Читать книгу: «Золотая шпора, или Путь Мариуса», страница 9

– Пещера людоеда? – Уго присвистнул. – Шикарно!

– Да, друг мой, да. Задания твоему парню придуманы, что надо. Но двигаемся дальше. Пассаж о розовом паруснике я отказываюсь даже обсуждать. Тут можно разобраться только на месте. То же – о золоченной арке, гигантских стрелках и тому подобной абракадабре. Видимо, все эти предметы располагаются уже в местах отдаленных, скорее всего – по ту сторону Глинта, – и помолчав, Алоиз добавил: – Меня просто бесит фраза "почеши между рогами зверя, избранного бойцами". Либо идиотизм, либо издевательство. Ну да ладно. А вот последнее высказывание – весьма интересное. Оно-то и может подсказать конечную точку маршрута. "Орла встречай, глядя в лицо обращенному Рагуле". Что такое "обращенный Рагула", ты знаешь?

– Символ веры юртениан! – припомнил Уго.

– Приятно иметь дело с образованным человеком, – поклонился Алоиз в сторону собеседника. – Скорее всего, последний приказ головоломки можно выполнить, лишь достигнув мест обитания юртениан. А сие – задача, которая, мой юный друг, вряд ли в человеческих силах.

Масштаб предстоявшей операции вдруг обрисовался для Уго во всей грандиозности. Действительно, обращенного Рагулу (солнечного бога ренов, повернутого спиной к аудитории) не встретишь нигде, кроме как у богохульников-юртениан. Тут никаких вариантов быть не может. А о юртенианах известно лишь, что они скрылись за Глинтом. А та сторона Глинта – это, знаете, тема для отдельной лекции. Не то что юртениан искать – просто путешествовать там, и то затруднительно. Господи, ну и задачку поставили перед Мариусом! Так поступают с армейскими новобранцами старослужащие, предлагая съесть сырой сапог – и в случае неудачи (то есть в любом случае) новобранец попадает в «молодые» сроком на год. Но то – дикие армейские нравы. Там система имеет цель морально опустить человека, указать ему место. А что здесь? Для чего Мариусу дают заведомо «неподъемные» задания?

Сам Уго никогда не боялся работы, которая казалась невыполнимой. Наоборот, это подхлестывало. Уго считал себя сильным и потому с удовольствием вспоминал слова Св. Марка: "Младенцев можно питать молоком, но сильных людей нужно кормить мясом". Чем жестче Вызов, брошенный тебе – тем достойнее Ответ, если ты на него вообще способен. Тут Уго вполне соглашался с Тойнби. Но Мариус ведь – не из сильных духом. Составители головоломки должны это знать. На что же они рассчитывают?

Впрочем, о самой сути Вызова стоит рассуждать только в том случае, если Алоиз верно понял суть головоломки. А на сей счет Уго сомневался. Слишком шаткими казались ему подпорки, которые Алоиз завел под свою версию. Впрочем, Уго не раз убеждался, что наиболее сомнительные умозаключения зачастую оказываются верными. И все же в глубине души Уго хотелось, чтобы Алоиз ошибался. О, непостижимая человеческая сущность! Уго жаждал испытания – и опасался его. Как иначе? Каждый человек – в какой-то степени романтик, в какой-то – реалист. Степень его безрассудства и осторожности зависит от той дозы романтизма или реализма, которую отмерял ему Господь. Уго прекрасно видел все трудности на пути к разгадке головоломки. При этом он знал простую истину: кто ничего не боится, ничего не видел. Поэтому жаждал приключений – и опасался путешествия в страну юртениан.

Далек путь в эту страну, местонахождение которой к тому же неизвестно. Идти придется…

Вспышка откровения пронзила мозг Уго – он даже зажмурился от блестящей гипотезы, которая вдруг родилась из мрака неопределенности.

– Почему вместо Воина в знаки Зодиака введен именно гном? – спросил он прерывающимся от волнения голосом.

– Ну, не знаю, – сказал Алоиз. – Возможно, из-за связи Ордена Пик с гномами.

– А мне кажется, дело в другом. Подумай. Нам определенно указывают на юртениан. Известно, что они исчезли, переправившись через Глинт. А что на том берегу Глинта связано с гномами?

