Читать книгу: «Сексуальная магия. Обряды и практики сексуальной магии», страница 4

Каспар Хаузер, отличавшийся в первое время чрезвычайной чувствительностью и подчиняемостью оккультным влияниям, имел лицо, «левая часть которого поразительно непохожа была на правую. Она была как-то искривлена и изуродована; по ней быстро, словно молнии, проносились резкие подёргивания. В этих подёргиваниях заметное участие принимала вся левая часть тела, особенно плечо и рука. Стоило вызвать чем-нибудь его любопытство, как эти подёргивания учащались; кончались они обыкновенно каким-то столбняком». Блеск металла и т. п. предметов Хаузер воспринимал левой частью лица отчётливее, чем правой.

«Долгое время Хаузер относился вполне равнодушно к различным сексуальным наслаждениям; его половой инстинкт проявлял едва заметную жизнь… К любовным историям он питал крайнюю степень отвращения». Он абсолютно не понимал ни любви, ни полового общения. Половою акта он никогда не переживал. Здесь невольно вспоминается мнение Вильгельма Флисса, который утверждает, что все левши скрывают в половой организации своей какую-то аномалию; он заходит ещё далее, говоря, что все они гомосексуальны. Последнее мнение нельзя считать особенно правильным, всё же общая ненормальность наблюдается у них у всех. Итак, во всех тех случаях, когда левая сторона получает перевес над правой, мы всегда имеем дело, если и не с постоянным, то, во всяком случае, с временным осложнением в половой сфере. А это лишний раз подтверждает правильность нашего взгляда.

Одержимость очень часто имеет своим источником какую-нибудь любовную историю, как это видно на примере эпидемии, вспыхнувшей в 1550 году в Бригиттском монастыре в Ксанфе.

Весьма интересны случаи, происшедшие со священниками Гауфриди из Марселя и Грандье из Людена. Истеричные монахини неоднократно жаловались на то, что эти священники соблазнили их. Дело Грандье сильно осложнилось благодаря личной неприязни, которую питали к этому тщеславному и высокомерному патеру св. Петра все его коллеги. Для этого баловня и любимца всех люденских женщин роковым оказался тот факт, что урсулинки тамошнего монастыря всячески желали иметь его в качестве своего духовника и вместе с тем никак не могли добиться этого. Слух о его стойкости и непорочности проник в монастырь, и все обитательницы его были охвачены сильным желанием узнать этого человека. Он безраздельно господствовал в их мыслях, несмотря на то, что они его совершенно не знали. Многочисленные монахини, сильно расположенные к истерии и нимфомании, очень скоро пришли к той мысли, что их непреодолимое влечение к Грандье объясняется особой чародейской силой, с помощью которой он покоряет их сердца. Но, дав простор этому предположению, монахини не остановились на нём; они пережили момент обладания и совокупления с инкубом в образе Грандье. Противникам Грандье не стоило уже большого труда раздуть это уже и без того сильно разгоревшееся пламя. Они всячески старались поддерживать среди монахинь враждебное отношение к Грандье, пользуясь различными эксорцизмами, т. е. формулами, которые произносились с целью изгнать дьявола из человеческой души. Они шпионски выведывали у монахинь мельчайшие подробности их одержимости; материал же они получали самый богатый, благодаря пышной фантазии этих женщин. В те моменты, когда надвигались приступы безумия, монахини произносили самые мерзкие слова, вели себя самым бесстыдным образом, несмотря, или, вернее, именно в силу этих экзорцизмов, которые страшно возбуждали их вместо того, чтобы успокаивать. Так продолжалось несколько лет. Кончилось тем, что ему вменили в вину союз с Дьяволом и колдовство, и он, подобно Гуафриди, был приговорён к сожжению. С его смертью одержимость, однако, не прекратилась; лишь по истечении нескольких лет она начала постепенно исчезать.

