Читать книгу: «Варварино счастье. Том III. Из завтра – во вчера…», страница 4
Утром отряд разошелся по домам. Но не навсегда. Аллан должен получить указание от руководства армии обороны Акры, какие будут поставлены перед ними цели. И Аллан вместе с другими бойцами заспешили домой. Солнце уже взошло.
Уходя из порта, Алан оглянулся. Ему стало как-то не по себе. Как будто совершенно ничего не произошло за последние два дня. Флот сгорел и останки его покоились на дне моря. На поверхности моря ничто не напоминало о том, какой могучий бросок совершили крестоносцы, достигли берега Акры, и теперь многие из них лежали в каменной братской могиле, а флот покоится глубоко под водой. Ни люди, ни флот – не восстановимы. Только камни были не совсем обычного для них серого цвета, они были красными от крови. Красный берег… И скорбь матерей, которые никогда не увидят своих сыновей… Будь они крестоносцами или воинами другой армии, матерям одинаково горько терять детей…
И все эти нашествия происходили из-за какого – то желания править судьбами целых континентов, а не только отдельных городов. Крестоносцам хотелось находиться на вершине пирамиды… А разве нельзя было всем людям посещать католическую святыню – храм Господень в Иерусалиме? И там молиться своему Богу.
Но это не был конец крестового похода. Осада города длилась не менее восьми месяцев.
Глава 6. Всевышний дает события, а мы обязаны их принять…
Яффа в волнении ходила по комнатам. Она уже успела добежать до Леи, передала ей слова сына. Надо знать душу еврейских женщин. Душа полна волнений, чувств, восторгов. Слезы могут легко брызнуть из глаз от избытка чувств радости и счастья. Но когда наступают серьезные моменты, особенно опасность для жизни любимых и близких людей, то еврейская женщина концентрируется так, что может горы свернуть, чтобы спасти любимого.
Услышав, что Аллан с отцом ушли на защиту Акры, Лея засобиралась тоже бежать в порт. Она думала, что сможет там оказаться полезной для Аллана. Однако Яффа поговорила с девушкой довольно строго, и та согласилась ожидать Аллана у себя дома. Ведь он четко и ясно сказал, что как только окончится война, он придет к родителям Леи просить руки своей любимой, и они тут же поженятся. Лея пообещала матери Аллана держать себя в руках. На том они и расстались. Ночь прошла в беспокойстве. Яффа ни разу даже не прилегла на кровать. Какой же тут сон, если ее самые любимые и дорогие люди находятся в самом пекле сражения.
Яффа слышала и стрельбу, и отдельные крики. Поднимаясь на крышу, она не видела даже голубого моря. Видны были только парусные суда, и их было так много, что беспокойство за своих мужчин и вообще за жителей всего города охватывало ее душу.
Мать пыталась войти в мысли сына, но там не было конкретного известия для нее. Шумы, крики, волнение Аллана. Ее успокаивало хотя бы то, что он жив. И муж ее жив. Иначе у Аллана в голове возникали бы мысли, которые матери стали бы доступны.
Так прошел весь следующий день. После обеда Яффа поднялась на крышу дома в глубоком волнении. Никогда еще ее сердце не билось так тревожно. Она не могла унять его, пыталась уговорить… Выползла на крышу, от волнения ноги ее не держали. Надо учесть, что возраст женщины был уже за пятьдесят.
Она увидела нескольких мужчин, которые несли на палантине ее мужа, всего забинтованного какими – то окровавленными тряпками. Хадас не подавал признаков жизни.
Яффа теперь уже вниз спускалась на негнущихся ногах. Ее волнение передавалось так, что голова четко работала, а ноги – отказывались ей подчиняться. Она вышла из дома и встретила мужчин. Прежде всего, она кинулась к мужу, пыталась услышать его дыхание. Он был как будто жив, но глаза закрыты и, похоже, без сознания. Принесшие его люди подтвердили, что их командир жив, что его перевязали и что лекарь должен будет прийти к ним попозже вечером. А на словах передали рекомендации лекаря, как нужно лечить Хадаса.
