Читать книгу: «Сердце кошмара», страница 2

– Почему за моей дверью стоит полицейский? Я что арестована? – в голосе Мэрилинд послышались металлические нотки.

Асмер ожидал подобного вопроса.

– Пока просто подозреваемая, а полицейский за дверью больше для вашей безопасности, чтобы никто посторонний к вам не зашел, – спокойно ответил он, почесывая щетину.

– Так что, в полиции думают, что я убила Арне? Так и знала, что вы просто так там штаны просиживаете круглыми сутками. Нет, чтобы найти настоящего убийцу, так пытаетесь повесить это на меня. Это просто чушь какая-то, – взвизгнула экономка, яростно уставившись на Асмера, а тот понял, что ошибся на ее счет. В старушке было гораздо больше энергии, чем он думал.

– Успокойтесь, – сказал Асмер, и Мэрилинд тут же затихла, перестав сыпать на него проклятия. – Никто не пытается на вас повесить что-то. То, что вы подозреваемая – стандартная процедура, без которой никуда. Дело в том, что нам для начала необходимо убедиться, что вы не причастны к убийству, хотя, честно говоря, я сомневаюсь, что вы имеете к этому отношение.

– То есть это, по сути, чистая формальность? – успокоившись, уточнила экономка.

– То есть это, по сути, чистая формальность, – подтвердил Асмер, кивнул, а затем продолжил: – Теперь же, Мэрилинд, с вашего позволения, расскажите мне, как и при каких обстоятельствах вы видели в последний раз убитого, а также где вы были сегодня ночью и вчера днем.

Экономка протерла дряблые щеки, и взглянула на Асмера своими базальтовыми глазами, накручивая на палец седую прядь.

– В последний раз, – начала Мэрилинд, – я видела Арне…ой…наверное, неделю тому назад. Он часто приходил поздно, а уходил рано из-за какой-то важной даты в церкви Крови, в которой Арне как раз-таки и служил.

– А вы разве не принадлежите к церкви Крови? – удивился Асмер.

– Нет, знаете ли, я из семьи убежденных атеистов. Отец меня с младенчества воспитывал так, чтобы я полагалась больше на себя, а не на всяких высших существ. Но вы не подумайте, Арне и Грету это нисколько не смущало, хозяин дома, наоборот, насколько я знаю, искал экономку, которая не ходит в церковь. – Уверенно произнесла Мэрилинд, с небольшим упреком за то, что Асмер ее перебил.

– Так вот, – продолжала она, – кроме того, вчера и позавчера у меня был выходной, так что в доме меня не было. Обычно в такие дни я езжу к сестре. А сегодня утром я приехала, и не нашла тут никого, хотя обычно девочки и Грета, в это время всегда дома. Это первое показалось мне странным, но я подумала, мало ли, может у них дела какие непредвиденные или задерживаются на церемонии, так что переоделась и решила начать уборку. Но я так ее и не закончила, когда зашла в спальню – увидела там…там…

Мэрилинд замолчала.

– Не продолжайте, – сказал Асмер, протягивая ей платок. – Вот возьмите.

– Спасибо.

В небольшой комнатушке с кроватью, комодом и вешалкой для одежды, наступила тишины, прерываемая лишь тихими всхлипываниями экономки.

– Мэрилинд, – обратился к ней Асмер, когда увидел, что женщина успокоилась. – Вы не замечали в поведении Арне чего-то странного в последнее время? Может у него были проблемы в церкви?

– Я же сказала уже, – пожала плечами экономка. – Давно уже с ним не разговаривала, Арне был очень занят, да и дома почти не бывал. Я, конечно, его видела иногда, но странного не замечала ничего. Как и всегда был задумчивый и немного себе на уме. На счет его работы, так же ничего не могу сказать, я тут всего лишь смотрела за домом и иногда сидела с девочками, так что о делах Арне не в курсе.

– С Арне почти не виделась, – про себя сказал Асмер, а затем громче. – А что на счет Греты Кристенсен? Что можете сказать о ней? Странности в поведении, отношения с мужем. Может, они не ладили друг с другом?

