Читать книгу: «Творческие работники», страница 9

– Так, вышло чудо, которого вы ждали, или нет?! – развеселился Савелий.

– Тут самое мучительное сомнение и приступает, когда чудо! Да что говорить! – вскричал с болью в голосе Кирилл Петрович. – Слушай! – наклонился он к Савелию быстрым движением. – А лекция, хороша была? Интересная?!..

Чистый шизофреник

Дальше все пошло вкривь и вкось… Оркестр заиграл весело, лихо, певец в

микрофон латунным голосом заревел мясоедовскую, разухабисто так… И пошла гульба! За соседним столиком, соревнуясь с оркестром в силе, грянули песню: «Каак мне дарагииии… Падмасковные веечеераааа!» Лектор вскочил, подбежал к тому столу, из-за которого подходил детина. Пили, потом обнимались.

– Сегодня их всех с работы пригнали ко мне на лекцию. Но завтра, завтра он сам придет! – с восторгом пояснил он Савелию. – Значит! – таинственно-гордо. – Значит, понравилось народу, а?! А может, я вправду дух! – стал кричать он. – Которому вся эта гадость, – обвел рукой, – снится?! Только зачем?!

– Для плоти, – Савелий тяжелел и наливался пьяной злостью.

– Зачем? – слюнявились губы у лектора.

– Чтоб бабу трахнуть, – Савелий отодвинулся. – Жрать, спать, с…ть… Что еще твоя плоть делает?

Оркестр рванул последний аккорд и смолк. Сразу вынырнула тишина в зале, только нестройное пение ввинчивалось в уши и тут же вразнобой стихало… Голоса, звяканье посуды – все это существовало отдельно от тишины. Неожиданно сник и Лектор. Облокотился тяжело.

– Слушай, – сказал он Савелию, – позови официантку.

Савелий махнул. Счет оказался приличным.

– Я заплачу, – Кирилл Петрович говорил хоть и ясно, но с трудом.

Когда вышли на улицу, лектор вызвался проводить Савелия. Облегченный вздох вырвался из груди у того и другого.

– Хорошо! – сказал Кирилл Петрович. – И чего эту гадость мы жрем? Вот она жизнь! Небо в звездах! Воздух и река! И красота, красота, воплощенная красота в такой вот бабе, – и он показал рукой в сторону большой афиши с портретом Аннушки. – А?! Что, если я и впрямь дух, обретший плоть? Смотри, скажем, влюбился Я, как дух, и вот хочу соединиться с ней. Да разве признает она меня в такой вот плоти? Вот оно страдание для духа!

– Встречают по одежке, – сказал мрачно Савелий с отчетливой злобой, так что лектор заметил.

– Ты ненавидишь меня сейчас? – расстраиваясь, сказал он Савелию. – Значит, тебя ко мне подослали. А?! Проведать замыслы Духа!

– Ну что ты?! – воскликнул Савелий с неискренним пьяным жаром. – За что тебя мне ненавидеть?

– Не за что, а почему. У тебя есть причины, еще какие! Я сразу почувствовал! Ненавидишь! – тут поник Лектор, сказал тоскливо: – Конечно, может, я заслужил. Только чем?! Что я тебе плохого сделал, Савелий?!

– Да брось ты! – взял за плечо его Савелий, но Кирилл Петрович плечо вырвал.

Отступил на шаг и стал пристально и нехорошо глядеть Савелию в глаза.

Савелий разозлился:

– Ладно, – сказал он. – Прощай, дух, воплощенный плотски! Пора! перебрали мы малость…

– Издеваешься? – с ненавистью прошипел Кирилл Петрович, и кулаки у него сжались.

«Еще драться с лектором придется», – тоскливо и с отвращением подумал Савелий, но с Кирилл Петровичем вдруг еще одно вышло превращение. Он неожиданно поднял голову, будто прислушался, потом стал озираться и даже палец к губам приложил:

– Тише… – прошептал он, побледнев и вплотную наступая на Савелия. – Следит! – крайний испуг выразился на лице его.