Единственная хорошая новость, которую ей передал лекарь, что Хадас скоро поправится, его рана не опасна для жизни.
А вторая хорошая новость – что Аллан жив и принял командование отрядом после ранения отца.
Яффа погрузилась в заботы о муже. Она не отходила от него ни на минуту. Муж ее долго еще не приходил в сознание. Только ближе к сумеркам он пришел в себя. Открыл глаза. Сначала, очевидно, он не мог понять, что случилось, почему он лежит в таком беспомощном состоянии. Когда он попытался приподняться, ужасная боль заставила его снова опуститься на кровать. Яффа сидела рядом с ним и гладила его руку. Она тихонько попросила мужа не двигаться активно, потому что он получил ранение в грудь. И уверила его, что лекарь сказал, что Хадас быстро поправится, что рана не опасна для жизни. Хадас в первую минуту возвращения памяти тут же начал спрашивать, что с Алланом. И снова Яффа успокоила мужа известием о том, что атака крестоносцев отбита, и что сын принял на себя командование отрядом.
Жена поняла, что самую важную информацию Хадас от нее получил, теперь ему надо выздоравливать самому. Яффа приготовила для мужа отвар из лечебных трав. К ночи появился лекарь. Но не один. С ним шли те же мужчины, которые принесли Хадаса. Они снова несли кого-то на палантине. Яффа чуть не потеряла сознание от мысли, что второй раненый (или уже мертвый??) может быть ее сыном. Бедная женщина схватилась за дверь, ноги ее просто уже не держали.
К ней тут же бросился лекарь Моше, который шел впереди. Яффа с испугом спросила:
– Что с Алланом? Он жив?
– Яффа, не волнуйся. Он жив. Это совсем другой человек.
– Как? У нас в городе есть госпиталь. Для чего его к нам в дом? Я не знаю, как ему помочь. И вообще, кто это?
Лекарь помялся. Яффа заволновалась. Хуже всего в жизни тогда, когда не знаешь полностью реальной картины.
И она твердо сказала:
– Моше! Мы с тобой так давно знаем друг друга, что не пытайся меня обманывать. Скажи честно, кто это и почему – к нам в дом?
– Ты только не волнуйся, Яффа! Это приказ твоего сына. Что этого раненого мы должны принести к вам в дом. А кто он? Это человек, который, ранил твоего мужа. Это крестоносец.
– Что?? И его к нам в дом?
– Аллан вернется домой, и сам тебе все расскажет. Мне сложно объяснить. Я тебе только расскажу, как лечить этого парня.
И Моше начал подробно инструктировать Яффу, как помочь парню.
Яффа, бедная, с ума сходила от полученной информации. Ей принесли в дом человека, из-за которого она чуть не потеряла своего любимого мужа. Врагов надо уничтожать, а она должна выхаживать его…
Тем не менее, Яффа сделала питье раненому парню. Он лежал такой несчастный. Крестоносец был ранен в руку. Кроме того, нога оказалась поломанной. И лекарь успел ее заложить в лубок, поэтому парень не мог встать. Хотя и был в полном понимании реальности. Только не понимал язык. Когда Яффа поднесла ему небольшой ковш с питьем ко рту, он здоровой рукой поймал ее руку, прижал ее к своим губам поцеловал и сказал: Мамма, мамма…
Яффа поняла, что хотел сказать ей парень. Он назвал ее мамой. Слишком похожи были слова чужого языка на ее родной иврит. На иврите слово мама звучит как има. Има – имуш… Ласково… Мамочка… Она тоже свою маму так называла – имуш!
Она сидела рядом с кроватью раненого парня, смотрела на него и думала:
– Сижу рядом, помогаю… А могла бы сегодня уже готовиться к похоронам мужа. И она заплакала. Парень очень правильно понял ее мысль. Он как будто считал с ее мозга то, что она подумала. И он пытался приподняться, чтобы поцеловать ее руку, и этим самым сказать, как он виноват перед ней и ее мужем. Яффа встала, не позволив ему снова целовать ее руки. Сама ситуация ей была совершенно отвратительна.
