Читать книгу: «Потерявшийся (в списках смерти не значится)», страница 2

Глава II

До Москвы добрались без происшествий. На Казанском вокзале призывников забрал автобус и повёз их в подмосковный город «N», откуда они ещё около часа тряслись до непосредственного места прохождения службы.

Наконец, спешившись, призывники вошли в ворота Воинской части и Старлей проводил их в здание Клуба – помимо Алтайских пацанов, там уже были ребята и с других регионов.

Все построились, и перед призывниками возник Полковник, – старый и уставший от жизни, – с толстым омерзительным рубцом через весь рот от уха до уха. Полковник сказал призывникам о Долге и Чести и Почёте службы в Вооруженных Силах, а уж в их Краснознамённой Дивизии, – так это вообще удача…

– Солдата имеет право ударить только мать! – выступал он.

Красивые слова. Они всего через несколько часов превратятся в прах, а этот отвратительный шрам на лице окажется полученным не в бою, как наивно полагал Данька, а следствием пьяной езды на мотоцикле: он нёсся в сумерках и «закусил» телеграфный провод, висящий поперёк дороги. К счастью для полковника, тот провод был не под напряжением…

Но пока что Данька слушал, развесив уши, и всё больше и больше верил этому человеку, полагая, что с таким командиром не пропадёшь.

Когда «полкан» закончил свою политпросветительную агитационно—вдохновительную речь, бойцов повели в солдатскую баню.

Этого полковника из Отдела кадров Данила увидит вновь только через два года, ровно на одну минуту, когда тот вручит ему ж/д билет до дома и военный билет.

***

Баня оказалась ледяной. А вода – только крутой кипяток, как в чайнике. Холодной не было.

Помывшись с горем пополам, призывники были отведены в каптёрку и переодеты, а то, в чём они приехали, так и осталось огромной кучей лежать на полу в предбаннике.

В столовую строем их вёл капитан, – худой, невысокий, – он постоянно шутил и говорил, что: «если уж что-то началось, значит, оно обязательно закончится!..». Вряд ли кто-то тогда понимал смысл его слов, – такие умозаключения чужды восемнадцати годам.

Вновь прибывшие бойцы поднимались по ступенькам высокого крыльца в столовую, когда до них донеслись вопли и матерки. Войдя внутрь, все остановились как вкопанные: по обеденному залу метался человек эльбрусовской комплекции с длинной деревянной лавкой в руках, готовый прибить ею любого. Повара на кухне, словно напуганные куры, стояли на подоконниках, солдаты, у которых шёл приём пищи, тоже «рассосались» по углам и подоконникам и лишь один Стол, стоящий отдельно от всех, – в углу, – продолжал есть да ещё и покрикивать этому здоровяку да подбадривать его, подсказывая, кому в первую очередь этой лавкой надо бы «отвесить». То были Дембеля.

Через считанные минуты, которые, вероятно, всем и каждому в этом аду показались вечностью, в столовую влетел майор со значком Дежурного в сопровождении отделения из Комендантской роты. «Комендачи» были вооружены автоматами и спецсредствами, которые применяются милицией для устранения беспорядков. Несколько секунд спустя под прицелами автоматов и пистолета дежурного, верзила лежал мордой в пол и у него за спиной застёгивались наручники. Потом, его увели…

Это первое впечатление об Армии оказалось неизгладимым – в первый день срочной службы такое было «не развидеть».

«Молодые» ели баланду, вяло гремя ложками, и никто из них ничего не сказал ни тогда, ни потом – каждый был погружён в свои мысли и переживания.

Всё, что отодвинули от себя вновь прибывшие, жадно дожрали ребята, приехавшие сюда двумя неделями ранее…

***

Вечером, перед отбоем, новоиспечённые «запахи» стояли в одну шеренгу в «спальнике» в расположении роты. Их было тридцать человек. Илья, Костя, Серёга, Данила, Вадим и Лёха держались вместе.

