Читать книгу: «Через времена в будущее», страница 3

– Теперь ты видела прошлое Марса и его будущее, – произнёс Сергей, убирая руки с моих глаз.

– Объясни.

– Вначале астероид разбудил спящую воду в недрах планеты, затем такой же астероид уничтожил её, вернее не вся вода испарилась, часть всё-таки оставалась в недрах. Но история любит повторяться и поэтому через миллионы лет другой астероид снова разбудил спящую красавицу. Затем спутникам было суждено притянуться к планете и усыпить её навсегда. Всё, что ты видела, заняло и займёт миллионов лет. В недрах планеты до сих пор находится жидкость, но она непригодна для человека. Это была краткая история Марса.

– Почему суждено?

– Потому что, если бы люди могли жить на других планетах Солнечной системы, это бы уже произошло. В существующей временной петле жизнь возможна только на Земле. Мы с тобой в 17 веке рассматривали возможные варианты прошлого Марса, во многом оказались правы. Ты увидела то, о чём хотела знать несколько веков назад, а теперь посмотри вокруг и наслаждайся красотой.

– Сергей, что это за эфирные существа? – спросила я, показав на сгусток огромной энергии, образованный несколькими светящимися оболочками.

– Это люди после смерти, их цикл перерождений закончен. Ты же знаешь, что после физической смерти мы способны путешествовать. Вселенная – наш дом.

– А как ты здесь оказался всё-таки? – волнение прошло, начались вопросы, вполне женский земной стиль поведения.

– Всё-таки спросила. Я ждал.

– Я хочу знать! Я никогда не была в будущем! Я уязвлена! Я растеряна! Если бы не Baga, я бы с ума сошла! А сейчас ты! Я недавно тебя хоронила! Я дважды видела твою смерть! Сергей, столько странных событий ненормально для человека…

– Мира, помнишь, в 17 веке мы искали ответы на многие вопросы? Мы хотели знать, как устроено мироздание. Тогда мы не догадывались, что Вселенная – это вакуум, материальный дух. Когда умирает наша оболочка, дух освобождается, он принадлежит космосу, дух оказывается в другом измерении. Ты знаешь, что энергия не уничтожается, она перерабатывается. Мы не умираем, Мира, мы лишь меняем пространство обитания. Мы все возвращаемся туда, откуда пришли – то есть в космос. На Земле умерла моя телесная оболочка, но я не умер. Вот и мой цикл жизней на Земле закончен. Я здесь, я перед тобой, и как никогда живой.

– Ты больше не вернёшься? Это конец? – произнесла я с чувством волнения.

– Моё место здесь. На Земле я отыграл свою роль. Осталось тебе сыграть свою, и вернуться домой, Мира. Вернуться ко мне…

– А что я должна делать?

– Ты всё узнаешь со временем.

– Мне опять придётся одной всё делать?

– Ты не одна.

– Как не одна, когда одна? Снова!

– Теперь, Мира, возвращайся на Землю. Я буду ждать тебя.

– Мира! Наконец-то я нашёл тебя! Ты куда пропала? – я повернулась и увидела Эрджо возле его лаборатории, затем повернулась к Сергею, но его уже не было. Ненавижу тебя, Эрджо!

– Я тебя искал! Я думал, тебя унёс ураган.

– Я заблудилась. Еле нашла дорогу обратно, – солгала я, но не успела договорить, как он снова вколол мне в руку содержимое шприца.

– Может, ты будешь предупреждать сначала? Я же не твоя новая раса, у меня разум есть!

– Не злись, это просто привычка. Я хотел поговорить с тобой. Пойдём в лабораторию.

Что здесь произошло, подумала я. Лаборатория была в тумане, многие боксы открыты.

– Слабые особи, – пояснил он, – и на этот раз их больше, чем когда-либо.

– Я не понимаю…

– Что непонятного? Пришлось уничтожить больше половины эмбрионов! Это катастрофа!

