Читать книгу: ««Союз нерушимый…»», страница 8

– А что, мы там увидим? Снег на крышах?, – съязвил я.

– Ну да, ну да, – быстро она согласилась и продолжила.

– Выполнен в стиле позднего классицизма по проекту архитектора Огюста Монферрана. Собор возводился аж 40 лет, с 1818 по 1858 годы. Достигает в высоту 101,5 метр, позолоченный купол храма видно почти отовсюду в историческом центре. По размерам купол Исаакиевского собора уступает только куполам соборов Святого Петра в Риме, Святого Павла в Лондоне и Санта-Мария-дель-Фьоре во Флоренции…, – она нам заученно рассказывала, но была прерван вопросом Василисы.

– А, что это за мужик на коне?

Мария Фёдоровна запнулась и стала, как рыба, выброшенная на берег, глотать воздух ртом и одновременно покрываться розовыми пятнами на лице. Что говорило о крайней степени её возмущения. При чём, скорее всего всем, и бестактностью, и невежеством, и самой формой постановки вопроса. Но потом профессионализм явно в ней возобладал над личным, и она обычным своим гидовским тоном переключилась на тему вопроса:

– Памятник Николаю I начал строиться в 1856 году после смерти императора по проекту всё того же архитектора Огюста Монферрана и был открыт 25 июня, по старому стилю, 1859 года…

– А как, его большевики не снесли?, – продолжила задавать вопросы Василиса.

В этот раз реакция гидши была не такой эмоциональной и она просто ответила:

– Да, действительно, ничего хорошего, с точки зрения большевиков, Николай первый, или как его называли за строгости, Николай Палкин, не сделал. Подавил восстание декабристов, подавил восстание венгров в Австро-Венгерской империи и довёл Россию до войны с рядом стран, известную у нас, как Крымская. Хотя многие военные историки склоны её считать мировой войной. Так как она велась Россией с коалицией стран, таких как Османская империя, Британская империя, Французская империя Наполеона третьего, племянника Наполеона Бонапарта. И велась она не только в Крыму. Крым и неудачная оборона Севастополя были лишь одним из эпизодов той войны… Но это я увлеклась. Так вот, большевики хотели его снести, но он был признан шедевром инженерной мысли, это была первая в Европе конная статуя, поставленная на две точки опоры, задние ноги коня. И это его спасло от сноса, – закончила она ответ на этот вопрос и почти без перехода продолжила:

– Посмотрите на лево. Мы проезжаем Казанский кафедральный собор или Собор Казанской иконы Божией Матери, один из крупнейших храмов Санкт-Петербурга-Ленинграда. Построен в 1801-1811 годах архитектором Андреем Воронихиным для хранения копии чудотворной иконы Божией Матери Казанской. После Отечественной войны 1812 года приобрёл значение памятника русской воинской славы. В 1813 году здесь был похоронен полководец Михаил Илларионович Кутузов и помещены ключи от взятых городов и другие военные трофеи. В 1932 году превращён в Музей истории религии и атеизма.

– А сейчас посмотрите на право. Это Дворцовая площадь, с 1918 до 1944 площадь Урицкого, главная площадь Санкт-Петербурга-Ленинграда, архитектурный ансамбль, возникший во второй половине XVIII-первой половине XIX века. Площадь образуют памятники истории и культуры мирового значения: Зимний дворец, Здание штаба Гвардейского корпуса, Здание Главного штаба с Триумфальной аркой, Александровская колонна. Её размеры составляют около 5,4 гектара. В составе исторической застройки центра города площадь включена в список Всемирного наследия и является пешеходной зоной.

– И вот мы подъезжаем к цели нашей экскурсии. «Государственный Эрмитаж», до 1917 года – «Императорский Эрмитаж», с1964 года – «Ордена Ленина Государственный Эрмитаж» – музей изобразительного и декоративно-прикладного искусства. Основан 7 декабря 1764 года. Является одним из крупнейших художественных музеев в мир, – торжественно объявила нам наш гид.

