– Ай! – закричали от страха звери, люди, насекомые, рыбы и киты.
Женька Тимошкин на этом месте сказки радовался за смелого и находчивого паучка и громко смеялся! Остальные дети тоже смеялись.
– Паучок еще попил крови и стал ростом… – говорила медленно Юлька.
– С кошку! – кричали возбужденные дети.
– Паучок еще попил крови и стал ростом…
– С автобус! – подсказал Валенда, глядя на проезжавший мимо автобус.
Тут уже засмеялись все, включая Зорина.
– Нет, – продолжала серьезная Юлька, – он стал ростом с собаку. А все звери, люди, насекомые, рыбы и киты от ужаса побросали свои палки и камни и стали пятиться назад.
– Стойте, трусы! – кричал им мудрый агрессор Руфке. – Он же по сравнению с нами совсем маленький! Мы сможем его просто раздавить!
– Раздави его сам, раз такой смелый, – дружно отвечали трусливые звери, люди, насекомые, рыбы и киты, разбегаясь, кто куда.
– А паучок допил все кровь собаки и стал как… танк! – раскраснелась Юлька.
– «Как тридцатьчетверка»? – обрадовался Лукьянов.
– Да, как «Т-34». Сытый, красный паук оглянулся вокруг и понял, что все звери, люди, насекомые, рыбы и киты в страхе разбежались, а он остался один. Тогда он отыскал свою паутину, ведущую на Луну, и стал по ней взбираться.
– Врешь! – вклинился в сказку Игнат до этого момента хранивший молчание. – Паутина сразу порвется, потому что танк весит много тонн.
– Это у обычного паука паутина порвалась бы. А все знают, что в мире нет ничего прочнее, чем паутина красного паука. Не перебивай меня, – сурово сказала Юлька. – И вот… красный паук стал жить на Луне. После того, как он выпил кровь собаки, он жил несколько тысяч лет, переваривая эту кровь, но с каждым днем становился все меньше и меньше. И когда кровь собаки закончилась, красный паучок опять стал малюсеньким-малюсеньким. Но он не расстроился, а подумал: «Это хорошо, что я опять такой маленький: звери, люди, насекомые, рыбы и киты не заметят меня, когда я приду за их кровью».
– Вот бы побывать на Луне! – задумчиво произнес Валенда.
– Ты что! – зашумели все хором, – на Луне нельзя жить – красный паук сразу убьет тебя!
– Не убьет! – запальчиво крикнул Андрей Зорин. – Я как дам ему кулаком!
– Так, – сказала Юлька, – вы будете слушать или галдеть? А то мне домой пора!
– Будем слушать, рассказывай, – хором закричали все.
– И он опять соткал паутину и спустился на Землю, – продолжала Юлька. – И каждый раз, когда красный паук на Луне становится маленьким и голодным, он прядет новую паутину и спускается на Землю. Но за это время агрессор Руфке поссорил людей и зверей: звери стали охотиться на людей, а люди стали убивать зверей и рыб. Люди опять стали маленькими и злыми, и красный паук легко находил себе жертву среди людей. А паучок, который сейчас сидит в норке, – продолжала умная Юлька, – как раз и есть тот самый красный паук, потому что он один единственный во всем мире красный паучок. Других не было, нет, и не будет. И он пришел в очередной раз напиться человеческой крови. Вот и сказке – конец, а кто слушал – молодец…
– А паук никуда не ушел, – сказал Игнат, наклоняясь над ямкой.
– Осторожно! Значит, он кого-нибудь из нас решил укусить, – предупредил его Юра Лукьянов.
Все ребята еще дальше отодвинулись от ямки с красным пауком.
– А космос – это что? – спросил Тимошкин.
– Это там, – отвечала Юлька, – за небом. Туда летал Гагарин.
– Это целый секстиллион километров, – не очень уверенно предположил Валенда, – а может, и дальше…
– Все вы дураки, если верите в глупые сказки, – заглядывал в ямку вредный Зорин. – Ты все врешь! Юлька. А ты, Валенда – балда, раз ей веришь! Я сейчас его раздавлю, и буду копать дальше.
– К нему нельзя прикасаться, – безнадежным голосом сказал Юра Лукьянов. – Он волшебный, ты разве не понял? Сразу умрешь.