Алоиз отреагировал мгновенно:

– Пустыня Гномов! Вот это идея! А ведь действительно! Вот почему их до сих пор не нашли – ведь из наших, кроме Велинга, никто туда не добирался! Они, значит, туда… Вот ведь!

Немного успокоившись, он добавил:

– А знаешь, дружище, нас буквально тычут мордами в юртениан. Ведь и нумерический шифр внутреннего кольца с ними связан. Определенно, в итоге все должно как-то замкнуться на них. Подумалось мне: а что, если… Нет, нет, это я уже фантазирую. Но в общем, наверное, если вы до них доберетесь, вы узнаете немало интересного и поучительного.

Уго разделял эту точку зрения.

– Хорошо, – Алоиз полностью взял себя в руки. – Теперь – еще одна догадка. Предположим, мы верно прочли зашифрованную фразу из двенадцати слов. Допустим, дверь хозяина золота, кем бы он ни оказался, в самом деле закроется на исходе силы Орла. И тут сам собой напрашивается вопрос – когда же, черт возьми, это случится? Когда Орел потеряет силу? Поняв это, мы тут же определимся со сроками исполнения каждого из двенадцати приказов.

– Ты думаешь, знаки Зодиака – это сроки? – догадался Уго.

– Уверен. Должна, должна быть корреляция между текстами головоломки и соответствующими изображениями. Понять бы, по какому светилу нам ориентироваться…

Некоторое время они сидели, печально глядя на пергамент. Молчание нарушил Алоиз.

– Давай рассуждать последовательно. Раз уж мы однажды взяли гнома за отправную точку, надо придерживаться этого метода до конца. Далее. На дворе у нас май. Вряд ли ошибемся, предположив, что срок выполнения первого приказа должен находится в обозримом будущем. Вот и смотри, какие из светил в мае – начале июня проходят…

– Через Воина, разрази меня Ток! – воскликнул Уго.

– Правильно, через фигуру Зодиака, которая в головоломке заменена на гнома.

Алоиз выудил из плотных рядов пыльной литературы астрологический справочник и передал его Уго.

– Давай, дружище, это по твоей части. Не забыл еще, надеюсь?

Для непосвященного книжка была, что темный лес. Как для ителлигента-книгочея нет разницы между налобником и накопыльником, как дикарю с островов Трезубца не объяснить, что такое центриоль и цитоплазма, так нормальному человеку не под силу разобраться в астрологической литературе. Но Уго в хитросплетении таблиц и формул сориентировался быстрее, чем крот – в своей норе.

– Первая половина мая – время Воина для Большой луны.

– Отлично! – сказал Алоиз. – Период Большой луны, насколько я понимаю – полмесяца. Ну, вот мы и можем все подсчитать. Получается, что до середины мая вам надо разобраться с дверью покоев герцога Тилли. До конца мая – с Кейрегом и его сосудами. До середины июня – с хозяином серебряной табакерки. И так далее.

– Тогда выходит, – подключился Уго, – что последний приказ нужно выполнить не позднее… Не позднее 15 октября?

– Выходит, так. Но сказано-то как хитро: "Орла встречай, глядя в лицо обращенному Рагуле". Думается мне, что ради успеха дела в лицо Рагуле следует посмотреть не иначе, как первого октября. Желательно – в тот самый момент, когда Большая луна будет переходить из Дракона в Орла. – Далее, – продолжал Алоиз, – интересно порассуждать на языковую тему. Почему головоломка составлена на всеобщем, а записка – на ренском? Твое мнение?

– Ну, – соображал Уго, – возможно, это требование к головоломкам в Ордене Пик – составлять их на всеобщем. Знаешь, как при Альбентинах дурным тоном считалось сочинение стихов на ренском – только на лигийском. – А записка тогда почему на ренском?

– Записка? – Уго подумал. Его черные, навыкате глаза заволокло пеленой – как у вдохновенных поэтов. Зрачки расширялись и сужались.

– Я думаю, дело обстоит так. Головоломка должна усложнять задачу, а записка – облегчать, хотя и незначительно. Логично, что ее составили на самом понятном для нас языке – чтобы избежать двусмысленности.