Двое старослужащих сержантов стояли перед шеренгой и «учили премудростям службы» – сначала словесно, потом дошло и до «прокачки»:

отжались раз триста, присели тысячу… Если шла «волна» по шеренге, то есть кто-то не «вывозил» приседания, этот присед всей шеренге не засчитывался. Если кто-то отказывался, того жестоко «пробивали» – кулаком в грудь или ногой – сил не жалели.

Судя по тому, как били эти «деды», Друзья поняли, что оба они занимаются какими-то видами единоборств: первый был похож на башкира, не особо раскаченный, невысокого роста, но зато прыгал, как бабочка, и здорово «махал» ногами; второй – гораздо шире в плечах, славянского типа, отлично «работал» кулаками. Был с ними ещё и третий, но тот ни к кому не лез, а только сидел на табуретке у двухъярусных «шконарей» и курил одну сигарету за одной. «Башкир», пока пацаны отжимались, успел помочиться на тех, до кого смог «достать» струёй – «счастливый случай» и только.

Пот лился градом с испытуемых, а ноги давно стали ватными… Всё то время, что кого-то били или то время, что они «качались», Даня каждую секунду ждал, что войдёт тот бравый Старлей, который вёз их сюда, и прекратит Это. Но никто не входил: ни командир роты, ни его заместитель, ни дежурный по гарнизону – не было никого и, как потом выяснится, – никогда. Были только эти трое уродов, на чьих плечах и держится та самая пресловутая «дедовщина».

Старлея не было… Лишь раз Данила снова увидит его. В штабе. Мельком… У него была своя «война», и им он был не помощник – каждый одинок в своём горе.

– А теперь, пидарасы, блять, встали! Бегом встали!!!! – рявкнул тот, который «башкир».

Все выпрямились: у кого-то китель выправился, как юбка, у кого-то- надулся на брюхе, как шар. За это полагалось наказание: «боксер» будет идти вдоль шеренги и бить, как хочет и куда хочет, – каждого. Серёга, Вадим и Данила стояли рядом в середине шеренги, Лёха – там же, но через одного бойца.

Сержант начал: Илья, стоящий первым, и получил первым – неожиданно и подло боль врезалась ему в солнечное сплетение. Будучи по природе своей большим, но добрым, ему всегда было нужно подумать, прежде чем действовать, а чтобы вывести его из себя, надо было ему жестоко насолить. Илюха никак не ожидал такой несправедливости и пропустил удар, проглотив обиду…

Каждый, кому сержант «отвешивал», отлетал на «шконки», стоящие позади шеренги, и либо не распрямлялся, либо и вовсе не вставал с пола. Адовая очередь приближалась к друзьям. Вадим должен был получить первый, потому что стоял ближе к краю, с которого начал сержант:

– Я не буду терпеть, Даня, – произнёс одними губами Вадим. – Я ему ёбну…

Данила ответить не успел, как вдруг, «крутой пацан» наносит удар Вадиму в грудину, но получает «блок» и ответный хук справа – развернувшись вокруг своей оси, сержант приземлился на жопу, притулившись к стене – если бы ни она, он бы лег пластом. У постоянно курящего «деда» выпала сигарета изо рта. От неожиданности и такой дерзости «молодых» на мгновение и «башкир» впал в ступор, но это длилось всего секунду:

– Ах ты салага ебучая! – прорычал он и кинулся на Вадима, но тут подключился Лёха, правда, «смазав» удар по этому мелкому и скользкому гавну. Зато Данилин хайкик достиг цели и уложил «башкира» на пол – на повал. «Курильщик», опрокинув табурет, ломанулся бегом из казармы, наверное, за помощью, но догонять его не стали – вместо этого толпа ребят, которые боялись и были избиты, затаптывали «боксёра»: он не успевал очнуться, как вновь получал шквал новых ударов по себе. «Башкира» сгрёб в охапку Илья и понес в туалет окунуть в «очко» головой.

Только пятеро «молодых» просто стояли и наблюдали за этим всем затравленными глазами.

– Поучаствовать не желаем? – пригласил их Вадим. – Что, блять, ссыте? Или, может, вам нравилось то, что делали эти «воины»? – Но те только взгляды опустили и ничего не ответили. – Ну ладно. Будте подтирашками… Похеру мне. Эй! – крикнул он разбушевавшимся «духам». – Вы не убейте его там!

