Читать книгу: «Костя в школе. Класс 9-й», страница 3
Дядя Вадик
Тут надо пояснить, что у меня есть дядя, папин младший брат Вадик. Они с папой не похожи ни капли, ни в чём. Папа – среднего роста и худой, дядя Вадик – выше и толще, папа – тёмный и с бородой, дядя – светлый и без бороды, папа – общительный, дядя – молчаливый и даже нелюдимый, папа – гуманитарий, дядя – физик и математик. Из сходств – только общие жесты и словечки, ну и, может, аккуратные носы.
Мама пыталась призвать дядю на мою войну с математикой ещё в первом классе, но дело не пошло: он сказал, что может объяснить теорию относительности, но как объяснить вычитание через десяток, не знает. А на пальцах я не понимал.
Дядя Вадик обычно гостил у нас на даче в июле, а в этом году я решил снова позвать друзей на день рожденья, хотя и знал, что Маруся не сможет. Возможно, даже не «хотя», а «тем более что». Приехал Никита и Вергилия с мамой и Матвеем. Ну и Витечка само собой.
Вот тогда они и познакомились – дядя Вадик и Марина Ивановна. И хотя они едва ли перемолвились одним словом, мы с Вергилией сошлись во мнении, что у них неплохие перспективы, составили план совместных действий и продолжаем их координацию до сих пор. Ясное дело, мне достался основной груз ответственности, так как именно я должен был сподвигнуть дядю Вадика на какой-никакой первый шаг. Но, сколько я ни забрасывал удочку, всё было напрасно. Я даже посоветовался с мамой, но она сказала, что дядю из его берлоги уже не выкурить. Тогда я предложил Вергилии ждать следующего ДР, тем более что и сам в тот момент (начало учебного года) страдал патологической нерешительностью. Но Вергилия составила хитроумный план. Изначально она хотела приурочить его к Новому году, но потом перенесла на 9-е декабря – день рожденья Марины Ивановны.
Накануне его, в пятницу, мы с Вергилией как раз и «сверяли часы». (Репетицию, к сожалению, отменили из-за Людмилы Ивановны).
– Итак, – по-деловому начала она, когда мы вышли из школы. – Он не курит, правильно?
– Правильно, – подтвердил я.
– И не пьёт?
– Я ж говорил – может выпить вина по поводу. Пьяным я его не видел, только навеселе.
– Хорошо. И ты говорил, что читать любит, да?
– Я говорил, – вздохнул я, – что у него, как и у вас, кругом книжные полки, только книжки узкой направленности.
– Какой?
– Точные науки.
– Угу. А какое кино он любит?
– Кино? – я напряг память. – Откуда мне знать… А, советское любит! Точно.
– И он любит пироги и блины, а торты?
– Он любит всё, что сделано своими руками, – повторил я то, что уже говорил ей не раз. – Моя мама торты не готовит, но вряд ли он их не любит.
Собственно, именно дядино пристрастие к вкусной домашней еде послужило той зацепкой, на которую мы возложили основные надежды в нашем безнадёжном предприятии.
Дядя мог бы прочесть целый курс лекций по сравнительному анализу домашней и ресторанной еды. Но если теорией он владеет в совершенстве, но с практикой дело обстоит сложнее: жены у него не было и нет, готовить он не умеет, поэтому любит ходить в гости, к нам прежде всего. Загадочным образом он умудряется приходить именно тогда, когда мама готовит пироги, блины или что-то подобное. В двух из трёх случаев так точно. Мы подозревали, что папа его предупреждает, но мама провела эксперимент – испекла пироги, когда папа уехал по работе и не мог знать об этом. Каково же было наше с мамой удивление, когда первым приехал дядя Вадик, которому вдруг понадобилось обсудить с папой поездку к родителям (мои бабушка и дедушка живут в Карелии, приезжают к нам на Новый год, а папа с дядей ездят к ним чаще).
В общем, дядя – гурман, а Марина Ивановна обалденно готовит. Вот это совпадение нас с Вергилией и вдохновило.
Дядя навестил нас за неделю до намеченной встречи, и тогда я забросил удочку с главной наживкой.
– Кстати, – поведал я совсем не кстати, – Вергилия сегодня принесла в школу торт, который её мама испекла, – это что-то с чем-то. Тает во рту.
– Прихватил бы домой, родных угостить, – пошутил дядя.
– Если б я знал, что ты приедешь, захватил бы.