Однако сын приказал отнести парня сюда, значит, так и должно быть. Женщина вздохнула и пошла готовить парню бульон из кусочка бараньей лопатки. Хорошо бы туда добавить бараньего жира, так он быстрее выздоровеет.
Развела огонь в очаге, приготовила бульон для обоих раненых мужчин. А ведь надо и для Алланчика ужин приготовить. Вот сразу сколько работы прибавилось! Зато ее мужчины живы. И она снова почувствовала себя оптимисткой.
Всю ночь Яффа не спала. Она сидела у кровати мужа. Она сумела его вечером даже напоить бульоном. Он еще тяжело дышал, но было видно, что хуже ему не становится. Это вселяло надежду. Муж начинал засыпать, тогда Яффа шла в другую комнату, где лежал больной крестоносец. Как только он слышал ее приближающиеся шаги, тут же пытался встать и все что-то говорил на своем языке. Теперь она рассмотрела его получше. Он был совсем молодым, почти еще мальчишка. Зачем же таких берут на войну?
И у Яффы злость постепенно таяла и превращалась в сочувствие этому больному мальчику, у которого повреждена правая нога и левая рука ранена. Это его ранил Хадас. Так поняла Яффа. Она попросила Всевышнего показать ей картину боя, и тотчас увидела все в деталях. Конечно, Хадас защищался и правильно делал.
На него напали несколько человек. Некоторых он обезвредил выстрелами. А двое побежали от него. Он пытался догнать их и прикончить тоже, но тут неожиданно открылось ущелье, которого не видел и сам Хадас и не видели убегающие его противники. Хадас на ходу выстрелил. Попал одному из убегавших в руку. Оба парня упали в обрыв, а за ними туда же упал и Хадас. А этот парень махал шашкой направо-налево, и задел Хадаса. Хорошо, что рана не смертельной оказалась.
И когда в очередной раз раненый парень пытался поцеловать ей руку, очевидно, просил прощения у нее на своем языке, он был многословен и там часто упоминалось слово мамма, Яффа просто погладила его по голове и сказала:
– Спи, спи! – И как маленькому закрыла ему глазки. Погладила по лбу, потом спустилась к глазам и пальцами прикрыла ему веки.
Он, видно, все понял, что его простили. Он-то просил прощения у Яффы не за то, что ранил ее мужа, а за тот факт, что он пришел убивать этих людей, а они же его не убили, и даже спасли, перевязали и принесли сюда. А еще он услышал, что в соседней комнате стонет мужчина и понял, что тут не он один пострадавший.
Так у Яффы прошла беспокойная ночь. Но ни на секунду она не забывала о сыне.
Она постоянно посылала ему сигналы, и только один раз получила ответ, что он жив.
Почему-то только в этот момент она могла позволить себе поплакать от души.
Она думала, что никто не видит ее слез, но молодой крестоносец видел слезы женщины, он понимал, что она плачет из-за своих мужчин, а не из-за него. А он – один из тех, кто принес смерть в этот город. И парень сам заплакал. Но Яффа стояла спиной к парню и не видела его слез.
Только Бог видит наши слезы, дает нам возможность осмыслить ошибки и дает возможность исправить что-то и стать душой чище. И делать больше добрых поступков. Для этого мальчика ночь была ночью взросления и незримой беседы с Богом. Он утром встал с первыми лучами солнца совсем другим человеком. Он уже не видел врагов в этих людях, которые жили себе и жили на своих каменистых и неурожайных землях и никогда не приходили к ним в Италию с целью уничтожения людей и завоевания территорий. А крестоносцы много-много раз уже затевали войну с этими людьми, которые им не сделали ничего плохого. Совершенно ничего!
Ночью Яффа поднялась на крышу дома и замерла в ужасе. Вся бухта была охвачена ярким пламенем. Ей казалось, горит всё, и море, и земля на берегу. Всё слилось в единое море огня. Она была в панике. Собрав все силы воедино, Яффа послала сыну вопрос: Ты жив?