Пока выходили из машины и шли ко входу в музей, а главный вход в Эрмитаж расположен на Дворцовой площади, напротив Александровской колонны, она продолжала трещать:

– Далее по ходу от Невского проспекта идёт Дворцовый проезд и расположен Дворцовый мост – разводной мост через реку Неву. Соединяет центральную часть города, Адмиралтейский остров и Васильевский остров. Длина моста – 250 метров, ширина – 28 метров. Состоит из пяти пролётов. Разведённый центральный двукрылый пролёт Дворцового моста – один из символов города…

И была снова прервана Василисой:

– А когда, его разводят?

– В час ночи, – коротко ответила гид и продолжила:

– Здание на той стороне Дворцового проезда, это здание Главного адмиралтейства…

– Ого, ещё одно, – это не выдержал уже я.

– Что значит «ещё одно»? Молодой человек, – опешив спросила меня гид.

– Ну там, возле нашей гостиницы, вроде ещё одно есть?, – ответил я ей неуверенно.

– Ах, это, – облегченно та сказала и продолжила, – это одно и тоже здание. Тут до Вашей гостиницы «рукой подать». Я просто сделала Вам небольшую обзорную экскурсию по центру города.

– И так, это комплекс адмиралтейских построек в Санкт-Петербурге на 2-м Адмиралтейском острове, расположенный на берегу реки Нева, значительный памятник архитектуры русского классицизма. Изначально построенный в качестве верфи, подвергался перестройке в XVIII-XIX веках. «Кораблик» на шпиле здания рассматривается, как один из исторических символов города наряду с «Медным всадником» и ангелом на шпиле Петропавловского собора Петропавловской крепости. Адмиралтейская игла запечатлена на медали «За оборону Ленинграда», – сообщила нам гид.

– А что, это за «Медный всадник»?, – продолжила позорить меня и себя Василиса.

Но гидша уже была на чеку и просто так её нельзя было «взять врасплох» и «вывести из себя» нашим невежеством. И она, не меняя интонации своего менторского голоса, ответила:

– «Медный всадник» – неофициальное название одного из памятников Петру I, закрепившееся за ним после выхода одноименной поэмы Александра Сергеевича Пушкина в 1837 году. Монумент, выполненный из бронзы, и находится на Сенатской площади. Там, – и она небрежно махнула в сторону Адмиралтейства, и добавила: – на обратном пути проедем мимо.

– Кто такой Пушкин, надеюсь знаете?, – вполне серьёзно она поинтересовалась у нас.

– Конечно. Он у моей пра-пра-пра-бабки двоюродной, этаж снимал тут недалеко, на Мойке, – тоже небрежно, копируя гидщу, махнула куда то в сторону Василиса.

Тут уже я опешил и открыл непроизвольно рот и посмотрел туда, куда указала подруга.

– Во-первых, Мемориальный музей-квартира Пушкина, рассказывающий о последних месяцах жизни поэта, находится вон там, – указала величественно рукой гидша в сторону, обратную от указанной Василисой, куда-то за Александровскую колону.

И продолжила вещать: – Там, в доме княгини Волконской, на набережной реки Мойки «у Конюшенного моста», Александр Сергеевич Пушкин снимал квартиру с начала сентября 1836 года. Как сказано в договоре, «…весь, от одних ворот до других, нижний этаж из одиннадцати комнат состоящий, со службами…», – дословно видимо, процитировала наша гид строку из договора-найма.

– А во-вторых, милочка, какое отношение ты имеешь к Волконским?, – вопрошала с надменностью Мария Фёдоровна, с таким видом, будто это она их наследница, а не какая то «замухрышка необразованная».

– С двух сторон прямое, – непонятно, но гордо заявила Василиса, вздёрнув подбородок и выпятив грудь.

– Это как?, – тут уже я не выдержал.

– А так. По линии мамы, мой пра-пра-пра-дед оренбургский генерал-губернатор, а она, стало быть, евонная дочь. А по линии папы, от ейного братца, героя-декабриста, в Сибирь, в Иркутск сосланного, – выложила Василиса дворянские корни своего генеалогического древа.