На полу лежало раздавленное, но ещё живое тело бывшего мучителя. Другая группа, «опускавшая» «башкира», возилась с ним в туалете – он пришёл в себя и вопил оттуда, как резаный, но было поздно сначала угрожать, а затем и молить о пощаде.

Данила побежал в туалет прекратить самосуд, но пацаны уже, итак, выходили:

– Он жив?

– Живой. Доигрался…

– Трибунал нам не нужен. Надо, чтобы они могли ходить и говорить, – сказал Данила и в этот момент послышался топот нескольких десятков ног на лестнице: это «старики» подняли своих «слонов» – рябят, на полгода младше себя сроком службы, на разборки.

– Атас, пацаны! – крикнул Вадим. – К бою!!!

И все, как один, с табуретками в руках выстроились у входа в роту, а у кого снимались кроватные поручни в изголовьях или в ногах кроватей – сняли и их.

Толпа из двадцати человек завалилась в роту и замерла на входе: «вооружены» они были теми же предметами. Какое-то время бойцы пялились друг на друга, – никто не решался ринуться в бой первым. Тишину прервал тот самый старослужащий, который убежал за помощью:

– Хули вы стоите, идиоты! Прибейте их! – орал он.

Но никто не тронулся с места… Вид решительно настроенных, с табуретками в руках, не собирающихся отступать «молодых» ребят, остудил боевой пыл «слонов» – в конце концов все они были «одной крови», все натерпелись беспредела и безнаказанности от этих олухов и, конечно же, никому не хотелось подставлять свою морду за них: одно дело запугать какого-то несчастного «духа», – одного и без «оружия», затравленного и уже заведомо сломленного, – другое же дело противостоять хорошо организованной и бесстрашной группе. Как бы то ни было, то, что происходило, происходило впервые и никто не знал, как с этим быть…

– Нууу, блять! – рявкнул тот же самый «дед» и в голосе его послышались нотки разочарования, обиды и страха.

Вперёд вышел ещё один «старый» и спокойно произнес:

– Это беспредел – то, что вы делаете. Не по понятиям. Не хотите «залупаться», как мы в своё время? Особенные, да? Всех били! Хотите избежать неписанного Закона армейской жизни? Так не будет. Должна быть иерархия, потому что это – ПОРЯДОК и ДИСЦИПЛИНА. Что будет, если все будут равны? Это то же самое, если все вдруг станут богаты, – никакого кайфа… Это не порядок – это рай, которого не будет никогда, потому что Мы – Люди, а люди полны жадности, азарта, жажды власти, жажды жертвы и наживы! Тысячелетние пороки не могли победить даже те, кто был и покруче Вас! Так за кого Вы, блять, себя принимаете, салаги?! Хотите изменить Мир???

– Именно, – ответил ему Вадим. – И начали мы прямо с себя, а не с кого-то там за углом. Беспредел – это когда два долбаёба на протяжении двух с половиной часов издеваются над толпой пацанов, а те терпят! Потому что боятся! И этот страх дембеля – это и есть тот самый неписанный армейский закон. Этот страх заложен в нас непонятно откуда, происхождение его мне не известно, но скажу так: присесть 1500 тысячи раз я могу и днём, а не ночью, и мне не нужен кусок гавна, стоящий надо мной и ссущий в это время мне на горбушку. Ты – старослужащий! Ты должен учить молодых СЛУЖБЕ, обращением с оружием и всё такое прочее, да элементарно объяснить, как подшиву пришить правильно на воротник! Порядка и дисциплины можно добиться и не издеваясь над людьми! Я знаю, что мы не в институте благородных девиц, но ведь всему есть предел, ёбаный ты в рот!.. Чему я могу научиться у тебя? А они, – Вадим махнул головой назад в сторону своих парней. – Как не отбить печень, пиная по ней всю ночь? Если только этому, то сосите Вы хуй, пацаны, – Вадим бросил это всем, кто стоял по ту сторону баррикад. – Сами разберёмся как-нибудь. Да и вообще, толпа тут никому не нужна. Я готов прямо сейчас, лично, схлестнуться с любым и каждым из Вас, но! – Один на один. Зачем нам куча разбитых рожь? Хватит и нескольких – «особенных»…

Воцарилось молчание. «Боксёр» и «башкир» – в миру Слава и Иван – стояли на входе в спальник, понурив свои буйные пустые головы.

