Читать книгу: «Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии», страница 6

Затем патриарх приказывал усадить игумена в почетное кресло посреди церкви, забирал у избранника его паллиум (часть облачения. – Пер.) и давал ему новый, произнося при этом: „Служитель Божий, иеромонах такой-то усажен на это место как игумен и пастырь почтенного монастыря такого-то”. Все монахи поднимают игумена на этом кресле и трижды произносят: „Аксиос, что значит «Достоин»”. Затем патриарх, а после него все монахи целуют его в знак приветствия. И наконец, первосвященник вручает ему пастырский посох и произносит: „Прими этот пастырский посох, чтобы с его помощью управлять своей паствой, за которую ты дашь отчет перед Богом в Судный день”. После этого все желают долгих лет жизни патриарху и игумену, и начинается литургия».

После возведения в должность новый настоятель больше не принадлежит себе. Он – живое воплощение устава, он во всем должен следовать энталме (письменному распоряжению высшего чиновника подчиненному; в этом случае, очевидно, руководство, составленное высшим церковным начальством. – Пер.); он должен быть слугой всех. Как хороший врач, который сердится не на больных, а на болезнь, он должен быть ласков и снисходителен к провинившимся, а бороться лишь с грехом и применять свои лекарства милосердно и умеренно. Он должен уметь вместо того, чтобы грубо огрызаться, мягко предупреждать, наставлять и находить против каждой болезни подходящее лекарство. Против суетного тщеславия пусть он борется смирением, против праздных разговоров молчанием, против долгого сна бодрствованием и молитвой, против телесной лени ручным трудом, против чревоугодия постом, против злого духа отделением от братства.

Но в любом случае игумен должен, как хороший отец для своего сына, назначать каждому груз по его силам, чтобы не побуждать никого к неповиновению; если же кто-то немощен телом или душой, поддержать его с милосердием и добротой, достойными отца. Он должен быть бдительным, когда управляет тем, что происходит в настоящем, предвидеть будущее, быть в состоянии искусно бороться с могущественными людьми, все говорить и все делать для того, чтобы освятить свою паству. Монахи должны находить в нем совершенный пример всех монашеских добродетелей – благочестия, страха перед Богом и в первую очередь – большой мягкости нрава и глубокого смирения. Сам он, согласно святому Василию, должен искать себе образец среди святых игуменов, которые достойно исполнили свою пастырскую должность, потому что настанет день, когда грозный судья, которого невозможно обмануть, сравнит верного с другим верным, игумена с другим игуменом, изобличит одного с помощью другого, накажет, вынесет приговор, воздав каждому по его делам.

«Смотри же, игумен, – говорил святой Феодор, – смотри, в какой высокий сан ты призван, приближайся к этой должности только с трепетом, потому что она полна опасностей, многочисленных забот, сильных тревог. Непрерывно проводи проверки и осмотры, будь предусмотрительным, чтобы никто не погиб из-за твоей неопытности. Сам будь примером всех добродетелей и твердо знай, что однажды Христос, твой судья, придет спросить у тебя отчет о том, как ты управлял».

Тот же Феодор, настоятель Студийского монастыря, в письме к одному из своих учеников, только что возведенному в сан игумена, подробно напоминает ему его обязанности в новой должности. Такими эти обязанности были в эпоху святого Василия, такими были в VIII и IX веках, такими были потом, в более поздние столетия Средневековья, такими остаются и теперь в монашеских общинах горы Афон.