– Кто следит? – зло спросил Савелий…

Кирилл Петрович тут же сделал лицо значительное и совершил даже пируэт вокруг Савелия…

– Он, – загадочно пояснил. – Он, нас всех соединяющий в одно, великий демон, Соцел, ха, ха, ха… Такой же, как Я, Дух, бесплотный, а хочет, хочет обресть телесность! Из нас собрать, и оживет… Тише! Опасно про Соцела толковать. Он везде, во всем и всех… следит, следит… – помахивая ручкой как-то очень фривольно, удалился от него Лектор, и Савелий остался в одиночестве.

Постоял, покачиваясь под фонарем, потом плюнул:

– Тьфу! – сказал он. – Чистый шизофреник!

И зашагал домой Савелий. Не заметил, как прошел на пьяных ногах три освещенных улицы и свернул в ту, что вела прямо к домику. Горели фонари, и ни души. Домики стояли с потушенными окнами. Собачка затявкала, но, услыхав его голос, заскулила, повизгивая, выразила радость… В дом Савелий вошел осторожно, прислушиваясь по-звериному. Пусто! Проверил все комнаты, перед тем включив свет, потом заперся и рухнул в постель. Вмиг заснул, успев еще раз подумать про Кирилла Петровича: «Чистый шизофреник, Лектор-то!»

Садист

Проснулся Савелий с похмелья очень рано. Попробовал поднять тяжелую, как ртутью налитую, голову и, обессиленный, вновь уронил ее на подушку.

«Как же я, идиот, так надрался вчера?» – вяло шевельнулась мысль. Он с трудом разлепил веки и повел глазами. Движение зрачков толкнуло волну боли в голове. Савелий застонал и закрыл глаза. В этот момент собачка громко залаяла, и звук отдался у него внутри ударами кувалды. «Чтоб ты провалилась!» – мысленно проклял он собачку. Опять с трудом открыл налитые болью глаза, застонал и медленно стал подниматься с постели, на которой он, как только сейчас выяснил, спал не раздеваясь.

В дверь постучали, и вошла его родственница, пожилая женщина в платочке. Вмиг оценила она и поняла состояние Савелия и стала действовать. И в результате через несколько минут, пока Савелий, сжав грудь руками и тяжело дыша, ходил взад-вперед по комнате, на столе появилось все необходимое для его излечения… Откуда только взяла?

– Видно, знала, где что у мамы стоит, помогала, ухаживала, небось, за ней… – подумал Савелий.

– Ну, Савелий, давай поправляйся! – скомандовала родственница.

Раньше всего он быстро выпил рассолу и вмиг протрезвел от прохладной пряной остроты. Потом подумал и опрокинул рюмку, тут же стал закусывать брусникой… А родственница, похлопотав, несла горячее. Налила тарелку ему дымящихся жирных щей.

Похмелье медленно проходила. Головная боль, правда, не ушла, но та стеклянность, когда кажется, что от малейшего шевеления все со звоном посыплется, такое почти исчезло.

– Спасибо тебе, – поблагодарил он родственницу. – Спасла…

– Да что ты? Вижу зеленый, сразу подумала: с похмелья, небось. Дело известное. Мой сейчас поутих, а раньше так пил, прямо сил больше не было, перед людьми неудобно.

– Слушай, тетя Фрося, – перебил ее Савелий. – А ты в снах понимаешь?

– Смотря что. Бывают, конечно, сны очень серьезные, только редко. А так, чепуха одна снится…

– А к чему печь, печка снится, как будто наехала?

– Печка – это печаль. Но не всегда, смотря как снится. Вон твоей мамке снилась тоже печь, и вроде обвалилась она; обвалилась и образовался просвет. Ну вот печаль тогда как раз и рухнула, и просвет образовался. Тогда ты как раз университет закончил… А тебе как приснилось?

– Мне другое снилось, про печь это я просто так спросил.

– А… – сказала тетка и скромно поджала губы.

– Да, – произнес неопределенно Савелий. – Вот такие дела, тетя. Был-жил человек, и нету его…

Родственница вздохнула и всем видом своим показала понимание.

– А дом не хочется терять, – повернул Савелий на другое. Пусть бы тут

стоял и стоял. Смотришь, нет-нет да соберешься и приедешь… Не дадут так: сам прописаться не могу, в Столице лишусь прописки, а подходящего человека, чтоб прописать, нет…

– Тут у нас есть очень хорошая женщина, – осторожно подсказала родственница. – Честная, себя в чистоте держит…

– Сколько ей?

