Читать книгу: «Ядовитое сердце», страница 3

Пряха

Яркий свет ударил в глаза, сообщая Дуччо о новом дне. Нос сразу почувствовал характерный для длительных военных стоянок запах гари и нечистот, разносящийся ветром на много верст вокруг, а спина предательски чесалась из-за соломенной лежанки именно там, до куда человек дотянуться не может. Уже несколько дней полусонному взору открывается свод изрядно потрепанной палатки, соседские лежанки, сброшенные в кучу латы, вытоптанная трава и тазик с водой.

Потянувшись, впрочем, без особого удовольствия, Дуччо сел и принялся прохрустывать каждую косточку в теле, нечеловечески изгибаясь и выворачиваясь: тяжелый доспех спасает жизнь от удара мечом или другим оружием, однако нещадно прессует каждый позвонок и сустав, взимая свою плату за хорошую службу хозяину. После недавнего перехода и позорного поражения короля Иоанна во время, как тот уверял, решающей осады, правая нога Дуччо ныла не переставая, словно издеваясь над ним, а вместе с ней издевалась и дождливая погода, не способствующая заживлению. Еще раз потерев глаза, юный Марацци все же пересилил свою немоготу и настроение и восстал из мертвых, прихрамывая потащившись к импровизированному умывальнику.

Кроме гари и запаха нечистот, ветер разносил и множество характерных для лагеря звуков: крики командующих, звон точильных камней, ругань в очереди за провизией, громкие шутки и не менее громкий смех, стук топоров и грохот от поваленных деревьев в близлежащих лесах, одноголосные песни, непременно перерастающие в хоровое пение. Еще два года назад, будучи в первом своем походе на Восток, Дуччо видел и слышал во всем этом романтику. Возможно, восточный колорит этому способствовал, а теперь, чем ближе Иоанн и его войско подбираются к сердцу Мирской Империи, тем меньше воодушевления в сердце Дуччо остается. Откровенно говоря, ему плевать на амбиции короля и его Священные войны, лишь семья и ее честь держит среднего брата Марацци на передовой бессмысленной войны против Галлия.

Алезандер и Вьери, судя по всему, отправились за провизией: кажется, Дуччо слышал, как Вьери нелестно и очень громко отозвался об одном тучном господине, влезшим, как понятно из гневной тирады младшего брата, в очередь перед ним и Алезандером.

Распоряжений сверху не поступает, каждое кольцо на кольчуге справно и отполировано, накидка с синим крестом выстирана, так что Дуччо погрузился в свои мысли, многозначительно разглядывая дыры и заплаты на палатке, где ютится он, его братья и еще несколько человек. Будь ты простолюдин с копьем или же благородный рыцарь с мечом и гербом, роскошные шатры на войне полагаются лишь королям. Иоанн, к слову, расположился в самом центре лагеря на пригорке, дабы быть защищенным и контролировать ситуацию. Заметив, как Дуччо разглядывает палатку, один из командующих прервал его размышления и очень громко подробно объяснил, что все снаряжение, включая палатки, должно быть в полностью рабочем состоянии.

Дуччо не в первый раз получает от старших по званию за дырявую палатку, однако штопать ее нет смысла: она настолько прохудилась, что любая иголка может уничтожить ее окончательно. Но, дослушав командующего, юный Марацци послушно согласился и обещал все исправить.

Только Дуччо вновь погрузился в мысли, как его опять прервали:

– Благородный господин! Благородный господин! Вижу, с Богом вы и идете и за Бога! Здоровья вам! Я лично всегда был на стороне короля и Крестного Королевства! Наш бывший владыка, император Галлий, не ведает, куда ведет свой народ!

– Полно тебе расшаркиваться и унижаться, – проницательным голосом проговорил Дуччо, не менее проницательным взглядом осматривая посетителя. – Что тебе нужно?

– Так ведь… – опешил тот, явно не ожидая такого ответа на свою лесть. – Так ведь… Дероном меня зовут, господин, из соседней деревушки пришел. Я рад, очень рад, что леса здешние королю пригодились и на славное дело идут! Да только дичь разбежалась вся от вырубки да шума, а я охотник, охотой и живу, и семью свою содержу. Так негде стало охотиться-то, благородный господин. Может, у вашей светлости найдется кусочек хлеба черствого али еще чего съестного?