– Всеобщий язык в Рениге каждый крестьянин знает, – скептически заметил Алоиз. – Не хуже ренского.

– Язык – материя тонкая! А всеобщий, как ни крути – все-таки нам не родной. Смысл же записки мы должны были воспринять однозначно.

– Интересная мысль, – одобрительно кивнул Алоиз. – Моя версия не такая красивая, но ее достоинство в том, что она есть. Записка предназначена только для вас. Функция ее одноразова. Вы прочли ее, усвоили информацию – можно ее выбрасывать. Головоломка – дело иное. Она вам дана до конца пути. А пересечь предстоит много стран. Наш мир, по счастью, устроен так, что имеет универсальный язык. Возможно, вам для каких-то консультаций придется показывать головоломку тамошним обитателям. Кто из них знает ренский?

Только самые передовые, подумал Уго.

– Мне кажется, я прав, – убежденно заявил Алоиз. – Как бы ни были зациклены ребята из Ордена Пик на своих условностях, они прежде всего – прагматики. В их задумках все должно работать на результат.

Ну что ж, подумал Уго.

– И последнее, – Алоиз придвинул к себе листок с двенадцатью фразами, выписанными в столбец. – Пожалуй, теперь можно подступиться к сообщению, расшифрованному вашим покорным слугой, – он иронически склонил голову. – "Дверь обители хозяина золота навсегда закроется, завидя избранного, когда убудет сила Орла". Возникает масса вопросов. Где находится эта обитель? Кем является хозяин золота? Какого золота? Кто, в конце концов, избранный? Когда, дьявол, убудет сила Орла?

– С последним просто, – отозвался Уго. – Уже известно, что сила Орла убудет в середине октября.

– Сложнее с остальным, – усмехнулся Алоиз. – На большинство вопросов ответы найдутся лишь на самом финише. Пока можно лишь предположить, что, скорее всего, бедный Мариус и есть и з б р а н н ы й. Хозяин золота? По логике, это – человек, которому Мариус обязан отдать шпору. Впрочем, все может оказаться иначе. Что бесспорно – так это конечный срок. Двери обители вам надо достичь к середине октября. Иначе она закроется, и шанс, значение которого нам неведомо, окажется навсегда упущенным.

Уго почувствовал что-то похожее на отчаяние.

– Пять месяцев. Всего пять месяцев, чтобы проделать путь, который никому не покорялся. Да по дороге еще приказы эти идиотские выполнять. А ведь их и понять невозможно. Послушай, Алоиз, что же это такое? Какие силы нами играют?

Алоиз вздохнул. Усы его поникли.

– Я так сегодня устал от загадок. Не требуй от меня невозможного. Довольствуйся пока тем, что Орден Пик в этом участвует.

– Кстати, на них не очень-то похоже, – заметил Уго. – Не их стиль. Точнее, не все в их стиле. Убить кого-то, чтобы подставить кого-то – да, узнаю. Но городить такие сложные логические конструкции…

– А чей это стиль? – провокационно спросил Алоиз. – Имеет место некая сверхзадача. Как ты можешь понять сверхзадачу, если не посвящен? Меня интересует вот что. Почему в качестве жертвы – или, если угодно, избранного, – мы видим твоего друга Мариуса? Он что – достойнейший? Выдающийся?

– Скорее – самый средний, – хмыкнул Уго.

– Средний? А что, в этом что-то есть – поручить такую колоссальную задачу личности, ординарной до абсолюта. Впрочем, хватит предположений. Тот, кто хочет знать пути Природы, должен исходить их собственными ногами…

***

Из «Хроник Рениги» аббата Этельреда:

«Нынешний герцог Тилли, унаследовав свойственные фамилии частые нервные расстройства, совмещает это с легкостью характера и отсутствием принципов. Он откровенно развратен и не скрывает этого. „Я, – пишет герцог Тилли в своей „Исповеди сластолюбца“, – находился в отличных, можно сказать, даже завидных отношениях с госпожой Тилли, при этом весьма открыто жил с госпожой Шаст, которой я нисколько не дорожил, я содержал малютку Лору, которую очень любил, я вел крупную игру и постоянно охотился с королем“. Впрочем, он снисходителен к другим. Однажды его спросили, что бы он ответил своей жене, которую не видел в течение десяти лет, если бы она ему написала: „Я беременна“. Он подумал и ответил: „Я написал бы ей: я счастлив, что небо, наконец, благословило наш союз. Берегите ваше здоровье, я сегодня навещу вас“. Рассказывают о нем и еще одну любопытную историю. Было тогда герцогу 18 лет, а он уже считался отчаянным картежником. Желая наставить заблудшего на путь истинный и поведать о значении Господа, перед которым все равны, который выше всех земных владык, ему устроили урок. Полчаса рассказывали о Боге, а в конце спросили: „Ну что, понял ты, что есть кто-то важнее короля?“ „Конечно! Туз“, – ответил юный герцог.»

Тотчас после ухода Уго Расмус сказал:

– Надо уходить отсюда к чертовой матери.

– Я никуда не пойду, пока он не вернется.

– Мил человек, – ледяным тоном произнес Расмус, – а скажи мне – чего он с тобой возится? Чего ты вдруг ему понадобился?

– Я никого за собой на веревке не тянул, – непоследовательно огрызнулся Мариус.

Расмус понял, в чей огород камешек, но в прения решил не вступать – а то разговор уйдет в опасном направлении.

– Тянул – не тянул, речь не о том, – бросил он примирительно. – Я чего предлагаю? Берем шпору – и тихо уходим. Уж как-нибудь без всяких грамотеев справимся.

– Ты что думаешь, нас выпустят из города с куском золота?

– Что-нибудь придумаем, – уверенно сказал Расмус. – На всякий хитрый болт…

В способностях друга Мариус не сомневался. Наверняка выкрутились бы и без Уго. Но выкручиваться Мариус не хотел. Путь к хозяину шпоры пройти придется так или иначе. Теперь, когда задача обрела хоть какую-то конкретику, Мариус хотел одного: поскорее ее выполнить. Тогда, возможно, вернется спокойствие. Его, спокойствия, требовала душа. Ее, душу, после встречи с черным рыцарем выжигало изнутри стремление покончить со всем этим. А покончить нельзя было иначе, кроме как выполнив приказ Ордена Пик.

Двадцать лет и два года душа Мариуса спала, погруженная в созерцание, и другого не требовала. Ее грубо разбудили. Она ничего не хотела, кроме как вновь заснуть. Инь переходит в Янь, Янь вновь пытается достичь Инь. Страдания придворного поэта Хуа Жуй.

Неодолимая сила толкала Мариуса навстречу хозяину шпоры. Шаг назад был просто физически невозможен. Мариус закрыл глаза – и перед ним появилось лицо под маской. Красно-черные зигзагообразные разводы, в прорезях ядовито-зеленым светом горят глаза. «Я всегда с тобой, и имя мне – Космический Ас», – сказало Оно. Мариус открыл глаза и даже не перекрестился.

– Дурило, – в сердцах воскликнул Расмус. – Суп у тебя в голове, а не мозги! Чертов Уго со своим дедом опоили тебя сначала, а потом подбросили это дерьмо на пергаменте, чтобы голову тебе задурить! Не Орден записку писал, а сам Уго. Помяни мое слово.

Неужели это правда, подумал Мариус. А если и правда? Что это меняет?

Глава 9. Уго признается в любви

Отель герцога Тилли – ажурное двухэтажное здание. Четыре уносящиеся ввысь тонкие высокие башенки, как из кружев сотканные. Фасад светло-желтый, почти белый. Красная крыша, видная издали, как сигнальный огонь. Вокруг отеля – парк, спиралевидно спускающийся к реке, настолько ухоженный парк, что кажется – его каждое утро расчесывают под гребенку. Здание располагается на возвышении, презрительно господствуя над соседними кварталами. Справа и слева – узкие городские улочки, крики и вообще коловращение жизни. Отель на своем холме приподнят над городом не только топографически, но и идейно. Он выше городской суеты – над схваткой. На холме тихо. Так тихо бывает только в раю или в хорошо охраняемом месте. Значит, проникнуть в отель так же непросто, как получить пропуск в рай. А проникнуть надо. Как? Напрашивается фокус с переодеванием, превосходно себя оправдавший в Черных Холмах. Но Уго по опыту знал: дважды кряду один и тот же прием применять не следует. Судьба капризна, как сонная красотка.