Половой мотив явственно звучит и в труде Кернера «Geschichten Besessener neuerer Zeit». Например, девушке из Орляха явилось раз видение: то был монах в образе её соседа Хансели. Раз он явился к ней в поле, и она услышала его слова: «Я пришёл к тебе; ведь монах не у тебя, не так ли? Ну вот, я хочу тебе кое-что сказать, – не хочешь ли ты чего-нибудь? – Вчера, когда я был у тебя – это было вчера? а, пожалуй, и третьего дня – ты взяла на руки моего мальчика и пошла с ним в сад. Когда мы остались одни, отец твой начал тебя ужасно ругать и в заключение сказал, что он не может тебя оставить дома, что ты должна уйти куда-нибудь. По его мнению, тебе следует или пойти в монастырь – разве это не странно со стороны твоего отца, – или выйти замуж. Так сказал твой отец – и я не мог не согласиться с ним. Что ты скажешь насчёт монастыря? Когда я был солдатом, я как-то посетил женский монастырь; там не так скверно, как обыкновенно думают. Я хочу лишь сказать тебе, что твоя подруга, дочь хозяина, также собирается теперь в монастырь. Разве ты предпочитаешь замужество? Скажи! Если ты хочешь замуж, то у меня есть для тебя отличный парень. Тогда ты будешь делать всё, что тебе угодно».

Незадолго до того, как произошло, наконец, мнимое исчезновение «демона», монах сделал ей обширное признание, которое пестрело многочисленными монахинями, соблазнёнными и убитыми им, а также и детьми, которых он прижил с этими монахинями и которых тоже убил. После исчезновения демона у девушки больше припадков не было. В момент последнего приступа одержимости девушка выразила настойчивое желание, чтобы родительский дом был снесён. Это было немедленно сделано, и через несколько дней после её выздоровления были найдены под сломанной стеной человеческие кости, в том числе кости детей. Вполне возможно, что девушка случайно знала о том, что там находятся кости, и на этом основании её живая фантазия нарисовала те дикие картины, которые пронеслись перед нею в момент одержимости. Но очень может быть, что причиною безумия послужил какой-нибудь страшный, непостижимый призрак, долго скрывавшийся под сломанной стеной, и этот призрак глубоко поразил эту девушку и без того чрезвычайно чувствительную, склонную к сексуальным фантазиям. Во всяком случае, мы из всей этой истории можем заключить одно: припадки безумия возникли на почве полового влечения, правда, не вполне осознанного, но сильно обострённого каким-то посторонним влиянием.

Интересна также история одержимости, поразившей г-жу У., которая, по словам Кернера, была вполне счастлива в браке и имела трёх детей. И здесь субъект, овладевший психикой больной женщины, выставлен в свете забияки и юбочника. В его «признаниях» центральное место занимают его различные похождения с женщинами. Точно так же и второй «дух», овладевший этой женщиной после того, как её покинул первый, хвастался всевозможными половыми мерзостями.

Сексуальной мотив звучит и в рассказе Вернекке об одном случае одержимости, имевшем место в передней Индии.

Один чиновник, туземный житель деревни Малабар, член касты тураев, рассказал корреспонденту «Simla News» об удивительной болезни, поразившей его сестру. Спокойная и смирная до того девочка, которой тогда было не больше одиннадцати лет, вдруг начала проявлять какое-то беспокойство при всяком приближении к ней какого-нибудь члена их семьи. Она серьёзно и строго заявила, что принадлежит к высшей касте наяров, и что всякое соприкосновение с тураем оскверняет её. Когда к ней подошёл её брат, чиновник, она вдруг набросилась на него с упрёками, обвиняя его в том, что он сломал и совершенно испортил зонтик, который она ему одолжила. При этих словах он вспомнил своего друга-наяра, который застрелился вследствие несчастной любовной связи с замужней женщиной своей же касты. С тех пор прошло почти девять лет; случай с зонтиком произошёл, таким образом, в то далёкое время, когда девочка ещё не умела говорить. И несмотря на то, что эта история ей ни в коем случае не могла быть известна, она рассказывала чиновнику такие вещи, о которых знали лишь он да его покойный друг. Приглашённый заклинатель духов в несколько дней вылечил её от одержимости. Оправившись от пережитой болезни, она рассказала следующее: накануне того дня, когда с ней случился припадок, она рвала цветы на могиле, расположенной на земле покойника. Вдруг на мосту, около которого она находилась, послышался шум, похожий на стук палки. Стук повторился несколько раз, но она никак не могла узнать, откуда он исходит; тогда она, страшно испугавшись, побежала домой. Ничего не подозревая, она случайно очутилась на том месте, где покончил с собою наяр. На следующий день ею овладело безумие, которое затем сообщилось её младшей сестре; но и последнюю вылечили с помощью всевозможных заклинаний.

