Читать книгу: «Двойник. Повесть», страница 3
«Еще мгновение и будет поздно», – с пугающей ясностью понял Андрей. Выдернул микрофон из рук ведущей, быстро шагнул вперед.
– Друзья! Это не наша, это ваша аппаратура, – произнес он, смело глядя в зал. – Выходит, что козлы-то местные… – он усмехнулся, покрутил в пальцах инструмент: – Мой-то как надо… пашет.
– Ну так и пой тогда! – темнота скрыла лицо кричавшего. – Ты ж певец, Андрюша? Или может, и вправду болтают, что ты без фанеры ноль?
– А как ты этот… «Мозаичный сон» без инструментального сопровождения представляешь? – сам удивляясь своему спокойствию, поинтересовался Андрей.
– Выходит… правда? – это прозвучал уже девичий голосок из другого конца зала.
Андрей на мгновение задумался, повернулся к кулисам и заметил очумело размахивающего руками продюсера.
Вячеслав Михайлович умоляюще сложил ладони и показал на часы. Затем растопырил пальцы.
– Пятнадцать минут, – понял Андрей немую просьбу. Он поискал взглядом толстенькую фигурку Кацмана и решительно тряхнул головой.
– Ну что ж, вы правы, – произнес он в микрофон. – Деньги плачены, и я обязан их отработать. Однако, поскольку те песни, которые я собирался спеть, исполнять без соответствующего аккомпанемента нет смысла, я спою вам другие. Свои любимые. А тем временем, возможно, ваши специалисты сумеют устранить неисправность.
Андрей спокойно, словно и не находился под прицелом тысяч взглядов, прошел к оставленной музыкантами гитаре.
– Первая песня посвящается моим друзьям, – произнес он, настроив микрофон. Сказал он это настолько естественно и бездумно, словно произносил уже не один десяток раз.
Осторожно тронул струны, пробежал пальцами по ладам и вдруг запел. Голос, прошедший через мощный микрофон и хороший усилитель, звучал на редкость чисто и искренне. Так бывает. От простых, незатейливых, вроде, слов и мелодии выступают вдруг невольные слезы, которые невозможно сдержать.
Песня звучала в полной тишине, слышался лишь только скрип прижатых ладов, да звон звучащих в унисон аккордов.
О чем была песня? А вряд ли те, кто слышали ее, могли сразу сказать, о чем она. Но то, что она дошла до каждого, было несомненно.
Андрей допел последний куплет, прижал лады и с некоторой опаской взглянул в зал.
Недолгая, но такая трудная для него пауза вдруг взорвалась. Хлопали все. И что самое странное, овацию не прерывали ни свист, ни топтания, которыми нынешняя молодежь привыкла выражать свои чувства.
– Понравилось? – спросил Андрей с легким удивлением. Осторожно глянул в сторону кулис и начал играть вступление к новой песне. И вновь зазвучал его голос. Зал вновь замер.
– Что? Что делать?! – прокричал за кулисами, картинно заламывая руки, Кацман, вынырнувший откуда-то из подсобки. – Сволочь… Я сам его…
– Заткнись, придурок, – отрезал продюсер, не отрывая глаз от сцены. Но вдруг отмер и поманил к себе плюгавого мужичка с наушниками на шее: – Ну что там?
– Кирдык там, – уныло протянул звукооператор. – Можно сворачивать лавочку. Это не лечится. Знающий человек нагадил.
– Ладно… ладно, потом, – отчего-то почти не расстроился Вячеслав Михайлович. – А ты сейчас возьми аппарат, да быстренько закатай это на диск. Да! Его выступление. Быстро. И постарайся!
Оператор глянул на сцену, презрительно скривил губы, но прислушался, удивленно дернул бровями и, уже не задавая вопросов, потрусил к своему пульту.
К громадному удивлению Андрея, публика, которой вместо обещанного шоу пришлось довольствоваться сольным, почти бардовским, концертом, тем не менее, судя по аплодисментам и восторженным выкрикам, осталась им совершенно довольна.
Добил его громадный букет алых роз, который преподнесла ему симпатичная девчонка, сидевшая в первом ряду.
