Читать книгу: «Роман хроника Орджоникидзевского РУВД, или Ироничный детектив», страница 2

Глава вторая

Начальникам подразделений

милиции г. Санкт-Петербурга

Телетайпограмма №1

Обращаю ваше внимание на неудовлетворительную работу личного состава по планам быстрого реагирования, вводимых главком при совершении происшествий и преступлений. Впредь, под личную ответственность начальников подразделений предлагаю:

1. Лично организовывать работу нарядов милиции при введении указанных планов в действие. Каждому руководителю отрабатывать вместе с нарядами не менее трех часов на территории, обслуживаемой отделом милиции.

2. С этой целью, закрепить за каждым сотрудником, оперуполномоченным уголовного розыска, участковым инспектором, инспектором по делам несовершеннолетних определенный перекресток, улицу, дом, за которые они будут нести персональную ответственность при чрезвычайных условиях.

Начальник ГУВД г. Санкт-Петербурга

генерал майор Локтионов С. Г.

Утром следующего дня, начальник 164 отдела милиции капитан Соловьевич Антон Рышардович, в хорошем настроении от спокойно проведенной в кругу семьи ночи, прибыл в отдел, еще не зная, что этот день скоро войдет в историю Петербургской милиции. Соловьевич подъехал к отделу на недавно приобретенной автомашине. И хотя автомашине исполнилось уже почти десять лет, для капитана это была первая крупная покупка и он тоже с удовлетворением думал как и сутки назад Пятница Петр Никифорович, что жизнь прекрасна: хорошая семья, любимая работа, квартира, не зная еще, что судьба в лице Пятницы уже занесла над головой капитана свой ржавый меч. Припарковав автомашину у входа в отдел, Соловьевич с неудовлетворением отметил облупившиеся стены отдела милиции, подумав при этом: «Эх, дали-бы немного денег на ремонт, я бы отделал все помещения под евростандарт!» Соловьевич тогда еще не догадывался, что и эта мечта его скоро осуществится, благодаря стараниям доброго волшебника. Надо было отдать должное начальнику милиции, его мысли по поводу ремонта не были пустыми. Антон Рышардович был из начальников хоть и молодых, но расчетлив и хозяйственен. Он всегда считал, что любое деревце, здание, ларек, находящиеся на территории, обслуживаемой его отделом милиции, являются его, капитана Соловьевича вотчиной вместе с людьми, населяющими эту вотчину. И что он, Соловьевич, всегда в ответе за радости и горе, происшествия и преступления, неуплату зарплат и пенсий, в общем за все, что творится на этой территории. Разумеется, эту ответственность начальник делил с личным составом отдела. И не только делил, но и практически осуществлял. Даже смог завоевать для нужд отдела два этажа старого, но еще крепкого здания общежития, безо всякой на то помощи депутатов и вышестоящих милицейских структур. Третий, и последний этаж здания, пришлось уступить из-за отсутствия у Соловьевича нужных в таком деле аргументов. Экс-депутату Орджоникидзевского района господину Путятину под его коммерческий магазин. Господин Путятин был избран в депутаты в известную избирательную компанию жильцами ближайшего микрорайона благодаря смелому лозунгу, который он провозгласил в своей предвыборной программе. Лозунг состоял всего из одного пункта, но победу на выборах Путятину принес. Вот этот лозунг: «Отстоим баню микрорайона для нужд проживающих!» Баню Путятин не отстоял, но депутатом стал. Вернее, сначала стал депутатом, а потом уже стало не до бани. Уже на третий день депутатства, избранная профессия так понравилась Путятину, что он без стука вошел в кабинет к Соловьевичу, чего раньше никогда не делал и показав мандат, сурово произнес: – От имени жителей микрорайона я прошу убрать от отдела милиции все автомашины, в том числе и милицейские. В ночное время они не дают спокойно отдыхать жильцам, так как постоянно работают двигатели, хлопают двери, кого-то привозят, кого-то увозят. Я послал главе администрации свой депутатский запрос с требованием использовать сотрудников ваших в ночное время на службе без автотранспорта. И еще я попрошу вас – Путятин нагнулся к Соловьевичу – отдать один бокс милицейского гаража для стоянки и ремонта моей автомашины, так как два бокса для милиции, многовато будет, а я, как народный депутат, в любое время дня и ночи должен завести автомашину и выехать по запросам трудящихся. И он, ожидая ответа склонил голову к столу. Тогда Соловьевич просто выставил Путятина из кабинета, не найдя в своем лексиконе подходящих слов и являясь человеком выдержанным. Но депутат скоро смог доказать, кто в районе главней. Капитан Соловьевич получил неполное служебное соответствие, а если перевести на гражданский язык – взыскание, предшествующее увольнению из милиции, за плохую охрану правопорядка. Привычный для каждого ритуал отчета дежурного наряда по несению службы за сутки. Который сродни подъему флага на военном корабле или сдаче дежурства где-нибудь в шахтах баллистических ракет. Соловьевич просматривал служебные журналы и подписывал протоколы, слушая внимательно Лебедева, дежурный закончил доклад и произнес: – А ещё был проверяющий из главка, полковник Грабовенко, записал следующие замечания, вам прочитать или сами? – Я сам, – Соловьевич открыл нужную страницу и начал читать.