– Да лет пятьдесят. Зять у ней инженер, живет отдельно. Другая дочка английский преподает в школе…

– Ей что, негде жить?

– Да жить есть где, но хочет своих освободить, да и самой отдохнуть.

– Не хочется мне продавать, – тосковал Савелий. – Деньги, как вода, уйдут, а тут вроде своя нора останется, всегда приехать и отлежаться можно.

– Ты сколько тут собираешься пробыть, Савелий?

– Да чем быстрей уеду, тем лучше.

– Ты вчера, небось, поздно пришел? – спросила родственница.

– Не помню даже, – усмехнулся Савелий.

– Не очень ходи по ночам. Какой-то садист у нас объявился. Двух девок зарезал. Резал и насиловал. Да тут вот, возле тех домов, сосед вчера вышел ведро помойное выбросить, а за помойкой видит, вроде мужик на бабе верхом сидит, и звуки слышит: сопят, она стонет тихонько… Совесть, говорит, имели бы! Скоро средь бела дня склещиваться будете! А тот в ответ: «Иди отсюда, пока цел! Не твое дело и не лезь…» Сосед отошел, позвал людей; когда пришли, нашли девку всю порезанную, еще теплую. Он на ней сидел и резал, а она и хрипела… Много сейчас хулиганья стало.

– Я ж не девка, – возразил Савелий.

– Садист, знаешь, ему все равно… Говорят, сегодня нашли его. Не наш, приезжий… Я шла к тебе, встретила знакомую, у нее сын в милиции работает, она и рассказала, говорит, сегодня арестовали, и, вроде, мужик тот признал…

Савелий навострил уши.

– Вроде, лектор какой-то из Столицы. Человек как будто приличный, и смотри какое дело! Он, значит, по всяким городам ездит, лекции читает, прикрывается этими лекциями, а по ночам режет и насилует…

У Савелия сердце так и захолонуло.

– Какой лектор? – быстро спросил он.

– Откуда ж я знаю, который лекции читает…

«Накрыли лектора, – горько подумал Савелий. – Ай, молодцы! Что проще! Состряпают дело и упекут, да хоть на всю жизнь. И все по закону, не подкопаешься… Ну нет! Я этого дела так не оставлю…»

– Слушай, – сказал он, – я извиняюсь, мне бы надо тут по делам подойти. Может, эта женщина придет с тобой вместе вечерком завтра или послезавтра, а? Все обсудим… А лучше я, может, сам к вам приду. Точно не обещаю, но постараюсь. Договорились? – и, быстро спровадив родственницу, Савелий сам побежал разыскивать Кирилла Петровича. В том, что арестовали именно его, он ни на минуту не усомнился…

* * *

А в это самое время, опухший, с отросшей за ночь щетиной и совсем еще не отошедший от глубокого похмелья, сидел несчастный Кирилл Петрович перед следователем. Тут же и человек в плаще сидел. Взяли Кирилла Петровича после того, как он расстался с Савелием, но где и как – не помнил. Выключилось сознание у лектора. Очнулся тут, в камере, и так до сих пор понять не мог, чего он сюда попал и зачем?

– Ты – дух, говоришь, – меж тем говорил ему плотный следователь отеческой крестьянской наружности. – А я тебе докажу в минуту, что ты – тело, слизь! – и, сжав внушительного размера кулачище, показал его Кириллу Петровичу. – Будешь знать, как вы…ться! Из столицы! Бисер перед свиньями! Да ты хуже свиньи!

– Ничего не помню, – кротко отвечал Кирилл Петрович и просил воды.

– Не дам я тебе воды, – резал начальник. – Ничего не дам, а засажу так, что всю остальную жизнь вспоминать меня будешь!

– Что я вам сделал? – превозмогая боль и тошноту, спросил Кирилл Петрович.

– Мне?! Ты лучше подумай, что ты тем трем девкам сделал? Тоже не помнишь?

– Каким девкам? – машинально переспросил Кирилл Петрович.

Тогда начальник милиции наклонился к нему, заглянул в глаза и тихо, внушительно произнес:

– Которых изнасиловал и зарезал…

Несмотря на страшную боль в голове, Кирилл Петрович улыбнулся.

– Улыбаешься, садист! – ненавистью налился начальник. – Еще улыбаешься…

– Позвольте, – встрял тут человек в плаще, – это еще никак не доказано, что именно он это сделал.