Ответ пришел положительный. Но сам сын был еще в порту или где-то, но довольно далеко от родного дома. И Яффа спустилась в дом.
Утро было ясным и солнечным. Как и всегда на этой родной для нее земле Палестины, где они дружно жили все вместе: иудеи и христиане, и арабы… Каждый молился своему Богу. И каждый из них думал так, что Бог каждого из них для него – единственный и самый главный в мире. И другой также думал. А не может быть на небе нескольких единственных и самых главных Богов. Скорее всего, он один на всех, Бог един. Но вслух никто не осмеливался произносить такие слова. Вот и молились, кто какому Богу. А Бог он есть любовь, вечность и бесконечность. ОН-ОДИН!
Яффа вышла на улицу, чтобы сказать Богу «Доброе утро, Всевышний! Спасибо, что ты сохранил мне мужа, и что мой сынок жив. Пусть и этот раненый парень будет здоровым. Ты ведь, Всевышний, не случайно его направил в наш дом?! Спасибо, Господи, тебе, спасибо за все, за то, что дал нам жизнь и возможность радоваться этой жизни!…
Так встречала первые лучи солнца еврейская женщина Яффа, направляя слова благодарности Богу. И была она прекрасна и красива в своей молитве. И даже имя ее – Яффа в переводе на русский язык означало Прекрасная.
Яффа стояла, закрыв глаза, протянув руки к солнцу… В этот момент ее кто-то осторожно обнял за плечи. Яффа вздрогнула, и еще даже не открывая глаз, поняла, что вернулся домой сын…
Она обняла сына, прижалась к нему так крепко, словно боялась, что этот момент не встречи, а расставания. А расставаться с ним она не хотела никогда в жизни.
Они так обнявшись и вошли в дом. Первый вопрос был об отце. После подробного ответа, Аллан спросил о раненом крестоносце. Получил тоже удовлетворительный ответ и только после этого сказал:
– Имуш, я голодный как …шакал! Давай все, что в доме есть.
– Как же, родной, я все приготовила. Я ждала тебя. Слава Богу, ты жив и здоров! Ешь и ложись спать. Я же понимаю, что война не окончена.
– Да, има, нам нелегко будет, но мы победим. Потому что не мы нападаем, на нас нападают. И это дает нам право для решительных действий.
Пока мать подавала на стол еду, Аллан вошел в комнату отца, чтобы удостовериться, что с отцом все хорошо. Да. Тут смертью не пахло. Отец хоть и прерывисто и тяжеловато дышал, но румянец на щеках говорил сам за себя. Умирающие не бывают румяными… Отец спал…
Аллан вошел в комнату, куда мать определила раненого крестоносца. Парень уже проснулся. Он испуганно посмотрел на Аллана. Он же помнил, что именно этот человек спускался в ущелье и помогал выбраться иудею. А потом приказал вытащить из пропасти и самого Вито и даже приказал отправить его к себе домой на лечение. Кажется, что вошедший не имел плохих намерений, он даже улыбнулся слегка Вито. Потом постучал себя в грудь ладонью и сказал:
– Я – Аллан. – И показал пальцем на Вито.
– А ты?
Крестоносец моментально понял, о чем спрашивал его Аллан и ответил, показывая на себя здоровой рукой:
– Вито! Вито!
Аллан подошел к раненому парню и подал ему руку. Тот в ответ подал свою здоровую руку. Так они впервые пообщались. Нет случайных встреч! Всё где-то в хронике Акаши расписано по пунктам. Если бы знал Аллан, как много раз будет Вито жертвовать своей жизнью ради его спасения, он бы улыбнулся, вспомнив, как сомневался, спасать ему раненого крестоносца или нет.
