Читать книгу: «Сын Дьявола», страница 3

– Я уже не осмеливаюсь что-либо предполагать, столько много новой информации, очевидно, мне нужно время, чтобы переварить ее. Алхимия, да, это звучит странно в стенах монастыря, но черная магия – еще более нелепо.

– Вполне приемлемо, и вовсе не так кощунственно, как принято считать. Без ада нет рая, как без зла нет добра. Снова повторюсь, что мы уже имели эту тему для обсуждения. Не хочу снова к этому возвращаться.

– Ваш сын, насколько мне известно, имеет свою личную мастерскую и занимается изысканием надежного средства для превращения неблагородного металла в философский камень? – вопросительно говорил Мануэль.

– О да, вы верно осведомлены. Он довольно преуспел в своих деяниях по выработке быстродействующих лекарств, но, увы, ему пока не удалось создать философский камень. Однако я убежден, что это не за горами, и, возможно, теперь, с помощью этих камней из Иерусалима, он сможет это выполнить, – ответил Аарон.

– Но это не простые камни, это камни Соломона, великого царя.

– Это всего лишь безделушки, которые не несут в себе никакой ценности, и нет никаких доказательств, что это те самые камни, как и то, что они вообще существуют. Давайте будем реалистами, мы взрослые люди и верить в сказки нам не к лицу. Мне ясно одно – эти камни несут в себе неоспоримую ценность, потому что находились в древнем Храме в Иерусалиме. Но согласитесь, это еще ни о чем не говорит. Я знаю, как вы рисковали, ведь если инквизиция про это пронюхает, слова старого монаха окажутся пророческими. Но не нужно бояться этого. Бог с вами, и это главное. И да, я верю в Него. Безгранично и всецело. Я верю и в Дьявола. Но сейчас только он сможет помочь достичь вам и мне своего могущества и неуязвимости через эти камни.

– Вы сошли с ума, отец Аарон! Это уже неслыханно и сказать, что дерзко это ничего не сказать! Мы с вами будем оба гореть в аду за такое! Нет, я не стану в этом участвовать! Я не столько боюсь инквизиции, сколько гнева Божьего! – испуганно проговорил Мануэль.

– Вы говорите так, потому что не ведаете, о чем именно, – пытался вразумить Мануэля Аарон. – Вы не понимаете даже малейшей сути всего этого. Ваш разум сильно засорен, хотя вы думаете, что это далеко от истины.

– Не стану спорить с вами, но поймите меня, я чрезвычайно поражен тому, что вижу и слышу! – оправдывался Мануэль.

– Поражаться какому-то открытию или факту – это еще не значит не пытаться научиться или познать ту самую истину, – рассуждал Аарон. – Иногда нужно просто попытаться понять, но чтобы понять, надо изучать, познавать, открывать, исследовать… Вот что это, отец Мануэль. А доселе вы и ваши убогие церковники занимаетесь бессмысленными пытками в поисках выдуманных вами же легенд, или тех, о которых вы когда-то от кого-то слышали, то как же возможно будет пролить на все на это хоть малейший луч знания и просветления. Вы думаете, я сумасшедший? Вы уже битый час ломаете голову и не можете понять, почему я не боюсь костра, да потому что сжечь меня невозможно. А вот вас возможно, Мануэль. И вам уже сейчас стоит задуматься об этом.

– Поверьте, я задумываюсь об этом и, как бы там ни было, боюсь, да и не хочу умирать… – отвечал Мануэль, и в голосе слышалась мольба, как будто его жизнь зависела от Аарона.

– Вот видите этот сосуд, сюда можно заточить Вельзевула, – сказал Аарон и достал изящный керамический сосуд, напоминавший нечто античное. Он был яйцеобразной формы с двумя вертикальными ручками на горле. Сделан он был из глины.