Начальник милиции злобный метнул взгляд в сторону Плаща, но тут же видоизменил выражение лица и принужденно улыбнулся. Вышла кислая гримаса.

– Я не знаю, кто вы такой? – сказал он Плащу. – Но раз вы с ним, то не зря, видать! Смотрели бы за вашим лектором получше! Как он оказался совсем рядом? Да если б не пьян был, то и не поймали бы! Народ набежал, девка вся в крови, и этот возле мычит и бродит… Сопротивление оказал! Ругался и поносил при задержании…

– Это другое дело, – отвел хладнокровно Плащ. – Нарушал, слова произносил, сопротивлялся… Пьян был, – и он посмотрел на начальника обескураживающим чистым взглядом. – Пьян, – пояснил он еще задушевней. – А кто в таком виде не поносит и не сопротивляется? Сами подумайте?

– Пьян! – промычал начальник. – Чего ж напиваться до свинского состояния. Все пьют, но держат себя в рамках… А если ты духовная личность, тем более. Одним словом, – посуровел начальник. – Вот протокол, и я этого дела так не оставлю…

– Вы меня извините – тихо сказал Кирилл Петрович. – Ей-Богу! Ничего не помню. И как попал я туда, не знаю.

– Подписывайте! – скомандовал начальник и протянул ему ручку.

– Что подписывать?

– Протокол задержания.

– Может, я вначале почитаю, – вдруг ощерился Кирилл Петрович.

– Нечего читать, там все правильно, в трезвой памяти составлено!

Кирилл Петрович напряг расползающееся внимание и тем не менее стал читать. Буквы плавали перед глазами…

– Дайте мне воды наконец! – взорвался он.

На крик тут же в комнату вступили двое молодцов в форме.

– Я тебе сейчас дам, – зловеще пообещал начальник. – Не постыжусь товарища, – кивнул он головой в сторону человека в плаще.

– Я думаю, – как ни в чем не бывало сказал тот. – Можно было по-хорошему уладить. И на старуху бывает проруха, как говорится…

– Еще интеллигентный человек, – негодовал начальник. – «Я дух!» – кричал! Какой ты дух! Ты – пьянь и хулиган! – и в этот момент его схватило что-то в животе так сильно, что он даже скрючился. Руками обхватил себя. Лицо у начальника стало белым как бумага. Капли пота выступили на лбу.

– Что с вами? – нервно спросил Кирилл Петрович и подскочил помочь.

Милиционеры неверно истолковали его движение и ринулись к нему. В момент скрутили руки за спину.

– Отпустите его! «Неотложку» зови! – с трудом прохрипел начальник. – Язва! Из-за таких, как ты, сволочей! – он перекосился от боли и повалился на бок со стула.

В этот миг зазвонил телефон.

– Поднимите трубку! – прохрипел начальник Плащу.

Тот двумя пальцами трубку поднял, приложил ее к уху и чисто произнес:

– Отделение милиции…

– У вас там Лектор? – грубо спросила трубка. – Кто говорит?!

– Лектор у нас, – сказал человек в плаще и поглядел на Кирилла Петровича.

– С кем я говорю?! Где начальник?! – меж тем командовала трубка.

– Начальник тут, но…

– Дайте мне его, – перебил приказный голос в трубке.

– Возьмите, – насмешливо сказал Плащ и протянул трубку повергнутому начальнику милиции…

– Да, алло, я слушаю, – с трудом прохрипел тот…

– Лектора задержать! Составить на него протокол по форме. И доставить ко мне! Ясно?! С кем это я разговаривал?!

– Товарищ из Москвы… – с трудом пояснил начальник.

– Товарища из Москвы тоже доставить! – рявкнула трубка. – Ясно?!

– Ясно, – отозвался, слабея, начальник милиции и взглядом попросил забрать у него телефонную трубку. Потом он поглядел на Лектора. – Влип ты дух, – просипел. – Не знаю почему, ГБ тебя требует.

Человек в плаще тоже поглядел на Кирилла Петровича.

– Не проскочило – сказал он. – Слухи пошли. Кто это звонил? – потребовал он у начальника милиции.

– Известно кто, – корчился тот на деревянном диване. – Где эта проклятая «Неотложка»?!