Глава 7. Война продолжается…
У Аллана не оставалось уже и минутки, чтобы навестить свою любимую Лею. Он тут же утром поспешил в порт. Однако отца успел повидать. Хадас пришел в себя. Он был еще слаб и едва нашел в себе силы улыбнуться сыну. Разговаривать Хадас еще не мог, грудь болела. Аллан понимал, что отцу интересно узнать исход битвы. И он рассказал, как потерял из виду отца во время боя, как нашел его в ущелье без сознания, всего окровавленного. Что он принял на себя командование отрядом после ранения отца. Потом рассказал отцу, как они похоронили крестоносцев, и что отряд принял решение поджечь флот крестоносцев. Что к утру отряд очистил от трупов пирс и сгорели все до единого парусника крестоносцев.
– Сынок, спасибо тебе! Ты заменил меня, не растерялся. Проявил себя как настоящий мужчина. Я тебе хочу отдать план пещер, которые находятся вдоль побережья от пирса вплоть до крепости крестоносцев.
Хадас говорил тихо, он боялся напрягаться. Сил не было. Он шепотом продолжал:
– В той комнате, где у нас тайник с оружием, лежат планы всех пещер на побережье. Завернуты в черный плащ. Слева. Иди возьми их. Они тебе пригодятся.
– Папа, я тебе хочу сказать что-то важное. Надеюсь, ты меня поймешь.
Хадас слабо пошевелил рукой, показывая знаком, что слушает сына.
– Пап, когда я спускался в ущелье, где ты лежал без сознания, там было еще двое крестоносцев.
– Да, я догонял их, и они свалились прямиком в ущелье. И я не удержался. Бежал, не глядя. Вот и свалился. И там я прикончил одного и ранил другого, а потом и сам потерял сознание. А второй, которого я ранил в руку, махал саблей и хорошо, что не смертельную рану мне нанес.
– Так вот, мы вытащили из ущелья того, который остался жив. Папа, ты бы видел, как он плакал и просил его спасти. Он повторял слово «мама» несколько раз. Я пожалел его и забрал к нам домой. Он ранен, у него поломана нога. Сейчас он в соседней комнате.
Хадас вытаращил глаза, он бы хотел что-то на эмоциях выпалить, но боялся, что снова откроется рана на груди. Поэтому только смотрел на сына и удивление читалось в его взгляде.
– Папа, я не мог его бросить, а тем более – убить. Когда идет сражение, другое дело. А так, когда он лежит передо мной раненый, совсем молодой мальчишка, плачет, и весь в крови. Это не по-человечески.
Хадас прошептал:
– Сынок, если ты так решил, значит так надо было. Жизнь человеческую так легко оборвать, а восстановить невозможно. Пусть живет парень!
– Спасибо, папа! Ты всегда меня понимаешь!
Аллан наклонился и поцеловал отца в щеку и сказал:
– Ты, пап, выздоравливай, а я должен идти. Сейчас только планы пещер заберу и побегу на пирс.
Аллан тут же покинул родительский дом, война не окончена. Дни осады города Акра не могли окончиться в одночасье. Обе стороны военных действий не собирались уступать. У каждой стороны была своя правда. Католики в лице крестоносцев вступали в войну с жителями палестинских земель на протяжение уже пятисот лет, мотивируя, что владеть святыней православия имеют право только они, а никак не иудеи и мусульмане. Другая сторона в лице христиан, мусульман и иудеев утверждала, что живут здесь эти люди уже тысячи лет и имеют прямое отношение к Иисусу и никак не меньшее, чем католики. Никто не желал уступать. Поэтому и снаряжались крестовые походы один за другим.
Поход католиков на святую землю в 1190 году был третьим по счету. Сколько таких походов будет в будущем Аллан не знал, но понимал, что иудеи никогда не подчинятся крестоносцам и не сменят свою веру на чужую.
Сколько было уничтожено захватчиков в первый день отрядом Хадаса, не меньше нескольких тысяч, а сколько еще смогло пройти вглубь территории Акры, стремясь занять крепость. Война шла всеми доступными способами. В том числе и хитростью. В пределах видимости крестоносцев появлялся отряд иудеев, и начинал спешно отступать, его пытались преследовать. Вдруг иудеи как сквозь землю проваливались. В действительности, они и уходили в землю, в пещеру. Крестоносцы в пылу погони не могли остановиться, ведь они слышали совсем рядом голоса иудеев. Как только крестоносцы спускались в пещеру, их тут же уничтожали, а вход в пещеру тщательно маскировали камнями.