В первую очередь игумен должен соблюдать сам и заставлять других соблюдать законы и каноны Отцов и в первую очередь – правила святого Василия. Он также не должен ничего изменять без необходимости в уставе монастыря. Он не должен иметь никакой собственности, должен полностью принадлежать своим монахам и не делить свой ум и свое сердце между ними и родными или друзьями, которых оставил в миру. Этим родным и друзьям он не должен дарить ничего принадлежащего монастырю ни по завещанию, ни как милостыню. Он не должен иметь рабов ни для себя, ни для монастыря, но сам должен быть слугой для всех. В монастыре не должно быть никаких животных женского пола, потому что все монахи отказались от них, и ни один из Святых Отцов их не держал. Игумен не должен без необходимости ездить верхом на коне или муле, пусть он ходит пешком по примеру Господа Нашего Иисуса Христа, в крайнем случае он может позволить себе ездить верхом на осле. Он не должен постоянно и часто общаться с мирянами. Он не должен без необходимости выходить из монастыря, поскольку пастырю, даже только присматривая за своим жилищем, трудно охранять своих овец. Он не должен без крайней необходимости есть вместе с женщинами, за исключением своих матери и сестры. Он не должен иметь никаких дел ни с какой канониссой, никогда не должен входить в женский монастырь, никогда не должен говорить с женщиной, будь она мирянкой или монахиней. Он не должен позволять женщинам входить в его монастырь, не должен жить сам и позволять жить своим монахам в доме, где есть женщины. Он не должен принимать у себя в келье никакого молодого монаха, к которому особенно привязан, но должен одинаково оказывать услуги всем братьям и на них всех одинаково тратить силы своих души и тела. Он не должен иметь изысканной и дорогой одежды, за исключением богослужебной, и все у него должно быть общее с простыми монахами. Он не должен заниматься накоплением для монастыря, а должен приказывать, чтобы те виды продовольствия и предметов, которых там много, раздавали бедным. Он не должен непосредственно заниматься делами эконома, а должен заниматься только душами, но при этом сохранять власть над каждым из должностных лиц монастыря и требовать от них отчета за каждое их действие в деле управления.

Однако эти полномочия игумена, которые кажутся нам такими большими, были ограничены предписанной ему правилами Святых Отцов обязанностью никогда ничего не делать, руководствуясь собственными чувствами. Дает ли он указание выйти, купить, продать, велит ли он принять или изгнать кого-то из братьев, и вообще во всех делах он должен советоваться с несколькими монахами (одним, двумя, тремя или более), выделяющимися среди остальных благочестием и рассудительностью. А если случится, что он нарушит устав монастыря, старейшие монахи должны предупредить его об этом, так что первые после игумена по должности или мудрости должны были постоянно осуществлять моральный надзор за его поступками. Не будем говорить здесь о надзиравшем за настоятелем экзархе.

Одной из самых важных и обязанностей игумена была обязанность лично исповедовать монахов своего монастыря. Святой Василий писал: «Монах должен открывать своему настоятелю все тайны своей души, все движения своего сердца». В некоторых крупных монастырях эта обязанность была очень тяжелой. В Студийском монастыре, например, игумен каждый день после заутрени принимал исповедь у своих монахов. Поскольку ждавших своей очереди иногда оказывалось больше тысячи, монахи, как правило, исповедовались раз в неделю, а время между двумя исповедями не должно было превышать двух недель. Исповедь, о которой здесь идет речь, не была тем простым духовным наставлением, которое иногда называют открытием совести и которое не является таинством; это была исповедь в полном смысле этого слова, которая является частью таинства покаяния. Иногда, правда, случалось, что настоятели, не имевшие сан священника, исповедовали своих монахов, и даже настоятельницы незаконно присваивали себе это право, но их поведение часто порицали на соборах. Впрочем, в Константинополе все игумены были священниками: в длинном списке настоятелей – участников собора 536 года нет ни одного, который бы не был священником. Однако позже бывали случаи, когда игумен не имел священства: Платон, настоятель Саккудиона, не желал становиться священником и всю свою жизнь оставался дьяконом. Правда, он принял должность игумена лишь после того, как несколько раз отказывался от нее, и сделал это по настойчивой просьбе императрицы Ирины как раз накануне преследований, начатых Копронимом. Собор 787 года признал еще один случай, когда игумен не был священником, но, как правило, участники соборов считали, что лишь священник может стать настоятелем монастыря, и в «Греческом Евхологии» предполагается, что игумен всегда иеромонах, то есть священник и монах одновременно. Лишь в этом случае он имел обязанность исповедовать своих монахов; настоятели – не священники не должны были исповедовать.

Если игумен был священником, он также имел право присваивать своим монахам звание чтеца, а согласно типикону святого Никифора, даже звание иподьякона.

Рассказ о столь значительной роли настоятелей монастырей будет завершен дальше в этом сочинении, но по данному только что описанию уже можно представить себе некоторые их характеристики этой должности. Игумен в духовных делах действительно был для своих монахов тем, что означает это слово на греческом языке, – руководителем. Если он был священником, то служил святую литургию, исповедовал и посвящал в низшие духовные звания. Игумен был живым законом для монастыря так же, как устав святого Василия был для него письменным законом. Это игумен своими наставлениями в вере, справедливыми епитимьями и еще больше – своим примером должен был охранять священные монашеские традиции, следить за правильностью веры своих монахов, вести их к святости. В первую очередь именно игумен создавал своему монастырю либо вечную славу, либо неисправимую репутацию выродившейся обители со слабой дисциплиной.

