Читать книгу: «Русалки. Сборник рассказов», страница 4
Мгновенно и окончательно отрезвев, он что-то буркнул и помчался вниз на улицу.
Легкий морозец и пронизывающий балтийский ветер освежил лицо и подарил Сергею глубокое дыхание. Перед ним простирался Невский проспект, уже давно вступивший в свою будничную жизнь.
1) Мы из испанской делегации, мы потерялись.
2) Мы ищем здесь своих людей
3) Да, да, гражданская война, мы очень уважаем помощь советского народа
4) Вы из Испании?
5) Да, да. Мы из Испании, из Андалузии.
6) Входите, пожалуйста. У нас есть официантка, которая говорит по-английски. Ее зовут Анна.
7) Большое спасибо.
****
Пасхальный рассказик
Маленький ангел, несущий хоругвь, возглавлял крестный ход. Его бледное, совсем детское личико излучало свет радости воскресения, а сознание своего первенства в огромной людской череде переполняло его гордостью особенной силы. На неожиданных ступенях, когда весь люд, затаив дыхание, думал, выдержит ли этот малыш столь тяжелую ношу и вдруг споткнется? – он с достоинством поднимал голову, как бы отвергая готовую помощь идущих следом священников, и уверенно ставил свой шаг. Никто не видел за его спиной белоснежных крыльев и поэтому весь его тяжкий путь и даже сам крестный ход простым бедным людям казался просто невозможным и, как раз поэтому, бессознательно, всем виделось, что происходит нечто волшебное и столь долгожданное.
В этом хрупком теле вдруг собралась огромная сила веры всех идущих за ним и всех видящих его, и он, совсем забыв свою роль в этом ритуале, просто, нечаянно для себя самого, вдруг улыбнулся, почувствовал свои губы и искристо, по-детски, засмеялся и взмахнул крыльями…
Связанные вековыми законами люди последовали за мальчиком – так же просто, ибо впереди сверкали золотые хоругви, которые были светом, а небо, известное им во всем своем бесконечном и бездонном соблазне чистой голубизны и теплой ласки и благотворной грозы, вдруг им стало доступно, а праздник всего лишь помог им ощутить единство в стремлении к этому небу и к радости, до сих пор неосознанной или когда-то потерянной в суете их серой жизни.
Никто как будто особенно ничему и не удивился, так как зажженные свечи в руках уничтожали все законы гравитации, а усталость поста и литургии сделали плоть невесомой и безразличной, и готовой к любому чуду…
Купола собора, голубые, в золотых звездах, такие недосягаемые и страшные в своей непонятности, как само небо и сама вера и вся человеческая жизнь, оказались где-то внизу просто совсем игрушечными и простыми, как в детском конструкторе, и все законы, придуманные самим же человеком для всех его робких четырех измерений, потеряли вдруг всю свою незыблемость и суть.
Одна лишь песнь, предельно утонченная совестью тысяч поколений, красотой своей продолжала всех связывать с Землей.
****
Поехали!
Гук, гук, гук.. трак, трак.. гук, гук, гук, потом – трррр, трррр… и опять – гук, гук, гук..
Колёса несли поезд по рельсам, и Алексей Сергеевич думал, изучая эти звуки, что и на рельсах есть ухабы, колдобины, ямки и бугорки и наверняка встречаются «лежачие полицейские»… Дрёма потихоньку завладела им, и грезилось, что он опаздывает на поезд, и вот-вот случится что-то нехорошее и непоправимое. Проснулся, затылок покрылся испариной, и этот «гук, гук, гук» его успокоил, но ведь всё могло оказаться иначе.