По этому поводу Уго имел беседу с Боровом. Узнав, какая стоит задача, пивовар озадаченно поскреб загривок:

– Боюсь, дружище, что нужных людей в обслуге герцога мы не найдем. Сам знаешь, как внимательно этот черт подбирает штат.

Вначале Уго не хотел посвящать Расмуса во все детали. Насчет Расмуса он так и не выработал окончательной тактики. Расмус был опасен противодействием, которое угадывалось уже сейчас, на нулевой стадии. В то же время, его мощью и смекалкой пренебрегать глупо. Хороший игрок не выбрасывает козырь в начале партии. И Уго решил, что с окончательной тактикой еще успеется. Тут, рассуждал он, мы имеем дело со случаем, когда зло легко обращается во благо. Расмус, безусловно, на стороне Мариуса. Тем самым, резюмировал Уго, он невольно – и мой союзник, поскольку я тоже на стороне Мариуса. Остальными нюансами можно пока пренебречь.

Уго объяснил двум овцепасам, что их ждет. Обрисовал возможные последствия. К удивлению Уго, ребята не испугались. Мариус лишь кивал головой, подтверждая, что все понимает. Спокоен, как св. Марк перед искусом. Расмус держался крайне индифферентно. Лишь холодный сосредоточенный блеск глаз подтверждал, что он, безусловно, усвоил информацию, обработает ее и примет решение, хотя и непонятно пока, какое именно.

– Для начала надо попасть в отель герцога Тилли, – объяснил Уго. – Чтобы выполнить первый приказ головоломки, остается шесть дней. Если в отеле ничего интересного не найдем, придется искать в замке. А это не так близко. Можем не успеть. Поэтому в отель надо проникнуть сегодня же.

– А как? – спросил Мариус.

– Об этом я и хотел потолковать с вами, – сказал Уго. – Мнение друга Расмуса очень хотелось бы узнать.

– Хлеб за брюхом не ходит, – двусмысленно высказался Расмус.

– Это ты о ком, уважаемый? – терпеливо поинтересовался Уго и, не получив ответа, пожал плечами: – Дело хозяйское. А мог бы и помочь.

– Маленькая птичка должна петь тихо, – невозмутимо сказал Расмус.

– Мусти, не выделывайся, – подал голос Мариус.

– Да ради Бога, – хмыкнул Уго. – Пусть эта птичка поет, как хочет. Идти-то нам все равно втроем.

– Не обязательно, – лениво отозвался Расмус, сощурив левый глаз. – Ты можешь остаться.

– Не могу, – вздохнул Уго.

– Почему?

– Совесть не позволяет.

– А ты, земляк, души ее, совесть-то, – посоветовал Расмус. – А то, знаешь, как получается: совесть есть, а толку мало.

– Мусти, закройся, – подал голос Мариус.

Расмус выразительно глянул на друга, демонстративно отвернулся к окну и пробормотал:

– Надоел ты мне, обалдуй, до зеленых веников. Все люди как люди, а ты – как хрен на блюде.

В окне было все то же: сад, беседка, старик в беседке. Старик бормотал свой нескончаемый монолог, в котором доминировала зудящая нота сожаления о лучших временах.

Пара минут тягостного молчания – и Расмус сдался, задав вопрос:

– Отель этот – к нему подойти-то можно?

– Вряд ли, – ответил Уго. – Вокруг здания стражи, как мух на навозной куче. В парк пробраться – да, это можно. Но это нас не приблизит к цели.

– Я бы сделал так, – холодно сказал Расмус. – Затаился бы в парке и посмотрел, что дальше делать. Надо разузнать, как стража сменяется, где расставлены караулы и все такое прочее. А потом уж решать станем.

– Видишь ли, друг Расмус, – сказал Уго как можно мягче. – Парк ведь – не лес. Кругом – прямые аллеи. Спрятаться особо негде. Что, если стража тебя обнаружит?

– Если есть деревья – значит, можно хорошо спрятаться, – снисходительно усмехнулся Рамсус.