Все звучало настолько правдоподобно и выглядело безупречно, что можно было подумать, будто Аарон великий волшебник и просто под прикрытием монаха совершает свои колдовские действия. Это по-прежнему не укладывалось в голове Мануэля. Сколько разной магической атрибутики вокруг: черепа, судя по всему настоящие, горящие черные и синие свечи огромных размеров, пентаграммы, разные статуи древних языческих богов, теперь эта амфора. Чем еще Аарон удивит сегодня Мануэля? Он чувствовал, что это далеко не все, что ему предстоит увидеть.

– Прошу вас не думать, что я как-то смею уподобляться Великому Царю, поистине могущественному и равных ему нет. Я видел его лично и имел возможность даже говорить с ним. Но мне никогда с ним не сравниться. Мне нужна хотя бы часть его возможностей, и способности управлять Демоном, который хочет помешать моим планам.

Мануэль уже окончательно решил, что Аарон не в себе. Ну собрать эти магические причиндалы, книги – это еще возможно, даже совершать колдовство в стенах монастыря. Но вот видеть лично царя Соломона и даже разговаривать с ним, это уже явно перебор. Нет, камни Аарон не получит, даже если он и прав, и они не представляют никакой ценности, он лучше отдаст их своей дочери, которая также много лет увлекается алхимией и уже получила от Мануэля немало знаний в этой области. Ему не следовала связываться с Аароном. Но откуда он мог знать, что тут такое творится. Теперь это уже не важно. Он знает, а значит, надо быстрее уносить отсюда ноги и больше никогда близко не подходить к этому человеку. Ну и конечно же, прислать сюда отряд солдат с инквизитором, чтобы провести должную проверку.

– Отдайте мне камни, Мануэль! И можете быть свободны, – Аарон, будто читая его мысли, сказал это таким строгим угрожающим тоном, что можно было бы подумать, если Мануэль сейчас же не отдаст камни, с ним произойдет что-то ужасное. – Вы находитесь во власти своих предрассудков, и я не могу посвятить вас в то, до чего вам закрыт доступ. К тому же, мне нужно дождаться ночи. Многие мои действия могут напугать вас своей необычностью и еще больше принизить меня в ваших подозрениях.

Мануэль был в глубоком смятении, а его мозг ввергнут в хаос раскаяния, тревоги и страха. Здесь творится что-то очень плохое, стены этого монастыря пахнут смертью, которая все сильнее окутывала его сознание и уже проникла так глубоко, что еще немного, и он потеряет способность мыслить и вообще хоть как-то воспринимать происходящее. А этого он никак не мог допустить. Он духовное лицо, и чувство долга слишком довлело над ним. Имея церковный сан, он, как инквизитор, является лицом церкви, к тому же, уважаемый инквизитор, с несомненно заслуженным авторитетом и доброй славой. Он являлся кумиром спасенных им людей, что вызывало огромную зависть и негодование у его озлобленных коллег, таких как Марко Гонсалес и Альваро Дельгадо. Он прекрасно понимал, что вот уже много лет они ждут момента, как самого его в чем-нибудь уличить и отправить на костер, безжалостно пытая. Аарон погряз в каких-то страшных грехах, за которые Мануэль тоже может жестоко поплатиться. Ведь будучи с ним в сговоре, он автоматически становится врагом церкви, причем самым злейшим. Все, что услышал сегодня Мануэль от Аарона, в целом являло собой непревзойденное богохульство и самую жесткую ересь, которая только может существовать. К тому же, он столько выдумывает: это и общение с Соломоном, и возможность заточить Вельзевула в какую то глиняную амфору, и рукописные книги с рецептами ведьмовских мазей. Что еще скрывает эта дьявольская обитель, именуемая аббатством, находящаяся в управлении Аарона?

Мануэль уже видел себя в темнице инквизиции, он уже чувствовал хруст своих костей в пыточных инструментах, и даже нюхал запах собственного костра, и ощущал ту невыносимую боль, которая будет причинена его телу в процессе сожжения. Но еще ведь у него жена и дочь… Юная прекрасная дочь, которая тоже станет объектом

инквизиторских гонений. Старец в саду уверял, что их всех сожгут, если он немедленно не покинет это проклятое место. Может, всетаки отдать Аарону эти камни, скорее добраться до дома и увозить семью как можно дальше, пусть даже за тридевять земель. Пока Мануэль осознавал, что ему ничто не препятствует поступить именно так, и на самом деле было бы очень разумно распорядиться своими действиями в пользу этого.