Начальнику Орджоникидзевского РУВД

полковнику милиции Можаеву Н. А.

Приказываю устранить недостатки по несению службы дежурным нарядом 164 отдела милиции, доложить мне в течении 10 суток вместе с копией приказа о наказании начальника отдела милиции Соловьевича А. Р.

1. Во время несения службы, дежурный по отделу капитан Лебедев находился без фуражки,

2. Участковый инспектор Борских находился в помещении дежурной части и занимался посторонними делами, не связанными с проводимой главком операцией» Чердак»,

3. Оперуполномоченный уголовного розыска Чернецовский на момент проведения операции безрезультатно болтал с пьяной гражданкой.

4. Из восьми разыскиваемых городом автомашин, 164 отделом не обнаружено ни одной!

Начальник отдела ГУВД

г. Санкт-Петербурга по оказанию

практической помощи территориальным

подразделениям полковник милиции

Грабовенко П. Н.»

Все остальные тридцать пунктов замечаний были столь-же глубоки по смыслу как и предыдущие. Соловьевич отпустил дежурный наряд, – Ну, как дежурилось? – спросил он у Дукулова – Да, в общем-то нормально, как всегда, только вот эти, достали своими приказами, – Дукулов поднял глаза в потолок, – Чернецовский Леша ехал от метро в отдел на троллейбусе, тормознул карманницу с чужим кошельком. Но тормознул уже на улице, за аптекой, а потерпевшая, еще ничего не подозревающая и не обнаружившая кражу, конечно, дальше поехала. Доставил карманницу в отдел, молодец, кошелек не дал сбросить. Мы задокументировали все быстренько, прикинули по маршруту троллейбуса, в каком районе может проживать потерпевшая, до кольца было всего-то пять остановок. Звоним соседям, в 174 отдел милиции, а бабуля-потерпевшая уже пишет у тамошнего опера, что потеряла кошелек по рассеянности на территории 164 отдела милиции, а что сумка разрезана, так это может за гвоздь зацепилась. Мы смотались, забрали бабулю к нам, карманница в полной «сознанке», благодаря Чернецовскому, кошелек налицо, потерпевшая в здравом уме. Вызываем «следака». Тот приезжает страшно недовольный, что разбудили, переговорил только с потерпевшей и сразу давай писать справку, что и ущерб незначительный и у бомжихи нет характеристики с места жительства и места работы, короче, сел и уехал обратно досыпать, дело не стал возбуждать. Мне очень фраза одна понравилась следовательского опуса. Читай! – Дукулов протянул Соловьевичу смятый тетрадный листок. Стандартный следовательский набор слов, объясняющий его нежелание возбуждать уголовное дело и проводить следственные мероприятия в то время, когда все нормальные люди крепко спят или в крайнем случае, занимаются любовью, как любят говорить американцы, заканчивался так: « … считаю нецелесообразным возбуждать уголовное дело в отношении гражданки Тюремщиковой ввиду того, что потерпевшая Иванова, Являясь пенсионеркой с размером пенсии в триста рублей в месяц, не могла иметь при себе денег в размере тысяча восемьсот рублей, изъятых оперуполномоченным Чернецовским у Тюремщиковой. Прошу отработать гражданку Иванову на причастность к совершению грабежей на территории района». – Ну и чем-же тебе следователь не нравится, он же почти готовый опер, возьми на заметку. У него подход оперативника к делу, может Можаев разрешит перевод. Интересно и как вы выкрутились дальше? Дукулов расплылся в улыбке: – Да я прикинул, что на «отказник» мы уже с Чернецовским заработали и нашим оружием- добротой и словом божьим, с учетом помилования бомжихи за карманную кражу, раскрутили ее за