А вот что оказалось вовсе не каплей, а вполне ощутимым ковшом дегтя, так это реакция Семена Яковлевича. Перепачканный в пыли Кацман с зажатой в руке бутылкой злополучной минералки орал так, что Андрею даже стало немного страшно. Сраженный мгновенным перевоплощением добродушного толстяка в разъяренного монстра, он даже не пытался объяснить, что все случилось совершенно нечаянно, и что никакому спонсору наверняка не нужен скандал на концерте. Впрочем, и это тоже стало неожиданностью, спас растерянного Андрея от наскоков рассвирепевшего администратора не кто иной, как продюсер. Вячеслав Михайлович решительно вклинился между ним и Кацманом.
Что он сказал финансовому директору, Андрей разобрать не сумел, однако для взбесившегося толстяка эти слова стали настоящим ушатом ледяной воды, разом охладившей весь его пыл.
– …Тогда сам и расхлебывай, – произнес Кацман странным голосом, развернулся и вышел из тесной гримерки, даже не взглянув на Андрея, все еще сжимающего в охапке букет цветов.
Вячеслав Михайлович открыл было рот, собираясь, как видно, что-то сказать, но тут дверь вновь распахнулась, и в комнату, распространяя вокруг крепкий спиртной выхлоп, ввалилась троица лохматых парней, которые, как успел понять Андрей, составляли группу аккомпанемента.
– Андрюша, сволочь, ну ты и дал! – восторженно закричал первый из музыкантов, владелец столь полюбившейся Андрею гитары. – Когда ты играть-то выучился? Ну да что там… молоток, уважаю! И концерт спас, и вообще. Толково исполнено…
– Да погоди ты, – вмешался ударник, – ты главное скажи, скажи. Чьё это все? Слова, музыка? Кто автор? Целый блок свежака отрыл где-то, и ведь ни словечка. Почему ты раньше… И чего ты там про какое-то окончание выступлений говорил?..
– Стоп! – Вячеслав Михайлович сделал короткий шаг и решительно поднял руку. – Ребята, я вас отлично понимаю. Сам в шоке. Но… всему свое время. Андрей Сергеевич устал. Как никак – сольник отпахал. Давайте… давайте. Все после. А пока… ступайте-ка вы к господину Кацману. Семен Яковлевич вам за прошлый концерт денежки выдаст. В полном объеме. И девчонкам скажите… пусть подтягиваются, пока он… добрый. А то, что сегодня так вышло, ну… вы ж не виноваты. После отработаете. Так, ведь?
– Да мы… да… ну какой разговор!.. – троица активно закивала лохматыми головами, преданно глядя на продюсера.
– Пусть Яковлевич с ними разбирается… – усмехнулся продюсер, плотно затворяя дверь, и закончил уже совсем с другой интонацией: – А нам с тобой нужно серьезно поговорить.
Андрей осторожно положил букет и опустился на стул, стянув с головы бандану.
– Думаю, ты заметил, что я был не слишком приветлив, – Вячеслав Михайлович дернул щекой, изобразив усмешку. – Так оно и есть. Мне вся эта история была крайне не по душе. Дело в том, что мы тебя обманули. Такое совпадение… У нас солист пропал. А без него все гастроли медным тазом. И вот вдруг ты… Нам, ведь, только и нужно было, чтоб кто-то, похожий на Андрея, вышел, под фанеру рот пооткрывал. Согласен – не слишком честно вышло… – продюсер тяжело вздохнул и тут же добавил: – Некрасиво, признаю. Но я потому на авантюру Семкину поддался, что уж слишком много от этого концерта зависело.
Видя, что Андрей собирается вступить в разговор, торопливо закончил: – Зато теперь у нас время будет отыскать настоящего Андрея. А тебе я твердо обещаю: тебя в Москву отвезем и в клинику устроим. Даже за выступление заплатим.