Описанный нами случай приключился с одиннадцатилетней сестрой индийского чиновника, т. е. с девочкой, которая, по условиям индийской жизни, считается вполне зрелой. Любовная связь, о которой девушка, несомненно, слышала, отложилась где-то глубоко в её сознании, и, когда наступил подходящий момент, она с силою прорвалась наружу. Поводом к этому послужил тот факт, что она находилась на месте самоубийства; этого не могла не почувствовать её возбуждённая психика. Далее, что касается её осведомлённости относительно всевозможных фактов, сопровождавших это самоубийство, то это не что иное, как ясновидящее проникновение в воспоминательный материал, сохранённый в мозгу её брата; ведь кроме того, что знал её брат, она ничего нового сообщить не могла. Что касается стука, который раздавался с моста и который, вероятно, похож был на выстрел, лишивший покойника жизни, то он является результатом того, что девушку преследовали какие-то привидения; последнее и неудивительно, так как она находилась не только в сексуальном, но и в магическом возбуждении. Вообще, одержимость очень часто сопровождается появлением всевозможных призраков.

«Мы имеем дело с раздвоением личности, как при одержимости, так и во всех тех случаях, когда человека преследуют привидения. Но в то время как при одержимости раздвоенное “я” выходит из недр самой личности, магически и болезненно настроенной, оно при привидениях совершенно теряет характер определённой личности и действует как некая бессознательная, безличная сила. Получается, словно магическое болезненное “я” отрывается и совершает свои действия где-то вдали, на стороне, в то время как нормальный, здоровый человек спит или, в лучшем случае, занят делами обыденной жизни. В глубочайшей же основе человеческого существа эта извращённая, злая, мстительная воля, терзающая человека, является единственным корнем этого болезненного состояния. Привидения действуют сильнейшим образом на людей; последние могут противопоставить им лишь силу своего трезвого, здорового разума»²⁰.

Лейтмотив, который господствует в труде Кернера «Одержимые нового времени» («Die Besessenen neuerer Zeit»), явственно раздаётся и со страниц другого произведения того же автора, «Одержимые новейшего времени» («Die Besessenen neuester Zeit»). Везде слышна одна жалоба: духи ведут себя самым бесстыдным образом, держат самые отвратительные речи, «несут с собой безбожие и скверну»²¹. Современная вера в духов, возведённая в 1848 году в Америке на степень научного понятия «спиритизм», нисколько не изменила фактической стороны дела. «Милые покойники» современности отличаются тем же плотским миросозерцанием, что и бесчисленные демоны античного мира и бесы средневековья. Нечего тут оправдываться различными кобольдами и злыми духами, никакие уловки не в состоянии устранить этого факта. Ведь эти кобольды суть не что иное, как другое обозначение всего того, что служит поруганием всего святого в человеке и осквернением всякой непорочности и целомудрия. Вера в духов, распространённая в наше время, волей-неволей должна была примириться с этими печальными фактами, так как духи всё же являются порождением человеческой фантазии. Это – образы, вышедшие из глубины внутреннего, духовного мира человека; в удобные моменты, в бреду и в трансе, они всецело овладевают человеком и превращают его в игрушку. Укротить эти образы может лишь тот человек, который, подобно художнику, в состоянии превратить их в образчики красоты и мудрости. Обуздание темперамента – вот залог успеха этого дела. Приобрести подобную власть над собою – значит стать жрецом. Жрецом в том смысле, в каком мы понимаем это слово, т. е. в смысле посредника между вечным и временным в человеке и во вселенной.