Вскоре крестоносцы уже боялись вступать в такую рискованную погоню. И защитники могли иметь возможность выслеживать отряды крестоносцев на подступах к городу и уничтожать их также успешно.
Прошло два месяца осады города Акра. Хадас уже встал с постели, он стал чувствовать себя значительно лучше. Как только Хадас поднялся на ноги, тут же отправился в комнату, где находился Вито. Когда Хадас вошел в комнату, Вито дремал. Видимо, он почувствовал на себе чей-то взгляд, открыл глаза… Наверное, в первый момент парень испугался, так как он вспомнил этого человека. Это был тот человек, который вместе с ними двумя упал в ущелье. Там еще у них продолжалась борьба. Вито был ранен в руку, но и он нанес копьем иудею рану в грудь. Мужчина тут же потерял сознание, да и сам Вито на какое-то время потерял сознание от боли и потери крови.
И вдруг этот мужчина стоит на пороге его комнаты и пристально смотрит на Вито. Выходит, они ранили друг друга, потеряли оба сознание, отключились и, по воле судьбы, оказались в одном доме. Теперь и тот, и другой, несомненно, шли на поправку. Вито приподнялся на кровати, сел и испуганно смотрел на пожилого иудея. Конечно, поговорить они не могли, разные языки мешали им понять друг друга. Но есть язык жестов. Вито прикрыл грудь руками, и что-то пытался сказать Хадасу.
Все время, пока хозяин дома лежал и медленно выздоравливал, у него еще было чувство злости к тому парню, который лишил его здоровья на несколько месяцев. Видимо, было задето легкое, потому что Хадас долго не мог вдохнуть полной грудью. Но теперь он чувствовал себя значительно лучше. А сейчас когда он увидел перед собой еще в сущности мальчишку, а не зрелого воина, который шел в бой за принципы, вполне сознательно, как вот Хадас, например. А этот мальчик мог прибыть даже и не по своей воле.
Хадас просто стоял и смотрел на Вито, ничего не предпринимая и не делая никаких жестов. Тем больше волновался Вито. И Хадас это понял. Он просто подошел к парню и положил руку на его плечо. Вито сидел, не шевелясь. Потом Хадас неожиданно для себя погладил парня по голове и вышел из комнаты. Он и сам не понимал, откуда такое чувство сострадания к чужому человеку, да еще и причинившему вред его здоровью. Но что толку было бы от его гнева? Никакого!
С чувством благодарности подумал о своей жене. Ведь она знала, что ухаживает за человеком, который ранил ее мужа. Но она выхаживала этого мальчика и проявляла о них обоих одинаковую заботу. И он даже слышал из своей комнаты, как Яффа что-то говорила парню, он отвечал ей, и слышался ее смех. Он не понимал, как они объясняются, на каком языке. И вот сейчас догадался, это язык души и сердца позволял им говорить что-то на разных языках и понимать друг друга.
Все-таки добрая душа у его Яффы. Сколько лет они вместе, и он каждый раз открывает в ней что-то новое и хорошее.
На следующий день Яффа решила своих выздоравливающих посадить за один стол и позавтракать вместе. Вито еще прихрамывал и опирался на палку, а Хадас не делал резких движений, дышал аккуратно и придерживал грудь рукой, как будто защищая свое тело. Яффа показала рукой в сторону мужа, сказала одно слово, глядя на Вито: Хадас. Вито закивал головой. Он понял. А Яффа теперь представила мужу парня и тоже произнесла:
– Вито.
Мужчины кивнули друг другу, и Вито улыбнулся. Он смотрел так виновато в глаза хозяина дома, в его глазах даже мелькнули слезы, и он встал из-за стола, склонил голову и низко-низко поклонился Хадасу.