– Да я что-то такое и сам подозревал… – невесело усмехнулся Андрей. – Я ж память потерял, не мозги. И костюмы его мне не по размеру немного, и лицо… если присмотреться, не то. Да и вообще… не стал бы этот ваш, Кацман, со звездой так себя вести. Да много чего еще…
Андрей покрутил головой, отыскивая снятую перед концертом одежду, и вопросительно глянул на продюсера: – Мне бы переодеться? Да и устал я что-то…
– Да-да. Сейчас, – Вячеслав Михайлович провел ладонью по волосам, явно не собираясь покидать комнату. – Ты, вот, песни пел…
– А что? Не стоило? Ну, извините тогда, я не знал…
– Да я не про то… – смутился продюсер. – Все как нельзя лучше вышло. Более того, если бы не песни эти, я, может, и не стал ничего… Ну, в общем, не стал бы вмешиваться. Но вот когда послушал, мнение изменил. Так чьи песни-то?
– Не знаю, – Андрей наморщил лоб. – А ведь я, пожалуй, сейчас их и не вспомню. Просто, вот… в тот момент в голове возникла песня. Слова, музыка…
– Неужели ты это все… экспромтом? – охнул Вячеслав Михайлович. – Да нет. Такого быть не может, – он даже махнул рукой, отрицая саму возможность столь невероятного факта.
– В то же время, если бы кто-то их уже на эстраде пел, я бы точно вспомнил, – пробормотал он, словно про себя, и закончил: – Ладно, с этим потом разберемся. А сейчас переодевайся, машину я вызвал. Понимаю, что устал, но придется потерпеть. Вылет сегодня. В восемь вечера регистрация.
– Кацман словно с цепи сорвался – уже билеты успел заказать. Но тебе, как я понимаю, это и лучше. Чем раньше прилетим, тем раньше с нормальными врачами встретишься.
Вячеслав Михайлович запнулся, невольно поежился, однако вынул из кармана паспорт: – Мы тут подумали… нет тебе пока смысла о себе заявлять. Пусть на какое-то время все идет так, как идет.
– В смысле? – Андрей недоуменно глянул на седоволосого.
– Ну, в смысле… немного еще нашим Андреем придется побыть. Билет-то на его паспорт взят. А кроме того… если все как есть сказать – долго ведь объясняться придется. В клинике скажем, мол, так и так… на гастролях… внезапно… память исчезла. Свернулись и срочно назад.
Андрей с сомнением покачал головой:– А как потом выкручиваться? По мне, так у вас уже вопросов возникло… А чем дольше, тем сложнее будет их распутать.
– Как бы так не вышло, чтобы вам от меня избавляться не пришлось. Прикопав на пару метров, – пошутил он, не заметив, как по лицу продюсера скользнула непонятная тень.
– Что ты такое говоришь?.. – начал Вячеслав Михайлович, но осекся. – Да ты шутник… парень. Слушай, неужели совершенно не помнишь, кем раньше был?
– Вертится что-то такое… – совершенно серьезно отозвался Андрей. – Боюсь ошибиться, но когда разговор насчет прикопать зашел, явственно так всю процедуру представил… Стремное ощущение, надо сказать, – он тряхнул головой и весело рассмеялся: – Да ничего я такого не помню… пошутил. Пусто в голове, хоть вместо колокола стучи. Одна надежда, что московские врачи помогут.
Он сноровисто, по-военному быстро, скинул эстрадный костюм, переоделся в обычную одежду и вытянулся по стойке смирно.
– Ну что… попрыгали… – думая о чем-то своем, пробормотал Андрей, засунув в карман легкого летнего пиджачка паспорт и блестящую корочку авиабилета. – Можно и выдвигаться. Вот только, что с цветами делать?
– Не понял? – обернулся Вячеслав Михайлович. – Что сказал?
– Я про букет, – Андрей ткнул пальцем в охапку роз. – Завянут. Жалко.
– А до этого?
– Брр, – Андрей нахмурил брови, добросовестно стараясь сообразить, чего от него добивается спутник.
– Ладно, проехали, – Вячеслав Михайлович покосился на цветы: – Ну, если хочешь… С собой возьми, подаришь, может, кому. Не знаю… Администратору, там.
Андрей подхватил хрустящую охапку распространяющих аромат роз и шагнул к дверям. На пороге замер, оглядел гримерку.