– Все равно опасно, – возразил Уго. – То, что ты узнаешь из своей засады, наверняка нам могут рассказать нужные люди.

– Слушай, умник! Ты, кажется, спрашивал, что я думаю? – моментально окрысился Расмус. – Ну, так я тебе сказал. Не нравится – ищи себе нужных людей.

– Не горячись, друг Расмус, – примиряюще улыбнулся Уго. – Я хочу одного – спокойно обсудить ситуацию.

Со сдержанными проклятиями Расмус согласился обсудить ситуацию спокойно. Не стал возражать, чтобы и Боров продебатировал вопрос. Лишь заметил, что пусть тогда уж Уго соберет всех своих знакомых. Две головы хорошо, а четыре – лучше, а двадцать – и вовсе замечательно.

– В городе у меня, друг Расмус, не два десятка знакомых, а две сотни, – спокойно парировал Уго.

Расмус скрипнул зубами и сжал губы – и без того тонкие – так что губ вообще не стало. В этот момент он ненавидел Уго сильнее, чем младенец ненавидит свой свивальник.

Словом, Боров присоединился к дискуссии. Он заявил, что обычаев обитателей отеля не знает, с распорядком дня в заведении не ознакомлен, в Реккеле герцог Тилли бывает редко, а без него отель, заселенный жуирствующей обслугой, особого интереса не представляет. Дом, который покинули крысы, не интересен летописцу крыс.

– Скажи-ка, Боров, – произнес Уго, осененный внезапной идеей. – А кто поставляет в отель провиант? Выпивку? Кто шьет им одежду? Кто плотничает на них? Есть ли хоть кто-то в городе, кто оказывает этим людям услуги и с кем можно договориться?

– Ты хочешь прорваться в отель внутри винной бочки? – расхохотался Боров.

– Что-то вроде этого. Нельзя ли добыть информацию как можно скорее?

– Можно, – заверил Боров. – Дня через два…

– Не годится, – перебил его Уго. – Чрез два часа.

– Ну, даешь, – растерянно пробормотал Боров. Он почесал затылок, наморщил лоб. – Ладно, попробуем за два часа. Есть у нас свой человек при бургомистре. В гильдиях каждую собаку знает. Был бы он на месте…

– Сам к нему отправишься.

– Да. Сейчас я все брошу и побегу в ратушу, – саркастически заметил Боров. – Я и так с вами кучу времени потерял.

– Понимаешь, разузнать надо очень осторожно, чтоб никто ничего не заподозрил. Ты бы смог…

– А я пошлю Леона, – предложил Боров.

– Ну, этот пройдоха годится, – согласился Уго, ибо знал замечательную способность к мимикрии долговязого, разбитного, нескладного, щекастого Леона, исполнявшего при Борове обязанности секретаря, счетовода, курьера по особым поручениям – словом, правой руки. Этот из печеного яйца цыпленка высидит.

Леон, конечно, не уложился в два часа. Он обернулся за полтора. Вот что он доложил. Весь провиант (весь!) ежедневно доставляется в отель из деревеньки Желтый Разлив, прилепившейся к Реккелю и принадлежащей герцогу Тилли лично. Поставщик вина его светлости – Бруно Трулльбулль из Мерка. Одевают людей герцога ученики придворных портных, живущие в замке. Плотник – из доморощенных. И так далее, по всем позициям. Пристрастие к своим людям у герцога Тилли поистине маниакальное. Постороннему, чтобы попасть к нему в штат, нужно быть каким-нибудь ярко выраженным гением. Ну, о чем говорить, если даже на должность разносчика ночных горшков герцог берет только личных подданных! Да, есть в его штате такая должность. А как же? Оторванный от сохи, ходит с прибором специальный человек. На голове у него – шапка с длинным пологом. Поднося прибор мужчине, человек шапку не трогает. Предлагая горшок даме, поворачивает полог, закрывая себе глаза, чтобы не видеть процесс. Да, да, господа, именно так!