Глава 2
Другие должностные лица в монастырях

Должность игумена в монастыре была самой высокой, а ниже всех был повар. Между этими крайними точками монашеской иерархии находилось место для других должностей, количество которых зависело от численности монахов и от размера монастыря.

Часто случалось, что игумен не мог исполнять свои обязанности из-за необходимой поездки, слабости здоровья, болезни или по иной причине. В его отсутствие о монашеской братии заботился его заместитель, который в актах называется «девтерайос» или «девтеревон», что означает «второй». Иногда девтеревон заменял игумена на синодальных собраниях и подписывался от его имени на соборах; возможно, он же исповедовал монахов в тех случаях, когда настоятель не был священником. Это он председательствовал, управлял и судил. Он был «защищающим и мирным щитом», хранителем законов, установленных Богом, должен был сочувствовать скорбящим и больным и, кроме того, должен был подавать пример добродетели. Для монахов игумен и девтеревон были тем, чем были для евреев Моисей и его соратник Иисус Навин.

Следующим по рангу (в порядке понижения) был эконом, руководивший всеми мирскими делами монастыря. Постановления соборов рекомендовали иметь в каждом монастыре одного эконома, поскольку один эконом был и у каждой епископской церкви. Эконома так же, как остальных должностных лиц, выбирали игумен и монахи. На эту должность избирали того, кто, как им казалось, по своей жизни, способностям и любви к порядку и расчетам стал бы умелым и благоразумным управляющим. Его вводили в должность торжественно, по тому же обряду, что экклесиарха и келаря. В конце заутрени, после обычной молитвы, прочитанной священником, все монахи произносили Трисвятую Песнь, затем избранник три раза опускался на колени перед бемой (возвышение в церкви, предназначавшееся для епископа. – Пер.). Затем он усердно и набожно целовал святые образа Господа Бога Спасителя Иисуса Христа и нашей владычицы Пресвятой Богородицы, а после этого, обнажив голову, склонял ее, как положено, перед игуменом. Тогда игумен, перекрестив голову избранника, говорил: «Брат мой, благодатью Святого Духа, мощным заступничеством нашей пречистой владычицы, Святой Богородицы, и молитвами наших святых и высокочтимых отцов ты избран, чтобы быть экономом нашего почтенного монастыря». Затем перед святыми образами иконостаса игумен приветствовал нового эконома мирным поцелуем, и то же делали все братья. После этого славили Бога, священник читал обычные молитвы, и монахи расходились.

Ни один устав не требовал, чтобы эконом был священником, но сан священника был гарантией того, что он станет более добросовестно исполнять свои непростые обязанности. Это он был обязан доставлять братии все необходимое для жизни – еду или одежду то для братьев, то для гостей, то для бедных. Единственный из всех монахов, он имел право владеть собственностью, потому что владел ей не для себя: «он лишь распределитель Христовых благ». Он не должен был ничего делать, не спросив мнение об этом настоятеля, должен был во всем следовать его указаниям и исполнять его волю. Главным было, чтобы эконом был в полном согласии со своим заместителем, с келарем, трапезничим и всеми другими своими подчиненными и чтобы он заботился о каждом из монахов так же, как о себе. За особое внимание к кому-то из монахов, за склонность к ссорам, за пренебрежение обязанностями эконому были положены очень суровые наказания. По словам святого Василия, к такому эконому, несомненно, относятся слова Спасителя: «Отойдите от меня, проклятые, идите в огонь вечный, который уготован дьяволу и ангелам его! Ибо я был голоден, а вы не накормили меня, я жаждал, а вы не напоили меня».

В первом ряду должностных лиц, подчинявшихся непосредственно эконому, был келарь – хранитель продовольственных запасов. Это он раздавал всем хлеб, вино, растительное масло, уксус, овощи – каждому столько, сколько необходимо. Он был обязан не выдавать больше, чем нужно, следить за тем, чтобы ничто не разбилось и не испортилось, не посылать своим родным ничего принадлежащего монастырю. Одной из его должностных обязанностей было ставить в церкви пять хлебов из числа тех, которые предназначались для еды за столом, сосуд с «очень хорошим вином» и какое-то количество пшеницы и растительного масла, и в конце каждого дня священник благословлял все это после вечерни. Пшеницу, вино и масло (или по меньшей мере часть их) возвращали обратно в кучу или бочку, чтобы распространить благословение на всю массу продукта и, если будет угодно Богу, увеличить количество продовольствия или хотя бы сделать его полезным для всех. А благословенные хлебы были напоминанием о древних агапах, и монахи очень твердо верили в их целительную силу – считали такой освященный хлеб лекарством от многих болезней и верили, что в дни поста он способен заметно увеличить их силы для борьбы с усталостью, чтобы они могли выдерживать ночные службы.