ночь потихонечку на одну интересную группу мордовских квартирников-гастролеров. «Выставляют» хаты уже месяца два, снимают «базу» на нашей территории. Мы уже проверили. Дукулов достал из кармана записную книжку размером в общую тетрадь, ткнул пальнем в страницу, – вот, шесть ноябрьских квартирных краж. Сейчас опера подойдут, я их вызвал пораньше и начнем эту тему работать. И если все в цвет, то карманницу помилуем полностью. Я бы с опером успел к утру многое наработать, но поступило высочайшее указание, – Дукулов опять задрал голову к потолку, – и я полночи с гаишниками автотранспорт шерстили, как будто для этого милиционера рядового не хватает, нужно обязательно начальника с опером послать, а я считаю, что каждый должен заниматься своим делом, сыщику сыщиково, гаишнику гаишниково, хотя на пару месяцев я бы поменялся. Даже с проверяющим переговорить не удалось, – Дукулов обиженно засопел. – И хорошо, что не переговорил, у меня, после твоих разговоров с проверяющими одни неприятности всегда. – Так уж и неприятности, – потянулся Дукулов всем своим мощным телом так, что затрещала кожаная куртка. – Да, а ты вспомни, как держал в камере семь дней наркомана Михайлова и что из этого вышло? По-моему, твои опера и подкармливали его немного и по-моему, подкармливали «колесами»! – Ну, во-первых, не держал! -обиделся Дукулов, – он сам из отдела не уходил. Его «кинули» тогда на квартиру, не на улице человеку-же жить! Вот все твердят, милиция такая, милиция сякая, милиция нехорошая! А куда пришел Михайлов после того, когда его «бритые» выбросили из квартиры. Пришел к нам, в уголовный розыск, заметь, не в районную администрацию, хотя и там их немало шляется. И заметь, пришел не заявление написать про обман, а с просьбой устроить на работу хотя-бы, это у наркоманов такая редкость как у нас высокая зарплата. И я его устроил. А что, у человека высшее фармацевтическое образование и оперская хватка. А у нас, очень слабенький процент выявленных преступлений, связанных с наркотиками. – Ну и что из этого получилось? – рассмеялся Соловьевич, – ты его и внедрить не успел еще никуда, а он уже на третий день проверяющему очередному попался, – Тебе неправильно доложили, Антон Рышардович! – опять обиделся Дукулов, – Михайлов просто вышел ночью пописать в туалет с большого кайфа. Вышел в одних трусах, а в коридоре проверяющий, сегодняшний Грабовенко. Тот, кто мол это в трусах и что здесь делает? Дежурный, шляпа, не сообразил сказать, что задержанного в туалет вывел. А Михайлов возьми и ляпни, что работает в уголовном розыске на должности агента. А Грабовенко не понял и переспрашивает, какого, мол агента. Михайлов как захохочет, он уже в приличном кайфе был и опять ляпает языком, что он агент по снабжению сильно действующими лекарственными и наркотическими средствами. И ты знаешь, что сделал Грабовенко? Он вернулся в дежурную часть и записал в книге проверяющих, что в 164 отделе милиции агенты используются не по назначению. Монолог Дукулова прервал стук в дверь и следом вошёл мужчина в камуфляжной форме, лет пятидесяти, по-военному подтянут. – Здравия желаю! Майор запаса Прудников, служба безопасности фирмы «Свет и тени». Я вам звонил. минут тридцать тому назад. «Во бля, развелось человеков в камуфляже. Пока не представился, аж мороз по коже. Не знаешь, что и думать. Или заявитель пришел, или отдел милиции собром захвачен на предмет проверки, нет ли укрытых или просроченных заявлений» – подумал Дукулов. – Садитесь, – Соловьевич