– Нечего необычного, разве что… В последнее время она была немного нервной, хотя обычно такая милая и веселая, но я как-то не придала этому значения. Грета все-таки женщина, и помимо всего прочего на ней лежала забота о девочках, а они, знаете ли, бывали иногда такими непоседами, – улыбнулась Мэрилинд.

Улыбка украсило поникшее лицо старушки.

– В молодости она, должно быть, была красавицей, – подумал Асмер.

– В их отношения с мужем я не лезла, это, в общем-то, не мое дело, но, насколько могу судить, их семья была очень дружна. Я даже иногда завидовала им. Сама-то я так и не обзавелась мужем…Ссор практически не было, ну, то есть, конечно, были, но как у всех, не больше, ни меньше. Да и без них никуда.

– Спасибо, вы мне очень помогли, – сказал Асмер, вставая. – Еще одно: вы не знаете, куда могла пойти Грета в случае опасности? Может у нее есть родственники или друзья?

– Родственников нет. Грета – круглая сирота. А на счет друзей…погодите. У меня тут где-то был записан адрес, – Мэрилинд открыла верхний ящик комода и достала оттуда записную книжку. – Так, посмотрим…А вот.

Она вырвала листок с именем и адресом, а затем передала его Асмеру.

– Спасибо еще раз. Вы говорили, у вас есть сестра. Лучше пока что пожить у нее. Я приставлю к вам одного из полицейских… – Асмер заметил недовольство и возражение на лице Мэрилинд, и добавил: – исключительно для вашей безопасности. Не хочу вас напугать, но кто знает, может убийца захочет избавиться от вероятного свидетеля. Так что лучше перестраховаться.

С этими словами, Асмер попрощался, и вышел из помещения. Из разговора с экономкой семьи Кристенсенов он узнал лишь имя и адрес женщины, что была близка с женой покойного. Так что в допросе остальной прислуги он не видел смысла, вероятно, ни садовник, ни остальные ничего так же не знали. Этим могли заняться его подчиненные.

Асмер раздал необходимые поручения, и покинул дом, чувствуя, как воздух вокруг стал тяжелым, пропах озоном, а небо затянули густые, темные тучи. Второй раз за день подумал, что вот-вот разразиться гроза.

III

– Я же сказал, что жду всю информацию о церковниках, что ты нашел, Йокин, у себя на столе. Почему я уже час, как нахожусь в участке, а ничего перед собой не вижу? – спросил Асмер у молодого детектива, чьи щеки налились багрянцем. Порой он думал, что парень слишком уж мягок.

– Ох, и трудно же тебе будет в этом городе, – подумал Асмер.

– П-прошу прощения, – виновато повесив голову, сказал Йокин, – как только я приехал в участок, сразу же начал рыться в архивах, но найти ничего не смог. Мне показалось странным, что записи о книгах и трудах на эту тему есть, но сами источники отсутствуют, будто их специально кто-то уничтожил.

Детектив замолчал, ожидая реакции Асмера на свои слова, но тот даже не моргнул. Это для него было неудивительно, в Атифисе такое случалось гораздо чаще, чем нужно было. Видимо, и в этот раз информация была кому-то неугодна и ее попросту уничтожили.

– Так ты ничего не нашел? – снисходительно вздохнув, спросил Асмер.

– Не совсем так. Я поехал в городской архив, но встретил точно такую же картину. Впрочем, там я нашел небольшую статью Августа Ланейского об этих Антицерковниках, – гордо подняв голову, сказал Йокин, а затем замолчал, будто ожидая похвалы.

– Твою мать, – подумал Асмер, – я бы вышвырнул тебя из полиции, не будь ты племянником бургомистра только за то, что ты ждешь от меня похвалы.

– Так чего ты ждешь? Давай сюда, – Асмер протянул руку.

Молодой детектив, так и не дождавшись ласковых слов, отдал папку.

Асмер вздохнул.