Но что же мешает Мануэлю прямо сейчас это сделать? Почему он продолжает выслушивать весь этот бред и ничего не может ему возразить? А может, это не бред вовсе? Ноги как будто не двигались с места, а уши упорно ждали новую информацию, мозг в мгновение ее перерабатывал и заставлял дойти в этом деле до конца. К тому же сбежать – значит струсить. А как же Мануэль будет потом жить и думать, что он струсил и позволил распространению дьявольских козней? Нет, он должен исполнить свой долг, собрать необходимые доказательства и самого Аарона сдать инквизиции. К тому же, лично понаблюдать, что Аарон будет делать с этими камнями, ему было еще более интересно. Было даже ему самому неясно, движет ли им чувство долга или праздное любопытство. Поэтому нужно остаться и добиться разрешения Аарона присутствовать на обряде, чтобы осмотреть все собственными глазами, а потом уже прислать сюда людей. Мануэль был слишком уважаем в церковных верхах, епископ и папа благоволили его за все неоспоримые заслуги и громадный вклад в католическую церковь, включая и его многолетние пожертвования. Ведь Мануэль был чрезвычайно богат, имел самый богатый и красивый замок в Испании с великолепными угодьями. Он был уверен, что заручится их поддержкой и они поверят каждому его слову. Ах, как же сильно он заблуждался и именно в тот самый момент совершал роковую ошибку. Он даже представить себе не мог, чем это ему обернется.

Он удвоил свой показной интерес и старался выражать полное согласие со всеми доводами Аарона. И несмотря на то, что тот уже сам давал ему в руки шанс спасти свою жизнь в обмен на камни и быстро уйти оттуда, Мануэль упорно настаивал на том, что никуда не торо пится и хочет посмотреть, что будет делать Аарон с камнями.

– Если надобно ночное время для соблюдения неких формальностей, я готов дождаться темного времени суток и присоединиться к вашим действам. Поверьте, меня трудно чем-либо испугать. А ваши рассказы этим днем настолько поразили меня, что я на самом деле захотел узнать что-то новое, как любого человека, меня влечет неизведанное и тайное, особенно когда это связано с мистикой. Я всегда был скептиком и прагматиком, меня более волновала материальная сторона этого мира. И после услышанного вами я обнаружил в себе многие следы невежества, хотелось бы развеять их и наполнить свой разум новыми вещами… – говорил Мануэль, явно пытаясь показать перемену своего отношения в происходящему, но Аарону были известны его мотивы, и он уже не верил ни одному его слову. Однако, раз Мануэль не уходит, а уже начинает вести себя крайне глупо, он не может заставлять или принуждать его. Ведь еще недавно Аарон сказал, что человек сам выбирает свою судьбу, он сам делает свой выбор в пользу того или другого. Стало быть, ему нельзя в этом мешать, а лишь дать ему то, за чем он так упорно гоняется. Проблема только в том, что Аарон на самом деле не мог допустить Мануэля к тому, что не следует ему видеть, и конечно, ему бы следовало выставить его с его территории силой, но он не станет этого делать, а будет так, как должно быть.

– Я разделяю ваше любопытство, Мануэль, однако я все же обязан доложить вам, что в этот раз не смогу его удовлетворить. Посему отдайте мне камни и уезжайте, – Аарон в последний раз предпринял попытки спасти Мануэля, понимая заранее, что они бесполезны. – Как только я все закончу, я непременно оповещу вас, и вы получите свое вознаграждение.

Мануэль еще больше утвердился в своем намерении остаться. И да уж, конечно, он оповестит его. Он отдаст эти камни своему сыну, после того как они будут освящены его ритуалами. И что, он собирается заплатить ему еще за это? Дикое притворство отъявленного лицемерия.

– Так мною же движут не деньги! – воскликнул Мануэль.