– Опять Кацман свою минералку забыл, – усмехнулся Андрей, заметив оставленную финансовым директором бутылку. – Захвачу с собой, что ли. Вдруг, в самолете пить захочется.
– Да… в нынешних самолетах ты, явно, не летал, – усмехнулся продюсер. – Билет, ведь, смотрел. У нас места в бизнес классе. А там и воду, и сок, и виски по первой просьбе дают. Сервис, понимаешь.
– Да… – Андрей прислушался к себе, – Действительно, у меня самолеты, и вправду, с куда более спартанскими условиями ассоциируются. Но смутно, как в тумане…
– Ничего, ничего… дай Бог, вспомнишь, – уже на ходу подбодрил его Вячеслав Михайлович.
Мерный гул турбин старенького, но вполне комфортабельного Боинга Тувинской авиакомпании нагонял легкую дремоту. Взлет прошел буднично и даже незаметно. Несильные толчки и тряска сменились плавным спокойствием.
Андрей отстегнул ремень, поудобнее устроился в мягком кресле, поправил теплый клетчатый плед, принесенный ему услужливой стюардессой, и вновь вернулся в памяти к такому богатому на события прошедшему дню. А впрочем, чем еще заняться человеку, вся предыдущая память которого оказалась стерта, словно карандашный набросок с белого листа бумаги. Зато все события недавнего прошлого, стоило лишь прикрыть глаза, всплывали, словно на большом экране. Незаметно для себя Андрей задремал. Суету и всполохи сцены сменил спокойный и вовсе не богатый на события сон.
Снилось ему, что так же мерно шумят моторы, тихо посвистывает, приятно обдувая щеку, тугая струйка холодного воздуха. Только вокруг совсем не чистенький, безликий уют комфортабельного лайнера, а просторное, уходящее в темноту помещение, куда более похожее на ангар, изогнутые стенки, крашенные серой краской, испещрены точками частых заклепок. И вовсе уж никаких окон-иллюминаторов.
Посредине жесткий, неподъемный даже на вид, кусок брезента, укрывший нечто угловато-бугристое, и смутно различимые фигуры людей, сидящих вдоль бортов на узеньких откидных креслицах.
И тут картина сна, пусть нечеткая и размытая, но не сулящая ровным счетом никакой угрозы, мгновенно переменилась. Стала пугающей.
Все вокруг накренилось, пополз вдоль по проходу, сминая кажущийся таким жестким брезент, лежащий под ним груз. Царапая, цепляя жесткими углами прижатых к стене пассажиров. А еще через миг полутьму начал наполнять удушливый дым. Он застилал глаза, мешал вздохнуть, ел глаза. А крен все возрастал… Еще миг, и пролетел мимо, падая почти отвесно, кто-то из тех, сидящих в хвосте, у самой ребристой аппарели…
– Что с вами? – негромкий женский голос вырвал из кошмара, вернул в теплую и уютную реальность.
Андрей вздрогнул, неловко оглянулся, стараясь поскорей убедиться, что все это ему приснилось. Облегченно выдохнул, смахнул рукавом выступившую на лбу испарину. Откашлялся.
В горле мучительно першило, словно он и вправду наглотался едкой гари. Он задрал голову, вспоминая, куда засунул свою сумку с лежащей там бутылкой воды. Привстал, потянувшись к дверце расположенного над головой отсека для ручной клади.
– Вам что-нибудь принести? – улыбчиво спросила стюардесса, которая разбудила его.
– Что? – Андрей смущенно опустился обратно в кресло, сообразив, что пить теплую минералку, вдобавок из горлышка, в данных условиях будет не совсем прилично.
– Воды, если можно…
– Одну секундочку, – девушка развернулась и профессионально ловко двинулась вдоль салона.
«Стюардесса по имени Жанна…» – вынырнула откуда-то из глубин памяти Андрея затертая фраза.
«Причем тут Жанна? – удивился он. – Елена Николаевна… старший бортпроводник».
Оказалось, что он совершенно непроизвольно умудрился рассмотреть не только миловидный профиль белокурой проводницы, но и прочитать висящий на ее груди жетон-бейджик.