– Йокин, ты молодец.

Тот счастливо улыбнулся. Казалось, он вот-вот пуститься в пляс от радости. Асмер, само собой, не очень хотел бы видеть это, поэтому коротко произнес:

– Можешь быть свободен.

Он посмотрел на желтую, плотную бумагу папки, а затем поддернул петельку сверху и открыл ее. Внутри лежали старые, местами почерневшие листы. Асмер достал их из папки и взял в руки шершавые, рассыпающиеся от времени страницы. Казалось, одно неаккуратное движение, и они превратятся в прах.

Он держал в руках газету пятидесятилетней давности. На главной странице был расположен когда-то яркий, а теперь потускневший заголовок:

Антицерковники и их связь с Великими церквями

Шокирующее расследование

И

Не менее шокирующие факты

Асмер прыснул. Название газеты давно стерлось, но итак было понятно, что это чтиво из разряда желтой прессы. Кричащий заголовок, за которым вряд ли стояла какая-то полезная информация.

– Мда, Йокин, толку от тебя, как от булыжника, – он уже начинал жалеть, что похвалил парня.

Тем не менее, Асмер включил настольную лампу и направил ее на тусклые буквы статьи, оформленной под интервью. Под мягким светом текст стал гораздо отчетливее, и теперь не приходилось напрягать глаза, чтобы его рассмотреть.

«… Сегодня в редакции Вестника Атифиса, прямо перед взором точного и острого пера Августа Ланейского, человек, который глубоко проник в тайны нашего города, в секреты церквей и теперь любезно согласился поделиться ими с нами. Он пожелал остаться неизвестным из соображений собственной безопасности и настоял, чтобы наш устный разговор в точности перенесли на бумагу.

Как вы уже поняли из заголовка, речь пойдет о так называемых Антицерковниках, которых часто называют фанатиками, сектой и террористами. Эти истины нам очень старательно навеивали многие годы, повсеместно уничтожая всю информацию об этом периоде истории нашего города. Однако, Август Ланейский не был бы Августом Ланейским – любимцем Атифиса, если бы не был способен развеять самый глубокий мрак неизвестности. И сегодня вы, дорогие читатели, вместе со мной пройдете путь к пониманию того, что произошло около двадцати лет назад, пройдя завесу тайны, что я для вас приоткрою…»

– Да, он явно очень любит себя, – покачал головой Асмер и продолжил чтение.

«… – Здравствуйте, рад приветствовать вас в редакции газеты Вестник Атифиса, единственном издании, что не боится говорить правду. Давайте, для начала познакомимся, я думаю, наши читатели хотели бы знать о вас побольше, конечно, насколько это возможно. Чем вы занимаетесь?

– Последние два года я изучаю Церковную войну и Антицерковников, которые сыграли в ней значительную роль.

– Это славно, и вы пришли сюда, чтобы рассказать нам, что смогли раскопать, я правильно понимаю?

– Да.

– Вы очень смелый человек, и вы делаете благое дело. Однако, вам больше нечего боятся, Атифис уже почти как двадцать лет – светское государство, и так страшиться великих Церквей излишне.

– Знаете, Август, я бы поспорил на этот счет. Так что, как по мне, лучше перестраховаться.

– Почему же? Вы считаете, что в Атифисе все еще царит теократия?

– Именно так. Я думаю, что Церкви все еще контролируют город, причем, их власть здесь безгранична.

– А как же бургомистр и городской совет?

– Это всего лишь иллюзия, которую понтифики успешно создали, сделав вид, что отказались от власти, а на самом деле, еще прочнее в нее вцепились.

– Да, интересная теория. А у вас есть какие-то доводы, подтверждающие ее?

– Кроме того, что вы, Август, итак видите каждый день, нет. Никаких доводов нет. Чтобы так судить, мне достаточно просто жить в Атифисе и видеть, что в нем происходит каждый день.