– А спорим – не умру!
– Умрешь! – закричали в ужасе дети!
Малюсенький паучок, алея ярко-красной капелькой, подобно свежей крови на черной-пречерной земле, осторожно переступал микроскопическими лапками, и, терпеливо ожидая решения своей участи, никуда не уходил.
– Все умирают, а я не умру, – упрямо проговорил Андрей Иванович Зорин, шести лет от роду, быстро протянул правую руку и раздавил микроскопического красного паука пальцами.
– Сейчас умрет, – жалостливо сказал длинный Валенда и зажмурился.
– А где он? – удивленно спросил Андрей, разглядывая пальцы. – Где красный паук?
– Может, успел убежать? – высказал осторожное предположение Игнат.
– Вот дураки набитые! – вытер пальцы о траву Андрей Зорин и стал выгребать из чужого «секретика» пробки, пуговицы и стекляшки и засовывать их поглубже в карман драпового пальто. – А здесь я свой «секретик» делать не стану – вы место теперь знаете и заберете мои сокровища! У меня есть теперь спички, и я сейчас пойду за гаражи плавить свинец! А вы ройтесь здесь, как свиньи!
И Андрей направился к дому, стоящему на другой стороне дороги.
– Тили-тили тесто! Жених и невеста! – зло крикнул он, обернувшись.
– Дурак, – сказала Юлька.
– Как думаешь, он умрет? – тихо спросил маленький Женька у Лукьянова. – Он же хотел летчиком стать.
– Не знаю, – ответил Юра, сжимая в руке кусок каменного угля, обернутого увядающим лопухом.
Спешно выбравшись из душного салона троллейбуса, Юрий Петрович оказался на хорошо натопленной солнцем остановке общественного транспорта. Он поставил чемодан у лавочки и встал в густую тень старого тополя. Постояв с минуту и собравшись с духом для последнего перехода, Юрий Петрович поднял увесистое наследство и двинулся по «пластилиновому» дорожному покрытию через проезжую часть улицы на противоположную сторону в тень пятиэтажек.
Население района, не сумевшее добраться в этот знойный день до водоемов, высыпало на улицу. В тени заборов и заборчиков спали грязные дворняжки в репьях, на крышах гаражей загорали коты, кошки и котята, по тротуарам и дорожкам неспешно двигались пешеходы в белых летних одеждах. Все двигалось лениво, приглушенно и неторопливо, включая и городской транспорт и даже стремительных некогда ласточек, сопровождающих свой неспешный полет прерывистым, надтреснутым писком. Из дворов доносились голоса детей и подростков.
Лето было в разгаре: час назад прошел настоящий тропический ливень, и обширные темные лужи, испаряясь, благоухали ностальгическими запахами заливных лугов в период разлива Нила. К благоуханию луж тонко примешивались ароматы здешних цветов в палисадниках, могущих спокойно соперничать с тропическими собратьями по высоте и окраске. Ухоженные, бронзовые пчелы усердно трудились, невзирая на жару, добавляя свои басовитые ноты к летнему нестройному хору.
Уставшая малышня по инерции бегала в тени грибков и беседок в белых трусиках и в панамках. Взрослые уральцы не отставали от малышни по уровню оголенности своих тел и воздушности туалетов. И казалось Юрию Петровичу, что находится он в какой-нибудь дельте Евфрата или Тигра в десятом веке до нашей эры, и сейчас ему навстречу вывернет из дворика стадо ручных журавлей, погоняемых смуглыми, улыбающимися подростками в льняных набедренных повязках, или группа мускулистых мужчин протащит на кованых цепях парочку шипящих и хрипящих леопардов.
А Юрий Петрович, хотя и был одет облегченно, выглядел как-то не совсем празднично: во-первых, дело усугублялось давно нестриженой бородой и длиннющими лохмами а-ля хиппи. И как его только в школу пускали к детям? Во-вторых, в цветовой гамме его потрепанной одежды преобладали совсем не летние тона; растоптанные старые туфли были рыже-коричневого оттенка, старые джинсы были черными с сединой. Такой же «седой» была застиранная майка с еле различимой белой надписью на спине «Let it Be» и с четырьмя стершимися ликами в прямоугольниках. В правой руке Юрий Петрович нес наследство – старинный кожаный чемодан.