Тут с нашей гидшей стали происходить странные метаморфозы. Она то присела, то привстала, потом оббежала Василису, и при этом внимательно в неё всматриваясь и щурясь, как будто впервые увидала диковинку и хочет рассмотреть получше.

И в конце, с твёрдостью в голосе заявила: «Похожа, чертовка, ай похожа. Рюриковичей кровь !».

Потом, успокоившись, добавила, вздохнув: – эх девонька, документов небось нету? Так только, семейные предания. А таких, знаешь сколько тут объявляется кажен год? Ты вот Волконской обозвалась, а тут, бери выше. В Цари метят !, – и махнув рукой, как ни в чём не бывало, продолжила:

– Взгляните сюда. Это Александровская колонна. Воздвигнута в стиле ампир в 1834 году в центре Дворцовой площади, уже известным Вам, французским архитектором Огюстом Монферраном, по указу императора Николая I в память о победе его старшего брата Александра I над Наполеоном в Отечественной войне 1812 года. Барельефы на пьедестале колонны в аллегорической форме прославляют победу русского оружия и символизируют отвагу российской армии. Монолит розового гранита был изготовлен в каменоломне под Выборгом в 1830-1832 годах. С большими сложностями он был перевезён из каменоломни в 1832 году на специально сконструированной для этой цели барже в Санкт-Петербург. Монолит не закреплён и держится только силой собственного веса, – вещала гид монотонно, много раз повторяемый ею текст.

При этих её словах, нам с Василисой, одновременно показалось, что колона начала падать прямо на нас и мы заметно шарахнулись в сторону.

– Не бойтесь. Это эффект плывущих в небе облаков, – напомнила нам гид о известном нам явлении и продолжила:

– Памятник венчает фигура ангела работы Бориса Орловского.

– Колонна – один из известнейших памятников Петербурга. Нередко её ошибочно называют «Александрийский столп», по стихотворению Пушкина «Памятник»:

«Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастёт народная тропа,

Вознёсся выше он главою непокорной Александрийского столпа.», -

процитировала Мария Фёдоровна известные бессмертные строки.

– Вот и цель нашей небольшой пешей экскурсии, – указала она на здание Зимнего дворца, где и находился Эрмитаж.

Нам уже давно было видно огромную очередь во чрево Музея и от этого делалось не по себе. Хоть на улице и не было мороза, как в Москве, и было заметно теплее, но стоять в очереди совершенно не хотелось. Но не успел я открыть рот, чтобы высказать возражение, как наша гид заявила:

– Для вип-гостей у нас есть другой вход, через который Вы попадёте сразу в основную экспозицию Эрмитажа и уже по желанию проследуете посмотреть легендарную лестницу Зимнего дворца, по которой поднимались революционные массы, во время его штурма в октябре 1917 года, чтобы низложить временное правительство Керенского, который к тому времени сбежал в женском платье в посольство США на автомобиле английского посла, как Вы знаете.

Я при этом заметно расслабился и стал крутить головой, всё с интересом рассматривая вместе с Василисой.

– А, где ворота? – спросила та.

– Вот же, – гид указала на ворота в ограде Зимнего.

– Да не эти. А на которые люди лезли во время штурма, – уточнила Лиса.

– Ах, те, из фильма Эйзенштейна? Так вон они, – указала гид в обратную сторону от Зимнего, на другой край Площади, – то ворота Триумфальной арки Главного штаба были сняты в фильме. Хотя Вам прекрасно видно, что сюда можно было спокойно попасть со стороны Дворцового проезда, как мы с Вами и поступили.

– Так, а зачем тогда народ в ворота ломился?, – задала Василиса закономерный вопрос.

– Ну, это нужно у режиссёра спросить, – отмахнулась гидша, но тут же, спохватившись, добавила, – как оно на самом деле было, не важно. Важно то, что осталось на плёнке. Значит там нельзя было пройти и применили такую вот военную хитрость, – защитила достоверность официальной легенды героического штурма Зимнего, Мария Фёдоровна, – как она про себя подумала: «От греха подальше».