Уго не услышал ничего особенно удивительного. Он давно знал, что к Реккелю у герцога отношение сложное. Здешних людишек он полагает либо ворьем, либо жульем. И сдвинуть его с этой точки зрения невозможно, поскольку контакты с горожанами он свел к жестокому минимуму, который, как карантин, ограждает его светлость от тлетворного влияния замызганного Реккеля. Он убежден, что настоящие специалисты выращиваются только в его родовых владениях. А городские ремесленники – лодыри, дилетанты и пьяницы.

– А пиво там у них пьют? – неожиданно спросил Расмус.

Все посмотрели на него. Первым сообразил Уго.

– Верно! – воскликнул он. – Вот правильный путь!

Боров представлял собой ходячий справочник по циркуляции пива в черте Реккеля.

– Эти дураки пива не пьют, – сказал он с невыразимым пренебрежением.

Выяснилось, что собратья Борова по профессии неоднократно пытались договориться о поставках с людьми из отеля. Но куда там! Даже самый последний конюх – и тот у них лакает исключительно вино, причем вино превосходное по реккельским меркам.

– Ты-то сам свои услуги предлагал? – спросил Уго Борова.

Боров отрицательно мотнул головой. Уго воодушевился. Ему как-то очень по душе пришлась идея, подброшенная Расмусом. Нравилась она своей органичностью. Он не была надуманной. Она шла от правды жизни. Такие идеи имеют все шансы успешно воплотиться. Уго настолько увлекся предложением Расмуса, что оставил совершенно без внимания недостатки этого проекта, весьма явные.

– Что ж, пускай Леон идет в отель как твое, Боров, доверенное лицо и завяжет разговор с управляющим о поставках пива…

– Ну и что? – охладил его пыл Боров. – Его сразу попрут оттель.

– Пусть! Задача у него на самом деле будет другая… Нет, черт возьми! Пойдет не Леон. Пойду я.

– У тебя ничего не получится, – усмехнулся Боров. – Ты в пивном деле понимаешь, как свинья в апельсинах.

– Спасибо на добром слове, – усмехнулся Уго. – Ты прав. Но это неважно. Сам же говоришь – как только я заикнусь о пиве, меня никто и слушать не станет.

– А чего тогда туда переться? К покоям герцога ты все равно не прорвешься.

– Я, Боров, хочу только попасть в дом, посмотреть, что там к чему. Охрана, подходы. Разведка, в общем.

– К дому тебя никто не подпустит. Погонят сразу от ворот.

Но переубедить Уго было уже невозможно.

– Это – как себя поведешь, – заявил он самодовольно.

– Да я сейчас приведу десяток людей, которые расскажут, как проникнуть в отель и кто там служит. Даже план нарисуют, – сказал Боров.

– Десяток? – недоверчиво переспросил Уго.

– Не меньше, – подтвердил Боров и подумал: "А вдруг меньше?"

– Отлично! Их услуги нам тоже пригодятся. А на разведку я все же схожу. То, что можно увидеть своими глазами, никакие рассказы не заменят. И, в общем-то, все равно, что я стану им предлагать – лучшее в мире пиво, – поклон в сторону Борова, – лечебный порошок из молотых хрящей тапира или фальконеты оптом и в розницу.

Боров стукнул кулаком по столу.

– Упрямый, черт! Ну, иди, иди. Только меня не подставляй.

– Боров! – торжественно воскликнул Уго, приложив ладонь к груди. – Твое доброе имя для меня – священно.

– Я пойду с тобой, – вдруг сказал Расмус.

– Со мной? – поднял брови Уго. – Зачем, любезный?

– Пара глаз – хорошо, а две – лучше, так ведь? – усмехнулся Расмус.

***

Из «Хроник Рениги» аббата Этельреда:

"Вот что пишет по этому поводу небезызвестный историк права Тео Бормотун: "Много споров возникает между детьми одного и того же отца, который имел несколько жен. При этом обсуждается, кого именно надо считать законным наследником, а кого нет, так как он рожден в плохом браке и является бастардом". Бесспорно плохими считает он сожительства замужней женщины и женатого мужчины. Их дети не имеют никаких формальных прав на наследование. Плохие браки имеют место, например, в тех случаях, когда благородная замужняя женщина телесно близка со многими мужчинами, что становится известно, когда видят, как они разговаривают или встречаются. Рожденные этой женщиной дети считаются законными, поскольку не исключено, что рождены они от законного супруга. Но из-за таких греховных связей может случиться, что брат когда-либо женится на сестре, не зная об этом. Так произошло, например, после смерти некоего барона, который имел детей от своей жены и одновременно от другой замужней женщины. Имя этого барона на наших страницах я, дорогой Ральф, упоминать не стану.

