Читать книгу: «Следи за знаками судьбы», страница 12
Возьми деньгами
В понедельник рано утром Соня уезжала на занятия. Наталья Алексеевна упаковывала в сумку продукты, выложила на стол деньги:
– На неделю должно хватить, а если в следующие выходные приехать не сможешь, то я на карту тогда сброшу.
– Тётя Наташа, хватит мне уже вас обирать, я на работу устроюсь.
– Даже думать не смей! Может, к концу учёбы, когда освоишься, а на первом курсе надо втягиваться в учёбу и авторитет завоёвывать. Беги давай, на автобус опоздаешь.
Когда Соня уехала, Лёня спросил:
– Что, с деньгами туго?
– Да знаешь, как-то всегда оставались, те, что ты присылал, почти все на книжку складывала. Но в этом году всё потратила. Поездки эти… но главным образом стройка. Но не жалею. Как бы мы в домике кума Тыквы впятером жили? Ты ведь тоже всё потратил?
– Да ладно, заработаю! Сегодня Тимофею позвоню, попрошу клиентов подбросить. Но, наверное, всё же придётся на постоянную работу устраиваться, фрилансом на семью не заработаешь. Завтра на комбинат схожу, звали, – дошёл до двери и засмеялся, остановившись. – Знаешь, Германа вспомнил. Он, когда злится, дразнилки рифмует. Сейчас бы сказал: «Лёне на многое денег не хватит, фамилия Трашкин от слова "тратит"».
– Вы чего это смеётесь? – вышла из спальни Саша. – А я сегодня в садик не пойду. Я буду маленького Натана учить разговаривать!
– Пойдёшь-пойдёшь, – отозвался Лёня. – Вы вчера тут шороху навели, бабушке от вас отдохнуть надо. И не ной, тебе есть что в группе своей рассказать. Дети, наверное, ещё не знают, что у тебя маленький брат появился?
После того, как Лёня отвёл дочь в детский сад, он сказал:
– Вот подумал я, мы с тобой из поездок вернулись не с доходом, а с убытками. Оба привезли по иждивенцу. А ведь, если подумать, другие на нашем месте за последние месяцы бы до списка Форбс дотянулись. Сколько денег через наши руки прошло! Ты бандитские деньги бандитам вернула, я Сидоровых тоже мог на деньги развести как кровный родственник, коррупционные заначки расхитительнице бюджетных средств возвратил, да ещё от дуриком свалившегося наследства отказался. Не пожалеем?
– Я, Лёня, за свою долгую жизнь много потерь понесла. Денежные легче всего пережить. А уж о чужих деньгах и вовсе страдать не стоит. Взял чужое – значит украл. Иной раз и своё лучше уступить. Есть такая присказка – благодарность за неприятности тому, кто пряники и шишки раздаёт: «Спасибо, что взял деньгами». Пусть деньги потеряешь, но не близких, не самоуважение, не доброе имя.
– Значит, у нас нет шанса разбогатеть? А если клад найти – это тоже воровство?
– Клад – он ведь от слова «класть». Кто-то положил, а ты берёшь. Но тут возможна честная находка, если тот, кто положил, давным-давно умер. Вот был у нас в Утятине в XVIII веке разбойник Григорий Кайло. Если найдёшь его клад, смело заявляй на него права. Потомков у него не осталось, да и тех, кого он грабил, теперь не найдёшь. Двадцать пять процентов твои.
– Всего-то? Нет, не буду на это надеяться, комбинат надёжнее будет.
– Лёня, я о другом сказать хотела, только не при Соне. Ты хорошо подумал, когда ребёнка брал? Я, когда Сашеньку на себя взяла, не сомневалась, что сил хватит. Но годы идут, и я уже не та. Сколько мне суждено жить, я буду с детьми. Но я не вечная. Ты понимаешь, что с двумя детьми найти жену тебе будет трудно?
– Бабушка, что я должен тебе ответить? Ну, нашёл я жену, оказалась подстава. Она, конечно, обманула, но и сам я хорош. Я же её не сердцем выбирал, а умом. Речи она правильные говорила о семейной жизни. Когда мы с Моникой… да чего сравнивать! Я любил её, и она меня. Я два года в авральном режиме её травмированную обхаживал, на её взбрыки не обижался, о дочери не вспоминал. Я с радостью бы двадцать лет с ней прожил, даже с такой больной. Я её полюбил, когда меня бросили в интернате, это в память навсегда врезалось: я ревел, мальчишки дразнились, а она взяла меня за руку и увела на лестницу, усадила на ступеньки и дала бутерброд. Я тогда маленьким совсем был, она даже была выше меня ростом. Бабушка, я не хочу, чтобы мальчику тоже так же пришлось плакать. Чёрт с ней, с семейной жизнью! То есть нет, семья – это мы: ты, я, дети. И Соня пока с нами. Ей, конечно, надо влюбляться, замуж выходить, детей рожать. Но в трудную минуту не сомневаюсь, поддержит. А у меня будут подружки, но в дом я кого ни попадя больше не приведу. Да, слушай, а что Иван Иванович говорит?