Лукьянов дождался зеленого света и постарался быстрей преодолеть перекресток. Перед ним, осторожно ступая по мягкому асфальту, по ухабам и рытвинам проезжей части дороги молодая мама толкала коляску со спящим ребенком.
Бесшумная, черная тень заставила Лукьянова втянуть голову, и в следующее мгновение Юрий Петрович увидел летящего ребенка, а одинокий, женский голос затянул изо всей силы высокую ноту.
Черный джип, проехав с десяток метров, нехотя остановился: с пассажирского места выскочила темная фигура и придирчиво осмотрела бампер. Женщина склонилась над неподвижным телом ребенка. Юрий Петрович почему-то оглох от увиденного. Он вдруг четко увидел ленинградский, блокадный причал и множество детских тел, неподвижно лежащих на холодных камнях с маленькими заплечными мешочками. Ярость мгновенно наполнила Юрия Петровича, он стремительно ринулся вперед к машине, не чувствую тяжести чемодана. Дверь водителя открылась, и в ярком, солнечном свете возникла сутулая фигура в темно-фиолетовой рубашке.
– Живой, – скривился водитель джипа, ни к кому не обращаясь.
Темно-фиолетовый лениво приблизившись к женщине, сидевшей на коленях перед ребенком и положил ей на голову пятьсот рублей и добавил гнусаво:
– Зеленку купишь. Помажешь. Смотри, куда прешь, корова! – и направился к машине.
В это время в голове Юрий Петровича пульсировали мысли: «Вот сейчас он сядет в машину и уедет. Они убивают наших детей, а мы, как скоты на бойне, молча, наблюдаем!? Коровы и те на бойне отчаянно кричат, а мы молчим».
Юрий Петрович не мог от стыда поднять голову: прохожие с такими же опущенными головами старались быстро пройти мимо. Вдруг кто-то сказал, кажется, пожилая женщина:
– Вызывайте милицию и скорую.
Водитель джипа, будучи на полпути к своей машине, повернулся и пригрозил старушке:
– Я тебе вызову милицию, карга старая.
Лукьянов продолжал свой мысленный диалог: «…они убивают наших детей, а мы, молча, наблюдаем. Они оскорбляют наших жен и матерей, а мы молчим. И еще всплыло, что из всех пороков трусость – самый отвратительный…».
Юрий Петрович увидел ноябрьское утро на ленинградском причале, самолеты с крестами, стреляющие зенитки. И лежащих мертвых детей с заплечными мешочками…
Острый удар в грудь заставил Юрий Петровича поднять глаза: он понял, что преградил дорогу водителю в фиолетовой рубашке, потому что стоял между ним и его машиной.
Водитель в фиолетовой рубашке сказал лениво:
– Куда прешь? Пшел на херь, а то покалечу!
Юрий Петрович поставил чемодан на мягкий асфальт и со всей силы обрушил резкий удар с правой руки в челюсть проходимцу из джипа. Не ожидавший такого поступка от плюгавого очкарика, «фиолетовый» потерял равновесие и рухнул, треснувшись виском о бордюр.
От машины к Лукьянову уже бежали трое и верещали. В мгновении ока вокруг Юрия Петровича образовалась стена из прохожих. Несколько женских голосов кричали: «Вызовите милицию!». А Юрий Петрович стоял в стойке, готовый продолжать бой, чувствуя, что он – на передовой под Ленинградом. Какой-то мужчина средних лет сказал Лукьянову: «Я – врач!» и склонился над лежащим в луже крови водителем джипа.
– Наповал, – сообщил он и добавил, – беги, чего встал! Они же тебя сейчас порвут! Ты их друга убил!
Пассажиры пытались прорваться сквозь кольцо, окружавшее Лукьянова, мертвого водителя и врача, но вдруг из двора через газон на полном ходу «выпрыгнул» милицейский «уазик» и, унавозив тротуар грязными колесами, остановился вблизи «эпицентра» событий.
Из машины выскочили четверо в камуфляже, в черных масках и с короткими автоматами. Они тут же завернули руки живым пассажирам джипа, положили их лицом вниз на проезжую часть дороги рядом с мертвым, окончательно застопорив движение на перекрестке. Через тридцать секунд плавно причалила легковая машина, и из нее вышли крепкие ребята.