– Понятно, – сказал я, теряя к этой, скользкой идеологической, теме интерес.

– Нам туда, – указала гид дальше вдоль здания Зимнего и добавила, – там с улицы Миллионной или Халтурина есть вход в так называемый Новый Эрмитаж.

– А чего, такое название улицы?, – влезла с новым вопросом Василиса.

– «Миллионная» название царское, а «народника Халтурина» послереволюционное. Как вот Невский назвали проспектом «25 октября», а Дворцовую площадь, площадью «Урицкого», – стала пояснять Мария Фёдоровна по ходу продвижения нами к нашей цели, – но в 1944 году, в честь снятия Блокады, почти всему вернули их исторические названия и потом процесс продолжился. А сейчас вышло постановление, что можно и так и так называть. Как кому хочется. Это в рамках окончательного примирения гражданского конфликта 1917-1922 годов. Например, Ленинград вполне уместно называть, как просто Питером, так и полностью Санкт-Петербургом. Но вот Ленобласть, Петербуржской или Питерской называть неудобно и это не будет соответствовать исторической правдивости, – добавила она.

Через некоторое время гидша торжественно сообщила нам, – ну вот мы и пришли, – указывая на красивый портик Нового Эрмитажа, который поддерживали десять фигур Атлантов.

– Если у Вас есть сокровенное желание, то Вы можете заручиться поддержкой гиганта, для этого дотянитесь до большого пальца его правой ноги и загадайте, – предложила Мария Фёдоровна вполне серьёзно и сама это проделала, попутно поясняя:

– Мы ленинградцы уверены, что они охраняют город и его жителей, а также исполняют сокровенные желания. Это поверье пошло ещё со времён блокады Ленинграда, когда один из снарядов попал в Атланта, разрушив ему торс практически наполовину. Но он выстоял.

Я и Василиса тоже подбежали в след за гидом к гигантскому исполину и совершили ритуал. Я не знаю, кто что, загадывал, я всегда просил в таких случаях мира и здоровья моим родным.

Затем мы быстро прошли во внутрь. Марию Фёдоровну там знали и никаких вопросов не последовало. Разоблачившись от верхней одежды в гардеробе, наша меленькая экскурсия вышла в начало экспозиции. Не успели мы совершить и нескольких шагов, как мимо нас прошмыгнула пара котов.

На немой наш вопрос, не дожидаясь его озвучивания, ответила гид:

– Есть много легенд о Зимнем дворце. Я их Вам сегодня расскажу. Эта история, наверное, самая правдоподобная из всех. В Эрмитаже существует самая настоящая «почетная государственная служба», основными служителями которой являются коты, – торжественно она заявила и увидев наше недоверие, продолжила:

– Появилась она во времена Петра I. Тот из Голландии привез красивого, и довольно крупного кота. Позже коты были привезены также и из Казани. Во времена Екатерины II, которая была поклонницей собак, возникла даже «война кошек и собак». Собаки полностью вытеснили кошек в подвалы. Советская власть свергла не только царскую династию, но и династию царских котов. Тяжелые революционные годы коты перенесли довольно стойко, за счёт истребления крыс и мышей. А вот годы Блокады Ленинграда им пережить не удалось. Все они были съедены и Ленинград заполонили крысы. После войны сюда привезли два вагона, загруженные кошками. Проблема распространения крыс быстро решилась, но появилась другая, размножающиеся кошки заполонили дворец. Периодически музей устраивает акции по поиску хозяев для них. Надо сказать, что их очень уважают за их верную службу. У каждого из 60-ти котов Зимнего дворца есть паспорт с фотографией, их любят, кормят и лечат. Единственный минус неофициального создания этой службы – было отсутствие финансирования. Но сейчас у Эрмитажа есть средств на содержание кошек, и они живут и несут службу за счет доходов музея уже официально.