– Зачем вообще их уничтожать?! – спросила я и сама удивилась, почему не задала этот вопрос раньше. Эрджо взял меня под руку и нечаянно поцарапал, нервы… Мы проходили между боксами, а мне всё это время казалось, что это самый тупой сон, который только мог присниться, но, к сожалению, это была реальность, причём ужасающая.

– Слушай. На начальном этапе эмбрион – это всего лишь материя, сжатая вибрацией. Эта материя должна быть бессознательной. Но эмбрион в начале своего развития способен создавать вибрацию, я называю это тёмной вибрацией, то есть такой эмбрион является тёмной сущностью. Иными словами, он – существо, способное генерировать высокие частоты, то есть проявлять сознание и стать личностью.

– Тебя Гитлер укусил?

– Ты что не понимаешь? Высшие сознания могут создать низшую расу!

– Разве это плохо? Почему ты называешь их тёмными?

В этот момент ещё один бокс заполнился туманом. Я только сейчас поняла, что, находясь в вакууме, усиливавшиеся вибрации приводили у зародышей кровоизлияние в мозг. И таких боксов было очень много. Лаборатория напоминала кладбище.

– Мира, нам нужны низкочастотные виды, безличностные. Это гарантия сильной расы, которая не будет подвержена эпидемиям, войнам.

– Это роботы! Ты это понимаешь? Ты сейчас выполняешь функцию Бога! Кто дал тебе право решать, кому жить, а кому умирать?! – я перешла на крик, а Эрджо смотрел на меня изумлённым взглядом, будто я его ругаю за то, что он кошку наказал.

– Ты забыла теорию Дарвина? Выживает сильнейший! Пойми ты уже! Совсем скоро в них будет человеческого больше, чем искусственного. В этом и есть суть всего!

– В твоём случае выживает тупейший! – мы услышали шаги вдалеке. Пришла девушка – представитель той самой низкочастотной расы, она вытаскивала боксы с эмбрионами и укладывала их на длинный стол с колёсиками. Затем выкатила этот стол из лаборатории. Утилизация…

– Придёт время, и ты поймёшь, что я прав. Я не выполняю функцию Бога, как ты выразилась. Я лишь посвятил всю свою жизнь тому, чтобы сделать мир лучше. У каждого свои методы, я убиваю особи, Мира! Ни одна мать не плачет над смертью ребёнка, потому что у них нет матерей. Мать – самое уязвлённое существо. Я решил эту проблему. Что в этом плохого? – в его глазах читались уверенность и непоколебимость в своих действиях, а я вдруг вспомнила свою дочь… Он прав, мать – самое уязвлённое существо…

– Я хочу выйти отсюда.

Несмотря на то, что я не сторонник всего того, что делает Эрджо, покидать 2075 год я пока не хотела. Я была уверена, что ещё не всё увидела. На следующий день я проснулась и услышала крики Эрджо. Выйдя из комнаты, я вошла в помещение и увидела, как Эрджо безжалостно громит результаты своего труда.

– Эрджо, ты что творишь? Прекрати! – я пыталась оттащить его от столов, где находились пробирки, которые он швырял на пол в приступе гнева.

– Уйди! Не мешай мне! Пошла вон! Это из-за тебя всё пошло не так! Как только ты появилась…, – он схватился за голову и заплакал.

– Эрджо… Если ты уничтожаешь их, то нужно уничтожать всех, весь лагерь, – я подошла к нему и старалась говорить спокойным и мягким голосом.

– Я не понимаю, что с ними происходит. Они не доживают до нужного периода, мы получаем сигнал о браке! Много сигналов! Потребуется ещё несколько месяцев для того, чтобы поместить новые эмбрионы в бокс.

– Давай вместе попытаемся разобраться. Предлагаю провести вскрытие!

– Что, прости? Вскрытие?

– Да. Самое настоящее вскрытие. У вас в этом времени перчатки и антисептики есть? – спросила с улыбкой, чтобы ободрить его.

Но, не дождавшись ответа, я поняла, что сказала глупость. Я вышла из помещения и вернулась с каталкой, на которой лежали четыре эмбриона: два взорвавшихся и два здоровых.