– Пройдемте в машину, – послышалось Лукьянову откуда-то сверху.
Юрий Петрович сразу понял, что время для побега он упустил, и если сейчас сядет в машину, все будет кончено. Он посмотрел на труп у себя под ногами, потом взглянул в глаза прохожему-врачу и произнес:
– Что ж, прощайте, спасибо вам…
Юрия Петровича, между тем, цепко взяли за предплечье и настойчиво увлекали к «уазику».
«Это конец, – Юрий Петрович покорно шел к машине, – меня посадят в тюрьму. А как же наследство? Я даже не знаю, что в чемодане!»
Чемодан одиноко и нелепо стоял рядом с телом. Уже открыли дверки «зверинца» с тыльной стороны машины. И уже больно сдавили шею и пытались наклонить голову. И тут Лукьянов заметил на ветке сирени, крупную, ухоженную синицу. Юрий Петрович готов был поклясться, что синица улыбнулась ему. По-особому, по-птичьи. В этот момент очень специфично заныла рация сержанта. Сержант несколько секунд внимательно слушал сообщение, затем его лицо вытянулось, и он сделал знак подчиненным остановиться. Милиционеры подчинились, но голову Юрия Петровича не отпускали.
К чемодану, одиноко стоящему на асфальте, подсел кто-то в штатском. И в этот момент Лукьянов очнулся. Он резко вырвал руки и, оттолкнув милиционеров, бросился головой вперед. Стражи порядка вдруг расступились, а Лукьянов молниеносно подхватил тяжелый чемодан, в два огромных прыжка пересек проезжую часть и скрылся в тени двора.
– Вызывали? – приоткрыл дверь кабинета Валенда.
– Да, – кивнула Зырянова, – входите скорей. Мне сообщили, что Лукьянов только что убил на улице авторитета и лидера одной группировки из Екатеринбурга по кличке Компот. И скрылся с места преступления.
– Не может быть! – присел на стул Валенда, – Юрка убил человека и сбежал? А чемодан?
– Где чемодан неизвестно, но наши надеются, что чемодан остался у Лукьянова. Звягин сейчас проводит поиск в усиленном режиме, – хмурилась Зырянова. – Пока результатов нет. Я только что говорила с Петром Михайловичем, и он сообщил, что Лукьянов сбежал с места преступления, как спецназовец: раскидал всех и милиционеров в том числе. Всех, кто был в джипе, по моей просьбе закрыли. Один из них – некто Шлыков – и так был в розыске. Остальных обрабатывают. С их слов получается: Лукьянов убил человека одним ударом руки. Он что, боксер?
– Лукьянов? – налил полный стакан воды Валенда. – Нет, он не боксер. Но физически крепкий. Служил в Советской Армии. Здоровье имеется. Бег – его спорт.
– То-то и видно. Рванул так, что никто и глазом не успел моргнуть. Так что наш Лукьянов объявлен в розыск, и как сквозь землю провалился! Опрашивают свидетелей, и уже допросили родственников.
– Товарищ полковник! – заволновался Павел Васильевич. – Наталья Павловна! Вы же понимаете, Лукьянова надо спасать! Нам надо его прикрыть от всех! От милиции, от бандитов. Мне надо срочно лететь в Уральск! И надо сделать все возможное и невозможное, но Лукьянов должен поехать завтра на день рождения к Зорину. Товарищ полковник, звоните уральскому генералу и просите, чтобы Лукьянова ни в коем случае не задерживали. Наоборот, защитили от всяких «мстителей». Пусть сейчас изолируют вожаков и их подручных, а то они резвые – могут первыми найти Лукьянова, и тогда уж вся наша комбинация накроется медным тазом. А что же там произошло? Есть детали происшествия?
– Да, детали такие. Братки на джипе сбили на переходе мать с дочерью. Пешеходы шли на зеленый, а этот гад – Компот был за рулем и не пропустил. И Лукьянов разобрался по справедливости. Но для него это все равно статья. Непреднамеренное убийство – до десяти лет лишения свободы.
– Кошмар! А пострадавшие, в каком состоянии?
– В больнице с ушибами. Состояние средней тяжести.