– Сказал, чтобы не опасались, мол, заказчик похищения умер, подельников арестовывают, нас гарантированно оставили в покое. Когда следствие закончится, расскажут подробности.
Ещё месяц прошёл. Натан вовсю болтал, Саша привыкла, что у неё есть маленький брат, и уже порой его обижала. Наталья Алексеевна сильно уставала, ведь малыш был с ней весь день. Лёня пока никуда не устроился, но и из дома зарабатывал достаточно. Он прерывался в течение дня на ремонт, забирая с собой Натана, который старательно стучал рядом с ним во дворе деревянным молотком, и давал возможность бабушке передохнуть. Наталья Алексеевна согласилась наконец-то убрать со двора строительный вагончик, чтобы он не скрывал красивый фасад восстановленного старинного здания. Лёня долго вздыхал, не решаясь приступить к сносу, вспоминая, что она называла печь местом силы. Кстати зашедшая в гости Анна Ивановна легко разрешила его сомнения, посоветовав разобрать вагончик, не трогая печки, а потом продлить стоящую рядом теплицу всего-то на метр, чтобы печь оказалась в ней: «Двойная польза: и мусор сжигать, и теплицу отапливать». А Таисия Андреевна принесла из музея фотографию тридцатых годов, на которой была запечатлена первомайская колонна, а на заднем плане виднелся их дом, тогда ещё целый. Оказывается, вход в него был с Храмовой улицы, тогда Интернациональной, а теперь опять Храмовой. Лёню совершенно потрясли водосточные трубы с раструбами, ажурные решётки на крыше для снегозадержания и такого же рисунка перила на балкончике над входным застеклённым тамбуром, а также мелкий переплёт рам. Бабка Паша, поностальгировавшая над фотографией, вспомнила, что ромбики, идущие полосами сверху и снизу, были застеклены красным стеклом. И он загорелся идеей вернуть дому первоначальный облик. «Такие деньжищи за металлолом!», – возмущалась Анна Ивановна. Но Лёня даже взял кредит, чтобы свою мечту осуществить.
Так совпало, что Герман с Ольгой приехали в тот момент, когда эти металлические конструкции привезли. Лёня растерялся и заметался, кому внимание уделить. А Герман пробурчал, сдвинув его со своего пути:
– Делом занимайся, невоеннообязанный Трашкин, нас Наталья Алексеевна примет, и я к работягам присоединюсь.
Наталья Алексеевна проводила их в Сонину комнату на втором этаже и спустилась вниз с Натаном, который рвался во двор, объясняя бабушке, что он мужик и умеет стучать. Герман переоделся и ушёл во двор, Ольга Ивановна осталась удерживать малыша, пока бабушка управлялась на кухне. Начал накрапывать дождь. К вечеру похолодало, дождик прекратился. Наталья Алексеевна предложила гостье дойти до садика, заодно и прогуляться. В садике обиженный Натан попытался объяснить Саше, что у них во дворе очень интересные люди и очень интересные железки, по которым ему не разрешили стучать.
– Натанчик, обалдеть, – заявила Сашенька, когда она увидела преображённый фасад родного дома.
– Бадеть, – повторил он и заплакал.
Лёня подхватил его на руки и пообещал, что завтра они будут вместе стёкла вставлять.
– Планировка у вас странная, – высказался Герман, обойдя дом. – На первом этаже так тесно!
Лёня объяснил, что второй этаж только этим летом надстроен, что были две комнаты всего, теперь бабушка с детьми перешли в зал, который побольше, и он снесёт перегородки, соединив бывшую их спаленку с кухней, чтобы получилась большая кухня-столовая.
– Так давай снесём стены завтра, тут дел на два пинка.
– Не так всё просто, тут почему-то пол выше. Если просто снести, будет что-то вроде ступени. Травмоопасно. Надо сначала решить, как пол выправлять. Ба, а почему так получилось?
– Я уж не помню, Лёнечка, это ведь больше двадцати лет назад было… а, вспомнила, там камни. Бутовый фундамент, Валерий Андреевич сказал. Мы не захотели их ворочать, это обошлось бы дороже. Просто перенесли стену, и всё.