– Ты хочешь всех четверых?! – спросил ошарашенно Эрджо.

– Пока да. Надеюсь, их хватит, чтобы понять, в чём дело.

Я принялась за первого взорвавшегося эмбриона, посекционно разрезав его. Наличие повреждений кожи, отёков, ран, я не заметила. Цвет кожи тоже был в норме для детёныша. Наверное, мне было бы не по себе проводить вскрытие человеческому детёнышу, но тут всё иначе, ведь у меня нет сострадания или симпатии к ним. После вскрытия грудной полости и осмотра, мы извлекли внутренние органы, поместив их на стол, стоящий рядом. После снятия скальпа, мы извлекли мозг из черепа и положили на тот же стол, где и остальные органы.

– Эрджо, обрати внимание, мозг суше, чем должен быть.

– Вижу.

Мы не стали зашивать тело, так как оно всё равно утиль. Далее мы вскрыли остальных эмбрионов. Когда все органы лежали на столе, мы принялись изучать их.

– Мира, ты же была кардиохирургом?

– Да. Поэтому сердца оставь мне. Первое, что мне бросилось в глаза – это сухость мозга, но, смотри, я разрезала сердце, и оно не выглядит как сердце младенца, оно больше похоже на сердце трёхлетнего ребёнка. Два органа уже не справляются с работой. Нужно понять, почему сердце развивается быстрее, чем должно.

– В последнее время их сердцебиение было учащённым.

– Вспоминай, какие ещё изменения происходили.

– Они стали генерировать иную частоту. Раньше все эмбрионы имели прозрачные глаза, но с недавнего времени их глаза имеют разные цвета. Происходит мутация, которую я не могу контролировать и даже объяснить.

– Предлагаю после завершения вскрытия сходить в лагерь, возможно там изменения уже происходят, и мы хоть что-то поймём.

Как только мы закончили со вскрытием, мы направились к лагерю новой расы. Поначалу ничего примечательного или необычного не происходило, по крайней мере, мы не заметили ничего из того, что могло бы объяснить ситуацию в лаборатории. Мы прогуливались среди существ новой расы и внимательно изучали их. Они занимались повседневными делами, а именно: строили дороги, новые укрытия, приносили в лагерь воду, и самое удивительное – они ели только бобы, что было бы свойственно переселенцам на Марсе. Лагерь напоминал больше африканскую страну, в которой образ жизни был похож на первобытный. Потеряв всякую надежду, мы развернулись в сторону лаборатории, но неожиданно песчаная буря помешала нашим планам, и нам пришлось найти укрытие, чтобы переждать стихийное проявление, столь свойственное для этого времени. Мы с Эрджо сидели в одном из так называемых домов лагеря, и совершенно случайно я обратила внимание на ребёнка, чьи руки тряслись.

– Эрджо, посмотри на этого ребёнка. В моём времени это считается отклонением, а сейчас?

– Этого не должно быть! Нам надо забрать его в лабораторию!

– Но как мы заберём его? У них же у всех есть приёмные матери! Если уж их не рожают, то ты мог придумать способ выращивать их без помощи взрослой особи?!

– Хватит так называть их! Нам надо выкрасть его!

– Я до 2016 года не воровала детей, сейчас тем более не буду!

– Придётся, Мира! Давай!

Хитростью нам удалось выманить ребёнка к себе и увести в лабораторию. По возвращении мы отправили мальчика, который выглядел по человеческим меркам лет на пять, в отдельное помещение, установив за ним контроль, функцию которого выполняла та же девушка-робот, как я её называла. Мы вернулись в комнату, где проводили вскрытия, и каково же было наше удивление, когда мы увидели, что изъятые органы уменьшились в размере почти в полтора раза! Это невероятно! Органы высохли, словно зелень на Солнце.

– Если дела так плохи, то скоро все вымрут.

– Да. И ты останешься один.

– Мира, у меня есть идея, – сказал Эрджо и закрыл за собой дверь, после чего вколол мне в руку вещество, от которого я потеряла сознание.