– А я и сам не знал, что приеду, – усмехнулся дядя.
(Нужно ли уточнять, что в этот момент он отправлял в рот пятнадцатый по счёту блин?)
– А в субботу мы к ним в гости пойдём, – похвастался я. – В прошлый раз еле из-за стола выползли. Завтра надо будет предварительно разгрузиться.
Кажется, мама раскусила мой план и покачала головой с улыбкой. Дядя перестал жевать. «Рыбка клюнула, – решил я. – Только не надо спешить».
– Может, за тобой заехать? А то как ты по морозу колобком покатишься? – снова якобы шутил он.
– Предлагаешь мне пару кусочков в рукаве захватить? – подмигнул я.
Дядя рассмеялся. И мы как бы в шутку договорились, что часов в восемь он за мной заедет. Тем же вечером мы с Вергилией доработали план, и она начала уговаривать маму пригласить нас на свой день рожденья, а с подругами отметить на следующий день. Не знаю уж, как ей это удалось, но теперь дело оставалось за малым – уговорить дядю заглянуть на огонёк, когда он приедет меня забирать.
– Значит, торт не выносим, пока он не позвонит… – напоминала себе Вергилия. – Ладно, вроде всё учтено. Насчёт Маруси не передумал? – спросила она с надеждой.
– Нет, – ответил я сурово. – Дай отдохнуть.
– А то мне показалось…
– Показалось.
Мы давно договорились, что она не будет звать Марусю, а придут только Никита с Танькой и Матвей.
– Ну ладно. Тогда до завтра.
– Слушай, всё забываю спросить, – задержал я Вергилию. – Твоя мама случаем не из этих, нетвойнистов?
– А что? – напряглась Вергилия.
– Дядя-то патриот, причём такой, настоящий. Он хотел добровольцем воевать идти, но медкомиссию не прошёл.
– А чем он болен? – осведомилась Вергилия.
– Да там всё вместе – зрение, травма позвоночника, он в молодости в аварию попал… Вообще-то он вполне здоров. Но либералов на дух не переносит. Так что? – переспросил я, заметив сомнения на лице Вергилии. – Может, зря мы всё затеяли?
– Ну мама не то чтоб прям либералка. Понимаешь, она же творческий, свободолюбивый человек, а тут цензура, все дела. И родители у неё были диссидентами. Вот папа мой – он прям такой, образцовый либерал: всё ему здесь не нравилось и в конце концов он уехал. А мама сказала, что для неё русский язык как воздух, и осталась. Когда война началась, она, конечно, в шоке была. А папа уже нас обеих к себе звал. Говорил, что скоро будет гражданская война, разруха, а в конце концов всё захватит Китай. Но мама опять же не согласилась. Она много беженцам помогает, еле отговорила её квартиру арбатскую им отдать для проживания. Ну, в общем, она от них много чего наслушалась. Войну, конечно, не поддерживает, но не считает, что мы одни виноваты.
– Ох, – вздохнул я. – Боюсь, этого мало.
– Ну, поживём – увидим, – не хотела отступать Вергилия.
А вечером того же дня мне позвонил Ваня и поделился радостью, что Ника прозвонилась. Оказалось, что она перепутала местами две цифры его номера и думала, что у него сменился номер, а правильный номер приснился ей во сне! Ваня спросил, как у Маруси дела, а то её голос показался ему грустным. Я заверил, что всё в порядке. Ваня также обрадовал, что скоро снова приедет в Москву и мы обязательно встретимся.
Когда я повесил трубку, настроение у меня совсем упало. Значит, Маруся не успела ему признаться. Я б ей посочувствовал, если бы были силы на сочувствие. Чего я так расстроился – понятия не имел. Возможно, меня подкосило просто то, что они недавно говорили по телефону. Я живо представил, как Маруся прямо сейчас сидит и проливает слёзы на учебники. До дяди мне уже вообще не было дела. И аппетит пропал. Усилием воли я написал ему сообщение с напоминанием о нашей договорённости. Судя по реакции, он уже успел обо всём забыть.
В субботу я проснулся в разобранном состоянии – мне даже на матч не хотелось! Что уж говорить о дурацком вечернем предприятии! Что за самонадеянность – устраивать чужие судьбы, когда в собственной всё наперекосяк. Я представил себя сорокалетним холостяком, которого пытаются «пристроить» племянники. Кто знает, может, у дяди когда-то была своя Маруся и он не сумел найти ей достойной замены. А мы тут лезем со своими идиотскими комбинациями.