Не сказав ни слова, «слоны» один за другим стали покидать расположение. Через пару минут уже никого не было в казарме, будто всё это случилось во сне.

Стояли только «наши» и те двое, «гонец» за помощью и его товарищ, пришедший с автороты – Виктор.

– Ладно, – сказал он. – Не знаю, что тут еще сказать, пацаны. Думаю, что об этом никто не должен узнать на утро. Из командиров, в смысле…

Вы за ночь подшейтесь, у кого что порвано и прочее. Славян, – он обратился к своему одногодку, – скажешь «кэпу» завтра, что упал… Когда брился…

Виктор печально улыбнулся. Слава качнул головой даже не подняв взгляда.

– Ну, значит всё! Бывайте…

После этих слов ушёл и он.

***

А дальше… Дальше оказалось, что это Учебная рота и после присяги их разберут по тем местам, где дальше будет продолжаться служба. Строевая подготовка по два часа в день, дважды в неделю стрельбы на полевом учебном центре (ПУЦ), на плацу с дубинками и щитами отрабатывали приёмы разгона демонстрантов, отрабатывались приёмы, базированные на таких дисциплинах, как самбо и дзюдо, по субботам с восьми утра до обеда проводились «заплывы» в казарме на ПХД (парко—хозяйственный день). Кормили отвратительно: если «борщ» – красная вода с куском свеклы, если «щи», – вода белая с листом капусты.

На ПУЦ бегали 12 километров туда и 12 – обратно и только в эти два дня в неделю еда была человеческой и по многу.

В декабре началась первая Чеченская война. Большую часть старослужащих Дивизии переправили в «горячую точку», – остались только «духи», сержанты по одному на роту с командирами рот, Учебный центр и Штаб.

4-го января 1995 года, ровно через месяц после прибытия в Часть, ребята приняли присягу и однажды, на очередном построении, один офицер ходил вдоль шеренги и, оглядывая каждого из ребят, для себя прямо на руке писал: «спецназ», «разведка», «авторота» … После присяги начался специальный отбор: ребят отбирали ростом не ниже 180см и не выше 185см и обязательно хорошо физически развитых. Илью отправили во второй полк к зенитчикам и миномётчикам, Костю тоже во второй полк, только в автороту, а Серёгу – «металлиста», Данилу, Вадима и Лёху определили в спецназ. Лёха был ниже 180см, но его взяли, потому что он имел разряд по стрельбе и, видимо, о случае в поезде шепнул, кому надо, тот Старлей. Илья тоже просился к ним… Здоровенный детина не понимал, почему его не берут в спецназ, но ему объяснили, что с его физическими данными он пригодится на снарядах, мешках, ящиках и всяких гаубицах. В спецназе такие не нужны —лёгкая мишень. Приказ – есть приказ…

Время полетело незаметно в новых и нормальных условиях по сравнению с первым месяцем службы – за постоянными и каждодневными нагрузками, марш – бросками по 15км с полной выкладкой, рукопашкой, стрельбой из разного вида оружия, приёмами маскировки, высотной подготовкой, учебными штурмами зданий и освобождению заложников, однажды наступила весна.

Война в Чечне была в разгаре, наши несли большие потери – сейчас это известно, но тогда информация от срочников утаивалась, только не утихали разговоры, что и едва окончивших «учебку» бойцов, бросят на замену тем, кто уехал зимой. Никто не знал, куда, но все были уверены, что это «куда-то на Юг»…

5 мая 1995 года, поднятых по тревоге и взявших с собой заранее собранные вещмешки, солдат построили на плацу. Командир зачитал приказ. Затем поехали в аэропорт.