Культ пола

Древнейший из всех культов – Живительная сила детородных органов – Фетишизм – Знак жизни – Фаллизм – «Мужское» и «женское» – Родственные сексуальные символы – Индийский пуллеяр – Посвящения девадаси в храме Травискара – Почитание лингама – Индийский рай – Турецкий «святой» – Жертвы девственности в Индии – Право первой ночи у жрецов – Праздник в Малабаре – Тайные оргии секты шактистов – Праздник Луны – Дуарте Барбоза на религиозные обряде лишения девственности в Южном Декане – Чжинчан, буддийские и даосские священники – Секта махараджей – Гопи, пастушки Кришны – Японские божественные гермафродиты – Творение Земли в японской мифологии – Японский культ секса – Японский праздник весны – Обнажение как способ защиты – Китайский Минь – Фаллические мистерии Египта – Чествование Осириса – Почитание Хатхор – Мендесский козёл, символ плодородия – Дионисии – Легенда о происхождении фаллические обрядов на празднествах Диониса – Таргелии – Лампсак и культ Приапа – Фаллический элемент в Элевсинских мистериях – Мистерии в честь Венеры – Лернейские мистерии – Сосиполис, Божественное дитя – Бракосочетание богов – Орфизм – Оккультные основы греческой педерастии – Родственные обычаи австралийских окилиа – Юношеские гимназии на Тире – Любовь к мальчикам как религиозный акт – Сексуальные боги Рима – Луперкалии – Либер и Либера – Возложение венков на Фаллос – Вакханалия – Мистерии в честь Bona Dea – Петроний о культе Приапа – Почитание Кибелы – Культ Астарты и Милитты – Ассирийские «девичьи горницы» – Африканские убежища любви – Половой акт как религиозный обряд – Фаллосы в Иераполе – Адонис и финикийская Венера – Почитание Фаммуза у евреев – Бельфегор – Фаллический культ в Мексике – Чествование мексиканской Флоры – Праздник плодородия у индейцев-моки – Уицилопочтли, обновитель мира – Сексуальные жертвоприношения майя – Союз эрриоев – Жестокие акты самоотречения – [Австралийская церемония «бора»] – [Обряд посвящения в мужчины] – [Следы фаллического культа в абиссинцев] – [Корона Каффы] – [Почитание Фаллоса] – [Эротическое культовые пляски у каффичо] – Культ Фаллоса в Конго – «Древо жизни» в Дагомее – Священные торжества друидов – Фрейр и Фрейя – Фрейр торжествующий – «Госпожа Фрейр» – Культ Нертуса – Почитание материнства среди немцев – Культ Приапа в Антверпене – Потримпс, бог плодородия у балтийских славян – Почитание Укко у финнов – Культ пола в христианской церкви – Почитание Венеры в Римской империи до VII в. н. э. – Аль-Хабар, Великая – Друзы Ливана – Культ Ктеис у назареев – Святой Футен как преемник Приапа – Андрогинные святые – «Меч Ролана» – Гроб святого, дарующего плодовитость – Присяга на Фаллосе – Фашина – Культ пола и протестантизм – Демоны растительности – Возвращение к старым богам – Мера естественности – За постижением следует понимание.