Матч мы проиграли, причём я слегка подрался с одним из соперников и заработал «красную». За что огрёб и от тренера, и от команды.
В общем, я шёл к Вергилии угрюмый-преугрюмый, мечтая о том, чтобы дядя наотрез отказался подняться. В лифте я кое-как натянул на лицо улыбку – совестно было портить день рожденья. Но когда в прихожей Вергилиной квартиры я увидел Марусины сапоги, мне нестерпимо захотелось развернуться и сильно хлопнуть дверью. Нас встречала Марина Ивановна, а Вергилия, видимо, специально не показывалась. Обалденные запахи капельку примирили меня с предательством, но только капельку.
Меня просто разрывало от желания высказать Вергилии всё, что я о ней думаю, а вместо этого приходилось улыбаться Марине Ивановне. Вергилия выскочила на секунду, поздоровалась, не встречаясь со мной взглядом, и ретировалась на кухню. Видимо, и Маруся была там же. Сразу вслед за мной пожаловал Матвей. Потолкавшись в крошечной прихожей, мы прошли в единственную комнату. Никита с Танькой устроились на диване сладкой парочкой. Я плюхнулся рядом, лелея план мести – сказать дяде, что приезжать не надо, а торт я ему и так прихвачу. Держал руку на телефоне, когда девочки последними пришли за стол с салатницами наперевес.
Я холодно поздоровался с Марусей и мимоходом испепелил Вергилию. Голодный Никита сразу начал дегустацию. Салаты снова оказались мудрёными, и, как ни удивительно, я не обнаружил ни одной закуски из тех, что запомнились мне с прошлого раза. Марина Ивановна пребывала в своём обычном задумчивом настроении. Таня живо интересовалась составом блюд, а Никита пытался изображать знатока и отвечал вперёд Марины Ивановны, но ни разу не угадал.
– Кость, а ты что такой грустный? – прервала моё молчаливое потребление Марина Ивановна.
– Устал, – выдал я первое, что пришло в голову.
– Много задают?
– Да нет, нормально, – честно сказал я.
– А от чего тогда устал? – не отставала она.
«От предательств», – хотел сказать я трагически, но, к счастью, удержался.
– Сам не знаю, – пожал я плечами. – Ничего, пройдёт. – И я натянул максимально естественную улыбку.
– Понимаю, – улыбнулась по-доброму Марина Ивановна. – Жизнь местами трудная штука, много вопросов без ответов, особенно в вашем возрасте, а близкие и похандрить спокойно не дадут. И сбежать особо некуда.
Я кивнул, удивлённый тем, как она здорово меня поняла.
– Так вот здесь можешь спокойно хандрить, – добавила Марина Ивановна. – Маски иногда нужны, но не в этом доме.
«Я лучше пойду», – хотел сказать я, но снова проявил мужество и положил себе очередной диковинный салат.
– Как вам последняя репетиция? – решила сменить тему Таня. – Директор доволен? Как вам показалось?
И дальше все, кроме нас с Марусей, полчаса вспоминали смешные моменты репетиций, включая наш несостоявшийся поцелуй.
– Да, Кость, тебе надо взять урок у Никиты, – заключил Матвей. – Просто мастер «чмоков».
Я разозлился на Матвея, и на нём моя выдержка, к сожалению, иссякла.
– Ты ревнуешь, что ли? – усмехнулся я.
– Есть немного, – неожиданно рассмеялся Матвей, и я устыдился своего злорадства.
– Ну ты совсем, – Никита покрутил у виска.
К счастью, тему «Ревизора» закрыли. Подняли тосты. Обсудили ОГЭ. Марина Ивановна прочла два новых стихотворения. Потом ушла принимать поздравления по телефону.
А мы расселись на свободном кусочке пола играть в имаджинариум. Ну и как всегда, мы с Марусей угадывали все карточки друг у друга.
– Читеры! – в шутку возмущалась Танька. – Вы сговорились! Я сейчас разгадаю вашу систему.
– Я тебе потом расскажу их систему, – многозначительно пообещал Никита.
А в конце я загадал «предательство» и выложил карточку, на которой тётя отправляет в рот кусок торта в форме сердца. А кто-то выложил карточку с двумя пупсами на крыше – мальчиком и девочкой. На неё-то и попалась Маруся. А Вергилия всё правильно поняла, выбрала мою, и я выиграл.
