Читать книгу: «Посланник МИД», страница 5
Глава 7.
Конечно же меня там просто послали…
– Тебе чего …пацан?
– К товарищу Дзержинскому?
– А ну щас… как надеру уши… сопля наглая!, – сделал попытку дежурный на входе меня поймать.
Но я «калач тёртый» и только пятки мои сверкали, когда я убегал от дома, про который говорили: «раньше тут был рос-страх, а теперь тут рос-ужас».
Как я недавно узнал, это от того, что на фасаде этого здания была огромная надпись «Страховое общество Россия». А теперь надписи нет, но всем известно, что тут сидит ужасная ЧэКа.
Отбежав от опасного здания на приличное расстояние, я стал лихорадочно думать, что мне предпринять дальше.
Мысль идти с этим к Палсэму отпала сразу же. Наш директор был Педагог с большой буквы, но трусоват в общении с начальством и всякими там идейными. Он даже Севу с товарищем Надей побаивался… в вопросах, не связанных с обычным воспитанием детей. Ну, а сами Сева и Надя были пылкими и быстрыми, как тот фейерверк, – один пшик и всё. Шуму много, а толку мало. Ими самими нужно руководить. Тогда они на что-то способны. Например «проводить в жизнь решение кого-то». А инициатива напрочь отсутствовала.
И вот что мне делать?
– Пойти к Зорину, – всплыла очевидная мысль, и добавила: – сразу нужно было…
– Ехать не идти, – подумал я весело, запрыгивая на подножку мимо проходящего в нужную мне сторону трамвая.
И уже через полчаса я разыскивал в коридорах ЦК РКСМ своего друга Валериана. Да, друга… Он всего то на 8 лет меня старше, как и товарищ Шацкис, который в 15 лет уже стоял у истоков РКСМ.
Меня тут уже все знали.
За январь и февраль, пока работали над прообразом пионерии, я тут примелькался.
– Привет Серый, – первым начал Валериан, протягивая мне свою руку.
– Привет, – ответил я на приветствие, крепко её пожав.
– Каким ветром? Что-то решить в Дружине?…, – спросил тот.
– Да неее… тут вот какое дело…, – начал я, оглядываясь вокруг.
– Аааа… секретное, – подмигнул мне Валериан, улыбнувшись, – ну тогда пойдём в Красную комнату, там сейчас никого, – и потянул меня за руку в её сторону.
Там действительно никого не было и я быстро изложил ему суть вопроса и конечно показал тексты разговоров.
– Молодцы…хорошая работа, – похвалил он меня, когда всё прочитал и тут же завалил вопросами:
– Это ты всё организовал? Сам? Без подсказки? Просто для тренировки в изучении языков? И сколько ты их сам знаешь? Пять?!! Итальянский и испанский хуже… только начал их изучать?
– Ну ты и вундеркинд, – был его вердикт в конце.
– Да неее…, – отмахнулся я, – ещё не хватало…прилепится кличка… не отлепишь, – подумал я, а в голове голос возразил: – полиглот не лучше!
Но в слух сказал:
– Просто слежу за политической ситуацией в Италии… там к власти фашисты рвутся, а в Испании идёт пока парламентская борьба с коммунистами во главе, хоть там и там есть короли…
– Верно ты Сергей заметил, непростое сейчас время, – протянул задумчиво Валериан.
– Ну так что? Поможешь?, – спросил я его с надеждой.
– Конечно помогу. К самому товарищу Ленину идти с этим бесполезно…он отмахнётся, не читая, – раздумывал вслух Валериан и тут же хлопнул себе по лбу, воскликнув:
– Ну конечно же Сталин… к товарищу Сталину пойдём, его Владимир Ильич послушает.
С этим мы выскочили из Красной комнаты и через пять минут уже были в приёмной у Сталина, который, как оказалось, совсем недавно начал работал в этом же здании на Старой Площади в Секретариате ЦК РКПб.
– Мы к Иосифу Виссарионычу, – запросто сказал Валериан дежурному в приёмной и даже не дожидаясь кивка ворвался в кабинет.