– Ничего себе, – высказались мы хором, когда гид окончила свой рассказ.

Мы шли по анфиладам и переходам залов музея. Гид пыталась нам делать пояснения, но нам после истории с котами, это было не совсем интересно. Она это заметила и снова вернулась к теме легенд Эрмитажа:

– Я вижу Вам нравятся легенды. Так вот самой популярной легендой о Зимнем дворце является присутствие тут призраков. Как рассказывают музейные работники, очень часто в коридорах, затемненных помещениях и кладовых можно встретить тени российских императоров. По ночам по залам бродят духи Екатерины Великой, вот она изображена на этой картине, – указала гид на огромное полотнище.

– Также тут бродят призраки Николая I, Александра II, а в последнее время все чаще можно встретить призрак императора Николая II, – вот их портреты, жестом она привлекла наше внимание к ним и продолжила уже более интересное повествование:

– Призраки здесь были всегда: известен факт, однажды ночью, когда царская особа уже спала, в Тронном зале появился образ женщины, точь-в точь схожий с самой Анной Иоанновной. Дежурный караул замер при виде императрицы, офицер пытается отдать честь с помощью обнаженной шпаги. Женщина ходила туда-сюда по залу, не замечая караульных, – вот и её портрет, кстати.

– Призрак же Николая I схож по характеру со своим прообразом, настоящим императором. Он часто задерживался вот в этом своем кабинете, где он очень много думал о судьбе России, искал пути ее развития и совершенствования способов руководства страной, – вот он тут изображён довольно скромно, кивнула гид в сторону небольшого его портрета.

Несмотря на то, что по залам, одновременно с нами ходили сотни людей и в музее было заметно жарко, нас с Василисой начало немного бросать в дрожь, а Мария Фёдоровна продолжала нашу необычную мистическую экскурсию обычным гидовским тоном:

– Привидение Николая I появляется практически всегда в одном и том же месте. Его не раз пытались сфотографировать, но все время странные обстоятельства мешали сделать качественный снимок. То какая-то неведомая сила парализовала конечности и не давала нажать на кнопку фотоаппарата. И даже если удавалось запечатлеть образ Николая, то в итоге все равно изображения получались размытыми и разглядеть что-либо на них было невозможно.

– И как с этим сейчас?, – запинаясь и оглядываясь я спросил.

– Истории о привидениях Зимнего дворца продолжают всех будоражить. Недавно тут заменили сигнализацию на более чувствительную. В результате, в первое время она срабатывала без видимых причин. Сразу появились слухи о том, что, якобы, причиной этого является передвижение по залам призраков. Сейчас сигнализация перестала срабатывать невпопад. Сразу же нашлись объяснения: призраки теперь научились обходить ее стороной, – ответила гид на мой вопрос и затем торжественно произнесла:

– Часы «Павлин» – визитная карточка Эрмитажа ! Посмотреть на них съезжаются тысячи туристов со всего мира. В 1777 году их купил князь Григорий Потёмкин, чтобы сделать подарок для Екатерины Второй, у которой с ним был роман. Но сюрприз не удался: часы сильно пострадали при перевозке и ко двору попали в нерабочем состоянии. Реанимировать механизм князь поручил гениальному русскому мастеру Ивану Кулибину. Тот разобрал часы, понял их устройство, починил и заново собрал, добавив некоторые детали. Оживающий «Павлин» произвёл фурор при дворе. Когда часы заводили, птица распускала хвост, поворачивалась спиной к публике, ненадолго так замирала и возвращалась в исходное положение. Этим жестом птицы, Кулибин выразил своё отношение к царскому режиму, – пояснила Мария Фёдоровна чудачество мастера идеологической подоплёкой.

Мы с интересом рассматривали это чудо минут десять, а затем Мария Фёдоровна схватив нас под руки, потащила куда то в глубь залов музея, шепча заговорщицки: – я договорилась, сейчас там никого кроме нас не будет.