Культ пола – древнейший из всех культов. Ошибочно полагают некоторые исследователи, будто он представляет собой выродившуюся форму миросозерцания, отличавшегося первоначально глубокой чистотой и непорочностью. Иные думают, что он явился в результате наивного представления о том дуализме, которым проникнут процесс воспроизведения – но и это неправильно. Культ пола вырос на почве элементарного, простого наблюдения над органами деторождения, обладающими могучей, дарующей жизнь силою. Жить значит воспроизводить. И если культ пола не остановился в своём развитии на грубом фетишизме и выработал более высокие формы, то причиною этого является глубокая прозорливость человеческого духа, который за материальной оболочкой всегда найдёт духовное содержание. Это именно духовное содержание, обозначаемое различными именами, остаётся всегда одним и тем же, подобно символу, который среди всевозможных превратностей остаётся неизменным. Последний есть знак жизни, первое – сама жизнь.

Культ пола, именуемый обыкновенно фаллизмом, имеет два совершенно различных, но вместе с тем неразрывно связанных между собою объекта поклонения. По этому поводу Бакли говорит: «Подобно тому, как слово “Man” (“человек”) служит обозначением для всего человечества, т. е. для мужчины и для женщины, точно так же и “фаллизм”, или, вернее, “фаллоктенизм”, означает культ Фаллоса и Ктеис. Этот дуализм сказывается у всех народов в противопоставлении упомянутых двух принципов: в Индии – Лингама и Йони, в Сирии – Массебы и Ашеры, в Греции – Фаллоса и Ктеис, в Египте – Креста и Кольца, объединённых в crux ansata, в Китае – Ян и Инь, как это можно видеть на корейских гербах, и, наконец, в Японии – Ёсеки и Нисеки. Тот же дуализм поражает нас и в других предметах поклонения, которые сильнее приближаются к образу человека; они изображаются в виде половых органов мужчины и женщины. Индусы ставят Кали рядом с Шивой: их символами являются преимущественно Фаллос и Ктеис. Минакши – местное мадурское божество, аналогичное Кали – уносится каждую ночь разделить ложе с Сундарешварой… В Сирии мы видим Астарту вместе с Ваалом, в Египте – Исиду и Осириса, в Северной Европе – Фрейю и Фрейра; каждое из этих божеств пользуется исключительным почитанием; вместе с тем оно оказывает гибельное влияние на нравственные устои народа. Некоторые учёные указывали на почитание Девы Марии как на последний пример подобной тенденции. Дуализм в процессе воспроизведения представляется до того необходимым, что там, где нет соответствующего божества женского рода, женскими чертами наделяется какой-нибудь мужчина, что мы видим на примере Кецалькоатля, бога плодородия у ацтеков. То же самое мы встречаем в Японии: Ками мусуби-но ками – “божественный родитель”, а Таками мусуби-но ками – “божественная родительница”, или Идзанаги – “мужчина, который зазывает”, и Идзанами – “женщина, которая зазывает”. Тамошние христиане отождествляют их с Адамом и Евой – и вполне правильно; дело в том, что обе эти пары относятся к фаллической мифологии, хотя они впоследствии сильно отличались друг от друга по своей религиозной ценности вследствие дальнейшего развития нравственного учения».

Индийцы придавали особенное значение символу плодородия, который представлял собою соединение органов обоих полов. Подобное соединение, которое встречается в религиозном культе не одной только Индии, но и многих других стран, называется обыкновенно пуллеяром. Пуллеяр употребляется большею частью в качестве амулета.

В храме Травискара, посвящённом Шиве, находится гранитный пьедестал; колонна этого пьедестала украшена чашей, в центре которой возвышается лингам длиною в 3 фута. Чаша с длинным разрезом посередине изображает половые органы женщины. На этом священном камне жрецы посвящают девадаси, танцовщиц бога, в мистерии любви. Танцовщицы, которые участвуют в этом культе, являются вместе с тем и жрицами. В полдень жрицы украшают священный лингам гирляндами и сандаловым деревом. Затем они принимают ванну, готовясь к предстоящему богослужению. В культе змей жрецов заменяют женщины. Они носят лингам, окружённый двумя змеями, к берегу реки. Там они купаются, умывают идола и сжигают дерево, заранее предназначенное для жертвоприношения. Затем они молятся, просят о богатствах, многочисленном потомстве и продолжительной жизни для своих мужей. Всякий почитатель Шивы обязан ежедневно засвидетельствовать своё благоговение перед лингамом, возливая на него молоко. Оно тщательно сохраняется; его дают обыкновенно умирающему, чтобы он взошёл на Кайлас, т. е. в индийский рай.