– Здравствуйте товарищ Сталин, – весело поздоровался мой друг, за которым в кабинет пробрался и я.
Там за столом сидел усатый чернявый мужчина лет 50-ти и что-то в это время писал. И как только мы вошли, оторвался от дела и тут же ожог нас своим пристальным взглядом, как в прицел… Но разглядев Валериана и меня в красном галстуке, сменил свою серьёзность на заинтересованную весёлость, сказал:
– Ааа, какие люди… комсомол… проходи… садись, дарагой Валериан и… как тебя зовут парень? Ми раньше нэ встрэчалысь, – слегка прорезался акцент у хозяина кабинета.
– Это товарищ Сталин… мой друг… секретарь совета первой в Советской России пионерской дружины, Сергей Козырев, – представил Валериан меня товарищу Сталину.
Тот уже поднялся из-за стола и подошёл к нам вплотную, протягивая руку для приветствия.
Валериан пожал её как обычно, а я вначале отдал пионерский салют, чем удивил Иосифа Виссарионовича.
Затем сев все вместе за стол для заседаний я ему поведал причину нашего прихода.
Сталин вначале слушал сидя, а затем встал, подошёл к своему столу, взял курительную трубку и стал её набивать смятой папиросой.
Затем уже когда я закончил, он молча раскурил её и пару раз затянулся. После чего снова медленно подошёл к нам и спокойно заговорил:
– То что молодёжь беспокоится о жизни нашего вождя – товарища Ленина, више всяких похвал… Ми тут в ЦэКа тоже такого же мнения…но кто такие ми…и кто такие молодёжь, комсомольцы и … пионэры, – при этом снова проявился акцент и Сталин взмахнул рукой с зажатой трубкой.
– Ви должны широко обсудить этот вопрос в своих коллективах и о решении оповестить все вышестоящие органы…как комсомола так и партийные…пишите нам в ЦэКа…пишите в Правду…
Затем он снова затянулся несколько раз и продолжил:
– А что касается подслушанных бесед … то…как я знаю «пионер» ещё имеет значение как «разведчик»… и тогда вам нужно теснее держать контакт с органами ГПУ, которое недавно было выделено из упразднённого ЧэКа …, – пояснил Сталин и снова пыхнул трубкой, пока мы переваривали сказанное им. Вернее, Валериан уже достал из недр своего английского френча блокнот и быстро в нём строчил химическим карандашом вслед за речью старшего товарища под одобрительным взглядом того.
– Так… срочно и мне такой нужен, – подумал я вначале про блокнот, а затем и про френч. Тем более, что похожий был и на хозяине кабинета. В моду у руководства входил полувоенный стиль, сменяя собою Ленинский в виде «пикейной тройки с кепкой» и комиссарский – кожаный с неизменным «товарищем маузером». Сейчас одни шли в непманы и там уже господствовали клетчатые английские пиджаки и котелки с тростями, а другие были верны военной форме без знаков отличия.
Я решил держаться последних. Что-то мне в этом кабине чётко подсказало, что непманы долго не протянут.
А Сталин продолжал про ГПУ:
– Там есть один товарищ…хорошо зарекомендовал себя в работе со мною в Реввоенсовете Республики… Артузов его фамилия… я ему позвоню и он выпишет на вас пропуска…
На этом наше посещение закончилось, так как в дверь заглянул дежурный из приёмной и сказал:
– Товарищ Сталин…Вы просили напомнить о…
– Спасибо, мы уже закончили, – поблагодарил он того, недослушав.
А мы поняли, что нам пора.
Тепло распрощавшись, мы покинули кабинет Сталина.
***
Как только дверь за посетителями закрылась, Коба, как звали его друзья и он сам себя в мыслях, вернулся к своей работе.
Ничего срочного у него не было, но с дежурным он договорился, что в любом случае через десять минут после того, как к нему кто-то придёт, заглянуть в кабинет и произнести эту условную фразу.
Если посетители были не очень важные, то Сталин имел повод с ними безобидно распрощаться, сославшись на неотложное дело, а если наоборот… то повышал их значение в их собственных глазах, продолжая разговор с ними. Но таких было немного. Пока немного…
– Эх…не вовремя Старик начал хворать, – пробурчал себе он под нос по-грузински.