«Лет двадцать пять, а то и все двадцать восемь. Ребенок. Но не замужем, вернее, была, но недавно развелась. Курит… Перед тем, как подойти ко мне, что-то резала».
«Стоп… стоп, – Андрей тряхнул головой, прогоняя вереницу несвоевременных мыслей. – И откуда вообще такая твердая уверенность в своих заключениях?»
«Ладно, с последним. Может быть, остался след от ножа… Но с ребенком, и остальное?» Раздумья оборвала стюардесса: – Ваша вода, – она чуть склонилась, протянув пассажиру легкий пластиковый поднос с запотевшим стаканом.
– Простите… Андрей… А можно автограф? – девушка вынула из нагрудного карманчика блокнот и простенькую ручку.
Он озадаченно глянул на листок, нахмурил брови, но быстро справился с собой и вывел на клетчатой поверхности размашистую подпись.
Он мог поклясться, что автограф почти один к одному повторяет виденную им только мельком подпись в чужом паспорте.
Белоснежные облака за стеклом иллюминатора навевали странные ощущения. Отчего-то показалось, что он знает, как они пахнут. И как обдирает ледяными иглами кожу эта невесомая кисея.
«Тьфу, – он даже мысленно сплюнул от реальности представленной картины. – Ну что за дичь… Нет, с головой надо что-то делать. Иначе я не только без памяти, но и без рассудка останусь. Успокаивает только одно – скоро врачи в этом всем разберутся. Или хотя бы попробуют…»
Он отвернулся от вызвавшей столь несуразные представления картины за бортом, скосил глаза на сидящих в соседнем проходе, через ряд позади него, спутников.
А там шла оживленная беседа. Впрочем, скорее, это был монолог. Говорил один Кацман. И при всей эмоциональности он умудрялся произносить слова едва слышно, приблизив голову к уху неподвижно сидящего в своем кресле продюсера.
«Я ведь так и не знаю, как его фамилия, – отстранено подумал Андрей. – Вячеслав Михайлович и все…»
Он зевнул, уже было собираясь вновь вернуться к дремоте. Однако замер. Вновь незаметно всмотрелся в беззвучно шевелящего губами Кацмана.
– Ты за словами следи… поц! – рявкнул вдруг Вячеслав Михайлович с такой неприязненной брезгливостью, что эти слова услышал не только Андрей, но и добрая половина соседей. – Парень талант. Куда больше, чем этот твой обглодыш Питерский. И если ты, сволочь, хоть попытаешься… только пальцем шевельнешь, я тебя…
– Ша… – Кацман вытянул руки, стараясь успокоить своего собеседника. – Я понял. Не шуми… Я понял. Но и ты имей в виду… Чечен ждать не будет.
Он опасливо крутанул головой и неожиданно встретился взглядом с Андреем. Разговор мгновенно прервался.
Глава 4
Из истории болезни Пирогова Андрея Сергеевича, двадцати семи лет.
«…Пациент поступил в приемное отделение института им. Сербского 18 октября 20**года с жалобами на избирательную потерю памяти. В результате первичного осмотра был установлен следующий диагноз: «Синдром биографической амнезии второго типа.
Наследственной отягощенности психическими заболеваниями в анамнезе не выявлено. Психические расстройства, черепно-мозговые травмы в анамнезе отсутствуют.
Со слов доставивших пациента в стационар, перед тем, как у больного развился синдром биографической амнезии, имели место различные социальные неурядицы и стрессы: финансовые проблемы и «неудовлетворенность собственной жизнью».
У пациента отмечается нарушение восприятия окружающего. В ходе исследований отмечено, что наиболее пострадала функция памяти, в то время как запоминание и ретенция остались более сохранными.
Во время пребывания в отделении Центра больному была предписана и проводилась комплексная терапия, включающая медикаментозные (психотропные препараты, препараты ноотропного ряда, препараты, улучшающие мозговое кровообращение, антиоксиданты) и немедикаментозные методы (психотерапия, гипербарическая терапия).