– Так и я не собирался платить вам деньгами, – отвечал Аарон. – Ужели только деньги можно измерять в качестве вознаграждения? Есть вещи для такого знатного и уважаемого человека, как вы, дороже всех денег мира, например, честь, достоинство, положение в обществе, жизнь, в конце концов.

Тут Мануэль снова переменился в лице. Последняя фраза напрямую звучала как угроза. Ну вот что ему делать с этим ненормальным? Решение Мануэля остаться оставалось непоколебимым, и лишь все более подкреплялось. Только вот эта интрига, игра в смерть, раздражала его. Он не был тщеславен и не страдал гордыней, но все более захватившее его чувство долга наполнило его некоей смелостью и желанием поскорее разоблачить Аарона.

Дождавшись ночи, монах и инквизитор двинулись к подземелью, где Аарон уже был готов совершать обряды с камнями. Мануэля ему так и не удалось выставить, да он и не пытался. Ночной мрак был непроницаем. В небе не сверкали ни луна, ни звезды. Стояла абсолютная тишина. Аарон нес светильник, в котором спокойно и ровно, даже без единого колебания, горел огонек. Они спускались по грубым каменным ступеням, и с каждым шагом Мануэлю становилось все страшнее и ноги все больше не слушались его. Голова кружилась, перед глазами было совершенно темно. Он как будто спускался навстречу самой смерти, но старался взять себя в руки изо всех сил, не поддаваться эмоциям и паранойе.

Внезапно Аарон остановился.

– Спуститься туда я должен один, стойте здесь и ждите меня. Не двигайтесь даже с места, пока я не выйду. Если вам дорога ваша жизнь, делайте так, как я говорю, и не следуйте за мной! – командным тоном говорил Аарон. – Это может закончиться для вас плачевно. И вы прямо сейчас можете стать жертвой своего же собственного любопытства.

Мануэль кивнул и сделал вид, что послушал, но, когда Аарон спу стился уже в свою каморку и захлопнул за собой дверь, сразу же нарушил обещание и немедленно двинулся туда. Вдруг ноги снова перестали слушаться его, отказали, и он покатился вниз, пролетел мимо той двери, за которой находился Аарон, и очутился в итоге в темном подвале. Однако тут же встал и принялся искать выход от туда. Наткнувшись на первую попавшуюся дверь, он поспешил вы йти, и перед ним снова возникла лестница, которая вела непосредственно в монастырь. Он поднялся по ней и оказался в длинном коридоре, в котором не было ни души. Мануэль начал идти дальше, но вдруг услышал страшный рык. Обернувшись, он увидел огромную серую волчицу, которая скалила зубы на него, как будто хотела прямо сейчас напасть. Мануэль замер в страхе и встал неподвижно, начиная усиленно молиться, чтобы эта хищница не тронула его. И в тот момент, когда он уже распрощался с жизнью и представил, что она раздирает его плоть, волчица вдруг развернулась и убежала, даже не тронув Мануэля. Натерпевшись дикого страха, он побрел по коридору дальше и услышал какие-то голоса, доносящиеся с конца коридора.

Когда он дошел до места, откуда происходили эти голоса, он приоткрыл дверь в одну из комнат, в которой ему предстало зрелище настолько дикое, которое он не мог представить себе даже в самом кошмарном сне. Несколько монахов и монахинь стояли в комнате, некоторые из них были полностью обнаженные, но в головных монашеских уборах, кто-то частично раздет. Некоторые монахи мужчины также стояли абсолютно голые. В самой комнате горело несколько свечей, пахло странными благовониями, а посреди комнаты возвышался алтарь с перевернутой черной пентаграммой, возле которой были прикреплена статуя, изображающая Дьявола, с двумя рогами на голове, страшной бычьей мордой и с вилами в руках.

Один из монахов встал перед ним на колени, держа в руках черную свечу и читал молитву сатане.