– Я не про то спрашивал, – вежливо пояснил Плащ.– Он – местный человек у вас или пришлый?

– А вам какое дело? – ощерился сквозь боль милиционер.

Вместо ответа человек в плаще вытащил из кармана какую-то книжечку-удостоверение и поднес ее к глазам лежавшего. У того зрачок немного расширился, и, видимо, даже боль отошла. Он испытующе уставился на спутника Лектора.

– Ага! – сказал он. – Вы не из общества «Знание». Понимаю. Не местный у нас человек в ГБ.

– Это плохо, – сказал Плащ.

– Плохо, – согласился начальник милиции, но тут он снова охнул, заскрипел зубами и, изо всей силы обхватив живот руками, вновь повалился ничком.

Наложением рук

– «Скорую»! – скомандовал человек в плаще. – Может, прободение!

Один милиционер пошел снова звонить. Слышно было, как он кричал в трубку за перегородкой:

– «Скорая помощь»?! Сколько времени ждать вас? Второй раз вызываем!!..

Какое-то странное превращение совершилось с лектором за это время. Во-первых, от лица у него отлила кровь, и оно из багрового стало совсем нормального, даже благородного матового тона. Глаза прояснились, и неожиданно он вздохнул с превеликим облегчением и даже оглянулся в удивлении от происшедшего с ним. Чисто и ясно он поглядел на начальника и сказал:

– Не надо «Скорой», я вас вылечу, – быстро наклонился и, расставив руки, стал водить ими над повергнутой фигурой начальника. – Лягте на спину, распрямитесь! – скомандовал он.

– Как я могу распрямиться? – прохрипел тот, злобно глядя на лектора.

– Можете, – совсем ласково и тихо произнес тот. – Можете.

И в самом деле боль у начальника исчезла, и он, так же как минуту назад Кирилл Петрович, испустил вздох изумления. Блаженно вытянулся.

– Я навсегда вас вылечу, – объявил Кирилл Петрович совсем тихо.

Но начальнику показалось будто голос его так и загромыхал под огромным невидимым куполом. С некоторым испугом он теперь смотрел на Кирилла Петровича… Кирилл Петрович меж тем прекратил водить руками и точно нацелил ладони, остановив их над определенным местом… С ним творилось совсем даже странное, но описать он это состояние не смог бы. Разве что очень приблизительно. Он расширился и в результате этого расширения так истоньшился, что вроде не стало его, один лишь остался взгляд. Этим взглядом теперь и глядел Кирилл Петрович на всю сцену и на себя самого, верней, свою фигуру, наклонившуюся над другой, простертой на полу фигуркой начальника. И главное, все в полном сознании и памяти, точно как тогда, во сне. Но теперь он видел и себя и других со стороны, и только тонкая светящаяся ниточка соединяла огромного Кирилла Петровича с Кириллом Петровичем маленьким.

«А вдруг порвется?» – подумал он про эту ниточку, и тотчас страх стал охватывать его, но со страхом он справился, отвлекся, вспомнив, что надо делать. Сосредоточил взгляд на теле лежащего, которое от этого сосредоточения как бы неожиданно приблизилось, и отчетливо различил Кирилл Петрович в том месте, где должен был у начальника находиться живот, ровный, чуть светящийся, неправильной формы овал, будто на экране рентгеновском, а на этой светящейся ровности выступило темное пятно. Тогда он стал мысленно это темное пятно высветлять так, чтобы оно сравнилось с фоном. Медленно, очень медленно пятно исчезало, но и Лектор слабел. И вот пятно исчезло совсем, ровным стал светящийся овал, и… Кирилл Петрович очнулся.

– Ухф! – сказал он, обвисая на стуле.

Очнулся и начальник. Вдруг легко поднялся. Потрогал живот, стал прощупывать его все сильнее, и улыбка крайнего недоумения, растерянности возникла у него на лице. Дурацкое вышло какое-то выражение:

– Нет ничего… – сказал он. – Нет!

– Чего нет? – выступил тут человек в плаще, который до того сидел, притаившись в уголке комнаты, и быстро писал.

– Боли нет! – заорал начальник. – Нет боли!

Тут вбежали санитары.

– «Неотложку» вызывали? – запыхался один из них.

