Читать книгу: «Шерлок Холмс и Русская богиня», страница 5

В этот момент напольные часы пробили необычным зловещим боем и события стали развиваться самым зловещим образом. Ватсон облился кофе и заляпал скатерть, что весьма огорчило бы миссис Хадсон, будь она при исполнении. У Ватсона просто тряслась рука от пережитого шока. «Скончался в Чёрном Омфале от укуса анальной змеи». – «Ничего себе эпитафия на могиле! Я бы уполз от стыда в другую могилу», – бормотал себе под нос расстроенный доктор.

– Насколько я успел рассмотреть, мисс Геллу охраняет тайпан Маккоя, – поведал Холмс. – После дела о «пёстрой ленте», которая оказалась индийской гадюкой, я почёл своим долгом разобраться в змеином царстве. Доктор Райлотт, который убил свою падчерицу с помощью индийской гадюки, очевидно, использовал первую попавшуюся тварь. Четверо из пяти укушенных этой змеёй выживают. В той же Индии обитает куда более ядовитый ленточный крайт – ближайший родственник гадюки – и ещё более ядовитая королевская кобра. Ещё страшнее укус чёрной мамбы. Но самая ядовитая тварь в змеином царстве – тайпан Маккоя, австралийская пустынная змея. Запас яда в её клыках убивает сто человек. Этот яд почти в двести раз сильнее яда королевской кобры. Вам исключительно повезло, Ватсон, что защитник мисс Геллы не атаковал вас, потому что его атака неотразима. Человеческий глаз не успевает видеть выпад тайпана, поэтому уклониться невозможно. Как существо инфернальное мисс Гелла не ограничена в выборе защитника, поэтому, естественно, она поручила охрану своей чести этому милому созданию.

Ватсон обиделся.

– Да, Холмс, моё призвание заключается в том, чтобы делать дурацкие вещи, а ваше – быть резонёром, который не способен ни на какое личное действие! Вас не хватило даже на то, чтобы жениться!

– Это мой выбор из двух зол. Когда-то Сократа его друг спросил, жениться ли ему или воздержаться от женитьбы. Сократ сначала привёл массу аргументов в пользу женитьбы, потом такую же кучу аргументов в пользу холостой жизни и заключил словами: «Какой бы ты ни сделал выбор, ты о нём пожалеешь».

– Nevermore! – раздался знакомый хриплый выкрик, и в окно постучался чёрный ворон.

– Скорее, господа, скорее! – воскликнула Гелла. – Вас призывает мессир!

В её руках была щётка с длинной рукоятью, которую Гелла оседлала, как игрушечного коня, то же самое проделали и джентльмены, очутившись за спиной рыжеволосой красавицы.

– Гей! – воскликнула она бешено-весёлым голосом. – Гей! Гей!

Гостиная вдруг страшно увеличилась в размерах, теперь она не уступала дворцовому залу, жерло камина смотрело на них чёрной пещерой, где могла поместиться грузовая фура вместе с лошадьми. Гелла вскинула руку, словно покрутила невидимым бичом над головой, щётка с седоками прыгнула в каминную пасть и по трубе вознеслась к небу. Земля была безвидна и пуста, а небеса сияли звездами. По краю небес колыхались оранжево-фиолетовые сполохи северного сияния – Гелла пришпорила щётку и понеслась к ним. Чёрный ворон летел рядом, храня молчание. Холмс и Ватсон крутили головами, удивляясь тому, что не свалились со своих седалищ на крутом вираже в каминной трубе. Всё было светло в вышине. Воздух в лёгком серебряном тумане был прозрачен. Всё было видно, и даже можно было заметить, как вихрем пронесся мимо их, сидя в горшке, колдун; как звезды, собравшись в кучу, играли в жмурки; как клубился в стороне облаком целый рой духов; как летела возвращавшаяся назад метла, на которой, видно, только что съездила куда нужно ведьма. Другие ведьмы, блистая наготой, целым сонмищем летели, кто на метле, кто на козле, в одном направлении, словно по воздушной дороге, обставленной верстовыми столбами. Они неслись бесконечной кавалькадой, пересекая курс ворона и Геллы.

– Что за ска́чки? Куда они несутся?

