Читать книгу: «Рауль Валленберг: «Железная маска» Сталина, или Алый Первоцвет», страница 11

3.6.2. Ян Карский

«Бог выбрал меня, чтобы я увидел то, что увидел, и засвидетельствовал это»

Ян Карский [5]

Его настоящим именем было Ян Козелевский. Он родился в Лодзи 24 июня 1914 года в семье ремесленника (8-й и последний ребенок). Ничего аристократического не было в его родословной, что он повторял каждому, кто восхищался его «аристократической» внешностью. Был приверженцем Пилсудского и ревностным католиком. Вырос в Лодзи, имея немало друзей-евреев. В 1936 году закончил конно – артиллерийское училище, а в 1938 —элитную дипломатическую школу и 1 февраля 1939 года стал сотрудником польского МИД.

Ровно через год подпоручик Ян Козелевский добрался до Франции из оккупированной нацистами Польши, чтобы получить длинные и сложные инструкции польского правительства в изгнании для передачи их (путем заучивания наизусть!) руководителям Сопротивления в Польше. Он рассказал премьер-министру генералу Сикорскому о пути, который им был пройден с сентября 1939 года, после разгрома Польши:

– попал в плен к большевикам под Тарнополем,

– 6 недель в заключении под Полтавой,

– выдан Германии как простой солдат, уроженец Лодзи (тем самым избежав участи польских офицеров в Катыни),

– 10 дней в немецком концлагере в Радоме, побег и уход в подполье.

В апреле 1940 года Ян Козелевский вернулся в оккупированную Варшаву и отчитался перед лидерами политических партий подпольного государства. Те были поражены, как скрупулезно он выполнил порученное ему задание. В Польше Ян Козелевский работал под началом генерала Ровецкого, верховного главнокомандующего Союза вооруженной борьбы, переименованного в феврале 1942 года в АК- Армию Крайову. В 1940—42 годах Ян Козелевский носил подпольный псевдоним Витольд Кухарский, был арестован в Словакии и передан в гестапо, подвергнут пыткам. Из страха заговорить под пыткой Ян Козелевский пытался покончить с собой. Учитывая, что он был ревностным католиком, то была очень значимая, патриотическая жертва. Ян Козелевский был награжден двумя орденами Воинской доблести (Virtuti Militari): один раз как Витольд Кухарский (февраль 1941 года), а второй раз как Ян Карский (январь 1943 года).

Ян Карский

В сентябре 1942 года главнокомандующий АК и глава Делегатуры (представительства правительства в изгнании в Польше) решили послать Карского в Лондон, чтобы сообщить союзникам все, что происходило и происходит в оккупированной Польше. Перед поездкой ему устроили встречу с двумя людьми, в прошлом видными лицами еврейской общины. Один из них возглавлял Бунд, другой – сионистскую организацию. В прошлом – непримиримые враги, теперь они явились на встречу вместе, что означало, что они уполномочены изложить просьбы и напутствия всей еврейской общины Польши, находящейся на краю гибели.

Оба жили вне гетто, но имели возможность постоянно бывать там. Это требовало от них мучительных перевоплощений: малейшая ошибка могла стоить жизни. Бундовский лидер Леон Файнер был до войны адвокатом, состоятельным человеком. У него была внешность типичного поляка. Теперь на арийской стороне у него был магазин бытовой химии и стройматериалов. Когда Файнер повел Карского в гетто, тот увидел чего стоило Файнеру перевоплощение «пана инженера» в одного из несчастных обитателей гетто, терроризируемых немцами. Сионисту было еще труднее. Он, человек лет сорока, чье имя осталось неизвестным, обладал ярко выраженной семитской внешностью: его подстерегала опасность везде, он был совершенно измучен и еле держал себя в руках. Карский сказал им, что отправляется в Лондон с миссией от польского Сопротивления и в ее рамках намерен передать послание евреев гетто всему миру и поэтому хочет знать, что он должен сказать от имени евреев.

То, что он услышал, сводилось к следующему.

1. Евреи беззащитны перед злодеяниями нацистов. Немцы хотят уничтожить всех евреев. Ни польское, ни тем более еврейское Сопротивление ничего не могут сделать. Поэтому вся ответственность ложится на союзников.

2. За два с половиной месяца, начиная с июля 1942 года нацисты только в варшавском гетто совершили 300 тысяч убийств (число депортированных из гетто было числом уничтоженных евреев). В гетто, к тому времени, осталось чуть больше 100 тысяч евреев, но депортации продолжались.

Бундовец и сионист предложили Карскому провести его в гетто, чтобы он собственными глазами увидел гибель целого народа. Свидетельству очевидца поверят больше. При этом они честно предупредили Карского, что он подвергнет свою жизнь риску, а страшные сцены, которые он увидит в гетто, будут преследовать его до конца жизни. Карский немедленно согласился идти в гетто.