– Ладно, к лету разберёмся. Сейчас денег всё равно нет.
– Вот как так можно, на украшения деньги спустить, а на удобство не оставить, – возмущённо сказал Герман. – Наталья Алексеевна, ну хоть вы скажите!
– Красота – она для души, Герочка. А удобство… ну, не такое уж тут неудобство. Двадцать лет живу и не ощущаю.
Когда в субботу к вечеру приехала Соня, Ольга Ивановна вздохнула с облегчением:
– Я голову сломала, вспоминая, где я Наталью Алексеевну видеть могла! А оказывается, видела я вашу родственницу, которая просто поразительно на вас похожа.
Утром в понедельник, проводив гостей, Лёня стал собираться в отдел кадров комбината, и вдруг ему позвонили и пригласили в следственный комитет. Он поупирался, не хотел планы менять, но всё же согласился. Едва за ним дверь закрылась, встревоженная Наталья Алексеевна схватилась за телефон.
А Лёня ничего не понимал. Его опять в чём-то обвиняли. Они требовали назвать истинное имя его второй жены. Он бы и сам хотел его знать. Вернее, раньше хотел, а теперь ему пофиг.
– А с чего вы вдруг решили, что я это знаю?
– Генетическая экспертиза показывает, что она ваша кровная родственница…
– Моя что?
– Ну, не ваша, а вашей дочери. Анализ ДНК показал.
Он подумал, а потом сообразил:
– Так, а кто позволил вам делать тест моей дочери? Я согласия не давал! Это противозаконно!
Тут Иван Иванович появился:
– Ну да, я с ними соскобом поделился. Только было это два месяца назад. Я за это время аж из США результат выписал, имя покойной установил, с Интерполом связался, чтобы все обстоятельства прояснили, а вы только анализ на родство получили? Но со своим клиентом я пока итогами расследования не поделился, так что зря вы его пытаете, он ещё ничего не знает. И вообще, я сюда Натальей Алексеевной вызван, чтобы вы её внуку лишнего не навешали. А дело, насколько я знаю, у вас область забрала. Так что…
Почему адвокат решил обратиться в зарубежную лабораторию? Да потому что, во-первых, наш народ привычно загранице больше доверяет, поэтому там возможны в базе соотечественники и родственники среди них; во-вторых, там ещё и иностранцы-родственники могут встретиться, а он помнил о косметических операциях лже-Галины, про которые в заключении о вскрытии не исключалось их проведение вне России; ну, а в-третьих и, пожалуй, самых главных, лаборатория создана давно и база там больше объёмом. И он не просчитался. В таблице генетических совпадений среди разных сомнительных шести-семиюродных попалась одна реальная возможно троюродная сестра Палома Рей, причём из того самого Хьюстона. Разыскать о ней что только возможно было поручено помощнице. Она быстро выяснила, что адрес, указанный в таблице, принадлежит кампусу. Таким образом удалось выяснить, что тест сделан в год выпуска из колледжа одиннадцать лет назад. И нашлись фотографии выпуска. Несмотря на давность фотографии и злоупотребление декоративной косметикой лже-Галиной, сходство лиц было несомненное. Иван Иванович понял, что вести международное расследование ему не по силам, а местная полиция тоже открестится от такого уровня, и решил тряхнуть связями. Ещё в бытность его службы в полиции приезжал как-то в Утятин офицер российского бюро Интерпола с арабским коллегой. Там у них было убийство, и предполагалось, что связанное с какими-то драгоценностями. Помнится, он потом уточнял что-то для них и в московское бюро звонил. Покопался дома в старых записных книжках и номер нашёл. Коллега ему не слишком обрадовался, но выслушал и обещал по своим каналам выяснить, есть ли что-нибудь об этой Паломе. На следующей неделе перезвонил, сказал, что есть такая в розыске как пропавшая, только зовут её Палома Дюран, и обещал, что дело из района заберут.
И вот какая биография оказалась у этой Паломы Дюран. Родилась она в городе Архангельске и наречена при рождении Полиной Рей. Дед и бабушка её были из испанских детей, вывезенных в 1937 году в СССР. Отец её остался в России, а вот его старший брат Александр двадцать шесть лет назад уехал в Испанию, а потом перебрался в Колумбию, где жил какой-то его очень богатый престарелый родственник. После смерти родственника он унаследовал всё его богатство. По окончания школы Полина тоже уехала в Испанию, где стала Паломой, потом училась в США. Вышла замуж за местного латиноса, стала Паломой Дюран. С дядей связь поддерживала, но чисто формально.