– Завтра Вальпургиева ночь! – отвечала Гелла. – Все летят на Лысую гору в Гарце. Надеюсь, мессир позволит и мне отправиться туда! Самая веселая ночь в году!

Ориентируясь на сполохи северного сияния, Гелла достигла береговой линии большого острова, лежавшего внизу посреди мрачных вод океана. Поднялся ветер. Внизу, на расстоянии пяти тысяч футов, ревел прибой. С такой высоты остров виделся, словно в горностаевой мантии – чередованием широких белых пятен и чёрных отметин там, где из-под снега и льда выбивались скальные вулканические породы. Конусы вулканов тянулись в небеса. Одни вулканы безмятежно спали, другие курились разноцветными дымами.

– Это вулкан Тунгнафедльсйёкюдль, – крикнула Гелла, когда вся компания пролетала над чёрным блестящим конусом горы. – Он весь из обсидиана! Когда Посейдон создавал Чёрный Омфал, он использовал именно этот обсидиан, потому что он лучший в мире!

– А это гора Фаградальсфьядль, – продолжила она обзор достопримечательностей. – Её горячие озера питаются вулканическими источниками и служат мессиру лечебницей. Когда мази и примочки перестают помогать, мессир принимает здесь гейзерные ванны, и хворь исчезает!

– А вот и наша обитель! – возвестила Гелла.

Всё небо впереди было в огне. Молнии вспыхивали одна за другой. Многие из них ударяли в вулкан и низвергались в кратер, окутанный дымом. Временами казалось, что гора извергает пламя. Столб чёрно-серого дыма расходился на высоте от семи до восьми тысяч футов над вершиной вулкана, напоминая огромный баобаб.

– Эйяфьядлайёкюдль! – крикнула Гелла, словно здороваясь с огненной горой. – Нам сюда!

Не успели джентльмены глазом моргнуть, как Гелла перевела летательное устройство в крутое пике и направила его жерло вулкана.

– Держитесь!

Гелла наклонилась вперёд ещё сильнее, щетка приняла вертикальное положение и со свистом, как копьё, понеслась сквозь воздушную толщу к озеру кипящей лавы. Всё происходило, как в кошмарном сне. «Вальхаааллааа!», – неистово кричала летящая вниз ведьма. Ватсон и Холмс в полнейшем оцепенении наблюдали, как рыжие волосы Геллы стремительно несутся навстречу рыжему пламени лавы. Резкий запах тухлых яиц осквернил их обоняние. Лавовые бомбы полетели им навстречу, словно ядра мортир.

– Эйяфьядлайёкюдль! – снова возопила Гелла.

Вся компания на огромной скорости влетела в кратер, где уже не было спасения. Бумс!..Холмс и Ватсон инстинктивно закрыли глаза и ждали страшной боли, чтобы умереть. Однако боль не приходила, а под ногами они почувствовали твёрдую опору. Джентльмены открыли глаза и обомлели, обнаружив себя на широкой площади, залитой солнцем.

– Мисс Гелла, – сказал Холмс, – вы бесподобны! Я никогда не видывал такой лихости в полётах на метле, но ещё сильнее меня потрясла ваша способность произносить все эти непроизносимые названия с невероятной легкостью и истинным шармом. Если бы я попытался их повторить, наверняка свихнул бы челюсть. Как вам это удается?

– Элементарно, Холмс! – рассмеялась Гелла. – Это мой родной язык, на котором я разговаривала, когда была валькирией. Я служила в страже Одина и скакала по небесам на крылатом коне. Моего коня звали Сигрдрифа – Победоносец, а мое настоящее имя Гель – Зовущая. Когда мы, валькирии, скакали в небесах, сверкая оружием и доспехами, вспыхивало северное сияние. Вот этот шрам на шее оставлен когтем дракона Фафнира, который напал на нас у водопада Андварафорс, когда Один спал у костра. Фафнир прикинулся стволом рухнувшего дерева и целый день выжидал, наблюдая за нами. Ночью в дозоре я осталась одна, и Фафнир накинулся на меня совершенно внезапно. Удар его лапы порвал мне артерию, но я успела крикнуть и отмахнуться мечом. Другие валькирии встретили дракона во всеоружии, заставив Фафнира бежать, но со мной судьба обошлась жестоко. Один был уже дряхл, его магической силы не хватило, чтобы спасти мою жизнь. Однако мессир обещал ему спасти моё тело. Он подверг его трансмутации, превратив валькирию-воина в ведьму-служанку. Раньше мне на пирах подавали хмельные меды в рогах, окованных серебром, теперь я сама прислуживаю на пирушках. Мне давно говорят, чтобы я убрала с шеи этот уродливый шрам, ведь есть для этого зелья, но я не хочу. Без шрама никто уже не вспомнит, что я была воином! А древние названия этих мест звучат для меня музыкой молодости – Торвайёкюдль! Эрайвайёкюдль! Тиндфьядлайёкюдль!..