Когда я очнулась, то увидела, что нахожусь в той же комнате, где спала все эти дни.

– Прости, я хотел клонировать твою матку, но передумал. Они умирают. Все умирают, – Эрджо сидел на стуле рядом с кушеткой. Я осмотрела себя, но не увидела следов от укола или чего-то подобного.

– Евгеника была изначально плохой идеей. И дело не только в гуманности. Пойми, мир и без тебя, и твоих эмбрионов восстановится. Ты лишь создал лагерь уродов, которые рано или поздно захотят жить своей жизнью. Не я виновна в том, что они все умерли, а ты. Эрджо, остановись.

– Нет! Я буду пробовать ещё! У меня получится! Мира, я знаю, как ты попала сюда. Ты пришла из другого лагеря, твои предки уцелели каким-то образом после ядерной войны. Когда ты была без сознания, я взял твою кровь для анализов. Значит, здоровый вид всё-таки существует. Зачем ты меня обманула?

– Эрджо, ты не поймёшь.

– А ты объясни!

– Позволь мне уйти.

– Для начала скажи мне правду.

– Да, здоровый вид сохранился. Ты в этом убедишься, когда выйдешь за пределы своих иллюзий и лаборатории, – солгала я.

– Уходи…

Я не верила ему, но на свой страх и риск вышла из комнаты, затем прошла через помещение боксов, где всё было в тумане от взрывов эмбрионов. Лаборатория была разгромлена. Я увидела украденного мальчика одного, подошла к нему, взяла его за руку, затем мы вышли за территорию лаборатории. Я намеревалась вернуть его в лагерь. Так будет правильно. Хоть я и убеждена, что эта раса не выживет, но оставить безумному Эрджо ребёнка я тоже не могла. Моя совесть мне бы не простила этого. Дойдя до лагеря, я высвободила руку малыша, улыбнулась и ушла.

Я оставляю 2075 год с его причудами, с его новыми людьми и Эрджо. Напоследок, я оглянулась в сторону лаборатории и увидела её будущее и будущее Эрджо. Он уничтожит её, и совсем не потому, что я его переубедила, а потому что ему скоро умирать, а доверить своё творение кому-либо он не сможет. Когда хочешь стать Богом, нужно помнить, что всё тобою созданное рано или поздно либо будет восхвалять тебя, либо проклянёт. Эрджо свято верил в то, что меняет мир к лучшему, но, когда действительность бьёт в глаза – божественная корона спадает и остаётся опустошение, горечь и разочарование. Все учёные одержимы, и порой именно подобная одержимость способна показать миру, чего не стоит делать. Земля периодически терпит войны, а Эрджо чуть не создал очередной военный полк, хотя единственным его желанием было создание нового идеального человеческого вида. Я знаю, что Эрджо, как любой другой деятель науки, не переживёт свой крах. Он прервёт свою жизнь, не дождавшись естественной смерти.

2075 год, в котором население Земли уменьшилось больше, чем на половину, а не в десять раз, как думал Эрджо, станет новой точкой отсчёта в жизни планеты. Теперь, я могу спокойно возвращаться в 2016 год.

Сергей, именно сейчас ты мне особенно нужен…

Глава 3

«Каждый, кто горит в огне – горит не просто так».

Спустя шесть дней я вышла из состояния комы, хотя многие меня мысленно похоронили. Снова. Возвращение было болезненным, тело болело, будто меня избили. Но, несмотря на это, моё самочувствие можно было назвать хорошим, я даже стала спокойнее. Через пару недель меня выписали, и я могла считать себя свободной, лишь моя рана каждый раз напоминала о том, что я нахожусь в физической оболочке. Но теперь я могу освобождаться из неё и путешествовать. Я приняла решение: после рассказов Эрджо переместиться сначала в 2025 год, когда произошло перенаселение планеты, затем я хочу увидеть своими глазами ядерную войну и её последствия. Готова ли я? Нет. Но что-то мне подсказывает, что именно это я должна сделать.