– Перед всемогущим и невыразимым Богом Сатаной Люцифером и в присутствии всех демонов ада, которые являются истинными и оригинальными, все присутствующие здесь отрекаются от всякой прошлой преданности, от ложного Бога иудейско-христианского Иеговы, я откажусь от его подлого и презренного Сына Иисуса Христа и от его гнилого Святого Духа. Я провозглашаю Люцифера моим единственным истинным Богом. Я признаю и почитаю его во всех своих делах! – проговорил монах, тот самый, который встречал Мануэля у ворот монастыря и так злобно и косо смотрел на него днем.

Далее он порезал ножом руку и капнул в чашу. После этого началась оргия, в которой монахи и монашки начали беспорядочно совокупляться друг с другом, предаваясь самым диким страстям.

Мануэль уже не мог смотреть на это зрелище и в ужасе поплелся подальше от этой комнаты. Вдруг он споткнулся и упал, и снова увидел ту самую волчицу. Зазвонили колокола, да так громко, что их звук еще более наполнил все окружение мистицизмом. К тому же ударил сильный гром, а молния поражала небо своими яркими вспышками. Мануэль решил, что он уже оказался в аду, но разум возвращал его к тому, что он пока что жив и происходящее вокруг него – суровая реальность, а не плод воображения. Он ринулся бежать, как вдруг перед ним опять возникла та же самая волчица, он побежал от нее в другую сторону, та кинулась бежать за ним, но как будто гоняла его по пустым и темным коридорам аббатства, даже не пытаясь напасть на него. Стало уже ясно, что, появись у нее желание сожрать его, она бы давно это сделала. Мануэль остановился и увидел, как волчица сзади него поедает внутренности того старца, что днем упорно упрашивал его покинуть монастырь. Мануэль подошел поближе, и зрение не обмануло его: волчица с упоением пожирала плоть старого монаха, вся ее морда была в крови, а обезображенное расчлененное тело старика лежало перед ней на полу.

Мануэль обернулся и увидел перед собой Аарона.

– Я же просил тебя стоять на месте и никуда не двигаться! – говорил Аарон. – Ты не послушался меня, Мануэль!

Мануэль, ничего не ответив, кинулся бежать от Аарона, да так быстро, что он даже никогда так не бегал. Монастырь превратился в лабиринт без входов и выходов, шел проливной дождь, а молния с грозой лишь только усугубляли его ужас и страх. Бежать уже было некуда, когда перед собой Мануэль увидел уже ожившую статую из той комнаты, где монахи совершали сатанинский обряд.

Она выглядела уж сильно страшно. Ростом метра три, красная рожа, исчерченная шрамами, мощные устрашающие рога, крепкие челюсти с маленькими, похожими на человеческие, зубами, раздвоенная верхняя губа и копыта. В руках те же самые вилы. Примеча тельный символ на груди – пентаграмма с той же козлиной голо вой. Мануэль слышал про этот символ. Это сатанинский атрибут, который используют маги в своих работах. Считалось, что правильно нарисовавший ее человек, проведя определенный ритуал, сможет вызвать самого Сатану. Стало быть, Аарон вызвал его.

Глава 3. Неведомое уже открыто

Что было дальше после того, как перед Мануэлем предстал Дьявол, он уже не помнил. Но разум вернулся к нему уже в застенках инк-

визиции, где его активно истязали в камере пыток. Он стоял в центре камеры совершенно голый. Его руки, скованные цепью, были подняты высоко над головой, ноги широко разведены в стороны и привязаны к кольцам, прикрепленным к полу. Спина была страшно изодрана ударами кнута и залита кровью, голова свесилась на грудь.

Инквизитор Марко вошел в камеру и увидел, что лицо Мануэля зверски избито и заплыло багровыми кровоподтеками. Над ним стояли Альваро, старший офицер инквизиции и правая рука Мануэля, и палач.

– Пожаловал Его Преосвященство епископ. Он в состоянии говорить? – невозмутимо спросил Марко.

– Да, он в сознании, – ответил Альваро. – Как вы и приказали, не забивать его до смерти, а лишь немного проучить.

