восемьсот косарей.
Серёга присвистнул. Кличку, названную Кириллом, он где-то слышал, но не мог вспомнить, что из себя представляет её носитель. Впрочем, сейчас это было не так уж важно. Сейчас гораздо важнее было понять, что, собственно, из себя представляет теперь Кирилл. Серёга взял сигарету. Закуривая, спросил:
– Ты сюда хвоста не привёл?
– Да нет.
– Точно?
– Точно.
– Где мои шестьсот тысяч?
Повернув голову, Кирилл злобно плюнул в крапиву.
– Да где лежали, там и лежат твои шестьсот тысяч! Вот идиот! Я сюда приехал не для того, чтоб ты выяснял, дёрнул я твои шестьсот тысяч или не дёрнул! Я объяснил тебе ситуацию. Рассказать, кто такой Халдей?
– Не надо. Где Ольга?
– Ольга? В Москве.
– Она ведь хотела какой-то бизнес открыть. Открыла?
– Да, если это можно назвать таким громким словом. У неё – три ларька около метро «Электрозаводская».
– Чем торгует?
– Кондитерскими изделиями. Но это, насколько я понимаю, не основной источник дохода.
Серёга так заинтересовался, что погасил сигарету.
– Она тусит с Левенштейном, – сказал Кирилл.
– Это кто?
– Банкир. А кроме того… Ну, словом, банкир.
– А этот банкир не может Халдею в табло заехать?
Кирилл опять стал смеяться. Он делал это негромко, но без притворства и театральности. Ему правда было смешно. Это ещё раз помогло Серёге понять реальное положение дел. Он хорошо видел, насколько Кирилл напуган. Очень уж странным был его смех.
– Кто такой Халдей?
– Халдей? – повторил Кирилл, прекратив веселье. Пристально глянув по сторонам, сказал:
– Друг семьи.
– Кирилл! Я не понимаю. Какой семьи?
Кирилл разозлился.
– Серёга! Ты либо косишь под дурака, либо тебе Танька реально вынесла мозг в ведре! Семьёй называются полтора десятка приближенных к президенту людей, которые всё решают. В этом году они, например, решили сдвинуть на задний план уголовных авторитетов, которые вместе с ними рулят и экономикой, и политикой. Халдей взялся за это дело. Трёх знаменитых воров в законе он уже замочил.
– Но если ему поручают такого рода дела – значит, он кого-то мочил и раньше? – предположил Серёга.
– Естественно! Он убрал, например, Солоника. Слышал что-нибудь про такого?
– Да.
Молчание длилось долго. Потом Серёга сказал:
– Кирилл! Давай дунем.
Кирилл, внимательно осмотревшись, вынул из пиджака пачку «Беломора» и план. Забил косяки. Крепко затянулись.
– Он сам с тобой говорил?
Кирилл мотнул головой, повёл мокрыми глазами.
– Не сам. Его друг, Вадим, в «Метелице» со мной встретился. Это – конченый отморозок! Реально конченый. Если б ты его видел!
– Думаю, что увижу.
Кирилл напрягся.
– Серёга! Ты мне не доверяешь?
– Кирилл! Давай без соплей. Ты знаешь, кто их навёл?
– Дурацкий вопрос. Менты могли навести, ФСБ, Баранов. Да кто угодно! Какая разница, кто навёл?
– Да большая разница! Убирать надо всех.
Кирилл поперхнулся дымом. Пока он кашлял, Серёга взглянул на солнце, пытаясь определить, который примерно час, и бросил в кусты свою папиросу.
– Ты что, дебил? – прохрипел Кирилл, бросая свою, – скажи мне – ты что, дебил?
– Это была шутка. Но я с тобой поеду в Москву.
– Со мной? Для чего?
– У меня дела есть в Москве.
Кирилл стукнул по столу кулаком.
– Серёга! Ты понимаешь, что эти деньги надо отдать?
– Ты объясни Ольге, что эти деньги надо отдать, – предложил Серёга.
– С Ольгой проблем не будет! Поверь мне, это без вариантов. Ты взял шестьсот – ну, отдашь пятьсот. Мы с ней отдадим по сто пятьдесят. Это не те деньги, ради которых она удавится.
– Ты о ком говоришь? Об Ольге?
– Серёга! Ольга – уже давно не уличная минетчица, у которой при виде колготок «Санпелигрино» слюни текут изо всех щелей. Она эти полтораста тысяч из Левенштейна выжмет в одну минуту! Для него это – тьфу!