Гелла провела рукой, словно раскрывая горизонт, и сказала: «Дворец мессира! Мало кому из людей довелось увидеть его дважды…» Пройдя по анфиладе роскошных залов в восточном вкусе, где стены и потолки источали живительный смолистый аромат ливанского кедра, Холмс и Ватсон оказались во внутреннем дворе, выстланном дорогим мрамором. На тумбах, расставленных по всему его пространству, красовались драгоценные вазы с великолепными цветами. В середине двора был устроен глубокий бассейн с цветными рыбами, живыми кораллами и всяческими морскими диковинами. Роскошный выход с богато украшенной лестницей вел в жилые покои, скрытые от посторонних глаз пёстрыми шёлковыми занавесями, а на мраморном ступенчатом возвышении, изукрашенном драгоценными камнями, возвышался трон из слоновой кости с вызолоченными рельефами. К нему вели шесть ступеней с золотыми грифонами на каждой стороне ступеней. Грифоны имели то львиную, то орлиную морду, чередуясь в шахматном порядке. Самый большой грифон с огромными крыльями, в которых каждое перо сверкало своим оттенком драгоценной эмали, осенял трон подобно льющейся небесной радуге. Он был двуглавым, совмещая в себе и львиную, и орлиную природу. Всего грифонов было тринадцать. Локотниками трона служили изваяния львов, на которые опирался восседавший на престоле мессир. Никто не сказал джентльменам, что это мессир, но сомневаться не приходилось.

Восседавший на троне выглядел как человек высокого роста, скорее средних лет, чем пожилой, с несвежим цветом лица и тёмными мешками под глазами, седина густо прострочила его чёрные курчавые волосы, но ещё не закрасила их сплошняком. Рот непрестанно кривился, выдавая скверное расположение духа, что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой – золотые. Правый глаз чёрный, левый почему-то зелёный. Брови чёрные, одна бровь выше другой. Он был в дорогом сером костюме и дорогих, в цвет костюма, туфлях. Мессир опирался на массивную трость с чёрным набалдашником в виде головы пуделя. В Лондоне он легко бы сошел за немца или австрияка, любителя пеших прогулок. На предпоследней ступени, блистая сталью доспехов, справа от мессира высился мощный рыцарь. Его чёрные глаза контрастировали с белым и холодным лицом, как угли, вставленные в голову снеговику. Его огромный меч висел на бедре, а руки были заняты серебряным подносом, на котором бугрилась истекающая кровью голова… Майкрофта Холмса! Кровь переливалась через край и пятнала вишнёвыми каплями белоснежный мрамор ступеней.

– Приветствую вас, джентльмены, в этом не лучшем из миров! – сказала голова. – Мне только непонятно, кто тут живой, а кто мёртвый. Я живой?

– Ты мёртв, – сказал мессир. – Они еще живы.

– Чудесная новость! – обрадовалась голова. – Я числил вас погибшими на «Титанике» и горевал, джентльмены. Это горе лишило мою жизнь смысла.

– Всё врет, – сказал мессир. – По-настоящему он горевал о потерянных наградах, которые были ему обещаны.