Утром весь багаж был уже приготовлен и всё сделано в срок, и Алексей Сергеевич даже похвалил себя за предусмотрительность. «Даже на полчаса раньше могу выйти, – думал он с удовольствием. – Все-таки чувствуется высокая профессиональная подготовка и такой мощный опыт», – продолжал он ласкать собственное сознание. И, действительно, охватив мгновенно самые серьёзные события своей карьеры, в которых он всё выполнял в срок, Алексей Сергеевич не спеша вышел из дома. Уже на вокзале его встретил пустынный перрон с двумя путями без поездов, без толпы приезжающих и провожающих, и пустые табло лишь подтверждали, что поезд ещё не пришёл, до отъезда полно времени, и можно взять где-нибудь кофе и насладиться трубкой.
– А что, дальние поезда только сюда прибывают или, может, вон на ту сторону? – спросил Алексей Сергеевич у назойливых таксистов, поглядывая на другую, отгороженную часть перрона.
– А тебе куда ехать-то? – с участием спросил один их них.
– Поезд четвёртый, Москва – Кисловодск, – заявил Алексей Сергеевич и, испытав неожиданную тревогу, уже с ужасом пролепетал: – Казанский вокзал…
– Так это же – Павелецкий! А во сколько поезд то?
– В 8.20, – безжизненно прошептал Алексей Сергеевич и сказал уже голосом Ипполита Матвеича: – Хм…
Ему показалось, что он находится в каком-то другом измерении вместе со всеми собственными профессиональными навыками. До отправления поезда оставалось 30 минут.
– Так давай багаж и помчимся на Казанский, – таксист, не дожидаясь ответа, схватил саквояж и быстрым шагом повёл Алексея Сергеевича за собой к машине. Уже двигаясь по Садовому, не встречая практически пробок, Алексей Сергеевич, осмелев, спросил о цене услуги.
– Полтора рубля, – ответил таксист. И опять в голове прозвучал голос Ипполита Матвеича: «Однако…»
А теперь, в поезде, развалившись в купе, Алексей Сергеевич, выпив 50 грамм водки, закусив бедрышком копчёного цыпленка и солёным огурчиком, изящно разделанным вдоль, стал внимательно изучать причудливые прожилки тамбовского окорока и разрезанное пополам варёное яйцо. Но внимание его вновь привлек стук колёс, и он размышлял:
– «Если якуты могут петь о том, что видят, то почему бы мне не запеть о том, что я слышу?»
Ессентуки встретили Алексея Сергеевича зелеными парками, неиссякаемой целебной водой и замечательным соседом по комнате.
Мужику было под восемьдесят лет и, едва Алексей Сергеевич успел войти, как вместо приветствия он услышал: – Наверное, сегодня помру.
Оторопь!
– Да что с вами? – спросил испуганный Алексея Сергеевич. Уставший с дороги после поезда, он рассчитывал начинать свой отдых по путевке Собеса с хорошего сна.
– Не знаю. Хреново мне очень, – заявил умирающий по имени Петр.
– И где болит? Врача вызывали?
– Да приходили, померили давление. Вот и все, что они могут.
Было уже 11 вечера. «Что ж, теперь всю ночь мне придется стоять у изголовья этого соседа?» – с ужасом размышлял про себя Алексей Сергеевич.
– Может желудок? Что ели то вечером? – спросил он на всякий случай.
– Ничего не ел. Только помидоры, огурцы, да пивка попил. И немножко сала, – ответил умирающий.
Тут Алексей Сергеевич, обратив внимание на уж больно красный мясистый нос соседа и его пухлые, вполне здоровые щеки, невольно сделал вывод: любит выпить и ест все кряду и наверняка страдает острым гастритом.
– У меня тут есть нужные таблетки, вы их попейте и посмотрим, вдруг полегчает. И действительно уже через час Алексей Сергеевич, услышав здоровый богатырский храп умирающего, со спокойным сердцем в своей комнате лег спать.
На следующий день он заявил в администрации, что жить с покойником в одном номере он не намерен и потребовал немедленного переселения. Вопрос был решен и можно было начинать отдых.