Жрецы народа каннара, совершенно голые, расхаживают по улицам, звеня в бубенчики. По этому знаку все женщины должны выйти навстречу жрецам и целовать их половые органы в знак почтения Шиве.

Аналогичные явления можно наблюдать ещё в настоящее время в Турции. Один миссионер рассказывал Крауссу, что был свидетелем такого события: «святой» встретился со знатной турчанкой, разъезжавшей верхом; он велел ей сойти с лошади и совокупиться с ним. Турчанка согласилась сделать это в присутствии многочисленной посторонней публики; затем она, счастливая, снова уселась в седло и поехала.

Бесплодные индианки касаются своими половыми органами конца священного лингама, чтобы стать способными к деторождению. В окрестностях Пандияра новобрачная обыкновенно приносит свою девственность в жертву божеству. То же самое происходит и в землях каннара, и в окрестностях Гоа. В некоторых частях Индии жрецы исполняют обязанности богов. Калькуттский король оставляет первосвященнику своего государства на первую ночь ту девушку, на которой он хочет жениться; за эту услугу король выплачивает ему крупную сумму денег.

В Джаггернауте во время восьмидневных торжеств в честь Вишну жрецы уводят в храм девушку, чтобы ночью она сошлась с богом и расспросила его о предстоящей засухе или урожае. Тот факт, что она отдаётся богу, должен, по их мнению, расположить его в их пользу.

Кемпфер сообщает о таком же празднике в Южном Малабаре. Богу плодородия посвящаются там девушки, которые удовлетворяют его ангелов, боги дают за это богатый урожай. В сопровождении брахманов они выводятся из храма перед лицом многочисленных зрителей. Их лица прекрасны, скромны и, как говорит Кемпфер, не носят на себе никаких признаков безумия. Пока жрец читает различные изречения из Вед, девушки начинают передвигаться, танцевать и прыгать; они сверкают глазами и принимают при этом самые отвратительные позы. Народ полагает, что всё это они проделывают под влиянием какой-то демонической силы, проникшей в их душу. Тут же играет весёлая музыка, в которой принимает участие и народ. Наконец, девушки устают, и брахманы уводят их в храм отдохнуть. Отдохнувши и придя в себя, девушки снова выходят к народу, который их восторженно встречает; толпа полагает, что демон оставил их и бог окончательно умилостивлен.

Кемпфер прибавляет, что девушки приходят в неистовство благодаря какому-то снадобью, которое употребляют при этом жрецы. Вполне возможно, что помимо музыки здесь применяется какое-нибудь средство, вызывающее эротическую экзальтацию; но важнее всего в данном случае вера самих девушек в то, что ими овладел демон.

Лямер приводит обычай одной индийской секты, которая в своих тайных оргиях почитает Шакти (Шакти – это чувственное проявление Шивы в образе женщины). Жена кого-либо из присутствующих представляет собою Шакти. Обнажённую, кладут её на алтарь, и один из участников путём совокупления с нею совершает установленную жертву. Церемония кончается тем, что все мужчины оплодотворяют женщин, причём каждая пара олицетворяет собою Шиву и Шакти. Верующий должен совершить этот акт, возносясь своими мыслями к божеству и не стремясь к удовлетворению собственной чувственной страсти. Догматы этой секты представляют собою возвышенную, чуть ли не аскетическую мораль.

У каулов (секта, почитающая Шакти) мы встречаем такой обычай. Во время богослужения каждая женщина должна бросить какую-нибудь безделушку в ящик, который хранится у священнослужителя. По окончании религиозного торжества эти безделушки раздаются мужчинам. Когда дело доходит до сексуальных обрядов, каждая женщина отдаётся тому мужчине, который получил брошенную ею в ящик вещицу, даже будь она его родной сестрой.