кивнул на стул, – а ты иди, Анатолий Валентинович, занимайся с ребятами, поспи, если сумеешь. – Да, конечно, тут у нас поспишь, мне ребенка некогда родить, все выходные одни операции, как назло. Приходишь, жена уже спит, уходишь- еще спит! Придумали бы хоть раз в неделю операцию «Конец воздержанию!». – А ты давай, в перерывах между отбоем и подъемам, – посоветовал Соловьевич. – А в перерывах, меня Грабовенки того…, так уж извините, – Дукулов вышел, хлопнув дверью. – Слушаю вас! – Соловьевич повернулся к Прудникову.– Дело у меня деликатное к вам, товарищ капитан. Вчера, ваши сотрудники задержали охранника нашей фирмы. Пятницу Петра Никифоровича. А хозяин нашей фирмы крутой человек, особенно не любит, когда в его дела вмешивается милиция. И если от вас бумага придет какая-либо по задержанию Петра Никифоровича, то хозяин его сразу-же на улицу выбросит, даже фамилию не спрашивая. И Петр Никифорович наш, человек очень беспокойный, без дела он сразу умрет, мне кажется. Опять-же, Пятница служил в конвойных войсках МВД, полковник запаса, ваш коллега, он мне говорил, что всю жизнь боролся с очень организованной преступностью, что его и на пенсию отправили из-за того, что его уже начинали искать какие-то организации. «Нашел мне коллегу» – подумал Соловьевич и приказал, чтобы ему вызвали Ле6eдева и принесли протоколы, им уже подписанные. – Да, вот есть они! – Соловьевич отложил в сторону три протокола:, – здесь со стороны вашего Пятницы целый букет нарушений, его на «сутки» отправлять надо, чтобы в камере подумал и научился уважать других. А то хам какой-то, а не полковник запаса, судя по заявлению потерпевшего и рапорту участкового. – Я понимаю, товарищ капитан, но и вы поймите. Пятница всю жизнь приказывал кому-то, а тут молодой лейтенант его жить учит, вот он и завелся, он человек эмоций. Да что говорить, он когда в фирму к нам пришел, так раскритиковал светло-зеленый цвет стен нашего офиса, что мне стоило много сил отстоять его обратно. Хозяин наш так ему и сказал, что пускай этот умник переходит сторожить строительную фирму, раз так в цветах разбирается. – Ладно, – Соловьевич махнул рукой, – мы не звери, простить так простить, ограничимся предупреждением, хотя это и нарушение с моей стороны, вопросов о наказании Пятницы должен ведь решать единолично судья, а не я. Все, вопрос закрыт! – Спасибо, товарищ капитан! Может в баньку как-нибудь сходим, Петр Никифорович приглашает. – Вот, когда пригласит, тогда и сходим. В это время в кабинет вошел уже в гражданской одежде Лебедев. – Вызывали, Антон Рышардович? – Вызывал. Как вел себя вчера задержанный Пятница? – Как вел? Обычно вел себя, как все. Увольнял всех с работы, матерился. Ну как-же, в милиции все сволочи, а на гражданке только чудесные люди. Я хотел его до утра в отделе держать, но пожалел, отправил домой. Сегодня, в 10.00 должен быть в отделе. А что, уже «ходоки» приходили или звонил кто? – Министр внутренних дел звонил, – пошутил Соловьевич не предполагая, как близко легли снаряды. Все разошлись. Секретарь занесла и положила перед Соловьевичем еще ворох бумаг. «Все пишут, пишут!» – думал начальник милиции, не предполагая, что будут писать еще больше. В общем утро в отделе начиналось как всегда, и что готовит день грядущий не знал никто, Даже зам по уголовному розыску Дукулов, который в это время безрезультатно пытался узнать у дежурного по городу, как будет в переводе на мордовский: " Стоять! Уголовный розыск, руки за голову!