– Да, мне был обещан пост министра без портфеля и титул баронета! Если бы «Титаник» доставил золото в Нью-Йорк, я был бы награждён по заслугам. Сорок лет я беспорочно служил империи и короне, премьер-министр говорил, что нужен только повод, чтобы оформить… Кто же мог знать о безумном стечении обстоятельств? Такое не просчитывается! Если бы на «Титаник» упал метеорит, меня бы тоже в этом обвинили? План действий, который я составил, был утверждён и согласован в трех министерствах, в Банке Англии, в королевском дворце, все аплодировали ему!.. Но когда случился айсберг, я остался в пустыне, голый, на ледяном ветру. Премьер-министр смотрел сквозь меня, как в оконное стекло. Он сразу забыл, как меня зовут и где мой кабинет, в который до этого он каждый день заходил утром и вечером, чтобы обсудить новости и события. Когда я спросил у него через помощника, который теперь не пускал меня дальше приёмной, должен ли я подать в отставку или уйти на год в отпуск по состоянию здоровья, мне передали его слова: «Безразлично». Вот эпитафия! Когда власть говорит тебе о своём безразличии, значит, ты для неё мёртв. Эти люди скорбели не о погибших на «Титанике», они скорбели об утраченном золоте. Повторюсь, сорок лет беспорочного служения Отечеству пошли коту под хвост!

– Эй, полегче со сравнениями, – фыркнул кот Бегемот, стоявший у подножия.

– Сорок лет!

– Вот заладил, черепушка, – поморщился странный тип, стоявший рядом с Бегемотом. Это был тощий и длинный гражданин в клетчатом пиджачке, в жокейской шапочке и в пенсне с треснувшим стёклышком, с усишками, как куриные перья, в клетчатых брючках с подворотом, открывавшим грязные белые носки. – Другие служат по тысяче лет и больше, можно сказать, с сотворения мира, а никаких себе портфелей не выпрашивают.

– Это ты у нас, Коровьев, служишь с сотворения мира? – усмехнулся мессир.

– Никак нет, мессир, я про Азазелло, который молодится тут в виде средневекового рыцаря, а сам на пять тысяч лет старше.

– Ты прав, Азазелло из древних духов, он демон пустыни, которая вышла из пучины вод, когда ещё не было ни единой былинки. Когда Старик лепил Адама, то глину для него просеивал через мелкое сито Азазелло. Тебе хочется, Азазелло, стать английским баронетом?

Азазелло принялся хохотать, так что поднос в его руках заходил ходуном, угрожая сронить голову Майкрофта.

– Простите, мессир, простите, мессир, – пророкотал он, успокаиваясь.

– Кто тебя прикончил? – спросил мессир у Майкрофта. – Азазелло, ты давно повадился рубить головы английским чиновникам своим рыцарским мечом?

Азазелло опять неудержимо расхохотался.

– Я сам сделал это, – печально произнес Майкрофт. – Сначала я решил оставить службу, потому что империя, которая не ценит умы и таланты, обречена. В предстоящей войне Германия разобьет нас в пух и прах, настолько огромны её приготовления. И тут меня добил совершенный пустяк. В колонке официальной информации читаю в утренней газете о возведении некоего Эдварда Теннанта в баронское достоинство королевским указом. В юности мне случалось бивать этого джентльмена канделябром по физиономии за шулерство. И не мне одному… Когда его перестали пускать в клубы, Теннант занялся скачками, пустившись во все тяжкие. Не было такого грязного жульничества, которое бы он не испробовал, делая ставки. Он подкупал жокеев и конюхов, следил за тренировками лошадей, использовал допинг, чтобы побеждала тёмная лошадка. Но скачек мало, поэтому он полез в бокс, играя в подпольных тотализаторах, где бои проводятся каждый выходной. Он подкупал и боксёров, и судей, чтобы сорвать куш. Грязный Эдвард – так звали его за глаза. И вот королевский указ в газете, где сказано, что наш грязный Эдвард в ознаменование его бесценных заслуг перед короной и империей возводится в достоинство барона Англии! Такого плевка в душу Британия ещё не видывала! Хотите знать, как это вышло? Уж я-то знаю! Премьер-министр сэр Генри Асквит женат на леди Маргарет, урожденной Теннант. Грязный Эдвард приходится ей старшим братом и денег у него куры не клюют. Этот жулик подкатился к сестрице с какими-то дарами, та надавила на муженька, а тот состряпал нужный королевский указ, который наш пылкий сердцем король подмахнул, не читая. Наш король настолько сосредоточен на своих любовницах и случайных любовных похождениях, что у него нет времени на дела! Королю дают на подпись бумаги в двух папках, тонкой и толстой. Тонкую папку с важными делами он читает, а толстую подписывает, не вникая. Таким образом можно произвести в английские бароны хоть русского медведя!