Я поняла то, о чём говорил Baga. Он прав в том, что мысль – это энергия. Люди, животные, птицы – по-разному воспринимают энергию, которая является изображением окружающего мира. Мы видим объекты, благодаря нашим чувствам. Энергия мысли имеет одну удивительную особенность – она растёт и становится физическим объектом. Необходимо правильно выращивать свои мысли, делая их материальными. Однажды Baga сказал: «Человеческий организм состоит из девяти самых важных систем: кровообращение, пищеварение, эндокринная система, мышечная, нервная, скелетная, репродуктивная, дыхательная и мочевые пути. Они состоят из тканей, а органы из клеток, которые в свою очередь, состоят из молекул. Мы знаем, что молекулы состоят из атомов, а атомы из субатомных частиц, а уже субатомные частицы – из энергии. Мы – воплощение энергии. Мы – это мысль». Мудрый Baga знает всё…

Я возвращалась домой после прогулки по городу, сильно замёрзнув. Возле подъезда на лавке сидел мужчина.

– Мира? Верно? – широкая улыбка, опрятный вид, доброжелательность. Где-то здесь подвох.

– А вы кто?

– Меня зовут Никита. Я – новый главный врач больницы, в которой вы работали. Мы можем поговорить?

– Домой я вас не позову, поэтому давайте уже перенесём встречу на завтра.

– Хорошо. Я наберу утром.

– Но…

– У меня есть ваш номер.

Что ему нужно от меня? Я не знала о кадровых перестановках в больнице, и всё же удивительно, что новый главный врач – молодой мужчина, на вид ему около тридцати пяти лет. Наверное, тоже купил свою должность.

Утром Никита позвонил, и мы договорились о встрече. Я приехала в больницу, где меня встретили радостными объятиями. Нового главного врача ещё не было, когда я вошла в его кабинет.

– Мира, извини за опоздание. Будешь кофе? – я повернула голову и увидела Никиту, закрывающего дверь кабинета.

– Гадкий растворимый кофе? Нет, спасибо.

– Мне говорили, что ты борзая, а, посмотрев интервью, я убедился в этом. Но нет, ты не права, у меня кофемашина есть. Так будешь или нет?

– Буду.

– Держи.

– Можно вопрос? Почему нужно было поджидать меня возле подъезда, и нельзя было просто позвонить?

– Я не успел ответить можно, но да ладно. Потому что красивым мужчинам реже отказывают, – просиял он. – Мира, если без шуток, то я хочу, чтобы ты вернулась. Я понимаю, что, скорее всего ты откажешься, поэтому я делаю тебе выгодное предложение: возвращайся, но уже в качестве заведующего отделением, – я не могла понять, где нынешний заведующий отделением? Где теперь Лев Константинович?

– Я бы и так согласилась, но раз такое предложение, то тем более. Поспешили вы.

– Жду в понедельник тогда?

Как я соскучилась по операциям! Надеюсь, что я не наткнусь на Женю, а то он сочтёт меня лгуньей. В моём плотном графике прибавилось ещё кое-что: попасть в будущее. Но для начала я поеду ко Льву Константиновичу. Я не хотела забывать человека, который когда-то хорошо ко мне отнёсся, и для своего спокойствия я хотела знать, что у него всё хорошо. Я села в электричку и через два часа была на даче бывшего заведующего отделением. Когда я подходила к дому, то увидела милейшую картину: Лев Константинович играл с внуком в футбол. Он был счастлив, на моём лице появилась улыбка, а душа мгновенно успокоилась.

– Мира! – крикнул он, увидев меня. Он поспешил открыть мне калитку, и я прошла во двор.

– Лев Константинович! Как я рада видеть вас! – я обняла его настолько крепко, насколько позволяла моя рана.

– Как я рад видеть тебя! Живой! – он сделал акцент на последнем слове.

– Привет! Я видел тебя по телевизору! – к нам подбежал мальчик лет семи с мячиком в руках. Всё-таки всегда есть схожесть между внуками и дедами.