При расследовании случаев незаконного сожительства мужчин и женщин рекомендовалось "принять во внимание, являлась ли женщина супругой кого-либо или нет. Если женщина незамужняя, или если тот, кто ее познает – холост, то это меньший грех. Если женатый познает замужнюю, то это тяжелейший грех. Если же холостяк познает незамужнюю, учесть, лишил ли он ее девственности. Если же он познал недевственницу, учесть, сколько раз он ее познал, ибо это увеличивает грех".

По древним канонам (смотри Романа Благочестивого), грех сладострастия более простителен богатому и знатному, чем простолюдину и бедняку. Ибо богатые и знатные куда чаще, чем бедняки, измученные за день тяжким трудом и обессиленные им, впадают в искушение…

Как известно, жители санахской предгорной деревни Трахантаранарива, обвиненные в ереси, поголовно отрицали брак. Особенно это касалось пастухов, кои почти все имели сожительниц, сопровождавших их на горные пастбища. Среди крестьянских девушек тоже не все выходили замуж. Некоторые из них, особенно из бедных семей, поступали в услужение в богатые дома, где довольно быстро становились любовницами главы семьи либо других взрослых мужчин. Что касается местного служителя церкви, то он завел целый гарем наложниц…

Дочь графа Суттера Анна была выдана замуж в первый раз в 11 лет (515 год), через несколько месяцев овдовела, в 16 лет была выдана замуж вторично, через четыре года, после рождения двух детей, вновь осталась без мужа, в 23 года сочеталась третьим браком. Бормотун рассматривает казус, при котором опекун богатой наследницы сочетался с ней законным браком, когда ей было десять лет. При разбирательстве возникшего затем судебного спора вопрос о допустимости столь раннего брака вовсе не возникал, хотя и подчеркивалось, что совершеннолетней и дееспособной девушка считается с 12 лет, что касается юношей, то для них возраст совершеннолетия – 15 лет…»

Вот он – красный особняк на улице Мудрецов, напротив заведения часовщика Якоба. Двухэтажное здание. Строгость фасада с лихвой искупается дерзким изыском архитектора: мансарда выдвинута из «коробки» здания, как ящик – из письменного стола. Деталь незабываемая, она и делает особняк достопримечательностью Реккеля.

Кто выстроил диковинную домину, Уго не знал. Помнил лишь, что во времена его молодости здесь обитал король перца, корицы и ванили. Звали его… Позвольте, как же? Память отказывается удерживать имена инородцев. Да, точно – Паприка! Диджан, конечно. Фантастически быстро сколотив огромное состояние, он процарствовал пять лет – и ухнул все свои денежки в заморский проект, оказавшийся мыльным пузырем.

Обитатели красного особняка менялись часто. Здесь бросали якорь самоуверенные нувориши и ловкие карьеристы. А такие на одном месте долго не задерживаются. Чем их привлекал красный особняк? Крикливой оригинальностью, что так помогает самоутвердиться? Самый верный способ завоевать известность – прослыть оригиналом. Из красного особняка нувориши и люди карьеры перепрыгивали на следующую ступень благополучия, где самоутверждение уже излишне, – или падали в грязь, поднимая фонтан мутных брызг.

И вот сейчас в красном особняке поселился командир личной охраны герцога Тилли в Реккеле. Уго уже знал имя этого офицера: Роберт Граппс. Прекрасное, звучное имя. Отрывистое, как строевая команда. Какое-то "Равняйсь, смирно!" в паспорте. Эльза Граппс, жена его. Тоже неплохо. Лучше, наверное, чем Эльза Тарриль.

Капитан Граппс, черт подери! "Идиот! Как же я сразу о них не подумал!" – еще раз ругнул себя Уго.

Он смело подошел к парадному входу. Бодрячок в ливрее вопросительно глянул на него, не тратя лишней энергии на расспросы, которые, как он подозревал, наверняка окажутся бесполезными.