В прошлом году дядя заболел, и всё окружение его оживилось. Детей у него не было, и каждый надеялся на упоминание в завещании. А Александр, ныне именуемый Алехандро, искал донора, но по тканевой совместимости в Международной поисковой системе ничего не находилось. И тут старик Алехандро вспомнил, что некогда была у него любимая женщина Александра, которую он при отъезде на историческую родину оставил беременной в городе Архангельске и больше о ней не думал. Вообще для донорства больше братья-сёстры подходят, но вдруг дочь сгодится? И он попросил племянницу, чтобы она разыскала свою биологическую кузину и уговорила её поехать в Колумбию для воссоединения семьи.
В Россию бывшая Полина почему-то въехала по чужому паспорту, наверное, с самого начала решила с соблюдением уголовного кодекса не напрягаться. Поэтому, когда она исчезла, здесь её не искали. Узнав, что Моника уже несколько лет как мертва, но есть её дочь, она легко её разыскала. Нашлись и помощники из числа имеющих связи с заграницей и тоже уголовный кодекс не уважающих. Первое похищение Саши не удалось, зато был взят анализ. Совместимость оказалась далеко не полной, но приемлемой. И Полина под именем Галины начала осаду отца девочки.
Всю эту историю удалось размотать, выйдя на одноклассника Полины Андрея. Поскольку в Испанию она уехала сразу после школы, других знакомых, кроме тех, кто по школе, у неё быть и не могло. Однако все, кого удалось разыскать, не видели её с выпускного. Но вот одного из одноклассников дома застать не удалось. Домашние говорили, что он лежит в больнице, но где – говорить отказывались. Полиция запросила больницы города и обнаружила Андрея в кожвендиспансере с тем же заболеванием, что и у покойницы, только уже в запущенной стадии. Мужчина был гулякой, лодырем и психопатом, но не матёрым уголовником, поэтому сразу раскололся.
Он узнал её, когда Полина выходила из загса с Лёней под руку. Семнадцать лет со дня выпуска, полжизни, но узнал. Первая любовь. И он первым у неё был. Проследил, через несколько дней перехватил на улице. Было это после проставления на Лёниной работе, Полина была слегка выпивши, поэтому не смогла сыграть незнакомку. Да и потом, когда они сидели в парке и выясняли отношения, позволила себе сказать лишнее. И Андрей потребовал, чтобы она взяла его в долю. Она ни в чём не отказала, зная его взрывной характер: клятвенно пообещала и в долю взять, и за границу вывезти. Потом затеребила молодого мужа, чтобы скорее уезжать. Не учла только, что Андрей будет настойчив, доберётся и до соседей, и до коллег Лёни, выяснит маршрут свадебного путешествия и бросится за ними.
Когда Андрей проходил по тропинке мимо купающихся молодожёнов, Полина чуть не решилась чувств. К её счастью Лёня в этот момент разговаривал с рыбаком, а потом поддался уговорам сходить к нему, чтобы посмотреть его «железо».
Полина испугалась, что их кто-то увидит вместе, городок-то маленький. Без возражений ушла за ним в камыши, отдалась, изображая страсть и даже не подумав о средствах предохранения. Обещала взять его с собой в Турцию, откуда они с ребёнком улетят в Колумбию. Но Андрей понял, что опять обманет. Он уехал в областной центр, купил путёвку на троих и приехал в день вылета с утра. Позвонил Полине, сказал, что придёт сейчас же. Она сумела нанять здешних придурков, которые выманили Лёню из дома. На огород он проник с участка конторы Энергосбыта. Полина начала ему лапшу вешать, но он сказал, что они вместе с ребёнком должны немедленно уезжать. Что у него с собой нужные лекарства, и после их приёма девочка сопротивляться не будет. Неизвестно, что подумала Полина, наверное, «а вдруг у этого придурка получится?», но она махнула рукой: «Иди, забирай, она в доме». А в доме ребёнка не оказалось. Он выбежал во двор и увидел, что калитка закрыта на щеколду изнутри. Повернул щеколду, осторожно выглянул. У забора вели беседу две тётки. Снова закрыть калитку побоялся, лишь прикрыл, боясь стука. Кровь прилила в голову: опять обманула! Кинулся с проклятиями через дом в огород. Полина клялась, что Саша до щеколды не дотягивается, поэтому уйти не могла. Побежала в дом, падчерицы не было. Наконец увидев, что Андрей надвигается на неё, трясясь от бешенства, бросилась в огород. Если бы побежала на улицу, возможно, осталась бы жива. Но она всё ещё надеялась на удачу. Андрей уверял полицию, что не собирался Полину убивать, хотел только напугать. Но передавил…
И оба они не знали, что накануне Вася показал Саше, как можно выбраться из их двора: сначала залезть на стол под старой грушей, потом встать ногой на сучок, потом подтянуться на ветку, а потом проползти по ней над забором, а потом спрыгнуть в Васин двор на кучу опилок. Этим путём Саша и ушла в свой самостоятельный поход в детский сад. Так что многого не заметила бабушка Паша тем утром в собственном дворе. И только через неделю, уже после дальнейших событий в этом доме, застав Васю на груше, а Сашу на подходе, Лёня отругал обоих и спилил сучок и ветку, чтобы дети не рисковали головой.