– Макар? Я права? – обратилась я к ребёнку и протянула ему руку в знак приветствия.

– Да. А ты будешь со мной играть?

– Макар, иди, поиграй один. Гостя надо накормить сначала, – ответил мой бывший начальник.

Вскоре жена Льва Константиновича накрыла стол в беседке, пока позволяла погода, и оставила нас, понимая, что нам есть что обсудить. Перед уходом она поцеловала меня в голову. Порой слова излишни, и поцелуй этой женщины был красноречивее любых слов.

– Вы сами ушли, верно? Почему? – перешла я к главной теме после обсуждения обыденных вопросов.

– Мира, я не молод, у меня не так много сил. Мне доставляет удовольствие играть с внуком, а не ходить по отделению, где почти каждый мечтает занять моё место и роет мне яму.

– Вы знакомы с Никитой? С новым главврачом?

– Да. Он мой бывший студент. Башковитый парень, но всегда идёт по головам, – ответил Лев Константинович, размешивая сахар в чашке чая.

– Он мне предложил вернуться в больницу в качестве заведующего отделением, то есть на ваше место, – эта информация никак не отразилась на его лице. Признаюсь, я чувствовала некую вину перед ним за свою новую должность.

– Ты согласилась?

– Да. Но я хочу знать, что произошло на самом деле. Я же чувствую, что что-то не так. И если случилось, то хочу знать: могу ли помочь чем-нибудь?

– Ох… Мира, он сын одного влиятельного человека, больница для него – отвод глаз для своих махинаций. Ему нужны подвалы для того, чтобы хранить там что-то. Я не знаю что. Пару месяцев назад он обращался ко мне с просьбой сдавать ему в аренду два кабинета в подвале пятого корпуса, причём с условием, чтобы ключи от этих кабинетов были только у него. Я отказался. Итог, сама знаешь какой – он вызывал проверки в больницу. Мне проще было уволиться, чем сесть в тюрьму.

– Значит, сесть в тюрьму придётся ему, – прошипела я.

– Мира, не надо! Не пачкайся!

Мы выпили чай, я всё-таки сыграла с Макаром в футбол и уехала. Никита… Посмотрим, что в этих подвалах, подумала я.

В понедельник я приехала на работу, и уже с первых минут почувствовала, что работать не хочу. Коллектив частично сменился, благодаря Никите, заведующего отделением уже нет, что стало для меня потерей. Мне всегда было комфортно работать, зная, что где-то в отделении есть Лев Константинович, даже его незримое присутствие было для меня важным. Теперь он здесь не работает, зато работает Никита, непонятно кто и что он…

– Мира, ты не выспалась? Что с лицом? – я повернула голову и увидела Никиту. Он уже начинает бесить меня.

– По утрам хочется убивать, а не проводить операции.

– Зайди ко мне после операций, у тебя сегодня три мелкие, так что после обеда освободишься, – надо же, он знает мой рабочий график лучше меня.

Все операции прошли по плану, что не могло не радовать. Я зашла к Никите в кабинет, он в этот момент снимал халат и надевал пиджак.

– Надевай куртку, поедем, пообедаем, – я не стала сопротивляться, раз меня хотят покормить.

Никита заказал обед, кофе, особо не обращая на меня внимания; ел он тоже, смотря себе под нос. Затем он резко перевёл на меня взгляд.

– Мира, насколько я могу быть откровенным с тобой?

– Ровно настолько, насколько тебе позволяет твоя наивность и глупость.

– Я смотрю, слово субординация тебе незнакомо.

– Судя по тому, что ты поджидал меня возле подъезда, как маньяк, а сегодня пригласил на обед, тебе тоже незнакомо это слово.

– Как твоя рана?

– Болит периодически, но это нормальный процесс заживления.

– В будущем я хочу открыть частную клинику и хотел бы рассчитывать на тебя, – быстро же он меняет тему.

– Когда откроешь, тогда и поговорим. Не нужно сотрясать воздух, – вот я и узнала кое-что. Он что-то готовит.