Должность келаря была пожизненной, но, если монашеская община была многочисленной, он имел помощника, который назывался трапезничий или виночерпий и заведовал трапезной. Келарям малочисленных общин было рекомендовано постепенно обучать своим обязанностям одного из монахов, чтобы тот смог в случае необходимости заменить его и этим обеспечить порядок в общине.

Обязанности повара первоначально исполняли все монахи по очереди, но от этого обычая, несомненно, быстро отказались из-за неопытности многих монахов в этом деле, и в первую очередь из-за расходов, вызванных чередованием поваров. Во времена Феодора Студита должность повара так же, как сан игумена, давалась пожизненно.

Были и другие должности, относившиеся только к материальной стороне жизни монастыря; какие именно – зависело от числа монахов. Кроме лекаря и заведующего больницей, были привратник, портной, сапожник, фонарщик, булочник, посыльный. В более или менее крупных монастырях можно также было увидеть садовника, виноградаря или винодела, пахаря, плотника, кузнеца, ткача. Один монах имел поручение два раза в неделю подметать весь монастырь, другой ухаживал за вьючными животными. Были такие, которые присматривали за хранилищем одежд, за деньгами, за всеми нужными монахам инструментами. Был смотритель амбара, обязанный следить за входящими туда и выходящими оттуда и выдавать или принимать все в справедливом количестве, как сказано в Евангелии: «Какою мерою мерите, такою и вам отмерено будет».

Если монастырь имел подворья (то есть филиалы), именно эконому полагалось посещать их и наблюдать за работниками, в том числе наемными, которые там трудились. В пору жатвы и сбора винограда он должен был присылать туда монахов – не только для того, чтобы они подавали работникам пример в труде, но и для присмотра за собранным урожаем. Эконому были нужны свидетели, если в отсутствие игумена он пересчитывал стадо вместе с пастухом. Обо всех урожаях и скоте, а также обо всех предметах, сельскохозяйственных инструментах, продовольствии для работников и об остальных необходимых вещах он должен был давать настоятелю точный письменный отчет.

Одну из первых должностей после эконома занимал эпистемонарх, то есть надзиратель. Он должен был среди ночи будить к заутрене сначала катигумена, потом остальных монахов, крича им: «Благослови, отец!» После шестипсалмия и восьмого гимна он уходил из церкви и обходил все кельи, чтобы привести на службу тех монахов, которые продолжали спать из-за лени или усталости. Так же он созывал всех к вечерне, а потом к повечерию и заставлял опоздавших читать всю службу полностью. В течение дня он должен был часто обходить монастырь, чтобы увидеть, не сидят ли какие-нибудь монахи вместе без причины и без дела, обмениваясь праздными словами, не делают ли чего-то противоречащего уставу. Он должен был делать этим монахам замечания милосердно и по-братски. В Великий пост, когда служили заутреню, он во время чтения покидал свое место, трижды становился на колени перед бемой, подходил к каждому из братьев, будил тех, которые спали, и заставлял их три раза становиться на колени – один раз в центре церкви и еще по разу на каждых хорах и дальше быть внимательными. Одним словом, это был главный надзиратель монастыря. Можно обоснованно предположить, что в многолюдных общинах его обязанности делили между несколькими монахами. В студийском монастыре эта должность была несколько иной. Там эпистемонархи были блюстителями дисциплины, которым было поручено судить за легкие проступки самых молодых монахов и назначать им подходящую епитимью. Обязанности, которые обычно исполнял эпистемонарх, были разделены между несколькими эпистемонархами, надсмотрщиками и «будителями».