Андрею повезло: ушёл через соседский двор незамеченным, на шоссе остановил дальнобойщика, который ехал в Петербург. И в Питере сел на поезд без билета, договорившись с проводницей.
Когда его взяли, он указал на мужика, которого несколько раз видел в общении с Полиной, следя за ней в первые дни после свадьбы. Потянув за это звено, удалось вытянуть почти всю преступную цепочку: и того, кто вынес Сашу в сумке, он же водитель куклы, и эта престарелая кукла в розовом, и ещё парочка тех, кто всё это время жил в Утятине и следил за Трашкиными. Не удалось найти только «дядю», который в этой компании был явно не последним лицом.
Все задержанные категорически отрицали, что ребёнок требовался им как донор. Они утверждали, что дедушка хотел воспитывать внучку, с которой зять не давал ему видеться. Может быть, Полина истину наёмникам и не открывала хотя бы из-за того, что за такую подлую цель запросили бы другой гонорар.
– И неправ был покойный Сергеич, – закончил адвокат. – ну, насчёт того, что спрятаться вам надо было. Этот упырь, твой тесть незаконный, умер на следующий день после того, как Наталья Алексеевна уехала в Успенск.
– Но как же? Мать мне звонила дня через три, – возразил Лёня.
– Ну да. А когда она принялась названивать по номеру, оставленному тем, кто обещал ей вознаграждение за ваш адрес, телефон уже не отвечал. Там был зазор в пару дней, пока исполнитель узнал, что заказчик помер и заказ неактуален. После этого они, ясное дело, интересоваться вами перестали. Если по чесноку, то и я во многом неправ оказался. Ваша, Наталья Алексеевна, родня абсолютно ни при чём.
– Да как сказать, – вздохнула она. – Не при этом, так при другом. Поездка моя совсем не напрасна была. Как бы там Сонечка одна справилась… тоже и я, получается, гештальт закрыла. Так что спасибо Царёву за его идею перепрожить прошлое.
– Вот только не идеализируйте этого бандита из девяностых, – вспылил вдруг Иван Иванович. – Он, конечно, с годами пообтесался, депутатство, меценатство и всё такое. Но в те годы, когда вы бедствовали, такие, как он, на ваших бедах наживались. Я тогда в мелких чинах ходил, но кое-что знаю. Там и рэкет, и рейдерские захваты собственности… это я точно знаю. Но было и то, в чём я почти стопроцентно уверен, но доказать не смогу. Этот дом, в котором вы сейчас живёте, его почему подожгли? Поговаривали, что был здесь перевалочный пункт какого-то преступного бизнеса: не то контрабандистов, не то наркокурьеров. А принадлежал домик Серёге. И после пожара он оказался на мели. Опять со дна поднимался. А как поднимался? Вот вас, например, облапошил. И много чего подобного. Нет, люди не меняются! Вы думаете, почему Марья Кузьминична ему грехи не отпустила? Он ведь несколько лет назад её убить собирался. Женщину, которая его маленьким в бараке отогревала! Я, конечно, тоже не образец порядочности. Среди грязи жить, да не запачкаться! Но есть вещи, которые я не только не совершу, но и простить другому не смогу!
Потом они мирно попрощались, Иван Иванович заверил, что Трашкины ему ничего не должны, поскольку он ни на что особо и не тратился, всё делали официальные органы. Что о Серёге он, несмотря ни на что, скорбит. А ещё тоскует, что «не доругался с ним». Что вспылил так, потому что сегодня только узнал, что Царёв не выполнил один свой обет. Он обещал, что оплатит дочери бывшей сиделки своей матери операцию на сердце, и не сделал этого. Люди по городу собирают деньги, сколько мог, внёс и Иван Иванович, но до нужной суммы ещё очень далеко.