Применение гипнотического директивного психотерапевтического метода не дало необходимого результата, т.к. «восстановленные воспоминания» во время гипноза не соответствовали действительным событиям, имевшим ранее место, поскольку пациент, являющийся эстрадным певцом, во время гипноза предположил в частности, что «вспомнил», что, вероятно, служил в вооруженных силах, имел определенное количество прыжков с парашютом и, возможно, являлся жертвой авиакатастрофы.
Ни эти факты, ни прочие, из якобы вспоминаемых больным, фактического подтверждения не получили.
В течение обследования имели место фрагментарные «наплывы» различных воспоминаний о событиях прошлого, которые больной не мог соотнести ни к определенному месту, ни к определенному интервалу времени. При этом он мог назвать временной промежуток (детство, юность в походе), когда это событие происходило, но точные даты назвать затруднился.
Воспоминания носят более развернутый, эмоционально насыщенный характер.
Аффективные нарушения выразились в виде неустойчивости аффекта и аффективной ригидности, доходящей вплоть до нивелировки характерологических и личностных особенностей.
Однако пациент высказал уверенность, что во время встреч происходит механическое «закачивание информации», без эмоциональной «окраски», присущей обычным воспоминаниям.
От последующих встреч, преследующих собой достижение терапевтического эффекта, больной отказался категорически.
Через 10—15 дней после стационирования у пациента выявлялись резкие перепады настроения. Периоды подъема достаточно резко (в течение 30—40 минут) сменялись снижением настроения. Длительность этих перепадов настроения составляла в среднем 2-З часа. Такие перепады в течение суток могли повторяться 3—5 раз, что астенизировало больного, однако в этот период в памяти у него начали восстанавливаться воспоминания.
Заключение: Применение вышеперечисленного комплекса лечебных мер позволило практически полностью восстановить утраченные воспоминания:
На момент обследования память пациента Пирогова А. С. на основные события жизни была восстановлена практически полностью, восстановились чаще «вспоминаемые» события из прошлого.
У пациента отсутствуют некоторые незначительные воспоминания о каких-либо личностно-значимых событиях, вместе с тем, его интеллектуальный уровень вновь приблизился к возрастной норме, общие знания об окружающем мире восстановились.
Проведенное лечение и исследование показали у пациента нарушение памяти, которое характеризовалось утратой не только автобиографических сведений, но и некоторых приобретенных в течение жизни знаний, навыков и умений (в т.ч. профессиональных). Однако глубина утраты знаний, навыков и умений выражена весьма незначительно.
Психологическое исследование нарушений функции памяти не выявило. Личностная диагностика определила тенденцию к вытеснению неблагоприятных ситуаций, отрицание затруднений в межличностных отношениях и в контроле поведения.
Были выявлены независимость в суждениях, склонность к радикализму, развитые чувства долга и ответственности. Практически отсутствующая тревога и вытеснение ситуации уменьшают потребность больного к переменам, затрудняя воздействие на пациента.
Хорошие способности к обучению. Сенсомоторные реакции несколько замедленны.
Заведующая лечебным отделением клиники Научного центра судебной и социальной психиатрии им. В. П. Сербского,
Кандидат медицинских наук Калинина А. В.»
Андрей аккуратно уложил историю болезни обратно в прозрачный файл, щелкнул застежкой и невесело усмехнулся. Месяц прошел с того памятного дня, когда он повстречал на перроне захолустного полустанка парочку столичных пассажиров.
С одной стороны, что такое месяц? Тридцать дней, четыре недели, на край три декады – это кому как нравится. А вот надо же, этих дней с лихвой хватило для того, чтобы напрочь исчез, словно его и не было, наивный паренек в драном ватнике.
Главным испытанием стало вовсе не то, что ему пришлось почти целыми днями мотаться по бесконечным процедурам и обследованиям. Это как раз не особо и напрягало. Надо – значит, надо. Тем более, что влетело это лечение в такую сумасшедшую сумму, что даже не слишком хорошо разбирающийся в ценах на медицинские услуги Андрей обалдело выдохнул, не найдя подходящих слов.