– Я думаю, мы могли бы рассуждать об этом часами, но все-таки это тема для немного другого разговора. Я извиняюсь, что увел вас в сторону, но теперь, давайте все же обсудим то, ради чего вы к нам сегодня пришли. Скажу вам честно, я очень мало знаю о таком явлении, как Антицерковники, я, само собой, слышал что-то о них, но в суть не вникал. Поэтому мне будет очень интересно послушать ваш рассказ. Я правильно понимаю, что эта группировка и Церковная война связаны между собой?

– Абсолютно точно.

– Вы, как и я, помните этот ужасный период из истории Атифиса, ведь вы, вероятно старше тридцати лет, не так ли?

– Да это так. Церковная война сильно повлияла на меня, великие церкви многое забрали у меня тогда, поэтому я и хочу открыть всем их истинное лицо, чтобы люди знали, кому верить и кому молиться.

– Эта война на многих оставила свои отметины, что, так или иначе, прошли через нее, поэтому я понимаю вас и ваше рвение разоблачить церкви. И скажу вам вот, что: я помогу вам, ведь именно для этого мы тут и собрались. Вернее, не так – мы поможем друг другу, а заодно и всему Атифису разобраться в своей истории, чтобы больше не совершать таких ошибок. Вы согласны со мной?

– Согласен.

– Тогда давайте сначала обсудим причины Церковной войны, думаю, без понимания этого важного аспекта, суть тех событий останется для нас скрытой.

– На самом деле причины довольно прозаичны. Достаточно просто разобрать, что из себя представляет каждая из религий.

Церковь Крови, например, поклоняется великому змею Кирону, что создал мир из своей крови. Из нее же вышли и все живые существа, даже люди. Но человек по своей природе грешен, поэтому кровь его загрязнилась, а вход в бессмертные Земли, обиталище Кирона, находящееся вне времени, закрылся. Возникли болезни и человеческая злоба, которые церковь Крови и пытается вылечить, переливая людям кровь святых, веря, что она приблизит их к великому змею, и откроет путь к вечной жизни рядом со своим богом.

Церковь Разума я бы не стал называть религией, ведь как такового бога у них нет, но, тем не менее, она принадлежит к числу трех великих. Это даже не церковь вовсе. Насколько я знаю, туда не приходят горожане, чтобы помолиться, о никаких служений, восславляющих церковь Разума я и не слышал. Они поклоняются знаниям, изучают наш мир и природу. Практически никто ктоме членов самой церкви не знает, что происходит за ее стенами.

И, наконец, церковь Души. Они верят, что внутри каждого живого существа находится сгусток вселенского света, энергия, называемая душой. После смерти у нее есть два пути – в случае, если человек творил зло, его душа так и остается на земле, перерождаясь в другом теле, а если он был безгрешен, то душа соединяется с вселенским светом, навсегда обретая покой и счастье…

– Извините, что перебиваю, но я, кажется, услышал, как вы сказали что-то о святых. Я правильно понимаю, что это связано с легендой о появлении Атифиса?

– Да, она гласит, что когда-то давно, когда в долине еще не вырос город Атифис, в нее пришли святые, что искали безопасное место, дом, где можно жить, не боясь за свою жизнь. Долина была неплодородна, но все же они решили в ней отдохнуть. В первую же ночь святые услышали голос из-под земли, что звал их. В пещерах под холмами, которые стали сейчас катакомбами, они встретили бога и решили остаться тут. Так и возник Атифис.

– Какого бога они встретили?

– Понятия не имею. Все опять-таки упирается в религию. Церковь крови утверждает, что это был Кирон, великий змей, Церковь души говорит о свете, что заговорил с ними, а Церковь разума о мудрости, что принесла святым знания.

Отсюда и выходят причины вражды между великими Церквями. Каждая из них твердо верит, что именно ее религия правильная, что она должна править умами людей. Отсюда и идет бесконечная гонка за власть, это стремление доказать свою правоту в том, какое именно божество предстало перед святыми. Понимаете меня, Август?

– Да, кажется, понимаю. Однако, насколько я могу судить, война вряд ли бы началась и-за этого.