Стариком он называл Ленина, с которым долго был в близких дружеских отношениях, правомерно считая его своим Учителем, а себя его правой рукой.
– А этот молодой пострел везде успел, – пронеслась у него в голове следующая мысль и он окончательно отвлёкся от своей работы и стал думать о своих последних посетителях:
– Верно ребята рассчитали…все бы от них отмахнулись…даже Старик ничего слушать не хочет и хочет самолично «дать бой в Генуи», как он сам выражается…
– Только я смогу его убедить не ехать…там и без него найдётся кому озвучить нашу позицию… Чичерин и Литвинов себя вполне дополняют…
– Чичерин больше демагог и переговорит всех там и самого Пуанкаре, не говоря о Ллойде…
– А Литвинов разобьёт все доводы Антанты своими сухими выкладками, подкреплёнными цифрами и документами
– А по дороге туда… в Берлине они подпишут Германо-Российское торговое соглашение и соглашение о взаимном признании… и отказ от репараций и других взаимных претензий…
– Хотя Литвинов настаивает на английском приоритете в этих делах…
– Да оно и понятно…он там долго жил…дружки его в руководстве новой лейбористской партии, которой прочат большое будущие и которая сменит либеральную Ллойд-Джорджа, да и жена молодая англичанка…
– Но ничего… пусть пока пыль в глаза там пускают…пока я тут буду укрепляться…
– «Уговорили» меня на свою голову принять новую должность генерального секретаря ЦК… и свалили всю бумажную работу и подготовку к XI съезду партии…
– Нет… говорите… по Уставу у нас главы Партии… ошибаетесь…товарищи…теперь будет…ха-ха-ха
Тут он снова вернулся к размышлениям над молодыми соратниками:
– Ну с Валерианом Зориным всё понятно… не наигрался в детстве в скаутов…
Сталин сам внимательно недавно прочёл все по этой теме и был в курсе кто такие скауты и как из них сделали пионеров.
Он тогда вспомнил и свои детские игры типа «казаков-разбойников», как он руководил ватагой малышни в своё родном Гори. Как они носились по его окрестностям, делились на команды, выбирали себе вожаков…интересно было…
– Ну что…может получится…с этой пионерией…
– Главное, чтобы над ними был крепкий руководитель…нужно будет подключится к этому…
– А то комсомол мне совсем не нравится…
– Скопировали себе структуру Партии…даже названия не особо отличаются… Тоже есть свои ЦК и секретари и такие же секретари на местах…
– Большим хитрецом оказался этот товарищ Шацкис…
– Сам в тени…просто член ЦК РКСМ…но он там всем заправляет…
– Это, по его мнению, что получается?…как только секретарь комсомола станет членом Партии, то может тут же претендовать на кресло секретаря парторганизации того же уровня? Например, даже ЦК?
– Шалишь…товарищ Шацкис… не всё так просто…
– В «ставку к Духонину» ты пересядешь, а не в члены ЦК Партии…
«Ставкой Духонина» со времён известных событий стали называть расстрел и Сталин и другие прошедшие гражданскую часто пользовались этим термином и сейчас.
– А этот пионер, как его…Сергей Козырев…тоже секретарь совета пионерской Дружины…но на карьериста не похож…ребёнок ещё…им это нравится…эти игры взрослых…, – усмехнулся в усы Сталин и вернулся к работе.
***
Как только мы выскочили из приёмной товарища Сталина в коридор, Валериан обратился ко мне:
– Так, Серый… у меня дела…дальше сам, – проговорил он озабоченно, протягивая мне два исписанных листика из своего блокнота.
Я их спрятал в карман брюк и поблагодарив друга за помощь, снова направился на Лубянку.
– Ты только там опять не ломись в центральный вход…там с боку есть приёмная для граждан и там же бюро пропусков, – напутствовал в конце меня Валериан, что подсказало мне «…он там бывал».
Так всё и было и через час я уже разговаривал с товарищем Артузовым.