За завтраком за одним столом с ним оказались две веселые очень словоохотливые дамочки неизвестного возраста, которые поведали Алексею Сергеевичу, как у них в Самаре готовят разную рыбу. Коль скоро тема рыбалки была ему близка, он с довольствием втянулся в эту беседу и, кроме прочего, узнал, что у этих дамочек в номере есть удивительные домашние оздоровительные напитки и закуски из самой Самары, и Алексей Сергеевич мог бы заглянуть к ним на минутку и получить удовольствие от домашних блюд.
Алексей Сергеевич не отказался, надеясь услышать правду о жизни народа в славном волжском городе и позже, уже в их номере, из рассказа одной из них, после 3-его тоста выяснилось, что народ в Самаре живет хорошо, а сама докладчица обладает грудью 6-го размера.
Алексей Сергеевич похвалил ее самым восторженным образом, проверять факт категорически отказался и поспешил в свой номер.
На следующее утро голова не болела (!), а у его новой (близкой) знакомой обнаружился нос удивительного сливового цвета.
Кто ж не знает, что значат танцы в санаториях Собеса? Это – альфа и омега, это самое сокровенное действо и главный инструмент в борьбе с бездельным ожирением. И Алексей Сергеевич не избежал соблазна и, к своему удивлению, встретил на дискотеке своего умирающего соседа. Он скакал с некой «девицей», был красен лицом и выглядел совершенно счастливо.
– Вот он – мой спаситель, – заявил умирающий и крепко обнял Алексея Сергеевича, при этом в окружающей среде возникла стойкая и сложная композиции из запахов пива, водки и портвейна.
«Надо полагать, что этот мощный старик всякий раз, когда приезжает в санаторий, начинает умирать и остается один в номере, в то время как другие доплачивают круглую сумму, чтобы жить в одноместном комфорте», – подумал Алексей Сергеевич.
А по санаторию «Виктория» бродили отдыхающие, останавливаясь всякий раз, чтобы сделать глоточек целебной воды. В галерее со священными краниками собирались кучками, делали важный вид и глубоко, вдумчиво вздыхали, поглядывая на ее химический состав. Но, ничего не понимая на самом деле, все думали о надежде.
Над санаторием «Виктория» весела мокрая холодная мгла, и звучала Lacrimosa Моцарта, а Алексей Сергеевич готовился к вечерней дискотеке.
****
Эзофагогастродуоденоскопия
Первый метр я перенес мужественно и был уверен, что беговая дорожка закончилась. Но задумчивый дядя откуда-то из-за спины вытащил ещё один метр. Ну, ладно, промолчу, подышу.
А он тем временем ещё один метр протянул, и мне стало лихо. Глядя на этот шланг, удивлялся: почему там нет разметки как на рулетке?
Становилось интересно, сколько ещё метров пройдет это чудовище в моих потрохах? Отсчитывая метры, стал догадываться, что скоро уже дойдем до заднепроходного отверстия, и все закончится. И, как всегда, встретив какое-либо слово, проверяю свою португальскую память. ЗПО – это по-латыни Anus. И вспомнил курьезный случай:
Однажды, по заказу португальской компании составлял списки российских импортеров. Т. е., кроме прочих данных, пишу латинскими буквами их имена:
Татьяна Петрова – Tatiana Petrova,
Демьян Ливерштерн – Demon Liver (так короче и понятнее),
Ануш Вартанян – Anus Vartanian…
В португальском языке S в конце слова произносится как Ш. Тогда имя Ануш будет писаться как Anus.
И тут в моей голове пронеслось – что теперь подумают об этой славной импортерше португальцы?!
Тем временем проклятый шланг пробивал себе путь все дальше и дальше…
«Надо было брюки, что ль, спустить, ведь скоро уже его выход», – думал я, наблюдая за этим извергом.
Но он почему-то решил извлечь это чертово устройство через мой рот.
А весь метраж я так и не подсчитал. И вот жалею. Может, вернуться и повторить?