В церкви эпистемонарх стоял на левых хорах. На правых хорах напротив него стоял экклесиарх, чья должность была близка к должности пономаря: у него под началом были служка, присматривавший за лампами, и чтец; это он звонил в било, призывая монахов собраться на богослужение, а народ присоединиться к ним в соборной молитве. Он надзирал за всем, что имело отношение к церкви: священными сосудами, украшениями, богослужебными книгами, святыми иконами – и не должен был никому позволить унести что-либо из храма. Раз в год, согласно канону, игумен устраивает осмотр всех богослужебных предметов и проверяет их наличие по описи, которая была вручена экклесиарху после его избрания.

Канонарх, то есть начальник хора, обычно избирался из числа чтецов. Это была очень трудная должность, потому что у греков читаемую книгу редко клали на пюпитр и еще реже пользовались записанными нотами. Чтобы восполнить этот недостаток, канонарх должен был петь для обоих хоров каноны, гимны и все остальное, что полагалось, фразу за фразой, петь не очень громко, но так, чтобы его могли услышать все. Он также указывал различными движениями пальцев (сдвигая, раздвигая или сгибая их), какие модуляции надо исполнить, сам начинал эти модуляции, дирижировал ими и поддерживал их, становясь то гармоничной лирой, то звучной трубой; он был живым смычком, безупречным инструментом, мелодичным органом (эти сравнения есть у Феодора Студита). Ему поручали хранить книги, по которым исполнялись песнопения, он же должен был, когда кто-то из монахов должен был читать текст во время богослужения или петь какой-нибудь антифон, сообщить им об этом назначении.

Надзиратель следил за тем, чтобы монашеская дисциплина соблюдалась точно и во всем. И ночью, и днем, и в полдень он следил, чтобы молодые монахи никогда не находились вместе, чтобы никто из братьев не собирался группой отдельно от остальных, чтобы дисциплина в монастыре не слабела, чтобы там не было ни греховных поступков, ни развязного смеха, ни ссор, ни нарушений порядка. Обо всем, что происходило, он давал точный и подробный отчет настоятелю.

Таксиарх был кем-то вроде церемониймейстера. Он устанавливал последовательность и порядок проведения обрядов, исполняемых в церкви или в случае, когда монастырь принимал гостя, значительного по положению в обществе или занимавшего высокую должность. Он указывал каждому монаху его ранг и роль, следил, чтобы их одежда и походка были безупречными. Будители в больших монастырях исполняли часть функций эпистемонарха: днем и ночью они должны были обходить кельи и звать в церковь каждого монаха; это было утомительное и достойное поручение.

Иногда внутри монастыря были носители и тех должностей, обязанности по которым выполнялись главным образом вне монастырской территории (об этих должностях мы вновь поговорим дальше). Это должности скевофилакса, то есть хранителя священных сосудов и богослужебных украшений; хартофилакса, то есть хранителя архива (этот монах обычно был дьяконом и имел под началом нескольких хартулариев, то есть письмоводителей, которым поручали подписывать или хранить документы; симелиарха, то есть хранителя церковной казны; нотариуса и кувуклисия, иначе кубикулария. Нет сомнения, что в небольших монастырях несколько должностей из этого списка мог совмещать один монах, а в крупных, наоборот, одну должность давали нескольким монахам, если обязанностей было слишком много для одного. В любом таком случае первым из нескольких монахов, деливших между собой одну должность или одно занятие, того, чье имя было написано первым на восковых табличках в списке, который вел таксиарх или тот, кто исполнял аналогичные обязанности, называли примикирий. Это слово часто использовали перед названием должности для обозначения первого из нескольких исполнявших ее и говорили: примикирий чтецов или главный чтец, примикирий хранилища одежд или протовестиарий, но чаще говорили протоэпистемонарх, прото, то есть старший, садовник, рыбак или сапожник.

Если должность исполнялась в течение всего одной недели, ее исполнителя называли гебдомадарий. Тот, кто надзирал за выполнением всех работ в течение недели, назывался архигебдомадарий.

Но монахи или дьяконы, исполнявшие все эти обязанности, начиная с эконома и ниже, зависели от игумена, не могли ничего сделать, не узнав его мнение об этом, должны были давать ему точный отчет о том, как исполняли свои обязанности, и смиренно принимать от него похвалу или упрек. Этот контроль со стороны игумена был оправдан: он хорошо сдерживал сменявшихся каждый год носителей второстепенных должностей, напоминая им об их ответственности. Именно с помощью этого контроля настоятель надзирал за духовной жизнью братии, руководил этой духовной жизнью и, что было важней всего, обеспечивал монастырю то единство управления, без которого не бывает ни покоя, ни согласия, ни совместной жизни.