Это был чернявый, бородато-усатый весельчак лет тридцати. И если бы не его невысокий рост, то сошёл бы за Донкихота, как его изображают в книгах.
В глазах его играла и хитринка и серьёзность одновременно.
Он меня внимательно выслушал и с ещё большим внимание прочёл мои записи. Сталин, кстати, не стал их читать. Что говорило прежде всего о широте охвата задачи – жизнь Ленина.
А тут, в стенах ИнО ГПУ НКВД, то есть иностранного отдела государственного политического управления народного комиссариата внутренних дел, важны были любые мелочи.
На последовавшие вопросы:
– Кто конкретно подслушал и записал тот или иной разговор? Где это было? Как выглядели иностранцы это говорившие? и наконец – Давал нам кто ни будь такое задание?, – я вынужден был ответить «не знаю» и «нет».
Но тем не менее, товарищ Артузов меня похвалил и просто посоветовал впредь всё это иметь ввиду и продолжать эту работу с учётом этого.
Тут же мне было предложено стать секретным сотрудником ИнО ГПУ, на что я с удовольствием согласился, подписав необходимые бумаги.
Так же, как и все сотрудники НКВД, я прошёл фотосъёмку во всех ракурсах и дактилоскопию. Так же мне было обещано выдать удостоверение с моим фото. Но в нём я буду значится, как «добровольный помощник милиции». Но меня товарищ Артузов заверил, что «там где надо»…при предъявлении его…будут в курсе с кем имеют дело. А так для всех…я простой активист, как и положено быть пионеру.
По этому удостоверению я смогу без пропуска проходить в здание ГПУ. Посещать столовую для сотрудников на первом этаже, для чего мне выдадут талоны на месяц. Так же я смогу посещать Финчасть, где меня возьмут на довольствие и буду его выдавать. Пока это те же талоны в столовую и зарплата СекСота в размере партминимума в 40 рублей в месяц. Позже будет форма, обувь, дополнительные пайки. Но об этом меня будут оповещать в Финчасти. Так же мне вменяется сдавать каждую неделю отчёт о проделанной работе, которая и будет заключатся в докладе обо всём подозрительном. И не только из подслушанных разговоров иностранцев.
Конечно, от всего услышанного у меня поднялась тёмная волна неприятия стукачества, основанная почти на четырёх годах беспризорной жизни бок о бок с преступным миром, где за это наступала быстрая расправа. Но другой голос мне толковал, что с прошлой жизнь я покончил, а обычный гражданин просто по закону обязан заниматься доносительством, а тем более пионер, в будущем комсомолец. Тем более, что никто ему тут не говорит, что нужно за своими товарищами следить. Просто подмечать безобразия например.
Так же по этому удостоверению меня будут пускать в ИнО и к самому Артузову. Но лучше перед своим визитом всё же позвонить по телефону, указанному на карточке, что мне вручили и где было написано «Прачечная на Пресне».
– Да…там так и будут отвечать…а ты должен им сказать: добавочный А102, – ответил на моё недоумение Артур Христианович, как звали Артузова.
Кстати, гораздо позже я узнал, что в данный момент Артузов трудился замом особого отдела ВЧК-ГПУ, позже преобразованного в Контрразведывательный отдел (КРО) Секретно-оперативного управления (СОУ), где он уже будет начальником.
И то… это не точно. Спецслужбы на этом и стоят!
Затем Артузов посоветовал мне сходить и в НКИД – наркомат иностранных дел, тут рядом, на Большой Лубянке. Найти там товарища Литвинова.
– Я ему сейчас позвоню и предупрежу…постарайся Серёжа ему понравится… я ему расскажу о твоих успехах в языках, – напутствовал меня Артузов.
Глава 8.