– И вы правы. Только война между церквями никогда не начиналась и не прекращалась, они все время соревнуются друг с другом, борются за власть над умами людей. Но это больше война пропаганды, которая может перерасти в нечто большее в исключительном случае. Другими словами, им нужно было всего лишь найти предлог.

– Я так понимаю, Церквям удалось найти его.

– Да, им стала стена, которую возвела церковь Разума между Атифисом и Акрылах. Церкви Души и Крови обвинили ее в том, что та пытается захватить контроль над рыбацкой деревушкой.

– Я что-то читал об этом. Акрылах – деревушка, стоявшая не берегу озера в отдалении от Атифиса, хотя, по сути, она была частью города.

– Не совсем так. На самом деле Акрылах разительно отличалась от большого города, по крайней мере, традициями и верованиями. Ее жители верили в рыбу Индрж, что покровительствовала основному ремеслу рыбацкой деревни. Считалось даже, что чтобы в следующий раз улов был хорошим – необходимо было отдать его часть Индрж. Однако, Акрылах действительно была в тесных отношениях с Атифисом, вела плотную торговлю через тракт идущий к озеру. Да и люди, что заселили его берег, так или иначе, пришли туда из Атифиса.

– Еще я помню, как Церковь разума объявила, что в Акрылах обнаружили смертельную болезнь, и именно поэтому они начали возводить стену.

– Так-то то оно так, вот только они начали строить стену еще до того, как церковь Разума начала кричать о болезни, так что в этом деле что-то нечисто. Разумеется, про Акрылах никто и вспомнить не успел, ведь разразилась война, а в такие моменты люди не могут думать ни о чем другом, кроме, как о сохранности собственной жизни. Так что никто до сих пор не знает, что там все-таки случилось, но у меня смутно ощущение, что за этим стоит Церковь разума.

– Вы что-то помните, какие-то кадры военных лет? Лично для меня все воспоминания об этом периоде моей жизни – четыре стены в подвале дома тетушки и хлеб с водой на протяжении трех лет.

– Не хочу об этом говорить. Да и мы опять уходим от темы.

– И то верно. Ну что ж продолжайте тогда.

– Так о чем я…Началась война. Церкви долго ее ждали и вот, наконец, появилась причина наброситься друг на друга как дикие псы. Само собой, каждая из них хотела закончить войну в свою пользу как можно быстрее, но они недооценили друг друга. На протяжении всех трех лет перевес сил не упал ни в одну сторону. Да, у Церкви разума не было столько людей, сколько у двух других, но зато за ними был технический прогресс. Так что все они успешно справлялись с истреблением друг друга, и улицы Атифиса в скором времени заполнились кровью и трупами, а его население сократилось на четверть, если даже не на треть. Никто так точно и не знает, сколько людей тогда погибло… Церковные воинства маршировали по городу, насильно забирая в свои ряды людей, не желающих воевать. Перестало хватать продовольствия – церкви и их войны голодали. Оно и понятно: попросту некому было заниматься продовольствием. У людей было все меньше и меньше сил сражаться.

Атифис тогда разделился на три района, каждый из которых был подвластен одной и церквей. Церковь разума заняла старый Атифис, Церковь души – портовую часть и серебряный Город, а Церковь крови – Долину лоз и дымовой Квартал. Основные сражения проходили на границах этих районов, поэтому церкви удивились, когда начали находить трупы своих солдат совсем не там, а на территории своих владений. Причем, зачастую около изуродованных человеческих тел находили различного рода послания, призывающие церковь закончить войну и прекратить свое существование.

– И что ответили на это Церкви?

– В том то и дело, что ничего. Первое время они просто игнорировали тех, кого в народе прозвали Антицерковниками, а затем, когда не обращать внимание на убийства было уже невозможно, объявили на них охоту. Выделять ресурсы на борьбу с неизвестными террористами в условиях войны было довольно затратно, но жертв среди солдат было все больше, и понтифики, испугавшись, что от их армий, и от них самих ничего не останется, собрались и договорились о перемирии. Разумеется, до тех пор, пока Антицерковников не найдут.