– Понятно. Наталья Павловна, – майор Валенда взглянул на часы. – Давайте принимать решение. Отправляйте меня в Уральск! Есть рейс до Екатеринбурга на семнадцать ноль-ноль. Если поторопиться, можно успеть. Тревожный чемодан у меня наготове. И там я буду всех расставлять по местам, иначе с реализацией нашего плана возникнут серьезные проблемы.
– Да, Павел Васильевич, вы правы, – кивнула Наталья Павловна. – Мы только что провели срочное совещание с Борисовым. Он настаивает, чтобы летели в Уральск вместе. Вы и я.
Павел Васильевич открыл рот, но ничего не сказал. Наталья Павловна, сделав вид, что не заметила замешательства Валенды, продолжила:
– Все необходимое: документы, командировочные удостоверения и авиабилеты, оснащение получим в линейной части. Вылет из Домодедово в семнадцать ноль-ноль, – быстро делала пометки в ежедневнике Зырянова.
– Понятно, товарищ полковник. Восхищен вашей хваткой. А я уже хотел…
– Слушайте дальше, – жестом остановила его Наталья Павловна. – С этой минуты, а именно: с одиннадцати часов семнадцатого июля текущего года указанная тема объявляется государственной тайной высшего уровня! В связи с этим приказываю, – Зырянова сделала многозначительную паузу, – создать оперативную группу для подготовки документов к скорейшей сдаче документов в архив. В составе майора Григорьева, капитана Демченко и лейтенанта Ларионова.
Валенда слушал, не мигая.
– Усилить в коллективе управления циркуляцию разговоров и запустить слухи о закрытии «санаторного дела» в связи с отсутствием перспективы.
– Все понятно, – кивал Валенда.
– Для решения оперативных задач государственной важности, – чеканила слова Зырянова, – сформирована спецгруппа в составе майора Валенды, а также полковника Удалова и майора Звягина. Руководство операции поручено мне – полковнику Зыряновой. Перечисленные лица будут принимать участие в экспедиции в Уральск. Для осуществления безопасной связи спецгруппы срочно разработать персональную систему и доложить. Понятно?
– Такточно, товарищ полковник, – вытянулся на стуле Валенда.
– Приказываю. С этой минуты все переговоры на тему «Кондратьев-Тесла» и все, что с этой темой связано внутри группы, в присутствии посторонних прекратить. Приказ довести до всех участников. А сама операция «Санаторий» официально считается закрытой для всех должностных и гражданских лиц. Запрещаю с этого момента переговариваться и обмениваться данными на эту тему по телефонной и мобильной связи, включая спец-связь, а также по телеграфу и интернету. Для оперативной связи пока будет действовать моя эстафета. Понятно?
– Такточно, товарищ полковник.
– В течение ближайшего часа всю бумажную и электронную документацию по этому делу изъять и ко мне на стол, Необходимо скопировать документов и поместить их в сейф номер четыре.
– Слушаюсь, товарищ полковник, – только успевал кивать Павел Васильевич.
– Обращаю внимание, что лица вне круга, задающие вопросы по данному делу, автоматически попадают в подозреваемые, невзирая на звание и должности. И еще, Павел Васильевич, отправьте всем сигнал «Связь прекращаю до…».
– Будет выполнено, товарищ полковник.
– Следующее. Необходимо разработать план мероприятий в Уральске. А это что? – Зырянова взяла протянутый лист бумагу.
– Это план мероприятий, товарищ полковник.
– Когда успели? – принял документ Фомин.
– Многие называют это чудом, – сдержанно улыбался Павел Васильевич, – но я просто добросовестно выполнил порученную мне работу.
– Молодец! – просмотрела текст Наталья Павловна. – Оперативно сработано, товарищ майор. Значит, мы летим до Екатеринбурга. Вылет через четыре часа. Если поторопимся, то все успеем. Детали обговорим в самолете. Часов в семь вечера будем в Кольцово. Вопросы?
– Никак нет, товарищ полковник. Вопросов нет, – ответил Валенда.
– Тогда до встречи в аэропорту.
Юрий Петрович несся во весь опор через дворы с тяжелым чемоданом. Вдруг он увидел на ближайшем доме название улицы в белом прямоугольнике: «Социалистическая», а чуть ниже таблички – цифру «8».