Проводив за дверь завербованного только что нового внештатного сотрудника, Артур вернулся на своё рабочее место и задумался:
– Хорошая это будет организация – пионерская…
– Дисциплина военная, как и иерархия… лучше, чем комсомол со своим карьеризмом…те плохо могут кончить…
– Подам ка я идею Феликсу Эдмундовичу помочь пионерам… за счёт имущества сокращаемой армии…
– Что тут этот Сергей говорил про лето…
– Что выезжают они интернатом в деревню и там живут, кто в палатка, а кто вообще в заброшенных барских сараях…
– Вот и поможем всем пионерам по стране…снабдим и палатками и кухнями полевыми и повозками…и передадим часть конского состава…пусть уже с детства учатся ухаживать за главной … пока…движущей силой в армии…
– А там рядом с ними и бравые отставники…герои гражданской… место себе найдут…будут науку военную передавать…
– Да и с помещениями тоже надо помочь под эти их Дома пионеров…
– И игру им военную можно придумать…что-то приходило из ЦК РКСМ по поводу этих пионеров уже…на коллегии говорили…
– Да и как источник кадров…вот пример…сам пришёл…когда такое было?
– А теперь пойдут…хорошее дело…эта пионерия, – завершил свои раздумья Артур и вернулся к разработке операции по внедрению агентов в ряды подполья монархистов и эсэров.
***
Выйдя от товарища Артузова, я вначале посетил Финчасть, куда занёс папку со своим пока тонким Делом и получил там аванс в 20 рублей и талоны в столовую аж 90 штук. «Завтрак, обед и ужин на 30 дней», – как мне подсказали и предупредили, чтобы я их не потерял. Они были разрезаны на листки по 10 штук на лист и легко поместились у меня в нагрудном кармане, который закрывался на крючок.
Затем я отправился поужинать, так как дело шло к шести часам вечера и если мне сейчас идти в НКИД, то на ужин в интернат я не успею. А оставлять еду опоздавшим у нас не было принято, если ты об этом не предупреждал заранее с указанием уважительной причина. Так вырабатывалась дисциплина, точность и пунктуальность у воспитанников, а следовательно моя порция просто уйдёт на добавку самому худому малышу. Да и вообще, если есть где питаться вне интерната, то так и буду делать, решил я, увидев местное изобилие.
Для меня и не только для меня в это голодное время изобилием было наличие например хорошего куска хлеба и миски горячей похлёбки и стакана чая, даже морковного, с куском сахара.
Кстати, Артузов меня напоил чаем с двумя хорошими кусками сахара, один из которых я незаметно спрятал в карман, чтобы отдать товарищам. Так же я прихватил один из трёх сухарей, что были мне предложены к чаю. Один я съел, один положил в карман, а один оставил…такой порядок…последнее брать взападло.
Так вот…тут в столовой, отдав на входе талон, я оказывался у раздачи…где взял поднос, как это делали другие и стал на него ставить тарелки с едой, беря их с прилавка.
Там была квашенная капуста и солёные огурцы, на выбор было две каши, одна перловая, другая овсяная. В неё повар вливал пол черпака тёмной густой жидкости с какими то кусочками. Поясняя, что это мясо с подливой. Но больше всего меня повергли в шок стоящие в конце раздачи подносы с нарезанным чёрным и белым хлебом. Пока я на них смотрел, повар спросил у меня:
– Паря…ты чай то будешь?
Я кивнул.
– Ну тогда бери вон стакан и рядом сахар. Стакан давай сюда…налью…и бери блюдце…если из него уважаешь, – подмигнул он мне, наливая черпаком горячую, чуть коричневую жидкость в поставленный мною перед ним стакан.
И вот с подносом я продвинулся к этим горам хлеба и не знал, что делать.
Вздохнув, взял один кусочек чёрного, и один белого. Последний я уже и не помнил когда ел в последний раз.
И с подносом поплёлся в глубь зала столовой. Столиков свободных было полно. Именно столиков со стульчиками, а не как у нас… длинных столов с лавочками.
Голод не тётка… и я, заняв один полностью свободный, быстро расправился со своим ужином и побежал на выход из грозного «рос-ужаса».
Кстати, мясо оказалось великолепным…хоть и мало.
У нас в интернате и в школе на обед тоже иногда мясо было. Но это была в основном конина…весьма жёсткая. А тут…либо не конина, либо просто хорошо приготовлена.