Начальник только ухмылялся дурашливо. Санитар, недоумевая и начиная злиться, огляделся.

– Кого везти? – сердито спросил он…

– Вези, братец, себя вези, – возликовал начальник, наконец совладав с собой. – Не нужна твоя «Неотложка». Пока ты приедешь, десять раз сдохнуть успеешь. Нет, постой! – крикнул он. – Я с тобой еду! А ты… – он повернулся к лектору. – Ты иди. Читай свои лекции, – и уже в дверях добавил: – Рентген пройду; если вдруг ничего нет – я тебе, лектор, памятник поставлю, – потом вдруг подбежал к столу и быстро порвал протокол. И от этого порыва смутился. Даже покраснел. Торопливо буркнул: – Иди, да не напивайся так больше…

– Постойте, – выступил Плащ. – Как так – иди? А ваш местный кагебист что скажет?

– А с…ть я на него не хотел! – громко выругался начальник и неожиданно засмущался: – Ммда! Может, и так, – неопределенно стал он выражаться.

– Вот и я говорю, – вставил Плащ. – Обязательно надо съездить к нему, узнать, в чем дело.

– Я машину вам дам, – пробормотал начальник. Он кашлянул, потом прочистил горло, но ничего не сказал. Махнул только рукой и поспешно вышел из комнаты.

– Что ж, Кирилл Петрович, поехали узнавать про вашу судьбу, – сказал спутник Лектора.

Кирилл Петрович, видимо, еще не совсем в себя пришел. Он бездумно улыбнулся своему спутнику в ответ.

– Я в вас очень верю, – шепнул ему спутник. – Очень! Но как это вам удалось? Наложением, так сказать, рук…

В ответ Лектор вдруг страшно посерьезнел, как будто проснулся. Глаза потемнели напряжением.

– Опять как вчера, – очень тихо сказал он. – Вдруг нашло, и все! И вижу, слышу все, а не управляю. Вселился в меня кто-то… – с тоской воскликнул он.

– Изгнать можно, наверно, – заметил Плащ. – Только, по-моему, спешить не надо… Нам пора ехать. Вы, Кирилл Петрович, не беспокойтесь, я вас в беде не оставлю…

Кирилл Петрович только посмотрел на него и ничего не сказал.

– Поехали! – скомандовал спутник Лектора дежурившему милиционеру.

И они направились к машине. Впереди милиционер, за ним Лектор и, замыкающим, человек в плаще. Так и вышли на улицу, где неожиданно встретили запыхавшегося слегка Савелия.

* * *

Савелий вначале очень спешил, а потом пошел медленнее. Неприятные мысли одолели его:

– А что я могу сделать? – думал он. – Если все это подстроено, только себе наврежу. Эх! Влип лектор… А, может, и правда зарезал? – проскользнула поганая мыслишка, но тут же он ее отверг. – Надо в любом случае пойти и сделать заявление. Потом себя будешь презирать. Конечно, после такой лекции кто-то стукнул. А может, до этого за лектором следили? Лектор ведь трахнутый…

Так в спорах с собой он наконец дошел до отделения милиции и готовился шагнуть в двери, как двери сами распахнулись, и оттуда вначале вылетел сам начальник, за ним санитар. И промчались мимо посторонившегося Савелия. А чуть погодя вышли милиционер, Кирилл Петрович и человек в плаще…

Савелий шагнул к Кириллу Петровичу.

– Кирилл Петрович! – воскликнул он. – А я вот вас спасать прибежал… – и осекся, потому что на лице у Кирилла Петровича (надо сказать, сильно просветлевшем и даже необычайно благородном после такой пьянки) заиграла двусмысленная и какая-то очень глумливая насмешка…

– Опоздали, Савелий Петрович, без вас обошлось…

Лектор поднырнул поближе к Савелию, коснулся пальцем лба Савелия и, нежно заглядывая в глаза, сообщил:

– А у вас, Савелий Петрович, прыщичек выскочил, от напряжения и беспокойства, видать, – и захохотал отвратительно.

Человек же в плаще так и ядовитился лицом… Большая злость взяла Савелия. В глазах от гнева потемнело, но себя он сдержал, посмотрел долго и внимательно в глаза Лектору, потом круто повернулся и с достоинством зашагал прочь. А вслед ему неприлично хихикал лектор.