Видимо, так много было сказано этим жестом, что Хадас тоже встал из-за стола, подошел к Вито и обнял его. У парня вырвалось из горла сдерживаемое рыдание, он тоже обнял Хадаса и сквозь рыдания сказал на иврите: Ани мевакеш лислоах… (Я прошу простить меня). Яффа тоже не могла сдержать слез и подошла к ним двоим и обоих обняла и сказала мужу:
– Это я научила его первым словам на иврите. Он сам попросил меня об этом. Да, он уже знает много слов на иврите. Он хочет быть полезным иудеям в их борьбе за свою независимость. Ну, давайте, мужчины, садитесь за стол. Я приготовила завтрак.
Хадас прятал глаза, в которых тоже были слезы. Но взрослый мужчина, один из самых уважаемых в городе, не хотел, чтобы мальчишка видел его слезы. Яффа подвинула к каждому из них медное блюдо, на котором были запеченные овощи и некрупные кусочки баранины.
Хозяйка дома улыбнулась, одновременно вытирая слезинки, и произнела очень тепло, по-доброму:
– Давайте, мужчины, ешьте! У вас есть задача – быстрее выздоравливать и защищать святую землю.
С этого замечательного утра Вито приобрел вторую семью. Он не был уверен, сможет ли когда теперь увидеть свою маму-итальянку, но он успел полюбить маму Яффу не меньше, чем любил маму, подарившему ему жизнь. А мама Яффа спасла ему жизнь вместе с сыном Алланом. И он чувствовал душой, что Аллана он любит как своего самого родного брата. А его новый брат Аллан как раз в этот день и появился дома. Выбрал время, чтобы впервые за два месяца с начала войны забежать домой и узнать, как выздоравливают больные. Но нисколько не меньше его звала домой мама Яффа. Она постоянно посылала сигналы сыну. Ответ получала и понимала, что занят и не близко от дома. Но знала, что сынок жив и успокаивалась.
Мать чувствовала приближение сына, выскочила, обняла его и они вместе вошли в дом. В комнате сидели за столом Хадас и Вито. Мужчины мирно завтракали. Аллан подошел и обнял отца, а потом направился к Вито. Итальянец встал и сказал на иврите: Доброе утро, брат мой!
Аллан весьма удивился, но мама тут же сказала, что мужчины объяснились между собой. Никто не держит зла друг на друга. Но главное, что Вито просит простить его и дать возможность защищать палестинскую землю от крестоносцев.
Вито произнес свою самую главную фразу на иврите, которой он научился от Яффы. Он ей показал знаками. Она поняла и сказала ему эти слова на своем родном иврите, древнем языке иудеев. Вито обращался ко всем троим:
– Я вас всех прошу простить меня. Я хочу быть вам полезным. И хочу, чтобы вы верили мне, как своему сыну. Я вас люблю и благодарю за спасение моей жизни!
Аллан посмотрел на родителей и понял, что действительно за эти прошедшие пару месяцев этот мальчик стал им как родным. Даже у отца были радостные глаза. И Аллан сказал всем членам своей семьи:
– Ну что же, я рад пониманию. Принимаю Вито в нашу семью. Но откуда у него знание иврита?
– Сынок, это я с ним занималась ивритом, когда он не мог еще вставать. Он спрашивал, и как-то мы научились понимать друг друга. Сыночек, садись за стол, позавтракай с нами.
Аллан сказал:
– Имуш, завтракать я не буду, лучше я поспешу к Лее. Я ее не видел с самого начала войны. Сейчас у меня мало времени.
Поцеловал маму и выскочил из дома.
Лея была так рада неожиданному приходу своего любимого, что заплакала от радости. Хоть она и ждала его каждую минуту и дни проводила на крыше, но вот все равно он вошел неожиданно. Она бросилась на шею Аллану. Они поднялись на крышу, сели на скамеечку. Девушка не могла насмотреться на своего Алланчика. А он совсем повзрослел, бородка была более густая, он совсем почернел от загара. И выглядел теперь совсем взрослым мужчиной. Но таким он ей нравился еще больше.