Дуччо знал, что не откажет несчастному, лишившемуся пропитания из-за Иоанна и его армии, частью которой является сам, однако дворянская честь обязывала быть сдержанным и всегда обдумывать любое действие. Юный Марацци вновь смерил охотника взглядом, а тот, решив, что ничего ему не светит, стал тараторить:

– Благородный господин! Не скупись, господин! Вижу, палатка ваша худая совсем, ваша же палатка? Ваша? Так я справить могу! То есть не я, но бабка одна, пряха, так ее все и кличут, Пряха то есть, господин! Моя деревня к югу отсюда будет, если пойдете ровно на юг, так халупу Пряхину то есть и увидите на подходах! Вы ей шепните, что от Дерона будете, она вам и вашу заштопает палатку-то и новую соорудит! Смилуйтесь, господин! Все под одним Богом ходим же!

“Странно слышать про одного Бога от человека, еще две недели назад поклонявшегося идолам Мирской Империи”, подумал Дуччо, но все же не смог отказать и приказал дождаться его. По пути к пункту выдачи провизии, средний брат встретил двух других и вкратце обрисовал ситуацию.

– А ну как обманул? – предположил Вьери.

– Зачем бы ему врать дворянину? Безопаснее было бы получить отказ от Дуччо… – начал было Алезандер, но поперхнулся смехом, а вслед за ним рассмеялся и Вьери; лишь Дуччо стоял с каменным лицом, перебарывая смущение.

Чтобы Дуччо отказал кому-нибудь в помощи? Нет, это нонсенс. То знали все в семье Марацци, и именно эта наивная невозможность отказать всякий раз по-доброму смешила семью.

– Извини, брат! – все еще не до конца успокоившись и улыбаясь протянул Алезандер. – Зачем бы этому Дерону лгать дворянину и подставлять голову под топор палача, если можно получить отказ от Дуччо и пойти просить к кому-нибудь другому?

– Так ведь он местный, – возразил Вьери, – совсем недавно Галлию небось дифирамбы пел и статуям поклонялся. Не привык еще или не знает попросту, что в королевстве за обман дворянина бывает.

– Прекрасно он знает о наших законах, – вмешался Дуччо, – он же мне про Бога стал говорить, знал, как надавить. Раз про Бога знает, то и с законами знаком хотя бы из уст имперских жрецов, поливающих грязью наш уклад жизни.

– Дуччо, ты ведь знаешь, мы твоим решениям, даже не самым понятным, доверяем всегда, – заговорил Алезандер после минутного молчания, – но эта еда, – он помахал малюсеньким свертком перед носом Дуччо, – это все, что нам отпустили на троих. Если мы поделимся, у нас не останется ничего.

– Вьери, ты еще стрелять не разучился?.

– Не должен был. Самый меткий в трех владениях! – гордо запрокинув голову и выставив ногу вперед заявил Вьери.

– Дерон сказал, что дичи здесь было много. Не могла же она за несколько недель исчезнуть совсем, верно, брат? Пока я у Пряхи буду, сходите поохотьтесь, вспомните, как Алезандер тебя учил на слух стрелять! Вот потеха была!

В этот раз Дуччо и Вьери засмеялись в голос, а Алезандер с нервной улыбкой незаметно потер правую ягодицу, украшенную шрамом от стрелы младшего брата.

– Ну вот! И развеетесь, и отужинаем, как короли! И палатка у нас будет всем на зависть!

Нерешительность на лицах братьев наконец полностью улетучилась, план был предельно прост и результативен. Дойдя до палатки, троица гордо вручила Дерону сверток с едой. Тот поначалу хотел спросить, почему так мало, но решил не испытывать судьбу и пошел вперед задом, кланяясь добрым и милосердным господам в пол.

***

Проводив братьев на охоту и свернув палатку в небольшой кулек, Дуччо направился прочь от лагеря прямо на юг. Никогда он раньше не замечал последствий прохода королевской армии: вытоптанная земля, вместо леса сплошные пни, кострищи каждые несколько десятков метров и воронье, кружащее над павшими, которых не нашли и не отвезли на телеге в братскую могилу. Слишком яркая картина, чтобы не запомнить ее. Неужели Дуччо и правда никогда не смотрел назад? На земли Востока он пришел через западную границу, продолжал двигаться по прямой и вышел через восточную, после чего армия сделала небольшой крюк и двинулась параллельной пути наступления дорогой, что севернее на добрую сотню верст. Похоже, Дуччо действительно никогда не оглядывался и не видел цены благородства, семейной чести и Священной войны.