Подобные празднества любви сохранились в Индии до настоящего времени. В «Revue Indo-Chinoise» Леклерк описывает «Праздник Луны», на котором он сам присутствовал. Запрещённое ещё 200 лет тому назад, это торжество справляется ежегодно в октябрьское новолуние. По понятиям китайцев, луна является олицетворением женской природы; находясь на далёком востоке, она представляет собой богиню плодородия. В день праздника женщины пекут пироги из бананов, которые они украшают цветами и кладут ночью на пороги домов. Около них устанавливаются маленькие бамбуковые тумбочки с курительными свечками, которые зажигаются в момент высшего стояния луны. Вместе с тем раздаётся песня «пра»; это – своего рода приветствие луне. Затем начинаются танцы, истинный смысл которых трудно утаить. В заключение молодёжь расходится парочками, чтобы принести жертву богине плодородия.

У индийцев существовала также жертва половых первенцев. Дуарте Барбоза присутствовал в Южном Декане при обряде лишения девственности десятилетних девушек, которые сообразно местным условиям являются в сексуальном отношении вполне зрелыми. К более позднему времени относятся сообщения Яна Гюйгена ван Линсхотена и Каспара Бальби относительно одного обряда, очень распространённого среди жителей Гоа. Там обыкновенно уводят невесту в храм и в её влагалище вводят мужской член, сделанный из железа или слоновой кости; естественно, девственная плева при этом разрывается. Или её заставляют коснуться своими половыми органами члена идола, расположенного в 18 милях от Гоа. Сущность этой жертвы прекрасно выяснена В. Шульцем в его труде «Путешествие по Ост-Индии» («Ost-Indische Reise»).

Там он говорит: «С помощью этого Приапа девушка в присутствии многочисленных друзей и родственников насильно лишается девственности. Жених несказанно рад тому, что мерзкое и проклятое божество оказало ему эту честь; он надеется, что подобное благоволение к нему божества принесёт ему семейное счастье.

В Камбодже обряд лишения девственности совершался буддийскими и даосскими священниками. К этим девушкам они отправлялись в носилках. У каждой девушки была свечка с маленьким значком на ней. Половой акт должен быть совершен до того, как свечки успевали выгореть до нанесённой отметки».

Глава секты махараджей претендовал на самый неограниченный доступ к жёнам верующих; право же лишения девственности принадлежало исключительно ему. В акте совокупления женщин со жрецом секта видела знак величайшего почитания божества; это, по их мнению, было достойным подражанием «пастушкам», этим любимицам бога Кришны. Кроме того, жрец за свою деятельность получал во имя божества богатые подарки.

Рядом с жертвой первенцев мы встречаем в Индии и половую жертву, существовавшую там довольно продолжительное время. Во всяком более или менее значительном индусском храме мы видим многочисленных нач, т. е. танцовщиц, которые пользуются глубоким уважением наряду со всем персоналом храма. «Эти жрицы, посвятившие себя ещё с детства служению божеству, должны отдаваться всем и каждому уже в силу одного только официального положения своего. Подобное занятие вовсе не считается позорным. Совсем напротив. Весьма богатые семьи считают для себя большой честью иметь среди своих дочерей жрицу. В одном Мадрасе насчитывается до 1 200 таких храмовых проституток».

«Японские синтоистские божества, подобно древнегреческим, большей частью гермафродиты; они сами в состоянии себя удовлетворить или в случае нужды могут разбиться на два совершенно отдельных существа – мужское и женское… Одна японская космогония говорит, что из мирового яйца вышел дух земли; он является существом, наделённым двумя противоположными характерами; один из них является представителем мужского, а другой – женского элемента. Идзанаги, бог-творец Японии, выудил землю из бушующих волн моря с помощью своей небесной пики, усеянной драгоценными камнями. Эта пика называется Амэ-но Тама-боко. Согласно толкованию синтоистского теолога Хиреты (1776–1843), эта пика является изображением Фаллоса, верхушка которого украшена драгоценными камнями. И немецкий народ пользуется пикой для изображения мужского члена. Обходя высокое изображение Фаллоса, Идзанаги и Идзанами сходятся вместе и при сладострастных криках совершают акт зачатия».