Спецназ ВВ улетал на Кавказ.

Глава III

Через два с половиной часа были в Моздоке, а вечером – в аэропорте Северном, в Грозном.

Встречали ребят «деды» на «Уралах» и «ЗиЛах». Полк располагался в 15-ти километрах от Грозного в заводском микрорайоне. Пока ребят везли по Грозному, они смотрели на разрушенные дома, трупы, валяющиеся прямо на улице, застывшие в нелепых позах… Часто встречались оторванные руки или ноги, или ополовиненные тела – только верх или только низ. В более – менее уцелевших жилых домах окна оказывались завалены мешками с песком.

Даня смотрел на весь этот кошмар и не мог понять, никак не мог, что он на войне. Было внутри него ощущение, будто он на машине времени перенёсся на 50 лет назад и оказался где-то на полях Великой Отечественной, – против немцев… Но это была всего лишь игра воображения, детская фантазия, которая до первого выстрела казалась милым приключением.

Ни у кого не было никакого желания что-то говорить или спрашивать —ребята наблюдали смерть.

Машины остановились возле какой-то полуразрушенной школы. В бывших классах стояли двухъярусные кровати – это было местом дислокации. Командир был на задании, поэтому встретил пополнение сержант Виктор Бойко, девятнадцатилетний широкоплечий паренёк с грустными глазами.

Ни матрасов, ни подушек, ни одеял не было, поэтому первое, чем занялись молодые бойцы – это потащились под присмотром старослужащего собирать себе все эти необходимые вещи по разрушенным пустым домам.

– Местные будут на вас смотреть, как на собак, – начал солдат, который сопровождал «молодых». Его звали Иван и ему было не больше 20-ти лет, но война наложила на паренька неизгладимый отпечаток: немытый, небритый, подстриженный наголо и постоянно чесавшийся, в затертой и вымоченной в солярке «форме», он напоминал домового. С автоматом. – Днём эти твари будут называть себя другом и братом, тебя – защитником, а вечером обстреляют блокпост. Так что, пацаны, держите ухо в остро и пока что делайте только то, что вам говорят и не ходите никуда далеко, тем более – по одному. Ясно?

– Ясно, – ответил Данила и едва не вывернул себе ногу, угодив в какую-то яму.

– Осторожнее… – невозмутимо продолжал Иван. – Да. И ещё Вши. Это просто пиздец, мужики. Моемся раз в месяц, жрать добываем сами, потому что на сухпае далеко не уедешь, да и продуктов в пункте дислокации части часто не бывает. Тут за забором школы, в здании больницы, стоит батальон внутренних войск, так мы иногда воруем оттуда сгущёнку и прочее…

Конечно, всё было ясно.

***

Вечером «молодые» представились своему командиру – капитану Шерстобитову Геннадию Павловичу. Высокий, светлобородый, с белоснежными зубами на фоне обветренного потемневшего лица, «кэп» ничем не отличался от своего ефрейтора Вани: такой же грязный, замызганный, без знаков отличия. Со стороны он казался обычным солдатом и принял пополнение по-свойски:

– Располагайтесь, пацаны! Теперь, это и Ваш дом. Я – капитан Шерстобитов. «Свои» меня зовут просто по имени – Гена. Это, – он указал на бойца, лежавшего и читающего какую-то занюханную книгу, – сержант Витя. Вы его уже знаете. – Витя, не отрываясь от книжки, приветственно махнул рукой. – Ну а там дальше разберётесь по ходу пьесы. Субординация моя заключается в том, чтобы никто не ахуевал и делал то, что я скажу в точности так, как я сказал. Вот и всё… Да, и кстати, никто не знает, насколько мы здесь. С вашим прибытием уехали немногие… Я вот планирую тут до конца быть. – Он не весело улыбнулся.

Капитан произвёл приятное впечатление в целом: спокойный, уверенный в себе, знающий, казалось, всё на свете.

Потом собрались поужинать, чем Бог послал, – в основном, макароны и сухпай, – но в этот вечер повезло больше: ребята накануне подстрелили корову и оставалось немного мяса, поэтому порешили сварить «праздничный» суп в честь приезда пополнения.