После кафе я поехала домой. Смешно, но я поймала себя на мысли: недавно сама воскресла, а сегодня трём людям помогла прожить эту жизнь дольше. Плюс к моей карме. Хотя я действительно получаю удовольствие, когда провожу операции, и каждый раз, когда она заканчивается удачно, я прихожу в неописуемый восторг. Особенно меня радуют случаи, когда необходимость в повторной операции отпадает – в эти моменты я особенно ликую.

На следующий день среди пациентов в списке на операцию был священник. Перед операцией, как принято, состоялся разговор врача и пациента. Такого ещё не было в моей практике. Конечно, он для меня просто пациент, но в голове пронеслась мысль о том, что меня настигла мгновенная карма.

– Я не против того, что операцию будете проводить вы. Постарайтесь, пожалуйста, меня не убить, – ответил с улыбкой Дмитрий, опередив мой вопрос.

– На всё воля Божия, – ответила я.

– Да хранит меня Господь! – вздохнул он.

– У меня нет ненависти к священникам, можете быть спокойны.

– Мира, вот мой номер телефона, вдруг понадобится. Человек приходит в мир один, уходит тоже, а в перерыве ему порой необходимы чья-то рука и ухо, – интонация внезапно сменилась, голос стал мягким и ласковым. Батюшка протянул мне листок бумаги, на котором были написаны номер телефона и имя. Я молча взяла листок и положила в карман халата.

Дмитрий был сорокалетним мужчиной, обладателем крепкого телосложения, но в свои годы уже полностью седым. Взгляд был строгим, испытывающим, казалось, что перед тобой не священник, а судья. Из его анамнеза я узнала, что он служил в Чечне в 1995 году, когда ему было всего девятнадцать лет. Почему он после войны пошёл по пути религии – для меня оставалось загадкой. Операция прошла успешно, в скором времени батюшка сможет снова вернуться к праведному ритму жизни с грешными людьми.

После проведённых операций, я собиралась домой, как вдруг ко мне зашёл Никита. На его предложение подвезти меня я ответила отказом. Этот человек ещё что-то мне говорит про субординацию.

– Никита, у нас проблема. Аркадию стало плохо, он лежит с высоким давлением, а у него Бенталл. Кто заменит? – пробормотала медсестра, войдя в кабинет.

– Мира проведёт, – решил он за меня.

– Сейчас?! Но я домой собиралась!

– Мира, надо.

– Давайте анамнез, – ответила я недовольно, понимая, что выбора у меня нет. Я сняла куртку и повесила её на спинку кресла.

Итак: мужчина, сорок восемь лет, вес сто четыре килограмма, жалобы на одышку в течение полутора лет. Ещё бы! Не мешало бы похудеть! Я редко провожу операции Бенталла, а сейчас мне придётся три часа оперировать аневризму восходящей аорты. После всех подготовок мы вошли в операционную. К моему удивлению, на операции будет присутствовать Никита. Везде он! В этот раз я оперировала на автомате, будто ушла в другое измерение, моё сознание отсутствовало, мне казалось, в меня вселился кто-то и этот кто-то руководит моими движениями. Я пришла в себя, когда мы рассекали мышцы коронарных артерий, сначала правую, затем левую для того, чтобы реимплантировать их в сосудистый протез. В следующее моё возвращение в сознание мы уже пересаживали клапан с сосудистым протезом, подобрав их оптимальные размеры. Снова я выпала, а когда вернулась, мы пришивали дистальную часть аорты и запустили стопроцентную перфузию, что заняло тринадцать минут, вместо одиннадцати, как в прошлый раз. Я не помню целиком весь ход операции, но потом стало ясно, что всё прошло по плану, протез лежал ровно. После операции на столе лежала аневризма немаленьких размеров, которую мы убрали.

Дойдя до двери, я поняла, что ужасно себя чувствую, голова кружилась, перед глазами плыло. Ужасное ощущение, будто кто-то толкает тебя сзади и сбоку. Я схватилась за ручку двери, но ощутила дикую боль в голове. Я лежу на полу и вижу себя сверху…