В Японии культ секса пользуется большим почётом ещё и в настоящее время. Помимо многочисленных храмов, в которых находятся только символы Фаллоса и Ктеис, мы видим фаллические знаки на больших дорогах, прорезывающих страну.

«В Японии существует обычай, в силу которого приносятся в жертву то Фаллос, то Ктеис, сообразно тому, желательно ли в данном случае приобрести жениха и сына или невесту и дочь. Этот обычай, подобно всем прочим видам колдовства, кроет в основе своей ту мысль, что внешнее сходство с каким-нибудь объектом даст человеку власть над самим объектом».

В своём эскизе Бакли сообщает: «Каждый японский храм помимо всех больших национальных праздников справляет праздник в честь того божества, которому данный храм посвящён. В 1892 году я по случаю одного праздника посетил святые места в Кондо; этот праздник справляется 18 числа третьего месяца (старого стиля). Он наступает за день до праздника перед фаллической скинией в Мориока и, вероятно, совпадает с весенним праздником всех народов. Праздник этот ничем не отличается от других. Синтоистский священник, пришедший на это торжество из далёких стран, возложил на алтарь обычные приношения: рис, пирог и фрукты. Мужчины, женщины и дети, возложив свои небогатые дары, после короткой молитвы возвращались по домам… Поведение их вполне безупречно, ибо целью этого паломничества является половое здоровье и умножение семьи». Дрессер даёт объяснения по поводу одной не вполне понятной фаллической процессии. «В одной деревне (по дороге из Токио в Никко), куда мы случайно попали, совершалось грандиозное синтоистское богослужение. Тысячи людей смеялись, кричали и следовали за огромной повозкой, похожей на индийскую колесницу Джаггернаута. На этой колеснице находится платформа, обнесённая низким бруствером; по самой середине её возвышается длинная (в 30–40 футов) мачта, верхушка которой украшена бумажками, символизирующими религию синто; в нижней же части мачты расположен шалаш из белой или красной материи. На платформе сидят музыканты; своими гонгами и свистками они оглашают пространство страшнейшей музыкой; тут же комедиант показывает свои отвратительные фокусы. Я уверен, что палка, находящаяся в руках этого комедианта, должна изображать собою Фаллос.

Очень возможно, что это торжество является пережитком чисто фаллического праздника. Перед нами все признаки полового символизма, который нам сейчас представляется столь чуждым. Праздник этот справляется во дворе одного буддийского храма, который, по всей вероятности, ещё в давние времена перешёл этот грубый ритуал и впоследствии смягчил его. Молодые люди обоего пола в тихий августовский вечер сходятся во дворе храма Хиёси-тайся, расположенного в лесу по пути к горе Хиэй. Там они проводят всю ночь в сплошных танцах; образуя смешанные ряды, они с силою прокладывают себе путь сквозь толпу стариков, окружающую их. При этом они распевают своеобразную песнь. В начале этой песни выражается сочувствие знаменитому преступнику Горобэю, стоящему перед лицом своего грозного судьи; кончается же эта песнь эротическими излияниями молодой женщины. Символизм её заключается в следующих словах: “Из каких слов составить мне любовное письмо? Из таких, которые относятся к птицам, рыбам или овощам? Да, да, я торгую овощами, а потому буду писать их названия”. После многочисленных метафор и игры слов она заканчивает: “Не хотите ли вкусить первый длинный боб? Если нет, то не хотите ли взломать безволосый персик? О, скоро! Я страстно хочу отдаться тебе!”