– Кстати, – сказала она, пообещав мне дополнительный кусок торта за победу, – не тряхнуть ли нам стариной? Не сыграть ли в шарады, как в началке?
Только я немного расслабился, а тут снова-здорово. Я невольно глянул на Марусю – наверное, мы одновременно вспомнили мой перформанс с преклонённым коленом на выпускном из началки.
– Давайте мальчики против девочек, – предложила Танька, – а то опять читерство начнётся.
Все поддержали.
В процессе игры телефон прожужжал в кармане, я посмотрел на часы и догадался, что это дядя. Так как я не ответил, то минут через пятнадцать он перезвонил. Рассчитывал ли он зайти? Скорее, нет. Всё-таки он довольно застенчив с малознакомыми людьми.
– За мной дядя приехал, – торжественно объявил я, доставая жужжащий телефон.
Марина Ивановна в этот момент накрывала стол для чаепития.
– Алло, – я успел поднять трубку, – прости, не заметил. Сейчас спущусь.
– А как же торт?! – вскричала Вергилия так громко, что все уставились на неё с недоумением.
– Кость, пригласи его, – предложила Марина Ивановна, – торт большой – мы без вас не справимся.
– Дядь, тебя все просят подняться, – передал я, – без нас с тортом не справятся.
– Нет, Кость, я так не могу, – смутился дядя.
– Ну пожалуйста.
– Я не могу с пустыми руками, – продолжал отнекиваться дядя. – Да я и не одет прилично.
– Ты всегда прилично одет. У тебя даже пижама приличней того, в чём я сейчас. Домофон 68.
У нас на даче дядя вечерами действительно появлялся в пижаме, которая производила очень солидное впечатление и лишний раз подчёркивала непохожесть с папой, который пижаму в жизни не надевал.
А я и правда явился на праздник в мятой футболке. Мама говорила, что я уйду в ней только через её труп, но у меня было вредное настроение, и мне приспичило надеть именно её.
Дядя повесил трубку, и мы провели две минуты в напряжённом ожидании. После чего раздался звонок в дверь.
Дядя вошёл такой смущённый, что мне даже стало его жаль. В руках у него была бутылка вина.
– Ты успел смотаться в магазин? – пошутил я и тут же пожалел об этом.
– Ещё неделю назад, – улыбнулся дядя. – Прислали сообщение о скидке, я тут как тут – и всё, что было на полке, теперь в багажнике.
– Всё? – тихо уточнила Марина Ивановна.
– Всё любимое, – и он с гордостью покрутил в руках бутылку. – Вот это. Французское. Шестнадцатый год самый удачный для пино нуар.
– Нам даже неудобно, – сказала Марина Ивановна. – Мы-то вино не очень.
– Попробуйте – не пожалеете, – заверил дядя. – Оно, кстати, и с десертами неплохо идёт.
Мы с Вергилией переглянулись, и она поплелась на кухню за штопором.
– Вы же за рулём, – напомнила Марина Ивановна.
– А, может, прогуляемся? – подмигнул мне дядя. Это их с папой фирменный юмор – в каждой шутке есть доля шутки.
Мы прошли за стол. Я угадал: дядя был в брюках и элегантном красном джемпере – куда приличней меня.
Марина Ивановна принесла огромный торт с невероятными нахлобучками из крема и ягод. Все ахнули.
– Сделайте милость – попробуйте, – обратился дядя к Марине Ивановне, наливая ей в бокал вина, а она положила ему большущий кусок торта. Себе он плеснул на один глоток.
Торт, естественно, оказался вкуснейший – нежный, сочный, в меру сладкий, ароматный.
– Вы меня сразили, – покачал головой дядя. – Вкуснее торта не пробовал. А я, между прочим, знаю толк.
– Очень приятно, – улыбнулась Марина Ивановна.
– И то, что мне довелось попробовать этот шедевр из рук автора, считаю особой удачей, – перешёл дядя к своей излюбленной теме. – Массовое производство – зло. Без прямого обмена продуктами труда между людьми мы потеряли нечто столь важное, что и помыслить трудно. Раньше дома́, одежда, предметы быта, подарки, еда – всё это делалось своими руками, и во всё вкладывалась частичка души. Совсем другая жизнь. Из всего этого нам осталась только еда, но за последние лет двадцать все дружеские посиделки, даже поминки, постепенно переехали в рестораны. Люди перестали обмениваться частичками души. Только деньгами. У нас на кафедре знаете как? Лаборантка собирает со всех по тысяче по поводу каждого дня рожденья и потом выдаёт именинникам по очереди. То есть каждый день рожденья мы получаем свои тысячи обратно в целости и сохранности. Смех и грех! Я отказался и дарю всем подарки. Так что, молодёжь, – обратился он к нам, – исправляйте этот перекос. Приглашайте друзей домой, мастерите сувениры и не только, дарите подарки с душой и смыслом…
Кажется, все прониклись дядиным монологом.