«Социалистическая восемь, квартира семнадцать», – возникло в голове у Лукьянова, и он тут же завернул во двор. «Лишь бы Юлька была дома!» – «вибрировало» у него в голове, когда он «пролетал» мимо худых старушек со злыми лицами и вытянутыми носами. Через мгновение Юрий Петрович скрылся в темноте подъезда. С бесшумной ловкостью рыси взлетев на второй этаж, он позвонил в квартиру номер семнадцать.
Звук разлетелся по подъезду и замер. «Только бы она была дома!» – стучало сердце Юрия Петровича, не давая прислушаться к звукам за дверью. Замок с хрустом провернулся, и дверь открылась.
– Лукьянов!? – недоверчиво улыбнулась Юлия. – Привет! Какой ты волосатый! Но все равно рада тебя видеть…
– А я-то как рад, как рад! – Лукьянов не очень вежливо оттолкнул одноклассницу и ворвался внутрь квартиры. – Привет! – оперся спиной о стену Юрий Петрович, пытаясь отдышаться. – Юля, закрой дверь поскорей.
– За тобой что – гонится милиция? – продолжала улыбаться Юлия Сергеевна, запахивала летний халатик. – Ты очень вовремя: я собираюсь в магазин. Только начала переодеваться, так что тебе повезло.
– Слава Богу! – поставил на пол чемодан Лукьянов. – Юлька! Только не выгоняй меня сразу.
– Ты что?! Я так рада тебя видеть! А утром звонила твоей маме, хотела узнать, где ты есть, а ты сам примчался.
– Юля! Я только что убил человека и сбежал от милиции. Меня ищут по всему городу. И, наверное, скоро найдут. Но до этого момента мне надо срочно посмотреть, что находится в чемодане.
– Ты с ума сошел! Ты? Убил?
– Включи телевизор – там, наверное, уже мое фото «висит», – открывал замки чемодана трясущимися руками Лукьянов. – Ты одна?
– Да, одна. Егор с другом на даче до понедельника, а мама в саду. Приедет только в воскресенье вечером. Ты можешь мне объяснить все толком!?
– А у вас почти ничего не изменилось, – машинально отметил Юрий Петрович, осторожно приоткрывая крышку чемодана.
– Да, все по старому, – оглянулась вокруг Юлия Сергеевна. – Так что случилось?
– Да, случилось, Юля, – разочарованно ответил Лукьянов, – никакого золота тут нет!
– С тобой все в порядке? – осведомилась обеспокоенная Юлия Сергеевна. – Какое золото?
– В том и дело, что «никакое», – Лукьянов захлопнул чемодан и закрыл замки. – Я сейчас все тебе объясню. Только ты меня не выдавай! – притянул он к себе одноклассницу и заглянул ей в глаза. – Мне надо побыть одному минут пятнадцать. Можно в маленькую комнату, чтобы разобраться с этим чемоданом? И я потом сразу уйду.
– Хорошо, хорошо, – быстро освободилась от цепких пальцев Лукьянова Юлия Сергеевна. – Проходи.
– Мне сегодня выдали этот чемодан и ключ к нему, – Юрий Петрович занес в комнату кожаный антиквариат, – а тут эта сволочь на джипе сбила девочку в коляске на переходе у клуба. Я и треснул с правой, а он повалился – как мешок с картошкой, стукнулся о бордюр головой. И готов!
– Что значит «готов»?
– Один прохожий сказал, что он врач и констатировал смерть, – невесело поведал Лукьянов.
– А я хотел новую жизнь начать. Так что, если этот мужик, действительно, умер, то мне светит лет пятнадцать. Может, и больше. Если, конечно, еще живым останусь. У этих, кто на джипах, руки длинные. У тебя есть чего-нибудь прохладненького попить?
– Квас будешь? Домашний.
– Буду, буду, – присел на край кресла Лукьянов. – Юлька! Мне надо срочно изучить, что в чемодане. Понимаешь?
– Я-то понимаю, – помрачнела Юлия Сергеевна, подавая Лукьянову кружку, – а ты, похоже, не понимаешь. А если «эти» тебя найдут здесь, в нашей квартире? Они же нас всех… Что будет с Егором? С мамой? А обо мне ты подумал? Они же ни с кем не церемонятся! Ты мне и так всю жизнь испортил, Лукьянов!