– Но они не нашли же их верно?

– Нет, не нашли, но убийств стало еще больше. Каждую ночь по городу проходила волна ужасных смертей среди духовенства. Среди горожан появились те, кто открыто выступал против Церквей, которые, казалось, выпустили ситуацию из-под контроля. Это их злило. Власть утекала как песок сквозь пальцы. Понтифики боялись, заперлись в своих особняках, выделяя все больше и больше средств на поиск Антицерковников, которых в народе окрестили теми, кто закончил войну. Они стали героями.

– Закончил войну? Вы же сказали, что перемирие было временным.

– Да, но вскоре они поняли, что силы и ресурсы продолжать ее кончились. Конечно, ни одна из Церквей в этом открыто не призналась, но все они пришли к единогласному решению, что пришло время забыть прошлые разногласия, дабы Атифис окончательно не превратился в руины. По крайней мере, так это выглядело со стороны.

– А на самом деле?

– А на самом деле война не закончилась. Просто вновь превратилась в войну пропаганды. Да и у них были заботы по важнее. Антицерковники все-таки никуда не делись.

– Так что стало с ними в итоге? Судя по всему, Церкви все-таки победили.

– Еще как победили.

– Но как это им удалось?

– Очень просто. Церкви, столько времени манипулирующие умами жителей Атифиса, были в этом хороши. Они знали, на каких чувствах человека сыграть, чтобы заставить его делать то, что тебе выгодно.

– Ну же, не томите.

– Антицерковники около шести лет шли к тому, чтобы церкви отошли от властвования над городом, и, наконец, те объявляют, что отныне Атифис стал светским государством, и в нем правит выбранный горожанами представитель. Антицерковники тоже были людьми, и, узнав об этом, расслабились, почувствовав превосходства над Церквями. Они растеряли былую осторожность и небольшую их группу поймали. Причем случилось это довольно глупо.

В одном из баров дымового Квартала группа из пятерых друзей или сослуживцев что-то довольно громко праздновала. Само собой, алкоголь тек рекой и в какой-то момент веселье перетекло во всеобщую попойку. Друзья угощали всех заходивших в бар, радовались и горлопанили песни. В один момент один из компании уже под утро вышел на улицу, чтобы подышать воздухом. Там к нему подошел молодой человек, один из тех, кого они угощали, и задал простой вопрос: “Что вы празднуете?”. Тот, уже изрядно поднабравшись, разумеется, не мог держать язык за зубами и ответил:”Победу Антицерковников”. Он даже не заметил, как парень переменился в лице, неестественно побледнел.

Когда деньги на счету друзей исчезли, и пить было больше нечего, один из них вдруг вспомнил, что у него дома есть старая бутылка, он уже и не помнил, чего. Туда они и направились.

И пропали.

– Как пропали?

– Исчезли, испарились, перестали существовать. А через неделю вдоль дорог, ведущих в соборы великих Церквей, через каждые десять метров, насаженные на колья, болтались мужчины и женщины, а простые люди, тешились, кидаясь в них мусором и камнями, совершенно забыв, что еще вчера называли Антицерковников героями.

– То есть…?

– Да, те друзья, отмечающие победу над Церквями, были Антицерковниками, и неосторожное слово одного из них подвергло остальных ужасным, нечеловеческим пыткам, пока те не выдали всю организацию. Одно неосторожное слово навлекло на сотни людей, борющихся против тирании Церквей, страшную смерть на конце пики.

– И все это конец?

– Не совсем. Вместе с Антицерковниками были уничтожены их семьи. Казнь их не была прилюдной, но была не менее жестокой. Жены, мужья, дети – невинные люди, даже не знавшие, чем занимаются их близкие, попали под карающую ярость церквей.

– Это ужасно. Но зачем церквям это?