– Вижу, вижу, брат Альваро! Именно так ты и поступил. Все выполняешь по уставу. Тебя ждет великое будущее. Накиньте на него что-нибудь и приведите в зал судебных заседаний, – приказал Марко, окинув Мануэля презренным взглядом, полным отвращения и ненависти, – Пожалуй, начнем.

Марко и Альваро вышли из камеры и перешли в зал, где их ожидал епископ. Также там присутствовали секретарь и еще несколько слушателей процесса, очевидно, не столь опытных, но имеющих церковный сан.

– Брат Мануэль, брат Альваро, я не могу просто поверить, что нахожусь здесь по такому делу, – произнес епископ с выраженной долей досады в голосе.

– Приветствуем вас, Ваше Преосвященство. Мы тоже не менее поражены случившимся, но раз Богу было так угодно, мы должны карать тех, кто отвернулся от него, пусть даже это и наш почтенный отец Мануэль. Хотя мы уже перестали почитать его, после того как узнали его истинное лицо. Это невообразимое кощунство, – возмущался Марко.

– Когда за мной послали, я непременно поспешил приехать как можно скорее, бросив все дела. Случай весьма вопиющий, и тут нельзя церемониться никоим образом. Никогда бы не подумал, что Мануэль докатится до такого и будет утверждать, что видел самого Дьявола в его живом обличии, – говорил епископ.

– Не иначе как он с ним в сговоре, – злобно ответил Марко, – но поверьте, это далеко не весь перечень того, что нам пришлось услышать.

– Я уже почти все знаю, – спокойно отвечал епископ. – Оказывается, наш уважаемый аббат, отец Аарон, видел самого царя Соломона и даже разговаривал с ним.

– Интересно, отец Аарон сам-то знает об этом, – усмехнулся Марко.

– Ну, я не думаю, что его нужно беспокоить по таким пустякам, – многозначительно произнес епископ, – мы все знаем и понимаем, насколько он занят.

– Думаю, мы справимся сами! – поддержал Марко. – По крайней мере, мы уже сделали немало для этого. Во всяком случае, немного нарушив устав, Мануэль был уже подвержен легким пыткам. Но как вы понимаете, Ваше Преосвященство, этот тот случай, который не вызывает ни малейшего сомнения в виновности человека.

– Нужно закрыть это дело как можно скорее, надеюсь вы меня понимаете, – высказался епископ, в ответ на что получил покорный кивок Марко. – А его дочь и жена?

– Они давно здесь, ждут своей очереди. Их приведут позже.

Палач с помощником привели Мануэля, еле стоявшего на ногах, в окровавленной рубахе, которую на него набросили по приказу Марко. Будучи закованным в тяжелые кандалы, он еле передвигал ся. Тело горело из адских болей недавнего истязания. Разум мутил ся, но Мануэль все соображал. Он поднял голову на своих бывших коллег и даже не знал, что ему сказать. Он чувствовал себя так, будто его предали, подставили и хотят непременно погубить. Зная этих подлых людей, он понимал, что вряд ли удастся выбраться отсюда живым.

– Назовите ваше имя и дату рождения, – начал Марко.

– Что за вздор! – еле бормотал Мануэль. – Вы более чем кто бы то ни было знаете мое имя и когда я родился. Прошу вас, просто скажите, в чем меня обвиняют? Что я такого сделал?

– Ты прекрасно знаешь, что вопросы здесь задает Священный Суд. Или ты забыл, кем являешься? Ты уже добровольно отлучил себя от церкви, и в ее лоне тебе больше нет места. Ты хотя понимаешь, в каком ты положении? – возмущенно говорил Марко.

– Спасибо, пояснили мне мое положение, сразу же начали пытать, все было более чем понятно!