Глава третья

В Орджоникидзевском РУВД города СанктП-Петербурга утро тоже начиналось как обычно. Только что закончилась утренняя оперативка у начальника РУВД Можаева. Из его кабинета, переговариваясь, начали расходиться сотрудники Управления. Как всегда, энергично, почти легкой трусцой, пробежал начальник вневедомственной охраны Молотов. Леониду Владимировичу просто нельзя было быть не энергичным на этой должности. Молотов со своим отделом обложил все крупные и мелкие фирмы района услугами физической и юридической охраны, услугами сопровождения грузов, денег и всего, что можно было охранять или. Он с особым удовольствием посещал оперативки, так как со сводок о происшествиях за сутки всегда можно было выудить информацию о различных преступлениях, совершенных на пока неохраняемых Молотовым объектах. Молотов такие объекты брал на карандаш и через два часа после оперативки владелец фирмы, подвергнувшейся нападению уже потел в кабинете у Молотова, а тот на пальцах объяснял потерпевшему, что тот, если не согласится на охрану милицией, в следующий раз будет убит, Такие убедительные слова в большинстве случаев возымели действие. Таким образом Леонид Владимирович зарабатывал деньги и немаленькие, коль успевал вовремя выплачивать своим сотрудникам зарплату, премии, покупал сотрудникам квартиры и молил бога, чтобы не нашелся опять какой-нибудь умник из числа милицейских руководителей, который мог прибрать все операции с заработанными отделом деньгами в вышестоящие структуры или устроить уравниловку. Отдел охраны был отделан под евростандарт и напоминал собой офис ФБР где-нибудь в Нью-Йорке и даже отделовская кошка имела личную микроволновую печь для разогрева минтая. И сотрудники как могли платили Молотову за доброту и заботу, одни добросовестной службой, другие анонимными жалобами о якобы имеющихся злоупотреблениях Молотова. Но Молотов был не потопляем, потому, что был профессионалом в своем деле, а значит человеком уважаемым. Мудро поблескивая стеклами очков пробежал за Молотовым главный криминалист района – Плейшнер Эдуард Карлович, бесконечно внедряющий в работу РУВД попадающие под прицел его очков новинки. Сегодняшний его бег за Молотовым имел цель добыть у начальника охраны деньжат и привести в действие информационно-поисковую систему «Пиноплен». Степенно прошагала штабная троица во главе с подполковником Зайцевым. К удивлению питерских оперативников, штабные подразделения в городе начали набирать власть и силу, раздуваясь в ширину, глубину и высоту и по численности сотрудников уже обогнали криминальную милицию города- главное подразделение по раскрытию преступлений. Но так, видимо, считали не все. Главным всегда был тот, кто рапортует, а рапортовал всегда штаб. Прошел майор Василий Васильевич с папкой под мышкой. Если бы на оперативке спросили у любого из руководителей о роде деятельности Василия Васильевича и его должности, никто бы точно не ответил. Должность майора была неизвестна, род занятий и возраст тоже. Всезнающий криминалист Плейшнер сказал однажды, закусывая после стопки спирта: – Мужики! Я не знаю, чем занимается Василий Васильевич, но что он у нас в районе главнее всех, это точно! Начальник уголовного розыска Русов шел последний, задержавшись в канцелярии Управления, чтобы поставить свою визу под целым рядом руководящих указаний Главка по активизации борьбы с преступностью. Русов поднимался по лестнице и раздумывал над словами начальника РУВД Можаева, сказанные не далее как на утренней оперативке. А. Можаев уже в который раз говорил, что Управление, а конкретно следователи скоро начнут работать с «колес», при этом Можаев почему-то многозначительно поглядывал не на представителей следствия, которые собирались работать с «колес», а на Русова, уголовный розыск которого уже давно работал и с «колес» и лежа и сидя. А вопрос был чисто философским. Говоря с «колес», Можаев имел ввиду некую вину Русова и оперов в том, что следствие имело в производстве очень мало дел, по которым подозреваемые в совершении преступлений были установлены или разысканы. Хотя такой вопрос можно было ставить одинаково как перед опером так и перед следователем. Но так уж повелось издавно, как ни старался Русов, исторические корни этого явления ему отыскать так и не удалось, что единственной службой, которую били на всех совещаниях за такой далеко не призрачный термин как раскрываемость преступлений- была служба криминальной милиции, а точнее уголовный розыск. И это несмотря на имевшуюся в системе правоохранительных органов многочисленную армию следователей, дознавателей, прокурорских следователей и тому подобное. Но все-равно, на любых разборах