Потом мы вошли в небольшой зал, где на троне сидела фигура Петра Великого. Там действительно никого не было, кроме нас. За нами служки музея закрыли дверь и всё погрузилось в тишину. Мария Фёдоровна прикоснулась к своим губам указательным пальцем, что на всемирном языке жестов означает «тихо». А затем кивнула в строну фигуры, мол «смотрите внимательно».

Несколько минут ничего не происходило, и я уже собирался уйти, но как только я повернул голову в строну гида, чтобы ей сказать об этом, то краем глаза заметил шевеление. Я резко повернул голову в исходное положение и увидел, как Император Пётр Великий медленно встаёт со своего трона. При этом пристально смотрит на меня весёлыми глазами, улыбаясь. А встав, кланяется нам.

Я, Василиса и Мария Фёдоровна тоже инстинктивно поклонились ему, вернее, поклонился я, а они, видимо, как дамы, сделали книксен. – Где научились?, – пронеслось у меня в голове.

Затем, Император, постояв немного, рассмотрев нас внимательно, задержав взгляд на окаменевшей Василисе, усмехнулся и подмигнул ей, и потом указал на дверь и снова занял своё место.

Я не знаю сколько мы так простояли, первой очнулась Василиса и тут же спросила:

– А, так и должно было быть?

Ответила ей, тихо, но в гидовской манере Мария Фёдоровна:

– Это восковая фигура Петра Первого, которую горожане иронично называют чучелом царя. Окутана ореолом загадок. По одной из версий он оживает только по ночам, но многие утверждают, что, свели знакомство с императором днём. Как и мы, только что, – добавила она и продолжила пояснение: – По их словам, восковой правитель вставал, кланялся и указывал на дверь, видимо, хотел сказать, что пора бы и честь знать. Внутри фигуры действительно спрятаны шарниры, которые позволяют сажать её в кресло и ставить на ноги. Но никаких механизмов, которые приводили бы её в движение, реставраторы не нашли. И ещё, все эти посетители были необычными людьми, как Распутин или Вольф Мессинг, например. Я простой человек, значит кто-то из Вас. Ты Василиса, наверное. Признал тебя за ровню Пётр, – добавила она и посмотрела на Лису восхищённо.

Я про свою необычность, конечно же скромно промолчал.

Когда мы вышли, то перед дверьми скопилась приличная толпа народу. Но никто ничего нам не сказал. Видимо наш вид «полного изумления» говорил всем, что мы удостоились внимания Императора, а значит мы люди не простые, раз он нас отметил.

Музейные служки, две бабушки «божьи одуванчики», светясь, смотрели пытливо на Марию Фёдоровну. Та им только кивнула, мол «было». Те тоже с важным пониманием ответили кивками.

– Значит, копилка слухов пополнилась ещё одним случаем, – подумал я.

Переполненные эмоциями от соприкосновения с красотой и вечностью, мы покидали этот Храм искусств и истории, в надежде ещё когда ни будь снова сюда вернуться. Ведь ещё столько загадок хранит он в себе.

В машине, по дороге в гостиницу, Мария Фёдоровна обещала нам в следующий раз показать египетскую женщину-сфинкса, переносящую души в прошлое и назад, гробницу самого Гомера и даже таинственный подземный ход из Зимнего в особняк самой Кшесинской.

Женщина-сфинкс меня заинтересовала, а вот Гомер с подземным ходом не очень. О Гомере я знал мало, в основном о его исторических-легендах, про Кшесинскую вообще впервые слышал. Но сил спрашивать уже не было, ни у меня, ни у Лисы. Поэтому, мимо Петра Iна коне, прозванного «Медным», мы проехали молча, просто констатировав, что он на указанном гидшей месте.

Тепло распрощавшись с Марией Фёдоровной и заверив ту, что если нам захочется ещё куда то сходить, то мы ей непременно позвоним, мы с Василисой направились в ресторан гостиницы Астории.

Там у нас был оплачен обед. Надо сказать совершенно не дорого. Да оно и понятно. В такие шикарные рестораны обычно ходят вечером. Вот для привлечения дневных клиентов тут и ввели «дневное меню».