Во время второй встречи с этими людьми Карский выслушал, что он должен передать еврейским лидерам Англии и Америки: «…Скажите им, что о политике и дипломатии пора забыть… они должны найти в себе силы и мужество пойти на жертвы, соизмеримые по тяжести с муками, который терпит наш гибнущий народ… Цели и средства немцев не имеют прецедентов в истории… Реакция демократических стран также должна быть беспрецедентной, они должны прибегнуть к каким-то небывалым способам противодействия. Иначе их победа будет неполной, только военной – немцы успеют довести до конца свою разрушительную программу… они должны связаться с влиятельными лицами и органами власти в Англии и Америке. Пусть потребуют твердых обещаний, что будут предприняты серьезные меры для спасения еврейского народа. А чтобы вырвать такие обещания, пусть устраивают голодовки в публичных местах, пусть умрут мучительной смертью на глазах всего мира. Может хоть это разбудит общественное сознание… Мы разделим с ними эти жертвы. Варшавское гетто обречено, но долгой мучительной смерти мы предпочтем смерть в бою. Мы объявим войну Германии – заведомо безнадежную, какой еще не бывало на свете… Вот тогда и посмотрим, могут ли евреи не только страдать и погибать, как повелел Гитлер, но и умирать с оружием в руках» [5].

И вот Ян Карский отправился в варшавское гетто в сопровождении Файнера и связника Ирены Сендлер через указанный ею тайный ход (здание суда на Мурановской улице было построено так, что входили в него с арийской стороны, а дверь одного из подвалов вела прямо в гетто [4].

…Всюду голод, страдания, смрад разлагающихся трупов, душераздирающие стоны умирающих детей, отчаянный крик уничтожаемого народа. Карский увидел и сцену «охоты», когда зашедшие в гетто два члена гитлерюгенда без разбора палили наугад по окнам домов, куда попрятались обитатели гетто. Во время второго посещения гетто Карский уже три часа (в первый раз он не смог долго оставаться здесь: трудно было выдержать…) ходил по улицам этого ада, чтобы все запомнить: видел смерть ребенка, агонию старика, избиение старухи евреями-полицейскими… Перед самым уходом из гетто они зашли в одну квартиру попить воды. Пожилая хозяйка была предупреждена об их приходе, но не жаловалась, не плакала, а воду подала Карскому в хрустальном бокале – последней ценной вещи, которая у нее еще оставалась… [5].

Через несколько дней после второго посещения гетто Файнер нашел способ показать Карскому один из лагерей уничтожения для евреев, который находился неподалеку от села Белжиц. Сам Файнер там не был, но обладал подробной информацией, которую получал от польских железнодорожников. Они сообщали, что в Белжиц и Треблинку прибывают составы, набитые людьми, но не доставляется продовольствие для них. Кроме того, одна ячейка сопротивления узнала о существовании газовых камер и огромных рвов, где хоронили трупы. Уже в июле 1942 года эта информация была передана Командованию АК и в лондонское правительство, но никто там не поверил (или не захотел поверить) в то, что она правдива. Тот лагерь уничтожения Ян Карский увидел собственными глазами.

В Лондоне Карский говорил с Антони Иденом, лидерами еврейской общины, несколькими писателями с мировым именем: Уэллсом, Кестлером, членами Пен-клуба… Самой запомнившейся ему встречей была встреча с Шмулем Зигельбоймом, лидером Бунда за границей и членом Национального совета польского правительства в изгнании. Внешним видом он напоминал печального чаплиновского героя. Это был единственный человек, который готов был сделать все, включая пожертвовать собственную жизнь, чтобы помочь спасти свой, уничтожаемый нацистами, народ. Он хотел знать все, что касалось евреев Польши: в каком состоянии были дома, как выглядели дети, что дословно сказала ему женщина, положив руку на плечо Карского, после зрелища «охоты», просил описать валяющиеся трупы на улицах гетто.

После встречи с Яном Карским Зигельбойм лично обращался к Черчиллю и Рузвельту, выступал по английскому радио с призывом к общественности помочь польским евреям. 13 мая 1943 года, когда в Лондон пришло известие об окончательном подавлении восстания в варшавском гетто (там погибли его жена и сын), Зигельбойм покончил с собой. В предсмертной записке он написал: «Моя смерть – выражение негодования и протеста против пассивности, с которой мир взирает на полное уничтожение еврейского народа и мирится с этим… Может быть, моя смерть поможет сломить стену равнодушия тех, кто еще может спасти остатки польского еврейства».

В начале мая 1943 года глава польского правительства в изгнании генерал Сикорский приказал Яну Карскому отправиться в США с тем же заданием, которое он выполнял в Лондоне. Польский посол в США Ян Чехановский должен был обеспечить ему ряд встреч с влиятельными лицами в Вашингтоне.

Информацию для Госдепартамента он передавал через Адольфа Берля, члена мозгового центра Франклина Делано Рузвельта, и других руководителей различных служб; для Министерства юстиции – через генерального прокурора Фрэнсиса Биддла; в Верховный суд – через судью Феликса Франкфуртера. О его встрече с Франкфуртером следует рассказать особо.