– Юля, дай мне минут десять, и я уйду, – сказал Юрий Петрович безнадежным голосом и одним махом осушил бокал. – Только вот куда дальше бежать, не знаю. А что это за квас? Странный, какой-то.
– Я туда корвалолу накапала.
– Чтобы я уснул где-нибудь на скамеечке с чемоданом. Молодец. Спасибо за заботу.
– Ничего с тобой не будет. Только станешь спокойней. Выглядишь ты неважно. Тебе надо прийти в себя и успокоиться.
– Хорошо бы, – закинул руки за голову Лукьянов и вытянул ноги вперед. – Все, я успокаиваюсь. – И закрыл глаза.
– Юрка, я слышала, ты развелся? С ума, что ли сошли – на старости лет?
– Да, так получилось, Юлька.
– И где ты живешь?
– У тетки на квартире. Три остановки отсюда.
– А совместное имущество? – продолжала интересоваться Юлия Сергеевна.
– Не мучай меня, Юлька. Себе оставил только зубную щетку и долги, – Юрий Петрович убрал волосы со лба. – Но это все ерунда. Теперь я убийца, социально-опасный элемент, и мне полагается сидеть за решеткой. Или получить пулю в лоб от этих…
– И ты что, собираешься бегать и от милиции, и от мстителей? – серьезно спросила Юлия Сергеевна. – У тебя хватит сил и ловкости? А где ты собираешься прятаться? У меня?
– Юля! – хлопнул себе по лбу Юрий Петрович, испугав хозяйку. – У меня же сегодня поезд на Москву! В половине двенадцатого ночи. Вот черт! Как же мне быть теперь?
– Куда? В Москву? – удивилась Юлия Сергеевна. – Ты собрался в Москву? А почему твоя мама мне про это не сказала? На заработки? А школа? Все только и говорят: вот Лукьянов до сих пор работает в школе!
– Работал, – покачал головой Лукьянов, – две недели, как уволился. Решил бросить все к черту! Денег вечно не хватает – одни долги. Школа засасывает целиком, а платить – адекватно не платят. Если бы не мои родители, так бы и ходил в одних и тех же брюках. Так что школа – одна нервотрепка, а не жизнь. Еще добавь к этому всевозможные интриги со стороны коллег и учеников. С меня хватит. Всем всегда должен, и все тобой недовольны: и на работе, и дома.
– И что ты в Москве собрался делать?
– Я договорился со своей сестрой, Ольгой. У нее квартира хорошая. Поживу у них несколько недель – буду искать работу. А потом, когда появятся деньги, найду съемную квартиру или комнату.
– И как же ты теперь поедешь через весь город на вокзал? «Эти» тебя сразу вычислят! – прикусила нижнюю губу, Юлия Сергеевна.
– Верно, – согласился Юрий Петрович. – Я сразу не сообразил. Надо что-то придумать…
– Что тут думать, – вскочила с кресла Юля. – Тебе надо изменить внешность!
– Пластическая операция? У меня нет таких денег, да и поезд уже через десять часов – швы не заживут, – пытался острить Лукьянов. – Поеду, замотанный до неузнаваемости бинтами? Так?
– Ты, шутишь? Какая операция? Тебе надо просто сбрить твою чертову бороду и подстричься наголо. И не надевать пока очки. Будешь, как все нормальные россияне двадцать первого века – бритым. Может, у тебя и деньги через лысину появятся. А то выглядишь – как неандерталец, пугаешь женщин и детей.
– Точно! – у Лукьянова сразу улучшилось настроение. – Юлька, ты меня всегда выручала! Гениально – просто побриться и подстричься. Удивительно, но я как раз собирался сходить в парикмахерскую – только хотел после обеда. Но теперь придется самому пластаться. Может, еще на глаз повязку? Черную…
– Нет, повязку не надо. Это сразу бросается в глаза. Вот тебе ножницы, а бритву там найдешь. Вперед, – толкнула в спину Лукьянова Юлия Сергеевна. – А потом можешь открыть свой чемодан.
– Точно, Юлька, – нащупал ключ от чемодана в кармане джинсов Юрий Петрович. – Вот как открою! Да как посмотрю, что в этом чемодане! Может, это изменит мою жизнь?