полетов, касающихся провалов в борьбе с преступностью, отвечал за все уголовный розыск. Не выполнялись требования президента по раскрытию преступлений в сфере организованной преступности, а проще- с тамбовскими и другими группировками, уголовный розыск фигурировал здесь в качестве службы, недостаточно активно внедряюшийся в банды и разваливающей банды изнутри. Хотя, если-бы тому-же президенту описали собирательный портрет опера России, в чем он ходит, где живет, сколько получает и с помощью каких средств он готов внедрится в любую банду, уверен, что все окружение Президента заплакало бы от обиды и в историю вошел бы совсем другой Указ. Если прокуратура обсуждала вопрос о захлестнувших Петербург убийствах, заказных и просто при бандитских разборках, главным ответчиком по данному вопросу был опять уголовный розыск, не способный, не активный и еще много не…! И так было по многим милицейским вопросам. Оперативники к такой ««критике» уже давно привыкли и тащили на своих плечах все, что на них ложила, жизнь в ежедневных бандитских разборках, убийствах, кражах, грабежах и других, сопутствующих любому бардаку правонарушениях. Оперативники именно тащили, потому, что работать нормально становилось все трудней из-за бессмысленных и непрофессиональных перестановок кадров в верхах и на всех последующих уровнях шаткой, милицейской лестницы. Главные командиры милиции, придя к власти на милицейское поприще из различных коммунальных, военных и черт-те знает каких структур, ставили всю работу с ног на голову, приводя с собой такую-же непрофессиональную команду временщиков, которые получали звания, льготы, через пару лет куда-то пропадали, материализуясь в других местах как минимум в службах безопасности различных банков, как максимум, крутились в околодумских или правительственных кругах. После их милицейской деятельности оставались сломанные судьбы, разогнанные профессиональные кадры, нищета и милицейское запустение. На короткое время, в переходный период, находился мент-профессионал, который по осколкам пытался собрать агонизируюшую, но работающую систему, вернуть кадры, научить молодежь, расчистить завалы, как вдруг, с хохотом, чаепитиями и свистом наплывала новая волна временщиков за званиями, наградами, льготами, за уязвленным самолюбием. Эта волна по своему перекраивала опять все то, что удалось собрать умному и опять материализовалась на другом, более престижном поприще, оставляя после себя все то, о чем говорилось ранее, если еще и не хуже. И это был процесс постоянно меняющийся, в зависимости от капризов Хозяина на Олимпе. А рядовой опер, от которого зависели непосредственно все процессы превращения России в демократическую культурную Державу с контролируемой государством преступностью, так и работал то подминаемый, то опять встающий с колен после наката таких волн. А с экранов телевизоров и радиоприемников неслось по всей разграбленной России: " Мы будем бороться с врагами- вешал Хозяин, плохо разбирающийся в политике внешней и внутренней. Мы будем еще активнее бороться с преступностью – вторил ему главный прокурор, пока в итоге сам не угодил за решетку. Мы усилим борьбу с преступностью – вешал милицейский Маршал и его ставленники, разбираясь в этом вопросе на уровне марсианина в высевании пшеницы. Мы усилим! Мы углубим! Кричали на местах все, кому, в общем до «фанаря» был правопорядок в стране. «Как хотелось крикнуть в ответ:" Ребята! Не надо ни с кем бороться, дайте спокойно работать, вы нас только внизу поддержите, а уж мы сами, мы ведь это умеем, мы же этому учились, мы же здесь не случайные люди! Не крикнуть было. Слово «бороться», звучало громом только наверху, а пока доходило до Русова и его коллег, то это был только шепот, но тоном приказа. И Русов понимал, что бороться или в переводе на нормальный язык – работать, должен он, Русов и его немногочисленные коллеги, выжившие в этом беспределе, а все остальные снова одели снятые для борьбы мундиры и занялись другими проблемами. – Русов! Ты сегодня дежуришь по району, не забудь, – оборвал мысли опера Зайцев, голова и стратег всего Управления, одним словом – штаб. – Помню, спасибо, что поставил по графику в пятницу, а не на выходные, давно не отдыхал уже нормально. – А как-же, – хохотнул Зайцев, – уголовный розыск мы уважаем, чтоб мы без вас делали, кто-же наши стратегические замыслы выполнял-бы, не будь вас под рукой. – Спасибо на добром слове, – ответил Русов и зашел в кабинет к замам. Заместитель начальника уголовного розыска Олег Уфимцев уже отпустил из кабинета оперативников, проведя с ними оперативку, на милицейском сленге «сходку». Теперь он с удовлетворением дымил первой утренней беломориной, попивая кофе и слушая двух незнакомых Русову мужчин. Увидев Русова, Уфимцев махнул рукой одному из говоривших, прерывая его. – Ну что на оперативке у Можаева нового? Русов показал глазами на мужчин. – Ничего, говори. Это коллеги, теперь уже из полиции, – Уфимцев усмехнулся, – приехали опыт наш перенимать. Русов пожал плечами: – что-же нового, сам видел по сводке. Сутки прошли более-менее спокойно. Шеф недоволен, намекает на работу с «колес» коллег следователей. – Шефа намекать и подстегивать должность заставляет, – резюмировал Уфимцев, – а по моим прикидкам идем пока нормально. Говоря это, Олег имел ввиду конечно волнующую так всех раскрываемость.