Нас встречал швейцар в ливрее на входе, затем гардеробщик в форменном сюртуке, выйдя из-за своей стойки, поприветствовал нас и помог нам снять верхнюю одежду и обменял нам её на номерки и на два гривенника «чаевых». Внутри зала ресторана нас встречал метрдотель. Тоже одет в форму.

Так как талоны на посещение ресторана мы предъявили при входе, то никаких лишних вопросов не последовало, и он нас провёл в одну из кабинок, из которых состояла вся правая сторона зала. Они были закрыты портьерами из бордового панбархата

К стандартному комплексному обеду я дозаказал бутылочку сухого вина.

Пока ждали заказ, сидели с Лисой и рассматривали интерьер ресторана. Он впечатлял своей вычурностью, стенами покрытыми полированным красным деревом, удивлял лепниной и херувимчиками или ангелочками, а скорее всего это были амурчики.

– Молодые люди, как Вам у нас?, – спросил нас седой усач в красной ливрее, подошедший незаметно.

– Да нормально, дедушка, – ответила равнодушным тоном Василиса.

– А Вы знаете, что оснащение «Астории» в момент её открытия в 1912 году было настолько добротное и современное, что ремонт зданию не требовался в течение десятков лет? Даже революция и блокада Ленинграда, хоть и ранили, но не убили крепкую «Асторию». Кухня ресторана оборудована по последнему слову техники. Есть даже лифты для блюд и посуды. Имеются погреба: малый – для вин на «каждый день» – и большой для хранения вина в бочках и бутылках. Сделанная на заказ посуда служит, как и стены здания, многие десятилетия. Это касается не только серебряных столовых приборов и ведерок для шампанского, но и фарфора, и хрусталя. Нашу посуду можно увидеть в фильмах о Шерлоке Холмсе, – поведал дедуля важным тоном.

Фильм о сыщике был моим одним из любимых, особенно сцены с завтраками и обедами, «…Ваша овсянка, сэр !».

Василиса с заметно большим интересом стала рассматривать ресторан, а наш добровольный гид продолжил:

– Наш ресторан был и есть одним из самых модных мест Петербурга и Ленинграда. В «Астории» встречался и обедал бомонд и довольно одиозные личности. Такие как Григорий Распутин, который вообще был частым гостем ресторана, провел как-то здесь ночь с княгиней Долгорукой, женой камер-юнкера высочайшего двора. И об этом, к несчастью для последнего, стало известно всему свету. Кстати, официанты, которые обслуживали Распутина, продержались на своей работе удивительно долго. Я один из них, – сообщил потрясающую новость этот мастодонт ресторанной истории, чем вызвал у нас к его рассказу неподдельный интерес.

– А, что ещё интересного тут происходило?, – спросила Василиса с искренним любопытством, понимая, что снова прикоснулась к истории.

Старик приосанился от внимания к нему юной нимфы и как бы скинул со своих плеч ещё с десяток лет, в добавок к тем, от которых его бережёт оберег таинственного Распутина и начал свой рассказ:

– Благополучный период «первой жизни» ресторана и отеля, неотъемлемой частью которого он является, длился всего четыре года, да и то был омрачен первой Мировой войной. Тогда «Астория» стала военной гостиницей и принимала только высших офицеров. В Февральскую революцию здание было расстреляно пьяными солдатами. Собственно, на весь 1917 год, взрывы, выстрелы и солдатня стали обычным явлением для «Астории». Летом, например, здесь разместился штаб Корнилова, и большевики предприняли кровавый штурм гостиницы. После Революции страсти поутихли. Вожди «нового мира» превратили «Асторию» в респектабельный «Первый Дом Петросовета» и зажили здесь в комфорте со своими семьями. В 1926 году «Астория» снова стала гостиницей, перешла под управление общества «Интурист». Здесь тогда останавливался фантаст Герберт Уэллс. Своим повышенным интересом к дамам Уэллс был известен не меньше, чем «Войной миров». Так что его проживание в «Астории» не обошлось без амурных историй и даже любовных треугольников. Одним из их участников угораздило стать даже пламенного Буревестника и меня. Но это отдельная история, – хмыкнул в свои усы рассказчик.