– Согласна, – кивнула Марина Ивановна. – Мне вот недавно приглянулась картина. На вернисаже рядом с Новой Третьяковкой. Хотела сразу купить, а потом узнала, что на следующий день продавать будет сам автор. И я приехала второй раз, познакомилась с ним, купила картину и невероятно довольна, что так сделала. Картина из рук художника это совсем не то же самое.
– Именно! – обрадовался дядя единомышленнику.
Повисла пауза, и мы принялись вслед за дядей нахваливать торт. Никита попросил добавку.
– У меня мощнейшая память на лица – где-то я вас раньше видел, – вдруг выдал дядя.
Я чуть не поперхнулся.
– Вы виделись у нас на даче, этим летом, – напомнил я как можно спокойней.
– А-а, и правда. Но теперь-то уж точно не забуду, никогда, – пообещал дядя. – Время нынче такое, непростое.
– И не говорите, – вздохнула Марина Ивановна, а мы с Вергилией снова переглянулись.
– А вы любите кино? – встрял я со странным вопросом, дабы задушить выяснение политических позиций в зародыше.
Дядя с Мариной Ивановной посмотрели на меня с недоумением.
– Я люблю, – ещё более удивила их Вергилия. – Особенно советские комедии.
– Да, сейчас таких уже не снимут, – вздохнул дядя. – А, скорее всего, и никогда уже не снимут.
– Ну зачем же так пессимистично? – вмешалась Марина Ивановна.
– Да что вы! – махнул рукой дядя. – Какой пессимизм. Такая естественная наивность безо всякой инфантильности более невозможна. Нынешние информационные цунами делят людей на циников и полных идиотов, и третьего не дано. Юмор отныне это лишь ирония, стёб. Добрый юмор уже некому оценить.
– А чем вам не угодила ирония? – поинтересовалась Марина Ивановна.
– А вы встречали иронию без высокомерия? – ответил вопросом дядя.
– Конечно. Например, самоирония.
– Да, пожалуй, это исключение. Но как по мне, качественный пафос куда сложнее в исполнении и куда интересней.
– Возможно, – согласилась, в свою очередь, Марина Ивановна. – Он уже вернулся в военной поэзии, что ещё совсем недавно казалось фантастикой. Кто знает, может, и добрый юмор вернётся. Само собой, когда закончится этот кошмар.
– Что вы называете кошмаром? – дрогнул дядя.
– Кошмар – понятие субъективное, – снова встрял я.
– Поясни, – потребовал дядя.
– Ну бывает, – растерялся я, – то, что кажется кошмаром, выруливает к чему-то очень хорошему.
– Проблема в том, – сказала Марина Ивановна очень серьёзно, – что в результате нынешнего кошмара многим и многим уже никуда не вырулить.
Я неожиданно для самого себя потянулся за дядиным бокалом и хлебнул вина. Почти не поморщился.
– Ну зачем же так пессимистично? – грустно улыбнулся дядя.
– В смысле? – подняла брови Марина Ивановна.
– Все мы куда-то однажды вырулим, – пояснил дядя. – Вопрос только – куда.
– Вот именно. Оттуда никто не возвращался, чтоб поведать, что и как.
– Почему же? – Дядя подлил себе вина. – Я там одной ногой, так сказать, побывал. И хотя с тех пор потихоньку вернул себе способность получать удовольствие от земных благ, включая этот шикарный торт, но могу заверить, что тамошнее блаженство не сравнится с ними вообще никак. К сожалению, я не поэт, чтобы адекватно выразить эту разницу.
– Так недалеко до оправдания убийств, – сделала странный вывод Марина Ивановна, – отчего бы, дескать, не отправить человека в блаженное место прежде срока?
– Я ничего такого не имел в виду, – обиделся дядя. И я тоже за него обиделся – он поделился сокровенным опытом явно не для оправдания убийств.
– Нам пора, наверное? – Я поднялся.
– Вы же выпили, – ещё раз напомнила Марина Ивановна дяде.
– А такси на что? – улыбнулся дядя.