– Ладно, прорвемся, дальше «земли» не пошлют, меньше опера не дадут, – махнул рукой Уфимцев. – Познакомься с ребятами, – он кивнул на мужчин. Мужчины представились Ротару и Ивановым, оперативниками из Молдовы. Уфимцев продолжил, считая знакомство законченным: – Я займусь сегодня с ними, нужно помочь, интересная получается история. Да и ребята, не хотелось, чтобы зря дорогу проделывали. И потом, у нас некоторое затишье с трупами, – Уфимцев постучал костяшками пальцев по столу, – а история такая. Питерская фирма «Гарант», в лице директора Удовиченко, заключила с пятью винодельческими хозяйствами Молдовы договора на поставку в Санкт-Петербург крупных партий вина. Все переговоры велись из Питера посредством телефона и факса, номер у них имеется. Винодельческие хозяйства дают свое «добро» на поставку. В одно из хозяйств приезжает Удовиченко лично. Оформляются все бумаги, со всеми реквизитами, со штампами. В договоре делается пометочка, что сумму за отгруженное Молдовой вино, «Гарант» перечисляет после реализации вина в Санкт-Петербурге и таким образом, безо всякой предоплаты из всех пяти хозяйств вино перевозится в Питер. Общая сумма сделки очень впечатляющая. Управляющим молдавских хозяйств хотелось иметь пускай не совсем твердую, но российскую валюту, то они в течении трех месяцев ждут обещанные «Гарантом» деньги, но напрасно. Управляющие обращаются в полицию, те сначала естественно «прессуют» управляющих хозяйствами, логично подозревая последних в соучастии, но ничего от них не добившись, возбуждают уголовные дела и вот, – Уфимцев кивнул на Ротару и Иванова, – присылают к нам группу, чтобы разобраться с этой проблемой на месте. Ребята приезжают, не заходя к нам пробивают номер телефона, он же номер факса, с которых «Гарант» вел переговоры. Так вот, указанный абонент расположен в платном туалете на проспекте Забастовок. Тогда ребята начинают искать, где же зарегистрирован наш «Гарант»? Если он вообще где-нибудь зарегистрирован, сейчас любые бланки с любыми реквизитами купить можно или заказать. Опера помаялись, деньги командировочные кончаются, а ясности в этом деле нет. Вот они и пришли к нам за помощью. Опер, он и в Молдове опер, как ты его не обзывай! – Дa! – Русов посмотрел на коллег, – ну, а документы прикрытия есть какие-либо на предмет оказания помощи дружественному государству? Молдоване смущенно переглянулись. – Есть, – засмеялся Уфимцев, протягивая Русову лист, бумаги. Текст гласил: «Начальнику полиции города Санкт-Петербурга. Россия. Прошу оказать помощь оперативной группе республики Молдова в розыске похищенного вина. В случае положительного результата и возвращения хотя-бы части похищенного или денег за продукцию, обязуюсь ежегодно ко Дню милиции высылать в адрес милиционеров, нашедших вино или преступников два декалитра вина или других напитков по желанию и вкусу». Управляющий винодельческим комплексом Кондратенко Остап Макарович. Внизу стояла размашистая подпись и число. – Круто! – усмехнулся Русов, – желающих поработать будет в избытке. – Ну нет, – Уфимиев посмотрел на Русова, – сам буду заниматься, поищем любителей вина, ну, а ребята, – он кивнул на молдован, – пускай едут домой. Больше они тут ничего без денег не наработают. Только вот что! Нарисуйте нам хотя-бы формально, отдельное поручение для удовлетворения любопытства проверяющих. Не буду-же я показывать прокуратуре гарантийное письмо господина Кондратенко. Отдельное поручение было написано тут-же и передано Уфимиеву. Тот собрал все бумаги, касающиеся «Гаранта ” и убрал в стол, Русов поднялся: – Ты давай, командуй здесь, а я в прокуратуру городскую, на совещание. Повестка: ” Усиление борьбы с заказными убийствами». Бред какой-то, одни совещания через день, и все начинаются со слова- усиление! Больше и запоминать ничего не надо, Да дай нам нормальную программу, достойную зарплату, профессионалов у руля и не надо ничего углублять и усиливать, займемся систематической работой. – Все тебе дай! – Уфимцев потянулся