До здания Наркоминдела на Большой Лубянке было рукой подать. Даже не зная точного адреса улица ул. Большая Лубянка 5 не ошибёшься. На углу Кузнечного высилось оно на все свои шесть этажей, что для малоэтажной в основном Москвы было много.
Но там прямо на входе меня огорчили тем, что товарищ Литвинов как раз уехал… и скорее всего домой и даже дали адрес Софийская набережная 14. Там двухэтажный особняк для приёма делегаций.
– Делать нечего…поеду, – решил я, запрыгивая на подножку трамвая, проходящего мимо в том направлении.
И уже через пол часа стучался в дверь квартиры, которую занимала семья Литвинова.
Даже не спросив «кто там?», дверь широко распахнулась и на меня налетел вихрь их двух малышей лет по пять и молоденькой девицы, кричащих «папа, папа».
Но увидев, что это совсем не папа, тут же стушевались и спрятались за маму или няню…пока мне не ясно кем им приходилась эта девушка лет 25-30-ти.
– Вам кого, – с заметным акцентом спросила она.
– Я к товарищу Литвинову, – ответил я спокойно.
– Оу, есс, это квартира Литфиноф, – девушка подтвердила, частично на английском.
– А он дома?, – продолжил я дознание.
– Ноу, то есть нет…но Вы проходить пожалюйста, – пригласила она меня.
Я не стал себя долго упрашивать и вошёл. Тут же в прихожей снял шапку и пальто, повесив их на вешалку… и стянул свои ботинки… поблагодарив мысленно себя за предусмотрительность, что одел чистые и заштопанные носки без дыр.
Дети уже осмелели и вышли из-за спины своей защитницы.
Затем мы все вместо прошли в гостиную, если так можно назвать довольно небольшую комнату с обеденным столом и большим диваном.
Там все вместе и расположились. Дети на диване, а мы сели за стол. Пока в полном молчании.
Я решил растопить этот лёд и начал первым:
– Меня зовут Сергей, я пионер, – при этом указал на свой красный галстук, который и так уже привлёк их внимание.
– Ааа, это есть красный бойскаут, – по своему перевела девушка и тоже представилась:
– Ай эм…я есть Айви… миссис…то есть жена Литвинов…
– А это чилдренс… наш дети Миша и Танья…
Дети при этом встали с дивана. Девочка сделала смешной книксен, а мальчик подошёл ко мне с протянутой для пожатия рукой.
Я тоже поднялся с места, и отдав пионерский салют, поздоровался с ним за руку.
И тут снова открылась входная дверь в неё вошёл коренастый мужчина в тёмном длинном пальто, в очках и шляпе.
Дети снова радостно побежали его встречать, а Айви просто встала со стула и улыбалась ему.
Я так понял, что это и сеть товарищ Литвинов.
Когда он вошёл в комнату, я ему тоже представился и отдал салют.
– Аааа, новые скауты, – проговорил он, пожимая мне руку.
– Айви, ты чего гостю не предложила хоть чаю?, – обратился он к жене.
Та засмущалась и ничего не ответила.
– Никак не может привыкнуть, что у нас пьют чай не только в «ти тайм» или «файв о клок», – рассмеялся товарищ Литвинов слегка приобняв супругу и добавил, обращаясь к ней:
– Ну ничего…ты Айви пока приготовь нам что-то на стол, пока мы Сергеем у меня в кабинете поговорим…
С этими словами мы перешли в кабинет. Тоже крохотная комнатка, но с рабочим столом, диваном и шкафом для папок и книг. И конечно встроенный в стену сейф. У меня тут же мелькнула мысль, что влезть сюда и вскрыть его пара пустяков. Второй этаж, форточка только прикрыта и незалочена…
– Нуссс, молодой человек, что Вас привело в неурочный час ко мне домой?, – задал уже серьёзно вопрос хозяин дома.
– Я от Артузова, – ответил ему.
– И что Артур Христианович хотел мне передать?
Тут я понял, что Артузов не дозвонился до него и я просто рассказал товарищу Литвинову в четвёртый раз за день свою историю «с записями разговоров иностранцев».