И мы пошли одеваться.
– Подождите, я вам с собой заверну.
И Марина Ивановна бросилась на кухню. Остальные вышли нас проводить.
– За тобой папа приедет? – спросил я по-джентльменски у Маруси.
Она помялась.
– Её папа в командировке, – многозначительно сообщила Вергилия.
– Не вопрос, подбросим, – предложил я.
– Спасибо, не надо, – сказала Маруся. – Тут идти-то минут пятнадцать, я с удовольствием прогуляюсь.
Дядя тем временем получил огромный пакет с контейнерами, окончательно смутился и вышел дожидаться меня за дверью. Я, недолго думая, сходил к нему и сообщил, что пойду проводить Марусю пешком. Дядя, к счастью, спорить не стал. Маруся тоже возражать не стала, быстро оделась, и мы отправились.
На улице мне захотелось глубоко вдохнуть, и в носу защипало от мороза. Снег скрипел под ногами необычайно громко.
– Забавно вы всё подстроили, – сказала Маруся.
– Но что-то пошло не так, – усмехнулся я.
– Ну почему же? – не согласилась Маруся. – Мне кажется, они прониклись друг ко другу симпатией и вообще – на одной волне, хотя не так много общего.
– Не так много? – рассмеялся я. – У них вообще ничего общего!
Мы брели знакомыми переулками, которыми гуляли совсем недавно, а по ощущениям – в прошлой жизни.
– Ты впервые вино попробовал? – спросила Маруся для поддержания разговора.
– Да нет, отхлёбывал когда-то из родительских бокалов.
– Ну и как?
– Кислая гадость. Вот бабаня мне давала кагора глотнуть – это ничего. Даже голова немного кружилась.
– А сейчас не кружится?
– Сейчас болит, – сознался я.
Потом мы шли молча. Я сунул руки в карманы и старательно держал дистанцию. И не мог понять – то ли я хочу поскорее довести её до дома и распрощаться, то ли идти так вечно, воображая, что всё по-прежнему.
Я заглядывал в освещённые окна жилых домов. «Всё будет хорошо», – будто шептали мне они. Увы, уют чужих кухонь может быть обманчивым.
– Ты только не злись на Вергилию, – вдруг попросила Маруся. – Она хотела как лучше.
– С чего мне злиться? – уточнил я, попутно соображая, что именно Марусе может быть известно.
– Она сказала, что её мама не горела желанием праздновать с нами свой день рожденья и поэтому сочинила, что это ради нас.
– Нас? – стормозил я.
– Ну, меня и тебя, – смутилась Маруся.
– А-а, – смутился и я.
– Вот она и попросила меня прийти, чтобы подтвердить эту версию. А о твоей просьбе меня не звать я узнала уже там. Если бы раньше знала, то, конечно, не согласилась бы.
– Вергилия у нас великий комбинатор, – усмехнулся я, – даже меня переплюнула.
Мы уже остановились в её дворе. Маруся оказалась напротив, и я прочёл в её глазах надежду. У меня сначала потеплело на душе, а потом словно окатило ледяной водой: Маруся узнала, что с Ваней теперь точно ничего не выгорит, и хочет вернуться! Типа лучше синица в руках, чем журавль в небе. Нет уж, дудки! Я на роль запасного варианта не подписывался.
– Ладно, я пойду, – сказал я, – а то мама начнёт волноваться.
Её глаза мгновенно потухли.
– Да, конечно. Спасибо, – тихо сказала она и пошла домой.
Я полночи не спал, пытаясь разобраться, как быть и что делать. С одной стороны – вот появится на горизонте новый журавль и синицу опять в отставку. А с другой – чего загадывать: может, и не будет никакого журавля. Или синица обернётся журавлём. Всякое бывает. Как правильно?
Как же хочется снова стать родными и самыми близкими! Больше всего на свете! Переступить через гордость и будь что будет?
А вдруг померещилось? Вдруг, кроме чувства вины, ничего и нет? С чего я взял, что она хочет всё вернуть? Раз она дала от ворот поворот, то не логично ли ей сделать первый шаг навстречу, а не только грустные глаза?
Да нет, не померещилось. Она просто не решилась. Вот сейчас всё изложил и понял: надо самому принять решение и действовать. Более того – оно уже принято!
Июль 2024. Не буду дожидаться окончания школы, а то память уже не та, что прежде. Или просто всякая ненужная информация вытесняет ценные воспоминания.