– Бессовестный наглец! Ты обязан соблюдать смирение и покорность, а ты своей дерзостью оскорбляешь суд! – вскрикнул Марко, который уже брызгал слюной от показной злобы. – Хорошо, будь по-твоему, Мануэль Гутьерес. Я проглочу это, что добавит тебе лишь очередной огромный минус к твоему маловероятному оправданию. Хотя не представляю, что может стать даже его малейшей причиной… Все твои предыдущие показания настолько недвусмысленны и нелепы, и даже писать такое на бумаге уже грех. А ты утверждаешь, что бегал по монастырю Аарона от демонов каких-то… и видел сатанинские оргии… Боже, я не могу это даже читать! Прости Господи! Ответь Священному Суду хотя бы, что ты там делал? Зачем ты вообще туда ездил?

– Мне нечего добавить к тому, что я уже рассказывал ранее. Вы запротоколировали все мои показания, – склонив голову, отвечал Мануэль.

– Но тут очень многое не вяжется, Мануэль! Ты утверждаешь, что собственными глазами увидел, как настоятель монастыря, отец Аарон, якобы совершает магические обряды и вызывает духов. Ты спустился с ним в его библиотеку, но дальше он тебя не пустил, однако ты все равно куда-то пошел и оказался в самом монастыре,

где стал свидетелем сатанинского ритуала, когда монахи читали молитву Люциферу, потом ты увидел их оргию, а потом самого Дьявола. И пытался бежать… А, там еще была волчица… – Марко вкратце описывал предварительные показания Мануэля. – И тут ты ринулся бежать. Мы прекрасно знаем расположение монастыря отца Аарона, то, что ты описываешь, этих комнат и этой самой храмины, там даже этого нет! Ты также отметил, что тобою двигало любопытство и ты хотел разоблачить Аарона, но при этом пустился в бега по всему аббатству… Ну а далее… Все эти нелепые вещи…

– Я лишь воспользовался правом, которым меня наделила природа, – правом защищаться, – пытался оправдаться Мануэль. – Вы думаете, я не содрогался при мысли о том, как быстро и далеко ушел путем греха?! Точнее сказать, мог бы уйти. Но я не сделал ничего предосудительного. И я поклялся на Библии, что все было именно так, как я рассказал. И я сам пришел к вам. А вы тут же скрутили меня и начали пытать, как самого последнего преступника, который даже не имеет право на оправдание. За что вы пытаете меня? За что?! Вы, с которыми мы вместе служили церкви столько лет. Вы, которые были моими учениками. Я же обучал вас всему сам. Я питал к вам величайшее почтение и доверие.

– Мы ничего не забыли и не забудем никогда. Ты творил вещи, которые не соотносились с твоим же учением. Это как должно понимать? Ты учил нас почитать Бога, в то время, когда сам же и осквернял его. Также ты учил карать каждого, кто осмеливается пойти против Него. Стало быть, мы исполняем свой Священный долг. Есть много доказательств твоей вины. И может быть, я не хочу этого и это не соотносится с тем, что у меня на душе, но я должен вынести приговор. И он никак не может быть в твою пользу.

– Коли так, то озвучьте ваш приговор и ответьте все же на вопрос:

в чем меня обвиняют? – пытался получить четкий ответ Мануэль.

– В колдовстве и одержимости Дьяволом. И ты, и вся твоя семья! – ответил Марко.

– Моя семья? А они здесь при чем?

– Ты хотел избавиться от врага, который знал все твои слабости.

Решив свалить все не на кого-то, а на отца Аарона, самого уважаемо го священника во всей Испании, ты еще больше усугубил свою вину, – говорил Марко.

– Я не понимаю, почему вы защищаете его? – недоумевал Аарон. – Вы что, с ним заодно?