Должен сказать, что в этот раз она была уже более лаконичная и выверенная, чем в первые разы.
Литвинов тоже внимательно меня выслушал и довольно долго вчитывался в записи.
Я так же добавил, что об этом знают, кроме товарища Артузова, товарищи Зорин из ЦК РКСМ и товарищ Сталин. При упоминании последнего как мне показалось Литвинов немного изменил положение головы…но может мне показалось.
– Сергей, я оставлю это у себя, – утвердительно-вопросительно он сказал в конце читки записей и кивнул на них.
– Да … конечно, – согласился я.
– А теперь расскажи мне о твоей инициативе изучать иностранные языки, – обратился ко мне Максим Максимыч, как он попросил меня его называть.
После упоминая о моём знании нескольких языков, Максим Максимыч внезапно заговорил со мною на французском. У него был смешной акцент. Я ему ответил. Затем он перешёл на немецкий, довольно правильный, но всё равно с заметным для меня акцентом. Я ему снова ответил. А вот на английском, как по мне, он говорил как настоящий англичанин, которых я знал. Та же моя нянька.
И когда я ему отвечал, от двери послышался приятный голос Айви, которая на английском приглашала нас к столу.
Чайовничая, товарищ Литвинов похвалил меня и моих учителей. Я ему естественно ничего про своё детство не сказал.
– У тебя очень хороший английский…как будто ты жил в Сохо…это респектабельный район Лондона, – похвалила и Айви.
– Да, я заметил, – подтвердил товарищ Литвинов, – от англичанина не отличишь…обычно иностранцы…даже очень хорошо говорящие на английском имею так называемый кембриджский говор…очень классический.
– Да и французский у тебя скорее эльзасского типа…, – продолжил Максим Максимыч, – где чувствуется влияние немцев…
– А вот твой немецкий напротив… сто процентный остзейский, так говорят немцы из Прибалтики, – пояснил товарищ Литвинов и добавил:
– Но это даже лучше, чем хохдойч…легче пояснить незнание немецких обычаев и реалий при исполнении различных миссий…тайных конечно…
Я естественно, отнекивался и говорил, что самоучка и в качестве примера привёл то, что сейчас самостоятельно изучаю итальянский и испанский языки, так как считаю, что скоро и там произойдут пролетарские революции и нужно будет прийти им на помощь.
Вызвав этим заявлением смех у Максим Максимыча:
– Скоро от них самих тут протолкнутся нельзя будет…как победим их на предстоящей конференции…как миленькие прибегут к нам торговать, – пояснил он.
Потом он вкратце рассказал про эту самую конференцию и заверил меня, что Ленина никто туда и не пустил бы из них всех в ЦК. Но почин наш верный и товарищ Сталин правильно нас направил.
Затем, снова заговорив о международном положении, товарищ Литвинов посоветовал мне начать изучать китайский и японский языки. Именно там, по его мнению, в ближайшее время будут происходить все самые значимые события.
Он указал на огромность тех территорий и многочисленность там живущего населения. И на то, что там сбросили власть императора в Китае ещё в 1910 году, и у них у власти коалиционное правительство с коммунистами в составе.
А в Японии хоть и есть император, но он как божество, ничего не решает. И что даже один из принцев вступил в ряды компартии Японии, которая совсем недавно образовалась.
Затем я рассказал про нашу коммуну, про театр и пригласил их всех в гости.
Айви и дети очень обрадовались приглашению и обещали прийти. Тем более, что тут совсем недалеко до Большой Калужской…пол часа на трамвае.
Максим Максимыч не обещал…ввиду занятости…но приглашал меня к нему заглядывать.
Тем более, что его заинтересовали сведения, что мы могли бы собирать.
– Эх, жаль что тебе всего двенадцать лет Сергей…хоть и выглядишь ты на все пятнадцать…, – сокрушался Максим Максимыч, провожая меня до трамвая, – а то бы взял бы тебя к себе Наркомат.
– На трёх сотрудников….только один со знанием языка, за то все при орденах и похвальных характеристиках…можно подумать это они за них будут говорить с иностранцами, – пояснил он свою печаль.