От этих мыслей ужасающий воображение пейзаж казался более мрачным, чем есть, и более драматичным. Самооправдание, основанное на отсутствии здесь поселения, с треском рушилось от воспоминаний о Востоке, где любая дорога проходила через множество городов и деревушек, где вместо пней из земли могли торчать остовы крестьянских домов, а вороны могли кружить над останками детей или крестьян, не воинов. И почему эти походы названы Священными? Жрецы Крестного Королевства с детства твердили ему среди прочих истину о возможности самого Бога объявить войну на земле, и тогда она назовется Священной, но те же жрецы говорили о недопустимости насильственного обращения людей в веру Анзерата. Король Иоанн всегда объявляет о Священных войнах против язычников, но не нарушает ли он тем самым волю Бога и не прикрывает ли свою жажду власти?

Дуччо всегда почтительно относился к Богу и писанию об Анзерате, в мирное время проводя ровно семнадцать часов в неделю в молитвах. В моменты худобы или счастья просил он у небес совета и благословения, благодарил Бога, болтал с ним от радости и жаловался от несчастья. Словом, прекрасно знал, что такое говорить с Богом; но что такое, когда Бог говорит с ним? Он никогда не думал об этом, довольствуясь своими монологами и не настаивая на диалоге. А есть ли вообще Бог? Почему допускает он кровопролитие? Почему голодают хорошие люди, а отпетые мерзавцы наживают все больше добра? Совершенно новые, дикие для сердца Марацци вопросы заполонили разум.

Выйдя на пригорок, Дуччо заприметил низенькую землянку, вокруг которой совершенно без присмотра паслись козы, не трогающие, впрочем, огород и будто привязанные к жилищу невидимыми нитями. До скромной обители Пряхи прямо с пригорка ведет узкая неприметная тропа, поросшая самыми разными травами, многие из которых Дуччо видел впервые. Ступив на тропку, юный Марацци остановился на мгновение и встряхнулся: отчего-то его передернуло, а на сердце стало легче, мысли о правильности совершенного стали пропадать. С каждым новым шагом он будто становился легче, но потому идти хотелось медленнее, наслаждаться чувством легкости и наступающего умиротворения. Проходя небольшую поеденную козами полянку Дуччо, не зная сам, почему, подмигнул животным и добродушно улыбнулся.

От землянки шел белый дым, никаких загонов поблизости не оказалось. Скуден огород или нет, Дуччо понять не сумел, слишком уж странные или редкие культуры на нем росли: листья, переливающиеся на солнечном свете цветами радуги, нечто похожее на петрушку и укроп, но твердое, словно дерево, лежащие в стороне от грядок выкопанные клубни самых разных форм, размеров и цветов, от оранжевого до лазурного. Уже десять минут рассматривал он причудливые растения и не мог остановиться, пока не раздался голос из землянки. Очевидно, хозяйка услыхала гостя и не совсем была довольна его любопытством. Но зайти в землянку оказалось не просто, лишь на второй и третий раз, как Дуччо обошел жилище Пряхи, наконец-то появились окна и заветная дверь. Да, именно появились, чему удивился и Дуччо. Он попытался было обойти дом в обратную сторону и удостовериться в том, что увидел, только окна и дверь никуда не исчезали. Почесав затылок и мысленно пожурив себя за глупость, Дуччо наконец толкнул дверь.

Петли оказались веревочными, задубевшими, от земляного пола поднялось в воздух облако пыли. Юный Марацци предусмотрительно просунул голову в появившийся проем, дабы оценить обстановку: по центру единственной комнаты находится глиняная печь замысловатой формы, слева от входа расположена пара простых деревянных скамей, наполовину сгнивших, и таких же качеств столик. Прямо под потолком, который оказался слишком низок для роста Дуччо, рядом с печью висит кухонная утварь. Справа от двери налажена лежанка, к слову, гораздо удобнее на вид, чем та, на которой ночует теперь юный воин, с большим сундуком у подножия. Внимание Марацци привлекли пять небольших ларчиков, находящихся в углублении в стене у изголовья лежанки: каждый ларец перемотан цепью и закрыт на свой огромный навесной замок. Как ни странно, расположение окон изнутри кажется совершенно отличным от расположения окон снаружи, да и дверь будто должна быть в другом месте.

– Заходи, Дуччо Лев Марацци, наследный дворянин, рыцарь короля Иоанна, – проскрипела сухим голосом старуха, восседающая на голой земле прямо напротив печки и собирающая пух с послушно лежащей у ее ног козы. – Дерон заходил, предупредил, что господин нагрянет. Палатка твоя уже готова, старую можешь выбросить.