– Ну пожалуйста, хоть немножечко, – заканючила слезливо Василиса.

Семёныч, как он представился, нехотя согласился и продолжил:

– Мурка её звали, дворянка по происхождению и разрушительница мужских сердец по призванию, была секретаршей и любовницей нашего Буревестника. Она изменила ему с Уэллсом еще в первый его приезд в Россию в 1920 году. Причем случилось это прямо в доме великого пролетарского писателя. Многоугольники Мурки, Буревестника и Уэллса продолжалась 16 лет, до смерти писателя. За это время она успела завести еще несколько романов…, тут снова дедушка хмыкнул, – и затем она вышла замуж за одного эстляндского барона и уехала в Америку.

Рассказ на время прервался, а мы смотрели на человека в ливрее, как будто в саму историю.

Он для вежливости кашлянул, чтобы вывести нас из ступора и продолжил:

– Во время блокады Ленинграда в отеле устроили госпиталь для писателей, художников и музыкантов. Откармливали у нас в ресторане, чтобы сберечь от гибели цвет нации, как тогда говорили. Направление сюда можно было получить только у заведующего Ленгорздравотделом. Одна из самых известных историй про «Асторию» такова: Гитлер собирался устроить здесь банкет по случаю своей победы. Даже распорядился напечатать пригласительные билеты. Так или иначе, но «Асторию» немцы во время своих авианалетов на Ленинград не бомбили. После войны, в наспех отремонтированном здании, снова начали принимать постояльцев. «Астория» стала престижной советской гостиницей и рестораном с соответствующим набором обитателей: фарцовщиками, интердевочками, номенклатурными командировочными и секретарями всяческих творческих союзов. Но и по-настоящему интересные люди хранили верность «Астории». Например, Александр Вертинский…

Тут Семёныч прервался и говорит:

– Вам уже несут обед, а мне пора…

Мы непроизвольно посмотрели в сторону кухни через просветы в шторах, а когда взглянули на старика … то на том месте, где он стоял, только бархатная шторка колыхалась.

– Да, шустрый старик… Это ж сколько ему лет то должно быть?, – задумчиво спросила Василиса.

– Должно быть не меньше девяноста, а по виду больше шестидесяти не дашь, – с сомнением я ей ответил.

Тут нам и действительно принесли наш обед и вино, и мы принялись отдавать должное кухне знаменитого ресторана.

Я с удовольствием констатировал, что под таким непрезентабельным названием, как «комплексный обед», скрывались настоящие шедевры кулинарного искусства. Вроде бы и названия обыденные: салат «Витаминный», мясная солянка, шницель «по – министерски», жаренная картошка. Но это были «произведения искусств и с виду, и по вкусу. Салат был из свежих огурцов и помидоров с зеленью, но так вычурно нарезан и разукрашен, что просился на холст, в виде натюрморта. Не говоря о запахе тмина и кукурузного масла. Солянка была настоящей, то есть на мясном бульоне, с обжаренными кусочками почек, копчёностей и дольками сосисок, с маслинами и лимончиком, с ложечкой сметаны. Шницель ни чем не напоминал столовскую котлету, а наоборот, сам собой в мозгу вызывал это кулинарное название – шницель. Даже приставка «по – министерски» его не испортила, вернее, он в ней просто не нуждался. Жаренная картошка, была по настоящему картошкой и по правильному пожаренной. Вроде ничего сложного. Но вот в других местах у них выходит такая себе пригорелая мягкая субстанция. А здесь с хрустящей корочкой каждая её соломка и внутри рассыпчатая сладкая мякоть. Даже хлеб был свой, то есть, вот только с пода печки. А соус к шницелю можно было подавать отдельно, и свободно съесть с ним хоть газету.