– Короче, Склифосовский, – прогнусавил Коровьев.

– Эта низость добила меня, джентльмены! Дома на Пэлл-Мэлл я задыхался, поэтому отправился на улицу и, сам не знаю, как, очутился в районе вокзала Паддингтон. «Избавиться от того, что беспокоит, – стучало в висках. – Смыть унижения!» Земля задрожала – подходил товарный поезд. Я сразу понял, что нужно делать. Я понял, что всем им отомщу!.. Я смотрел на низ вагонов, на винты и на высокие чугунные колеса медленно катившихся вагонов, и меня начало утягивать к ним, словно манила ко сну подушка. Я упал рядом с путями на руки и опустился на колени. В последний момент ужаснулся тому, что делаю. «Где я? Что я делаю? Зачем?» Хотел отпрянуть и встать, но было поздно. Из-под вагона высунулась мохнатая страшная рожа с мохнатой рукой, в которой крутилась баронская цепь с гербом грязного Эдварда, цепь захлестнулась на моей шее и утянула голову под колесо. Кто-то отчаянно крикнул в моем мозгу «Неужели?..» и затем стало темно. Очнулся я уже здесь, мессир.

– Эй, котище, рожа с мохнатой рукой не ты у нас будешь?

– Нисколько, мессир! – возмутился Бегемот. – Там, на железной дороге, свои черти хохмят! Они беспредельщики, мессир, сами переводят стрелки, чтобы столкнуть поезда, сами рушат мосты под шумок землетрясений… Им Контракт не указ!

– Вот и я о том же, – нахмурился мессир. – Разве не сказано в Контракте, что «передумавшего самоубийцу да не понудят»? Я к ним наведаюсь после Вальпургиевой ночи. Они у меня триста лет будут стучать зубами от страха. А тебя, голова, я избавлю от адских мук, раз ты не сам полез на рельсы.

Воланд взмахнул тростью. Тут же покровы головы Майкрофта Холмса потемнели и съёжились, потом отвалились кусками, глаза исчезли, и все увидели на блюде желтоватый, с изумрудными глазами и жемчужными зубами, на золотой ноге, череп. Крышка черепа откинулась на шарнире.

– Испейте, джентльмены, прощальную чашу, – возгласил мессир.

Азазелло слил в череп с подноса всю колыхавшуюся на нём кровь, а Гелла подала золотой череп Шерлоку Холмсу. Шерлок пристально посмотрел в изумрудные глаза и поцеловал череп в жемчужные зубы.

– Увы, бедный Майкрофт! Я знал его, мессир! Человек бесконечно остроумный, чудеснейший собеседник; он тысячу раз носил меня на спине! Здесь были эти губы, которые я целовал сам не знаю сколько раз. Где теперь твои шутки? Твои дурачества? Твои сарказмы? Твои вспышки веселья, от которых всякий раз хохотал весь стол? Ничего не осталось, чтобы подтрунить над собственной участью? Твоя служба империи закончена самым плачевным образом, но ты останешься для нас…

Холмс всхлипнул. Гелла показала жестом, что надо пить, и Шерлок отпил.

– О-о-о! – он выпучил глаза. – Какой роскошный виски! Бьюсь об заклад, тут плещется шотландский «Гленливет», который был любимым виски брата Майкрофта. Узнаю этот ванильно-цветочный аромат и фруктовый вкус с нотками ореха и меда.

Гелла приняла череп из рук Холмса и передала его Ватсону. Ватсон отпил.

– О-о-о! – выпучил глаза доктор. – Какой роскошный джин! Бьюсь об заклад, это плимутский джин «Plymouth Gin»! Его ни с чем не перепутаешь!

– Теперь всё ясно, – сказал мессир. – Этот джин и этот виски были в крови вашего друга на момент кончины. Иными словами, он с утра был пьян в стельку и вознамерился поспать рядом с колеёй, по которой катился поезд. Остальное он изложил близко к истине.