– Мануэль, мы не хотим тебе зла, – вмешался в разговор епископ, – возможно, брат Марко слишком резок и чрезмерно эмоционален. Нехорошая сторона его темперамента и излишнее нетерпение берут над ним верх, но это не более чем гордыня. Тоже, кстати, великий грех, брат Марко, – повернув голову, епископ обратился к Марко: – Вам следует учиться сдержанности и смирению. В вашей должности недопустимы такие эмоции. Их нужно учиться обуздывать и выражать более корректно, как если бы на судебном процессе присутствовал сам Иисус. А что касается тебя, Мануэль, то ты должен знать, каким бы ни был ты великим и хорошим человеком, таким ты и остался, как бы странно то ни звучало… И мы не хотим… Наш разум не хочет верить обратному. Но реальность такова, что она упорно бросает нас в эту суровую правду, которая неприятна нам. И наш разум отказывается это воспринимать. Осознавать, что наш брат, которому мы много лет служили верой и правдой и который сам также служил католической церкви, стал не просто еретиком, но… Я даже не нахожу слов, чтобы выразить, в кого вы превратились в ваших выдумках, фантазиях, в вашей… такой гнусной лжи. Я хочу лишь сказать, что мы в недоумении. И это мягко сказано. Не положено так говорить, мы не должны подсказывать вам что говорить, но суд все же хочет услышать от вас отречение от своих обвинений, а также, что увиденное якобы вами в аббатстве Аарона было являлось лишь плодом вашего расстроенного воображения. Нам нужно выявить все аргументы, доказывающие ложность подобных представлений.

– А если они не были ложными, почему я должен лгать, тем более вы все равно меня сожжете так и так! – заявил Мануэль.

– Значит, они были увидены вами под воздействием колдовских снадобий. И тот самый старик, который явился вам в саду монастыря, и которого впоследствии сожрала огромная волчица, вас почему-то не тронувшая… Мы знаем каждое лицо, проживающее в том монастыре. Двум самым старым монахам по шестьдесят пять лет. Там никогда не было старика возрастом под девяносто, как вы описали. Вот из ваших показаний: «В состав ведьмовской мази входят белладонна, кока, паслен, мак, опиум…» – перечитывал показания Мануэля епископ. – Помилуйте, брат Мануэль, если кто-нибудь из нас испробует все эти «дары природы» на себе, нам и не такое привидится…

– Но я же не говорил, что пробовал этот состав. Я лишь рассказал все это со слов Аарона, который вычитал мне этот рецепт из своей книги.

– Вы не говорили, но все указывает на то, что вы употребляли все это, и ваша психика, ваше сознание и разум были настолько помутненными, что вы находились в совершенно отрешенном и далеком от реальности состоянии.

– Какой вздор! – сокрушенно ответил Мануэль, которому даже нечего было добавить.

– Ах, да, и человеческий жир. Весьма любопытные момент, его продает колдунам палач. Ни один палач не будет рисковать так своей жизнью, чтобы вытворять такое даже за целое состояние. Теперь вы понимаете, что мы просто в глубочайшем смятении. Как вы могли такое придумать? Но суд пришел к выводу, что вы сами хозяин всех этих рецептов. Либо вы переняли эти нечестивые знания у своих предков, – говорил епископ.

– Вы в чем меня пытаетесь обвинить? – воскликнул Мануэль. – Я никогда до того дня не слышал ничего подобного. Я сам был не в меньшем ужасе, когда узнал, что такое вообще существует!

– Опять-таки мы располагаем другой версией. Вы, как автор всех этих рецептов, которые многие годы содержали в тайне, производили это в своем фамильном замке. Наряду с лабораторией, в которой изыскиваете новые средства для врачевания и одурманивания людей. А также пытаетесь создать философский камень, чтобы обрести вечную молодость и может быть, даже никогда не умирать.

– Это подлая ложь и клевета. Зачем мне это? И зачем бы я лично пришел к вам, чтобы самого себя выдать?! Вы сами-то понимаете, насколько абсурдны ваши доводы, – твердил Мануэль.

– Вы пришли, потому что вас привел Дьявол сюда, вы одержимы им, вот и весь ответ! – говорил все таким же спокойным тоном епископ.

– Я требую писать прошение Папе Римскому, чтобы он назначил мне новых судей. А также буду ходатайствовать о своем освобождении. Вы уже много раз сегодня упомянули о моих знаниях закона, так вот, я собираюсь ими воспользоваться.

– Папа Римский уже подписал указ, чтобы вас и всю вашу семью судили по всей строгости, – с победной насмешкой говорил епископ, – и других судей у вас уже не будет. Если только на том свете.