– Страх, Август, страх. Они боялись повторения религиозных убийств, боялись, что сыновья будут стить за отцов0 боялись вновь потерять свой авторитет, свою власть над людьми. Поэтому решили перестраховаться, а смерти невинных людей списали на войну, будто еще в ее время настоящие потери среди населения итак были недостаточно велики. Церкви уничтожили целые семьи, среди которых были даже довольно знатные и древние роды. Они были готовы на все, ради своих интересов. Так что вырубили несогласных под корень, опасаясь мести за убитых отцов.

– У меня нет слов. Почему я не слышал об этом? То есть о кольях вдоль дорог?

– Ответ прост. Кто-то не хочет, чтобы вы знали. Что-то с этим городом давно не так.

– Что вы имеете в виду?

– Людей. Горожане поддерживали Антицерковников, но, как только тех казнили, сразу же возненавидели их, совсем забыв свои слова поддержки. Возможно, они попросту испугались, но что-то мне подсказывает, что все гораздо сложнее, ведь произошедшие в то время события, полностью выцвели из памяти даже непосредственных их участников, будто что-то заставляет людей забывать. Взять вот, к примеру, вас, Август. Конечно, вы были ребенком, но все равно довольно странно, что вы ничего не помните об этом. Прилюдные, кровавые казни не так уж и просто забыть…

– И что это, как вы думаете? Какая-то высшая сила?

– Это я и пытаюсь выяснить…

Дальше текст выцвел настолько, что прочитать его было невозможно, Асмер уже хотел отложить газету, но заметил продолжение.

… задать вам вопрос?

– Да, конечно, Август, задавайте.

– Почему вы решили заняться этим?

– Церкви зло. Из-за их неумерной жажды власти погибло слишком много людей, и я считаю, наследство погибших должно жить. Мы, жители Атифиса, должны знать, должны помнить об этом, чтобы справедливость в конце концов восторжествовала. Чтобы белые пятна в нашей истории перестали быть таковыми, чтобы те, кто придет после нас жили в лучшем, совершенном мире, чтобы преступники и кровожадные убийцы, наконец, получили по заслугам.

– Это благородная причина. Всеобщее благо…Что ж, думаю на этом все. Спасибо, что уделили нам свое время. Мне было очень интересно, и я уверен, наши читатели узнают из этого материала что-то новое о истории нашего города. До свидания.

– До свидания.

Конец Статьи»

Асмер еще раз взглянул на трухлявые листы газеты, затем убрал их в папку и положил на стол. Он понял, что ошибся, когда подумал, что за яркой обложкой скрывается пустышка. На самом деле, то, что он только что прочитал, звучало довольно интересно, но весьма странно. Асмер был детективом и, в первую очередь, привык верить тому, чему имелось объяснение, подкрепленное фактами. Здесь же, в статье, не было фактов, лишь слепые утверждения человека, у которого явно были не лучшие отношения с религиями Атифиса.

С другой стороны, доказать, что сказанное им неправда, также не представлялось возможным, ведь все письменные источники, способные достоверно рассказать все о том периоде, были уничтожены. И Асмер предполагал, кто за этим мог стоять. Единственной силой в Атифисе, что способна была вычеркнуть из истории четверть столетия, единственная силой, которой было выгодно уничтожение информации, компрометирующей ее, была сила трех великих Церквей. А проводить столько работы по уничтожению улик бессмысленно, если ты невиновен.

Так что Асмер решил для себя, что поверит рассказчику. Впрочем, он и сам не особо доверял Церквям, ведь знал, что за их дружественной и привлекательной внешней оболочкой скрывается что-то не такое безобидное, как добренькие монашки и монахи с теплой, приветливой улыбкой.

Двенадцать лет своей жизни, Асмер провел за стенами приюта под покровительством Церкви души. Своих родителей он не знал и не помнил, но предполагал, что все случилось как обычно.

Его отец и мать, видимо не так уж и сильно хотели ребенка и спихнули заботу о нем на детский приют.

– Не утопили в канаве, – иногда думал Асмер. – И на том спасибо.