Мессир пристукнул тростью – череп исчез.

– Когда мне захочется британского спирта, я буду пить его из этого кубка, – сообщил Воланд. – А теперь, джентльмены, приступим к делу. Что вы скажете в своё оправдание, мистер Холмс?

– Простите, мессир, чтобы оправдываться, не лишне знать, в чём тебя обвиняют.

Мессир был не в духе.

– В тупости, в самой тупой тупоумной тупости, мисер Холмс! Из-за неё вы здесь вместе с вашим другом, который хоть и умнее вас, но в истине не устоял и наступил на те же грабли. Мне пришлось отправлять Бегемота, чтобы вас спасти!.. Что скажешь, Бегемот?

– Тяжелый случай, мессир! Бедный Ганс Нильпферт не получил от этих скупердяев ни шиллинга, ни пенса чаевых! – радостно принялся ябедничать чёрный кот. – А ведь они ехали первым классом на «Титанике» и могли себе позволить сорить деньгами. Но хуже всего, мессир, неблагодарность! Бедный Ганс сражался с огромной крысой в трубе, где у него не было никаких преимуществ, мы рвали друг друга зубами, мессир, и я едва одолел чудовище. Скажите, мистер Холмс, вы хотели бы загрызть собственными зубами огромную крысу, ростом с вас, чтобы спасти жизнь какому-то Нильпферту из Саксонии? А я это сделал для вас и вашего друга. Но они, мессир, даже не выразили своего восхищения, не говоря уже про вознаграждение. Я удручён, мессир! Кого мы спасали?!?

Кот театрально воздел лапы и возвел очи горе.

– Простите, мистер Бегемот, у нас просто не было случая выразить вам наше невероятное восхищение вашими действиями и вашей умнейшей и ученейшей головой, – сказал Холмс. – Вы открыли нам другую сторону мироздания, которую я считал несуществующей, но страшно ошибался. Многие считают, что обратной стороны Луны не существует, потому что не видели её. Типичная ошибка эмпиризма! Этой ошибки я впредь не допущу!

– Вас превозносили, Холмс, как самого большого умника в Британии и даже в Европе, – покривился мессир. – Но ваша логика держится как раз на эмпиризме, тогда как мир держится на мистике. Только вы её не видите и другим увидеть не даёте. Ваш друг её увидел, но потом закрыл глаза, чтобы не подвергаться вашим насмешкам. Мистер Ватсон! Вы, как ни странно, держали в своих руках спасение «Титаника», но бездарно его профукали. Вам следовало вынести паука за дверь – и айсберг разошёлся бы с «Титаником»! Потому что в магии нет места небрежности и приблизительности, магия повинуется только педантизму! Абсолютная точность в слове и действии – только так укрощают магию. Если для волшебного зелья нужна малабарская землеройка, как пишет чернокнижник Папюс, то это должна быть малабарская землеройка, а не кентерберийская или ирландская. Если сказано, что траву нужно среза́ть на болоте серебряным серпом в третьей фазе луны, то так и делай! Вся магия нынче выродилась, потому что потерян священный трепет перед тайным знанием. Кое-как читают, кое-как делают, а потом не понимают, почему нет никакой магии. А если не делают, то последствия еще хуже. Открою вам, джентльмены, истинную причину столь сходной судьбы «Суссекса» и «Титаника», погибших в первом же плавании и то, почему они встретились в прощальный момент бытия. Морская вера, которую шельмуют как суеверие, требует, чтобы первый гвоздь, который вбивают в киль будущего судна, был из чистого золота. Это подношение морю и его богам. Финикийцы сопровождали обряд забивания золотого гвоздя пышной церемонией, а их морская торговля процветала. Если нет символического золотого подношения, море заберет корабль целиком вместе с золотом, которое будет на нём. Для «Суссекса» не нашлось золотого гвоздя из-за войны, казна пожадничала, а для «Титаника» не нашлось золотого гвоздя из-за прогресса в мозгах корабелов, которые решили обойтись без «этих суеверий». Эти прогрессисты, кстати, не стали даже разбивать бутылку шампанского при спуске «Титаника» на воду! Но каждого из них нагрузили золотом и отправили в море. Чем всё закончилось, вы видели сами. Ни кораблей, ни золота и тысячи погибших! Не сообрази Бегемот, как вас вытащить с «Титаника», вас бы уже обгладывали рыбы, глупые нигилисты. И скажите мне, Холмс, как вам удалось оставить без внимания важнейшее предостережение, которое было сделано вам?