Одиночные выстрелы, временами пулеметные очереди, являлись нормальным явлением – «старики» особо не обращали внимание даже когда по их школе постреливали. Наблюдательные пункты и блокпосты лениво отвечали на «укусы» боевиков – время открытых боестолкновений закончилось совсем недавно.

– Ладно, – вытирая бороду, произнес «кэп» после ужина. – По нарядам… На блокпосте с 22-х часов: «Старый» и Михач. До часу. С часу до четырех: Арчи – ты. Возьмешь «молодого» с собой. Данилу Фролова, например. – Чернобровый и черноокий Арчи кивнул. Похожий на еврея, он был слишком бледен и худ. – В четыре Вас сменят те, кто сейчас вернётся: кто у нас там? – «Кэп» обратился к сержанту.

– Стасян и Влад.

– Стасян и Влад… Дальше: в Грозный на патруль идём: Я, ты, Витёк, отделение Яковенко и все «молодые», кто прибыл. За старшего здесь оставим Кочу. Комендантский час с 22-х часов, поэтому надо, чтобы порядок был. Сейчас тут уже не Сталинград, конечно, когда сидели как прослойки в торте – первый этаж наши, второй – чечены, третий снова наши, а через дорогу в доме напротив – опять «бородатые», – но эти гады сбривают бороды и возвращаются под видом мирных жителей, поэтому: никаких лишних движений. Они стреляют нам в спины, это может произойти в любой момент. Тихо и чётко будем работать и смотреть в оба. В темноте не поймёте, но днём станет видно, – у кого подбородок белый, тот и сбрил недавно бороду. Значит, «валить» его надо, собаку, блять. Броники, каски, разгрузки, полное вооружение и боеприпасов столько берите, сколько сможете унести. Готовимся!

***

В 22:00 спецы на одном «бэтере» и БМП медленно ползли по разрушенному городу. На въезде бойцы «спешились» и шли теперь по обе стороны улицы один за одним. Мелкий противный дождь стучал по каскам ребят. Было холодно, погода вообще была очень изменчивая: днём могла быть жара, а ночью снег, который таял днём. Ни одного огонька, ни одного фонаря… Тишина и тьма повсюду, даже кошек и собак было ни слышно, ни видно, только звук моторов боевых машин резал ночь и дождь. Ровные шаги бойцов месили мерзкую липкую грязь.

«Кэп» сидел на «броне» – фары БТРа не горели, но «кэп» и сержант, который шёл во главе бойцов, знали эти руины, как свои пять пальцев.

Они уже шестой час колесили по городу, круг за кругом, временами останавливаясь на передышки, пока «кэп» не нарушил тишину в эфире:

– По наводке зачистим адрес.

– Принял, – ответил сержант Витя.

Говорить подробно было небезопасно, – боевики слушали волну бойцов, – но метров через двести «кэп» тихонько стукнул по БТРу прикладом автомата, дав команду остановиться, и спрыгнул с машины. Витя был рядом.

– Короче, смотри, – быстро зашептал командир. – Первый этаж, квартира та, что слева. 50 метров слева будет этот дом, второй подъезд. Машины оставим в стороне, как всегда, чтобы без палива. Я захожу с отделением Яковенко, Вы – прикрываете.

Бойцы быстро и в полной тишине преодолели 50 метров до цели. Вадим понял, что они проходили здесь раз десять за это время, возможно, специально, чтобы усыпить бдительность бандитов.

Двое бойцов засели под окнами, несколько проникли на лестницу, ведущую на второй этаж, и там затаились на лестничной клетке. Остальные растянулись вдоль стены до выхода из подъезда. «Кэп», стоя чуть правее двери нужного «адреса», громко постучал в неё:

– Милиция! Проверка документов! Открывайте!

Тишина. Он ударил еще громче. За дверью послышалось вошканье, и командир ясно расслышал щелчок затвора автомата.