****
Тëтя Надя
«Давно, усталый раб, замыслил я побег.
В обитель дальнюю трудов и чистых нег»
(А.С. Пушкин)
На звонок Никиты почему-то ответил Валентиныч.
– Валентиныч? Привет! Как там у вас дела? Тëтю Надю позови! ‒ Последовала тишина, и хриплый голос Валентиныча произнес: – Нету тёти Нади.
Снова безмолвие, и вновь с безжизненной хрипотой Валентиныч сказал: – Померла тëтя Надя. Сегодня девятый день отмечаем.
Однажды решил Никита отказаться от подмосковных карасей и попытать счастья на большой воде.
«Эх! Была не была, поеду куда-нибудь на Рыбинку», – решил он и в интернете нашел подходящую базу.
Ранним майским утром отправился в путь и уже за Сергиевым Посадом стал наслаждаться свободой на дороге и пышностью весенней земли.
Мелькали на обочинах и окрестных полях такие маленькие, такие нежные, голубые, синенькие и желтые головки цветов. И Никита любовался этим красивым, скромным разноцветьем, а сердце получало покой.
Скоро Углич.
И, как всегда, вспоминая маковки его церквей и нарядный берег Волги, начинал думать о царевиче Дмитрии и Марине Мнишек. История гибели царевича и его воскрешения стали легендами. И часто в русской истории – легенды, сказания, былины… Былина – это что? Быль – никогда не существовавшая действительность?
А как-то прошли последние дни этой гордой и тщеславной полячки? Знала ли она или видела, как вешали русские люди на Васильевском спуске у стен Кремля её четырёхлетнего сына? Невинного ребенка. Коронованная царица, несчастная мать и жена именно здесь в Угличе, в одном из его монастырей закончила свой короткий путь на Русской земле. Но перед смертью предрекла: «Погибнет царство Романовых, и последний их царевич будет убит».
Именно здесь были истоки Лихолетья, и именно здесь с гибелью Марины оно закончилось. Удивительное совпадение…
Кто-то, когда-то, нарек одну из башен Коломенского Кремля Маринкиной башней. И с тех пор все верят, что Марина Мнишек погибла в Коломне. Нет, это не так.
По существующим версиям она «обратилась в ворона и улетела через бойницу своей кельи». Иначе говорят, что была утоплена. Конечно, в Волге, конечно, в Угличе.
А Никита, окунувшись мыслями в историю, продолжал свой путь с удовольствием разглядывая окрестные поля.
Эх, лютики-цветочки! Такие махонькие, такие любимые, и все уносились куда-то назад, куда-то в прошлое, в дни его юности, когда они были такими же, как и сейчас. Для них ничего не менялось, и время для них стояло, а у Никиты все уносилось назад со скоростью 140 км в час, а он летел вперед… И ненароком вспомнил Николая Гоголя: «Русь, куда ж несешься ты?»
И понеслись в голове образы Данилы и Катерины, Левко и Оксаны …
Дрема. Подкрадывался сон. Сушки-бараночки уже не помогали, и нужно было где-нибудь на полустанке зайти в кафе и побороть нарастающую усталость.
В кафе было пусто, лишь стояла за соседним столиком пара мужчины и женщины. Попивая свой кофе, Никита поглядывал на эту пару. Мужчина – ну явно советский инженер, вполне интеллигентный, лет 50-и, высокий и опрятный. А вот женщина – маленькая и худенькая – походила быстрее на мальчика-подростка, и лишь лицо её выдавало значительный жизненный путь. Как-то они странно смотрелись вместе и никак не могли быть ни парой, ни товарищами. Разговорились.
– Зачем тебе ехать на эту базу в Борок? Там же все так дорого! ‒ заметил он, послушав намерения Никиты.