– Простите, мессир?..

– Хугин! Вы проворонили целого Хугина, которого я послал, дабы отвратить вас от путешествия на «Титанике»!

– Но я не подозревал об этой миссии, мессир! Мне даже в голову не приходило…

– Вы даже не задумались! Не-за-ду-ма-лись!! Хугин ходил перед вами по подоконнику с ярлыком и с надписью «Хугин», а вы, Холмс, не потрудились понять то, что видели. Гела, что значит имя Хугин на вашем древнем языке?

– Размышление, мессир!

– Я дал вам подсказку и предостережение, Холмс – подумайте! Обдумайте ещё раз с учётом знамения! Это очень простое и ясное знамение, в котором невозможно не разобраться, но вам и это оказалось не по силам.

– Слишком неожиданно и необычно, мессир!

– Sapienti sat¹⁴, как говорили римляне. А если вы причисляете себя к дуракам, то я напрасно теряю время.

– Я весь внимание, мессир! С каждым вашим словом дурь оставляет меня.

– Но вы целиком из неё состоите. Интересно, что останется от вас, когда вся дурь испарится? Жаль, что на этот вопрос мы едва ли узнаем ответ.

– Почему, мессир?

– Вот это я и собираюсь вам поведать. И не стесняйтесь, Холмс, задавайте вопрос, который крутится у вас в голове с самого начала! Ну же?

– Да, мессир, этот вопрос буквально терзает меня и моего друга. Мы до сих пор не понимаем, что стало причиной нашего спасения с «Титаника» и поводом к столь удивительной заботе о наших жизнях с вашей стороны, мессир? В любом случае мы крайне благодар…

– Пустое! Я вас не выбирал, Холмс, и вы с другом не столько спасены, сколько перенеслись из огня да в полымя. Шанс у вас есть, но боюсь, что слишком маленький. Азазелло, напомни, сколько людей на твоей памяти пытались потягаться с казино?

– Много сотен, мессир!

– И где они?

– Все в аду за единственным исключением.

– Кто же этот счастливчик?

– Это был Пифагор! Он единственный, кому удалось обыграть казино за последние три тысячи лет. Признаться, мне до сих пор досадно это вспоминать.

– Внимайте, Холмс! Тот, кто не сможет обыграть казино, отправляется в ад. Таковы правила. Эти правила мне не подвластны, поэтому всё зависит от игроков. Тому, кто выигрывает у казино, даруется возвращение в жизнь. В моей власти только одно – отсрочить момент смерти и испытать соискателя спасения в семи испытаниях. Об этом вам, джентльмены, расскажут мои помощники. Теперь о причине и поводе…

Мессир зачерпнул воздух правой рукой и показал всем присутствующим пергаментный свиток с двумя большими печатями на витых шнурах.