На том и расстались.
***
Вернувшись домой, Литвинов обнаружил, что жена пошла укладывать детей спать. Тогда он направился в свой кабинет.
Там он ещё раз прочёл записи Сергея и окончательно уверился в их подлинности. Это не было похоже на игру иностранной или нашей разведки.
Да и смысл… Повлиять на его позицию?
Он задумался и ещё раз проанализировал все последние события.
В октябре прошлого 1921-го года его вызвали из Таллина и назначили заместителем Чичерина – наркома по иностранным делам.
Чичерин осуществляет общее руководство всей дипломатической деятельностью. Но так же курирует восточные и протокольный отделы.
А на него возложена организационная работа в НКИДе и руководство европейскими отделами.
Но строгого разделения нет…
Такой важный отдел, как экономико-правовой, подчинялся и Чичерину, и ему одновременно.
Максим Максимович вспомнил, сколько он времени отдавал консульскому отделу, отделу дипкурьеров, да и переписка в НКИДе шла через него.
Но особое внимание он конечно уделял европейским делам.
Установление дипломатических и экономических отношений с европейскими странами он считал делом особой важности.
Здесь он применял свой опыт, накопленный за годы эмиграции, и использовал уже налаженные контакты.
Он имел тесные связи с европейским рабочим движением, в течение нескольких лет представляя ЦК РСДРП в органах II Интернационала.
Был хорошо знаком с его лидерами, которые сейчас заняли крупные государственные посты в своих странах.
Теперь он мог в интересах дела использовать свое близкое знакомство со многими политическими деятелями Запада.
А что с Чичериным?
По сути, они лишь в 1921 году впервые стали работать вместе… на одном и том же участке.
Прежние их контакты носили случайный характер.
Все встречи в Лондоне, в «Герценовском кружке», на вечерах и публичных диспутах, а потом совместная работа в комиссии по репатриации российских эмигрантов происходили в иной обстановке.
К тому же…. они попали в революцию по разному…
Чичерин из родовитой, состоятельной дворянской семьи. Получил блестящее образование, отказался от карьеры дипломата, от положения в высшем обществе.
Таких было много среди революционеров. Это он знал. Тот же Ленин, дворянин, юрист, адвокат.
Путь самого Литвинова к Октябрю был другим…
Когда он впервые встретили в Лондоне Чичерина, тот еще был меньшевиком. А Литвинов секретарь большевистской группы.
У большевиков с меньшевиками разные взгляды на методы борьбы и на развитие революции.
Империалистическая все расставила на свои места.
Многие … в том числе и Чичерин… перешли на большевистские позиции … это абсолютно закономерно.
Об этом говорит и его нынешнее служение делу Октября.
То, что Чичерин был наркомом, а он его заместителем, ни в коей мере не значило, что он ему абсолютно починялся. Он считали себя взаимно эквивалентным с Чичериным.
Еще в Лондоне они обозначили свои позиции.
Конечно, они были разные люди по стилю…
Да и внешне они были полной противоположностью.
Литвинов казался себе более сухим, а Чичерин всегда более эмоциональным. Хотя наружность далеко не соответствует их внутреннему состоянию.
Конечно, у них бывают споры, разногласия …
Важнее другое, что они, будучи дипломатами Советской России, с самого начала заставили наших противников уважать свою страну и советскую дипломатию, ленинские принципы внешней политики.
В 1922 году им предстоит решить труднейшую историческую задачу: расколоть антисоветский фронт.
События этого года развивались стремительно…
Сразу же после нового года, 6 января, Антанта на конференции в Каннах приняла решение о созыве в Генуе международной экономической конференции, а 7 января мы получили приглашение принять участие в ней.
Вспоминал Литвинов недавние события…
Приглашение нас в Геную не было случайностью.
Вооруженные походы Антанты против нас окончились провалом, а пятилетний период непризнания, отсутствие экономических связей с нами нанесли ощутимый удар по европейской и мировой экономике.
Англия почувствовала это сильнее и раньше других…
Она всегда вела оживленную торговлю с Россией.
Бесплатный фрагмент закончился.