за беломором, – ты же видишь, что Хозяин на совещании в правительстве делает удивленное лицо на слова своей команды, что пенсионеры уже полгода пенсии не получают и спрашивает: ” Как не получают пенсии!? Почему не знаю? Да не может этого быть! Кто у нас тут за пенсии отвечает? Как никто не отвечает! Пять лет работаем и никто не отвечает! А пенсионеры-то хоть живы еще? Монолог Уфимцева с президентской интонацией Русов слушал уже закрывая дверь. Координационное совещание в прокуратуре города проходило как всегда, плодотворно. Сначала выступил прокурор в генеральском мундире, весь в благородной седине. Он обрисовал общую, кошмарную картину нераскрытых убийств по городу. Затем он-же, уже как председательствующий, вызывал на трибуну районных прокуроров и прокурорских следователей, у кого дела были прямо таки неважными, спрашивал у них строго. Одни брали все на себя, другие ругали отвратительную работу «убойных» отделений уголовного розыска своих или чужих районов. «Что. мол я поделаю? Уголовный розыск не шевелится, никак не найдет, кто-же убил человека? А так я всегда готов допросить, если приведут. Но не ведут-же!» Позже на трибуну стали подниматься и держать ответ уже милицейские чины, в основном начальники. В открытую они прокурорских не ругали, ссорится никак нельзя было. Вдруг завтра проверка прокурорская в РУВД нагрянет, вспомнят тогда тебе ту трибуну. Но на липах читалось: " А мы-то здесь причем? Убийства ведь заказные. Пускай РУОП и занимается. Им и карты в руки. У них и картотеки и бандитов они всех в лицо знают. Что, киллера трудно отловить?» Русов откровенно скучал. Он не любил пустых совещаний, будь то прокурорских, будь то милицейских. Вся беда в том, что они ровным счетом ничего не координировали и ничего не решали в том беспределе, который творился как во всей стране так и в Санкт-Петербурге. Тем более, что за свой район Русов был спокоен. Относительно, конечно. «Убойное» отделение, а официально- отделение по раскрытию умышленных убийств Орджоникидзевского РУВД, было одно из лучших отделений в городе и как любил поговаривать Уфимцев- лучшим может даже и в России. И дело здесь не в цифрах даже раскрытых или нераскрытых убийств, хотя для начальства это был основной показатель. В это отделение Русову удалось собрать наиболее опытных сыщиков, а костяк отделения составляли фанаты этого дела, которых, как думал Русов, во всем Питере десятка четыре осталось. Сышики-нефанаты или ушли, пользуясь случаем зарабатывать больше чем платили оперу или тихо сидели, дорабатывая до пенсии на различных должностях проверяющего и контролирующего характера. Другая часть, еще не фанатов, но думающих и смекалистых ребят с романтической жилкой в душе, но с минимумом оперского опыта, тихо притухала под ударами милицейских чиновников разного ранга, которые «трюмили» опера за каждую мелочевку, начиная от утерянного при задержании преступников табельного магазина с патронами, заканчивая крутым наказанием опера за заурядную пьянку в кабинете при снятии стресса. Среди сотрудников Петербургской милиции витала какая-то тихая истерия, нагнетаемая постоянно начальством. Никто не хотел брать на себя решения неудобных проблем. В настоящее время установки руководства были следующими: Первая- несмотря на бандитский беспредел в городе, было принято решение до минимума сократить выдачу табельного оружия сотрудникам. Вторая – для милиции было объявлено чрезвычайное положение с целью вывода Петербурга из-за черты самых отсталых регионов России по раскрываемости преступлений. Хотя поднять эту самую раскрываемость силами только одного лишь милицейского ведомства выполнимо было только на бумаге. И все это делалось одновременно с продажей и утерей в стране сотен вагонов с вооружением, боевой техникой. Бесследно исчезли с лица земли законсервированные военные опорные пункты, способные бы вооружить из своих арсеналов целые армии. Российский Черноморский флот беспомощно умирал, брошенный своим государством, теряя корабли и боевую технику, не выдержав борьбы в одиночку с самостийным государством. Бывшие коммунистические идеологи стали теперь клеймить позором «москалей». Многие офицеры, выращенные огромной державой и давшие ей присягу на верность успешно дали еще одну присягу и замелькали на экранах телевизоров в обнимку с натовскими генералами. Давая интервью, смешно коверкали непривычный язык своей новой родины. – А теперь … – донеслось с трибуны и Русов вздрогнул и открыл глаза, – а теперь мне хотелось бы пожелать вам удачи в борьбе с преступностью, – произнес заключительное слово прокурор и проблема заказных убийств была решена до следующего координационного совещания!