– По-моему, твоя жизнь уже изменилась, – задумчиво произнесла Юлия Сергеевна.
– Это ты на себя намекаешь? – развернулся Юрий Петрович. – Очень даже возможно, если учесть, что я свободен, как никогда!
– Шагай быстрей в ванную и брейся, свободный мужчина, а то выгоню на улицу с бородой и будешь точно «свободен, как никогда».
– Ну вот! Опять угрозы. И так всю жизнь! – вернулся в комнату Лукьянов. – Юля, ты хотя бы мне веришь, что я не специально его двинул? Вскипело все внутри: он же нашу девочку, маленькую, чуть не убил. Несется, гад, на своем джипе через пешеходный переход, ничего вокруг не видит. Потом пятисотку матери бросил! А сейчас, куда не плюнь – кругом одни эти рожи. И еще наших детей убивают на наших глазах.
– Да. И когда все это кончится? – вздохнула Юлия Сергеевна.
– На том свете все и закончится, – отреагировал Лукьянов. – Потерпи, сейчас откроем чемодан. Золота нет – я проверил. Но могут быть облигации или драгоценности. И махнем, куда глаза глядят, – посмотрел на небо за окном Юрий Петрович.
– Размечтался, дядя. Тебе лет-то сколько? Брейся скорей, а я пока схожу в магазин, – стала собираться Юлия Сергеевна. – И заодно посмотрю, что там вокруг.
– Умница! Хорошо придумала! Правильно, сходи, может, милиция снует. А я быстренько побреюсь и гляну, что там в чемодане. Ужас, как интересно! Я же целую жизнь терпел. И сейчас уже вот оно рядом, а дотянуться не могу – мешают разного рода обстоятельства. Вот я и подумал: несправедливо: не успел наследство получить – и сразу в тюрьму. Обидно стало, оттого и рванул наперегонки с милицией. И убежал. Надо же? Сам удивляюсь, откуда, только прыть такая взялась? Но я, же эти дворы знаю, как свои пять пальцев.
– Правильно сделал, что рванул, – подкрашивала губы Юлия Сергеевна. – В лучшем случае сидел бы сейчас в подвале. А зато теперь мы с тобой встретились после долгой разлуки. Очень романтично: за ним гоняется милиция всего города и мстители: соревнуются – кто вперед найдет. А виновник спрятался у меня в квартире и собирается бриться уже битый час, но никак не может решиться. А после бритья он, как ни в чем бывало, рванет в Москву вечером на поезде. Молодец.
– Ладно, иди уж, – вновь нахмурился Лукьянов. – И не заводи меня, а то со мной шутки плохи! Я все ж таки человека убил.
– Ой, как страшно! – подыграла Лукьянову Юлия Сергеевна. – Хотя я не очень-то пока верю твоим историям. Еще надо все проверить. И хватит себя накручивать! – надела босоножки Юлия Сергеевна. – Ты давай-ка займись делом, и никому не открывай. А я мигом – магазин за углом. Дверь открою сама.
– Хорошо, – кивнул вслед Юрий Петрович и закрыл дверь. – Интересно? – Лукьянов быстро вернулся в комнату к чемодану, – а что же там может быть такое тяжелое?! – он положил чемодан на письменный стол. – Наверное, золотые слитки или серебряные…
Несколько секунд Лукьянов разглядывал потертый бок кожаного чемодана, и вдруг ему показалось, что в комнате слишком душно. Юрий Петрович решительно открыл балконную дверь. Воздух занес в комнату вместе с комарами и тополиным пухом вечерние звуки и запахи уральского лета.
Сделав вздох полной грудью, Юрий Петрович достал из кармана заветный ключ, и в этот момент грохнула входная дверь. Юрий Петрович подумал, что за ним пришли, и окаменел над чемоданом с ключом наизготовку. В комнату ворвалась Юлия Сергеевна.
– Во двор только что заехала милицейская машина, – не обращая внимания на изваяние, быстро заговорила Юлия, – два милиционера сразу пошли к нашим бабушкам, а я вернулась тебя предупредить, чтобы ты не высовывался.
– Я и не высовываюсь, – ответил вспотевший Лукьянов, сглатывая слюну, – ты меня так напугала, думал, это коммандос ворвались. Хлопай дверью аккуратней, а то мое сердце не выдержит.