– Готовьсь, пацаны…

Едва он успел прошептать эти слова, как длинная автоматная очередь «прошила» дверь насквозь. Спецназ кувалдой начал ломать дверь. «Кэп» скомандовал по рации, чтобы подтягивался БТР; ребята под окном стали колошматить по нему, – окно было затянуто брезентом, – однако за ним лежали ещё и мешки с песком, и пули не проникали внутрь квартиры. Зато изнутри вдруг на землю упала «Эфка». Двое спецназовцев ринулись в разные стороны, раздался хлопок и одного зацепило в ногу. Тем временем подъехал БТР и по окнам «заговорил» башенный пулемёт – от его огня мешки с песком превращались в труху. Воспользовавшись моментом, под прикрытием БТРа, раненый боец со своим товарищем спрятались за броню и контролировали теперь оба окна.

Дверь в квартиру была сломана.

– Блять, не возьмем живыми, пацаны! – кричал с сожалением командир. – Кидайте гранаты!

И в коридор квартиры полетели одновременно три штуки: два высоких предсмертных вопля приглушили выстрелы и всё стихло. БТР перестал палить по окнам; спецназ двинулся вглубь логова бандитов.

В однокомнатной «берлоге» мебели почти не было – всё, что было, – стало кусками дерьма из дерева. Два порванных трупа боевиков валялись в зале в разных углах: один – старик, второй – молодой парень лет 25-ти – сын этого старика…

– Смотри, – показал «кэп» сержанту, светя фонариком и указывая стволом автомата на молодого боевика. – Борода свежесбритая… Они знали, что мы заметим, вот и решили сдохнуть. Оба. – «Кэп» закурил. – Хороший стукач у нас. Третий раз в точку бьём благодаря ему и, главное, как быстро! Этот хуй ёбаный сколько в городе? – Он снова ткнул автоматом в труп. – Сутки? Может, двое?.. От силы. Хороший стукач…

Сержант кивнул головой.

На блокпосте было тихо и спокойно. Данила и Артур (Арчи) сидели на своих «поджопниках» прямо на земле под прикрытием мешков с песком и хрустели макаронами. Время от времени в воздух взлетала световая ракета, озаряя руины и «зелёнку» недалеко от поста.

– Смотри и слушай, – монотонно прошептал Артур. – В этой темноте главное слушать. Любой шорох – стреляй в ту сторону, откуда он донёсся. Разбираться потом будем. Эти твари могут подползти и напасть на нас с одними ножами. А может, это будет простой ёжик, но это похуй, главное, – стреляй и не думай…

– Световые ракеты зачем? – спросил Данила.

– Ну, по той же причине… Ещё когда «наши» к нам на смену пойдут, мы увидим их благодаря свету. А ещё боевики любят «растяжки» ставить. А этот свет их отпугивает.

– Как вампиров? – произнёс Даня.

– В какой-то степени, да, – усмехнулся Артур. – Мы же их можем увидеть и убить.

В этот момент что-то хрустнуло в ночи и Артур открыл огонь из автомата в ту сторону, не жалея патронов. Через пару секунд спохватился и Данила, и поддержал товарища огнём.

Взметнулась световая ракета и озарила метрах в двадцати труп человека.

– Вдруг «свой», Артур? – прошептал задыхающийся и взволнованный Данил.

– Свои тут не шастают… – произнес Артур ледяным тоном. – К нам лез… Головы резать, мразь.

Потом ребята услышали звуки боя в городе.

– Боевое крещение принимают товарищи твои, – прошептал Артур. – Хоть бы всё хорошо было…

– Да… – ответил Даня. – Надо быть вечно на чеку.

Дождь пошёл сильнее, и пацаны накрылись плащ —палаткой, затаились, временами поглядывая в щели, когда ракета вновь вздымалась в небо. Несколько пуль вошло над их головами в верхние мешки с песком. Артур два раза выстрелил в воздух, чтобы обозначить, что они живы на своем посту и воцарилась тишина. Со стороны города тоже больше не стреляли.

Так завершалась для «молодых» их первая ночь на войне.