Так что первое, что увидел Асмер, когда мог уже соображать – было лицо настоятельницы приюта в большой комнате с кроватями и облупившейся краской на стенах. Единственной чертой ее лица, которую он запомнил, была обвисшая складка между бровями, возникшая от того, что монахиня постоянно хмурилась. Как и все взрослые в приюте она был злой и, казалось, ненавидела детей. Монашки относились к Асмеру и остальным ребятам, как к мусору, и не гнушались оскорблять их и бить за малейшую провинность. Все это происходило, конечно, за стенами приюта, там, где издевательства не были видны посторонним.

Ведь нельзя было порочить церковь Души!

Асмер почувствовал озноб. Слишком давно он не думал о приюте, пытался блокировать воспоминания, но теперь они хлынули на него потоком, будто кто-то выдернул пробку, мешающую памяти вытекать. Асмер почувствовал, как заболел шрам на пояснице и тут же вспомнил, как его получил.

***

Была ночь. Асмер и остальные ребята сидели на кроватях тесной кучкой и что-то горячо обсуждали. Они любили вот так, ночью, пока монашки не видят, разговаривать о том, о чем говорить нельзя, любили соревноваться, кто придумает самое крутое обзывательство для воспитательниц.

– Грязная потасканная улитка, – гордо выпятив грудь, сказал Йонас, пухлый мальчик с немного глуповатым лицом.

– А что это значит? – спросил сирота по имени Брэним.

– Не знаю, мой папа так часто говорил о всяких тетках, которых не любил.

Йонас, единственный из всех детей знал своих родителей. Мать его, правда, умерла при родах, так что Йонас жил с отцом, который так и не смог оправиться от смерти любимой жены. Впрочем, несчастный муж нашел утешение в бутылке, а затем, видимо, переборщил со спиртным и вздернулся на люстре в гостиной. Полицейские нашли его тело через два дня, когда ребенок покойного попросил помощи у соседей, рассказав им, что его любимый папочка умер.

Других родственников у Йоноса не было, либо они просто не пожелали взять на себя ношу в виде ребенка. Так ему и посчастливилось оказаться в приюте Церкви души.

Асмеру всегда было его жаль. Сироты с рождения, такие, как он, не знали другой жизни, кроме той, что у них есть сейчас. И пускай они ненавидели приют всем сердцем, но это мрачное обиталище было единственным, что было у сирот во всем мире. Однако, Йонас был здесь пришельцем, лишним, чужим. Пришедший из «внешнего мира», в котором никто из других сирот никогда не бывал, он в один момент потерял все – семью, дом, свободу. Асмер даже представить не мог, как мучился бы, случись с ним такое. Йоносу же все было нипочем, бедняга жил в своем мире, в коконе, что делал такие ужасные события не такими страшными.

Этим коконом была глупость. Асмеру всегда было жаль Йоноса, но как же он иногда ему завидовал.

– А что вы будете делать, когда выйдете отсюда? – вдруг спросил Асмер, прервав игру.

Дети лишь покачали головами.

– А ты?

– Через год будут экзамены в полицейскую академию. Я их сдам и стану полицейским.

– Мой папа говорил, что полиция…хм…как это…бесполезная, потому что…эээм…Церкви ими командуют, как хотят, – выпятил нижнюю губу Йонас.

– Я буду не таким. Я буду бороться с несправедливостью, с такими говнястыми людьми, как настоятельница Маенелин. Буду защищать слабых и наказывать плохих.

– Круто, Асмер, – сказал смуглый, черноволосый мальчик, сидящий рядом с Брэнимом. – Я тоже пойду в полицию. Только надо будет подождать, пока мне не исполнится двенадцать.

– И я.

– И я.

– И я, – сказал Йонас, последним из всех детей. – Мы накажем эту грязную потасканную улитку.

Раздался смех.

– А что твой отец еще говорил про Церкви? – Спросил Брэним.

– Много разного, но больше обзывательства всякие. Ох, не любил он их… жуть просто как. Рассказывал даже о людях, которые сражались с ними когда-то давно.