– Это «Акт о спасении» королевского дома Англии моими заботами, – сказал мессир. – Он составлен в 1655 году и скреплён кровью наследника английского трона, будущего короля Англии Карла Второго Стюарта. После казни своего отца Карла Первого в 1649 году по приговору парламента и введения республики наследный принц Карл потерпел поражение в борьбе за трон и сбежал на континент. Он умолял Францию об интервенции, но Людовик – Король Солнце – предпочитал видеть Англию ослабленной грызнёй между республиканцами и роялистами, и отказал Карлу. Промотавшись в Париже и наделав долгов, Карл уехал в Голландию, где впал в бедность и ничтожество. Однажды Карл полез в свой кошелек, чтобы рассчитаться за услуги голландской шлюхи, но в нём не было ничего. Карманы его придворных тоже оказались пусты. Тогда взбешённая шлюха отвесила Карлу по физиономии и пригрозила, что опозорит его на весь Амстердам. Карл пообещал уплатить ей вдесятеро за молчание, а священнику поручил составить вот этот «Акт о спасении», который той же ночью был скреплен кровью Карла и нашими печатями. Договор бессрочный, он действует по сей день. Согласно Акту английские монархи вправе получить наше содействие по сходной цене, которая соответствует годам их пребывания на троне. Зачёт такой: пребывание в аду по числу лет правления в дополнение к обычному сроку. За каждый год царствования – год адских мук. За эту плату мы исполняем одну просьбу монарха. Карл Второй умолял вернуть ему отцовский трон, и мы исполнили эту мольбу, обеспечив реставрацию Стюартов. Карл отправился в ад на двадцать пять лет дополнительно, но Англия запомнила его как самого веселого короля в своей истории – распутника и мота. Зная о предстоящих муках, Карл извлекал наслаждения из каждого дня своего царствования. «Акт о спасении» хранится в ларце эбенового дерева с рубиновыми инкрустациями у архиепископа Кентерберийского. В каждом поколении о существовании Акта знают только два человека – архиепископ и царствующий монарх. Тем не менее народ что-то чуял, не зная сути. Королевский дворец, в котором не прекращались увеселения Карла, в народе прозвали чертогом Сатаны, хотя моей ноги там не бывало. В последующие века только один король воспользовался «Актом о спасении» – это был Георг Третий. Когда Наполеон открыл приготовления к вторжению в Англию и стал собирать войска в Булонском лагере, на берегу Ла-Манша, Георг воззвал ко мне, умоляя не допустить вторжения Наполеона на острова. Правила запрещают нам вмешиваться в человеческие войны и определять их исход, но Георг твердил, что речь идет о спасении династии, что подпадает под действие «Акта о спасении». Де-юре всё было чисто! Поэтому мы приняли меры к тому, чтобы Наполеон изменил свои военные планы и вместо Англии поскакал на другой конец Европы завоёвывать Россию. За это спасение Георг Третий расплатился полным сроком в аду – шестьдесят лет допонительно. С тех пор никто из британских монархов не прибегал к «Акту о спасении». Однако месяц назад я получил письмо Старой Молли, английской королевы, которую вы, джентльмены, не знаете, потому что она ещё не родилась.

– Простите, мессир, простите! Она ещё не родилась?

– Да, великий сыщик.

– Но вы уже состоите с ней в переписке?

– Скорее, она со мной… Тут долго объяснять и не всё можно раскрывать, мистер Холмс. Главное я поясню в конце. А пока послушайте письмо, чтобы никто не говорил, что от него что-то скрыли. Бегемот!..

Бегемот в торжественной позе, задрав распушённый хвост трубой, принялся читать с актерскими модуляциями, некстати подвывая в самых интересных местах.

Многоужасаемый мессир Воланд!

Мы, Её Величество Мария II, Божией Милостью Великобритании, Ирландии и Британских Доминионов Заморских Королева, Её иных Королевств и Территорий, Глава Содружества, Защитница Веры, Королева Австралии, Королева Папуа – Новой Гвинеи, Белая цапля Новой Зеландии, Большая белая акула Океании, владетельница Мэна и ещё многого множества титулов, которые Нам недосуг вспоминать, обращаемся и прибегаем к Вашей милости и защите согласно «Акта о спасении».

О, мессир! Отчаяние водит Нашим пером, ибо под угрозой находится само сохранение Виндзорской династии, главой которой Мы являемся благодаря Богу уже более семидесяти лет. Наши силы не бесконечны и близится рубеж Нашей земной юдоли. Наш законный наследник принц Арчибальд во всех отношениях будущий достойный монарх, но одна фатальная слабость его характера ставит династию на грань катастрофы. За женолюбие, достойное царя Соломона, его прозвали Арчи Женопроходец. Сколько помню, в десять лет он нюхал трусики фрейлин и лизал подмышки, а в двенадцать нюхал и лизал уже всё остальное. Четыре несчастных брака и тысячи любовниц! Сейчас он озабочен поиском пятой супруги, которая в случае Нашего ухода станет королевой Англии. Он мог бы получить жену из принцесс любого королевского дома Европы, но Арчи по уши втрескался в одну безродную потаскушку по прозвищу Русская Богиня и не желает слушать никаких возражений. По своей доброте и слабости характера Арчи может провозгласить супругу королевой-соправительницей и тогда…