– Поедешь с нами в деревню и не пожалеешь. Это недалеко от Рыбинки, – продолжил он. – И будешь там как барин – один на всей реке. Прикупи лишь тушенку, крупы, макароны, сахар и получишь полный пансион! Тетя Надя будет тебя кормить, и платить ты ей будешь рублей сто за день – всего-то!
«Соблазнительно, конечно», ‒ думал Никита. Воображение рисовало полноводную чистую речку, сладкий сон среди первозданной природы и поклевки огромных лещей. «Да, но эти люди – кто они? Можно ли им так сразу поверить?» ‒ Тревога испортила все живописные картинки и, наверное, отобразилась на лице.
– Меня зовут Николай, а моя подруга – Таня. Мы работаем в Сергиевом Посаде, ‒ и он, как будто прочитав мысли собеседника, назвал какой-то НИИ.
В беседе глаза они не отводили, говорили спокойно и вполне грамотно и смогли Никиту окончательно убедить и победить всякое сомнение.
У них была Нива, и Никита последовал за ними.
Уже далеко за Угличем слева замелькала какая-то речка, весело извиваясь, то примыкала к самой дороге, то пропадала где-то в полях. Встречались редкие, совсем маленькие села, но это безлюдье только радовало.
– Да, это она и есть, ‒ сказали мне эти люди на короткой остановке. – Еще немного и мы будем на месте. Скоро начнется бездорожье, километров пять грунтовой дороги. Будь повнимательней! – предупредили они, и все продолжили путь.
Позади осталась пара деревень, и грунтовая дорога, к счастью Никиты, совсем сухая, повела машины через лес.
«Да, но, если будет ливень, здесь моя легковушка уже не пройдет», ‒ думал Никита, двигаясь зигзагами от обочины к центру, избегая глубокой колеи, оставленной грузовиками и внедорожниками.
И вдруг вновь явилась река. Но это уже была не какая-то речушка, сопровождавшая их раньше, а широкая, полноводная, настоящая река с удивительной полукилометровой излучиной.
Изба находилась на самом берегу.
Путников встретила женщина лет семидесяти в обычном сельском наряде. Но на обычную деревенскую бабу она совсем не походила.
– Тетя Надя, – это Никита. Хочет рыбку здесь половить. Если, конечно, позволишь, – улыбнувшись сказала Татьяна вместо приветствия.
На Никиту внимательно смотрели большие серые глаза еще совсем нестарой женщины.
– Ну что ж. Вы ему рассказали, надеюсь, об условиях? – Тетя Надя поправила выбившуюся из-под косынки прядь русых волос, еще не полностью охваченных сединой, и проводила людей в избу.
На кухне было настоящее кошачье царство. Девять кошек – насчитал Никита – располагались на шкафах, на полках и на полу, и были они все одной масти: рыжие с белыми пятнами. Лишь одна выделялась серым рисунком и необыкновенными, прямо женскими глазами.
– Это Селена, – сказала тетя Надя, перехватив взгляд Никиты.
Уже кипел чайник, выложены и предъявлены хозяйке все продукты, приобретенные по дороге, и, выпив по чашке кофе, все решили выйти на берег.
– Вот у тебя даже и лодка будет, – сказал Николай, указывая на весельную лодку в укромном месте под ивой.
– Может водки выпьем? Так уж полагается и, кроме того, я вам благодарен за этот приют, – предложил Никита.
– Нет. Нам пора ехать. В другой раз, – ответила Татьяна, и они, поговорив о чем-то с хозяйкой, уехали.
«Как-то странно, – думал Никита. ‒ Сделали такой крюк, столько времени потратили, чтобы меня привезти к тете Наде».
А в это время уже ждал на кухне ужин, совсем нехитрый, но необыкновенно вкусный.
Тетя Надя оказалась кофеманкой, от водки не отказалась и, как-то немного успокоившись, разговорилась с Никитой.
– Я же была инженером. Работала на таком-то заводе в Рыбинске пока он не закрылся, а потом переехала в этот дом, – рассказала она, наливая кошкам воду.