Настоящим ударом стало именно его необдуманное согласие побыть еще немного двойником знаменитого музыканта. В клинике, куда его прямо из аэропорта доставили заботливые провожатые, к трагедии знаменитого артиста отнеслись с пониманием и даже сочувствием. Отдельная, в высшей степени комфортабельная палата, заботливые медсестры, отличная пища в чистой и уютной столовой, вовсе не похожие на сумасшедших пациенты…
Казалось бы, Андрей мог вздохнуть с облегчением и всецело доверить себя опытным специалистам.
Увы… Первая неудача постигла, когда попытался пересказать свои странные сны.
Врач терпеливо выслушала его рассказ, глядя на знаменитого пациента с профессиональным вниманием, однако напрочь отсекла все умозаключения Андрея, когда он лишь попытался предположить, что это и есть остатки его исчезнувшей памяти.
– Андрей Сергеевич, вы артист, человек публичный. И мне не нужно было даже особо стараться, чтобы собрать всю информацию о вашей биографии. Достаточно было просто выйти в интернет и посетить сайт ваших фанов. – профессорша шевельнула наманикюренными пальцами, – фанатов. Там вся ваша личная жизнь разложена по полочкам. Поэтому я могу ответственно заявить – вы ни дня не служили в армии, и никакими военно-прикладными видами спорта не занимались. К сожалению…
И тут Андрей понял, что угодил в капкан. Отказаться от своего имени он уже не мог, а впрочем, если бы даже и захотел, то был бы не слишком правильно понят, в первую очередь санитарами.
Клиника, пусть респектабельная, дико дорогая, но в своей сути обычная психушка, и при ближайшем рассмотрении ничуть не подходила на роль школы гуманизма. И специальные препараты, пришедшие на смену архаичному перидолу и магнезии, однако ломали волю и отбивали желание спорить с персоналом по принципиальным вопросам ничуть не хуже, а то и качественнее.
Продолжать настаивать в том же духе для Андрея могло обернуться простым и вовсе не фантастическим диагнозом, имеющим в своем корне слово «шизо».
Поняв эту несложную истину, Андрей смиренно признал свою неправоту и терпеливо дождался посещения клиники заботливым продюсером. Что до Кацмана, то он не появлялся вовсе.
И тут произошло довольно странное перевоплощение – Вячеслав Михайлович внешне сочувственно выслушал жалобу Андрея на допущенную ошибку, однако помогать ему в восстановлении истины отказался наотрез.
– Андрей, пойми, так не делается. Это ведь преступление. Попробуй я сейчас признать, что подсунул нескольким тысячам зрителей не знаменитого певца, а никому неизвестного бродягу… Да меня засудят… и не только… Нет! И не уговаривай. Исключено. И вообще. Я тут провернул одно дельце, – он сунул руку в карман и вытянул наружу плоский диск в блестящей коробочке: – Вот. Пилотная партия. Это те песни, которые ты исполнял на концерте. На студии их обработали, почистили, наложили компьютерную аранжировку. Вуаля. Посмотри, какая вышла конфетка! Я уже показывал их кое-кому на радио, и там согласны их раскрутить. Даже готовы взять бесплатно. Впрочем, они и без того неожиданно выплыли в сети. Видимо, выложил кто-то из зрителей. Отвратного качества, но они набрали уже несколько сот тысяч скачиваний. Андрюша, это Клондайк. Мы заработаем миллионы рублей.
Андрей взял в руки коробочку. Глянул на свою – нет, на чужую физиономию с умело уложенным ежиком волос.
– А меня спросить? – только и смог произнести он. – Мало того, что вы крадете у меня возможность, пусть и гипотетическую, выяснить, кто я такой, так теперь и песни. Да, и почему фото его?
Продюсер на мгновение смутился. – Ты ж… Никто не должен знать, что ты здесь. Понимаешь. При заключении договора я взял с врачей твердое обещание не раскрывать твое инкогнито. Пока не стоит. Как только диск выйдет в продажу. Тогда, возможно, но не ранее.
– Но я даже слова не могу сказать о том, что пытаюсь вспомнить, – не выдержал Андрей. – Мне что делать?