***

На утро все участники ночной спецоперации спали. Они изъяли с той квартиры несколько единиц огнестрельного оружия, гранатометы и деньги. Тела отправили в комендатуру в шесть утра и «кэп» дал команду «отбой». Вадим и Данила успели обмолвиться парой слов и поделиться впечатлениями.

– Ты убил кого-нибудь? – спросил Даня.

– Нет, не пришлось… Всё произошло быстро, я даже толком и не помню ничего, только «бах! бах! бах!» и «тра- та- та- та!» … – Он устало посмотрел на своего друга. – А ты?

– Я не знаю… Первым в ночь выстрелил Артур, а дальше мы вкруговую палили. Кто знает, кто в него попал… Но я думаю, что Артур.

– Ясно… – Вадим потёр глаза и почесался – вши успели «пересесть» на новеньких. – Давай спать?

– Давай…

И ребята вырубились на своих лежанках, едва головами коснувшись подушек.

На КПП жизнь текла однообразно: днём – досмотр машин, пропуск автоколонн, ночью – борьба вслепую за жизнь. Ребят часто дергали на всякого рода «зачистки» не только в самом Грозном, но и за несколько километров от него, – в пригороде, в соседних аулах и сёлах. Изымали оружие и боеприпасы, чаще всего – со стрельбой…

Лёшка со своей СВД делал успехи и не раз прикрывал пацанов на марше и при штурмах. За первые несколько дней прибывания в Чечне, он первым из «молодых» убил боевика. А затем второго, третьего, десятого… Казалось, что он никогда не спал, замкнулся в себе и жил своей жизнью: если были на базе, он уходил в руины и возвращался поздно или его не было сутки, двое. Капитан Гена в нём души не чаял, и всегда брал его с собой куда бы они не направлялись. Серёга – «металлист», и без того не особо общительный, тут вообще приуныл и частенько выпивал, напевая под гитару свои чудесные песни.

Все пили… Кто-то больше, кто-то – меньше, но пили все – на трезвую голову жить день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем в условиях уличной, «окопной» войны, когда может прилететь смерть из-за каждого угла в любое время дня и ночи, было невыносимо в здравом уме и трезвой памяти.

Часто, боевики «развлекались» открытым текстом называя в эфире российских бойцов по именам и фамилиям, они называли населённые пункты и адреса прописки ребят, они знали родителей и близких родственников и грозили расправой над ними…

Вадим после того, как его чуть было не накрыло миной, через пару недель, закурил.

Больше всего на его нервы, помимо прочего, действовали разложившиеся трупы: трупы солдат, трупы мирных жителей, трупы женщин, трупы детей… Временами, они работали с МЧСсовцами, прикрывали их, пока те разрывали могильники и схроны, вытаскивая останки русских гражданских людей с перерезанными горлами, с вовсе отрезанными головами… И всё это случилось с этими несчастными еще до начала этой войны. Чудовищный факт, не укладывающийся в голове: чеченцы начали резать русских еще ДО войны.

Больше всего Вадиму запомнилась мумифицированная беременная женщина, с отрезанными грудями и вбитым колом во влагалище. Он блевал весь вечер после увиденного и вновь и вновь заливал это водкой. Водки было немерено. Воды не было, а водки – сколько хочешь.

Данила также отрешился от всего. Последнее письмо от матери он получил, еще находясь в учебке. Мама писала, что переживает и каждый день молится за него. Данила, как мог, успокаивал и про отправку в Чечню ей, конечно, ничего не писал.

Все пацаны относились друг другу очень хорошо, они, спаянные боями и смертью, стали настоящими братьями друг для друга, но без надобности старались не разговаривать. Зачистка за зачисткой – и время шло. Три недели минуло, и командир говорил, что с новой партией к ним, должно быть, приехал и сам Иисус – за это время никто не погиб и даже ранен не был, за исключением того случая в первую ночь.

Отношения с местными оставались напряженными, но больше всего опасались детей, потому что никогда никто не знал, что они могут «выкинуть».

В конце мая ребятам автоколонной пришлось выдвигаться за хлебом за 18 км от их расположения. На трёх БТРах, с разведкой впереди, они с утра отправились в путь.