Лея гладила лицо Аллана своими тонкими и нежными пальчиками, и говорила ему самые ласковые и теплые слова. Через несколько минут Аллан встал и виновато произнес:
– Лея, я больше не имею ни минуты времени. Мне нужно бежать. Я очень тороплюсь…
Последний раз поцеловав свою красавицу Лею, Аллан спустился вниз и поспешил к своему отряду. Лея еще долго смотрела вслед уходящему Аллану и вытирала слезинки. И просила Бога хранить ее любимого…
С этого дня Яффе стало намного легче управляться с двумя выздоравливающими мужчинами. Они подружились между собой. И теперь Вито стал все время проводить с Хадасом и помогать по хозяйству Яффе. Он был почти здоров. Оставалась еще одна проблема – он должен освоить более-менее иврит, чтобы смочь участвовать в боевых действиях. Так что все время отдавалось освоению новых слов.
Прикасаясь к чему-либо, Вито вопросительно смотрел на Яффу или Хадаса, и тут же получал название на иврите. Так активно шло изучение нового для него языка. А попутно уже шло обучение письму на иврите. Вскоре он должен был уйти в отряд к Аллану.
Прошло еще чуть более месяца, Вито был уже здоров. Нога позволяла ходить без палочки. Раненая рука не напоминала о себе болью. Он стал своим в семье Хадаса. Его память отлично усваивала новый язык. Говорил он почти свободно и всякий раз утро у него начиналось с того, что он входил в комнату, где уже были Хадас с
Яффой, делал поклон и говорил примерно одни и те же слова:
– Господь мой, Иисус Христос! Спасибо тебе, что ты разрешил моему брату Аллану сохранить мне жизнь! Что я встретил своих вторых родителей. Спасибо Хадасу и Яффе за терпение и заботу обо мне. Спасибо вам за добро и любовь!
Позвольте мне сказать вам, как я вас люблю. И я готов отдать свою жизнь за вас и Аллана.
Делал поклон в сторону Яффы и Хадаса. Они всегда смеялись и говорили, что кланяться не надо. Они давно уже не считают его чужим человеком. Он – член их семьи.
Однако ни у Хадаса, ни у Яффы язык не поворачивался называть Вито своим сыном. Ну, никак не поворачивался…
Наступил день, когда на минутку домой заскочил Аллан навестить родителей. Вито радовался как ребенок, не отходил ни на минуту от Аллана и просил его взять с собой в отряд. Аллан глянул на отца. Тот взглядом ответил сыну, что взять можно, но доверять всецело – рановато. Сын понял молчаливый ответ отца и сказал:
– Ну что же, Вито, если ты хорошо себя чувствуешь и хочешь снова в пекло боев, тогда собирайся.
Яффа с Вито ушли подбирать ему одежду. А Хадас сказал Аллану:
– Сын, хорошо бы использовать Вито как разведчика. Он может незаметно подбираться близко к их лагерю, слушать, и вы будете знать о планах врага. И заодно присматривайся к парню. Держи его поближе к себе. Он должен свою преданность подтверждать делом. Всегда помни: слова остаются лишь словами, если на деле не подтверждены Ты мне дороже собственной моей жизни. Помни об этом.
Да! Я думаю, что скоро тоже встану в строй. И буду воевать.
– Папа! Ты если встанешь в строй, то только в управление отрядами. Нам нужны умные люди.
Отец крепко обнял сына, Аллан не мог оторваться от матери, он так отчаянно скучал по ней. Такой духовной близости с матерью желал бы каждый сын, да не каждому это дано… Аллан с Вито ушли, и снова остались Яффа с Хадасом вдвоем. Они так мечтали об окончании военных действий, ждали свадьбу сына и появления внуков.
Правда, Хадас через несколько дней уже вышел на боевую службу. Его отправили в штаб армии обороны Акра. Там он уже чаще видел сына. Как-то спокойнее, когда Аллан у него на глазах.