– Кирилл! А тебе совсем-совсем не обидно? Ты говорил мне всю жизнь, что ни перед кем не включаешь заднюю передачу. Как же так вышло-то, Кирилл? А?
Кирилл тяжело вздохнул и долго молчал, будто бы прислушиваясь к урчанию Колокольчика. Для Серёги это его безмолвие было тягостно. Он хотел, чтобы его друг всё это позорище обыграл как-нибудь по-умному – как обычно, даже и с выгодой для себя. Кирилл, вероятно, хотел того же. Но не сумел. Он сказал банальность:
– Будь я один – плевал бы я на Халдея. Но у меня невеста на шестом месяце! Понимаешь?
– Немедленно пошли вон! – заорала Танька, выскочив из-за груши, – вон, я сказала! Оба! Валите! Козлы! Придурки! Уроды! Вон! Вон! Вон! Вон!
Два друга уставились на хозяйку дома очень растерянно и подавленно. Та была взбешена до налитых кровью глаз. Она продолжала громко кричать и ругаться матом. Вставить хоть слово не было никакой возможности. Лишь спустя минут пять, когда её речь немного замедлилась, Кирилл крикнул:
– Ладно, заткнись! Уходим! Что нам тут делать? Маньяк, наверное, уже пойман.
– Нет, – возразил Серёга, – был бы он пойман, об этом бы сообщили по телевизору. Но его поймают, тут даже нечего сомневаться. Раз уж взялись за него – поймают наверняка. Всё будет нормально. Ещё двух-трёх, ну максимум четырёх он выпотрошит, и его возьмут.
Багровое лицо Таньки стало белеть. Облизав губу, она прохрипела:
– Какой маньяк?
– Ты разве о нём ничего не слышала? – изумился Кирилл, – уже целый месяц твердят по радио, что на севере области кто-то потрошит женщин в дачных посёлках! Двенадцать штук уж распотрошил. Я как раз поэтому и хотел, чтобы тут с тобой жил Серёга. Но это – так уж, на всякий случай. Ведь у тебя – две собаки! Они тебя защитят, даже если этот придурок вздумает лезть через трёхметровый забор.
– Да, надо быть дураком, чтобы это делать, – согласился Серёга, – ведь есть заборы пониже! Я бы на его месте лез через тот, который пониже и за которым нет двух собак.
– Какие, …, две собаки? – взревела Танька, – какой забор? Это не собаки, а дураки! Они сразу спрячутся!
– Да кто знает – может быть, и не спрячутся, – возразил Кирилл, – ведь они, по-моему, тебя любят. Гляди, как вон тот, мохнатый, дербанит кость! Ты только представь, что будет с маньяком, когда он спрыгнет с забора!
Танька заплакала. Она плакала так же яростно, как ругалась.
– Ну, ладно, ладно, – проговорил Кирилл, приблизившись к ней и обняв её, – мы сейчас уедем, но ненадолго. Вернёмся вечером. Хорошо?
– А куда поедете? К проституткам?
– Нет, по делам.
– По каким делам?
– Так ты ведь всё слышала!
– Ничего я не слышала! Очень надо было мне что-то слышать! Когда я к дереву подошла, вы тут говорили о проститутке в колготках!
– Ну, ты и дура! Это была метафора.
– А невеста на шестом месяце – это что? Метафора тоже?
Пока Кирилл объяснялся с Танькой насчёт невесты, Серёга, чуть не споткнувшись о Колокольчика, вбежал в дом – умыться, почистить зубы и забрать вещи. Их было пять – зажигалка, куртка, зубная щётка и два ствола. Куртку он надел. Часы на терраске показывали без двадцати двенадцать. Взяв со стола солёный огурчик, Серёга вышел.
Ворота были уже открыты. Кирилл сидел за рулём и что-то говорил Таньке. Она стояла возле машины и выражала всем своим видом несокрушимое безразличие. Слёзы у неё на лице уже высохли.
– Пока, Танька! – весело попрощался с нею Серёга, усевшись рядом с Кириллом.
– Пока, пока!
– Ворота закрой, – напомнил Кирилл и повернул голову, включив заднюю передачу, – не открывай, смотри, никому, особенно потрошителю! К ночи будем.
Когда джип выехал за ворота, Танька закрыла их. Колокольчик лаял, так как от кости уже остались одни ошмётки. А Борька спал.