– Андрей! Ты просил привезти тебя в Москву, определить в лучшую клинику… Согласился на то, чтобы называться Андреем Пироговым. К тому же, подумай сам, кто бы стал платить за обследование и лечение здесь, где одни сутки нахождения стоят порядка двадцати тысяч рублей, никому неизвестного человека?
– Ну, а если я не стану молчать? – ласково поинтересовался Андрей, чувствуя, как его переполняет холодное бешенство.
– Тогда тебе придется лечиться всю оставшуюся жизнь. Вернее, нет. Лечить тебя будут до тех пор, пока не прекратится финансирование. А оно, уж ты поверь, прекратится весьма скоро. А тогда тебя переведут в Психиатрическую больницу номер семь. Местечко, нужно сказать, еще то… И если ты все же сумеешь не свихнуться там окончательно, то в лучшем случае окажешься в социальном приюте… Хотя, нет… ты ведь не москвич. Ну… дальше, наверное, можно не продолжать.
Андрей сумел сдержать вполне объяснимый порыв, вежливо пожелал гостю счастливого пути и, не слушая больше его слов, вернулся в палату.
Однако и разговоры с врачами о своей настоящей памяти он больше не заводил: «Единственный способ выйти из клиники и при этом избежать пожизненного клейма ненормального – это „вспомнить“ то, что от него желают услышать». Именно после этого разговора состояние артиста резко улучшилось. А помогла в этом именно мимолетная обмолвка врача, сообщившей о наличии в интернете всей необходимой информации о его прошлом. Подключить к сети ноутбук, денег, выданных не слишком щедрыми импресарио, все же хватило. Потому уже на третий день пациент приступил к всестороннему изучению «своей» биографии.
Жизненный путь Андрея Пирогова никаких особых сюрпризов не содержал. Уроженец славного города на Неве, сын обеспеченных родителей, он еще с юношеских лет отирался по различным, в основном околомузыкальным, тусовкам. Лет пять назад его приметил тот самый продюсер, по фамилии Рогожин, который как раз искал симпатичного и не бесталанного паренька в свой новый проект.
Однако первые пару лет никаких особых успехов на музыкальном поприще Андрюша, которому подобрали звучный псевдоним, не добился. В чарты и топы не выходил. Прорывом стал альбом, написанный для него известным шоуменом и по совместительству сочинителем бессмысленных, но крайне прилипчивых и запоминающихся песенок Артемом Дворецким.
Неслабая пиар-кампания, удачная раскрутка, парочка выступлений в шоу знаменитой примадонны, которая на старости лет возомнила себя меценатствующей императрицей российского шоу-бизнеса. В итоге, уже через полгода Андрей стал вполне узнаваем и востребован. Год, ну может, полтора, он благополучно кормился с этого гандикапа, но затем начал понемногу сдавать позиции молодым и, что уж греха таить, чуть более талантливым конкурентам.
Последний год, несмотря на довольно затратные меры по оживлению умирающей звезды, оказался вовсе провальным. Тур по городам России, который в среде музыкантов не без цинизма зовется большой чес, он бесславно провалил. Исключением, причем весьма неожиданным для всех, стал именно тот импровизированный концерт в далеком сибирском городе со странным для русского уха названием.
Выступление это, о котором мало кто мог что-то сказать доподлинно, обросло великим множеством слухов и сплетен. Появились даже отвратительные ролики нескольких песен.
Исполненные в совершенно несвойственной певцу манере, они тем не менее, мгновенно разошлись на рингтоны. Короткая Андрюшина речь перед концертом в свете этих песен стала трактоваться почитателями не менее как программным заявлением их возродившегося из пепла кумира. В сети даже появились плакаты, на которых в позе нетленного терминатора стоял их кумир, а венчала изображение не менее затертая фраза Железного Арни, обещавшего скорое возвращение.
Нагнетала ажиотаж и поспешность, с которой певец прервал гастроли, а потом просто исчез. Впрочем, кое-какие сведения, изрядно расцвеченные и перевранные, оказались доступны особо рьяным почитателям и фанатам. Говорили о неожиданной травме, болезни, и что самое примечательное, проскакивали намеки на некую душевную травму.