Феликс Франкфуртер в ответ на сообщение Карского заявил: «Я вам не верю! Не могу утверждать, что вы лжете, но мой разум, мое сердце не в состоянии этого принять» … Он был евреем, но не хотел поверить в реальность варшавского гетто, потому что это потребовало бы от него поступков на грани возможного, которых и добивался Карский во имя спасения остатков польских евреев. Не были готовы на поступки на грани возможного и другие влиятельные евреи США («евреи Рузвельта»: Брандейс, Розенман, Коэн, Моргентау, раввин Вайс) [5].

«В годы надвигавшейся Катастрофы и впоследствии „евреи президента“ на поверхности представлялись американскому еврейству своего рода тактическим преимуществом, непосредственным и благорасположенным каналом общения с самим президентом, настроенным, как все верили, весьма сочувственно к жертвам репрессий и геноцида. Это было… трагическим заблуждением. Вместо того чтобы доносить до президента мольбы их соплеменников о спасении, „евреи президента“ создали вокруг него своего рода „буфер“, оградивший его от нежелательных, с их точки зрения, влияний. Стремясь сохранить близость к Рузвельту и его доверие, они либо избегали непосредственно обращаться к нему с вопросами, имевшими отношение к евреям (как Брандейс и Франкфуртер), либо говорили ему только то, что он хотел от них услышать (как Розенман или Вайс). Характерен эпизод, когда Розенман посоветовал Моргентау не идти к Рузвельту со своими обвинениями против Госдепартамента. Это, по мнению Розенмана, могло вызвать утечку в прессу. „Нечего беспокоиться об огласке, – парировал Моргентау. – Чего я хочу, так это рациональность и мужество: первым – мужество, второй – рациональность“ … Если бы большее количество его коллег следовали этой формуле, то история евреев в 20-м веке могла бы получиться не такой трагичной, какой она оказалась» [6]. Среди этих господ не было Зигельбоймов, превыше всего они ценили свою комфортную жизнь и свою близость к власть имущим как таковую.

Польский посол в США Ян Чехановский, чтобы добиться личной аудиенции у Рузвельта, в начале июля разослал приглашения многим членам американской администрации, привлекая их внимание к посланцу польского Сопротивления и очевидцу еврейской трагедии. Усилия увенчались успехом: 28 июля 1943 года ему и Карскому был назначен прием у Рузвельта (20 минут…). Карский в рассказах об этой беседе всегда подчеркивал, что президент еврейскую тему не поддержал, больше всего его интересовало положение внутри Польши, вопрос о границах и о необходимости компромисса с СССР. Карский не скрывал, что и для него это было самым важным тогда. Когда Карский спросил Рузвельта, что он хотел бы передать полякам, тот ответил: «Скажите им, что мы победим! … А еще скажите своему народу, что в этом доме у него есть друг». Ян Карский вспоминал, что Рузвельт создавал впечатление, что именно он является «властелином человечества» и ниспровергателем гитлеровской Германии. Однако в машине на обратном пути в посольство Ян Чехановский заметил: «В общем-то, президент почти ничего не сказал» [5].

Тем не менее, эта беседа не осталась без последствий, правда, с большим опозданием. В начале января 1944 года министр финансов Генри Моргентау, выступавший за участие США в спасении евреев – жертв нацизма, добился от Госдепа, выступавшего против принятия беженцев – евреев, официального отчета о своей позиции, и, вместе с собственными соображениями, переслал его Рузвельту. На основании этого материала Рузвельт издал президентское распоряжение о создании Управления по делам военных беженцев (УВБ), которое не требовало одобрения конгресса. С задачей «спасения… жертв преследования противником» и создания временных пристанищ для таких жертв. УВБ имело широкие полномочия, в том числе право заключать финансовые сделки со стороной противника, что было запрещено Актом о торговле с противником 1917 года [1]. Впоследствии представитель УВБ в Швеции выберет на роль полномочного представителя этого Управления в Венгрии никому не известного мелкого предпринимателя, шведа, обладавшего, однако, громкой фамилией Валленберг. Так Ян Карский, сам того не зная, вызвал на авансцену истории Рауля Валленберга.

Литература

1. Бирман Дж. Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста.– М.: Текст, 2007 (Приложение: Рауль Валленберг. Отчет шведско-российской рабочей группы).– 399 с.

2. Янгфельдт Б. Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой.– М.: АСТ: CORPUS, 2015.– 636 c.

3. Nylander G., Perlinge A. Raoul Wallenberg in Documents, 1927—1947. – Stockholm: Banking & Enterprise, 2000. – 84 p.

4. Майер Д. Храброе сердце Ирены Сендлер. – М.: Эксмо, 2013. – 558 с.

5. Карский Я. Я свидетельствую перед миром: История подпольного государства.– М.: Астрель: CORPUS, 2012. – 446 с.

6. Robert Shogan. Prelude to Catastrophe: FDR’s Jews and the Menace of Nazism. By Robert Shogan.– Chicago, IL.: Ivan R. Dee, 2010. – 312 pp.

Глава 4. Венгрия в марте – июле 1944 года и ее евреи

4.1. Политика регента Хорти

В 1934 году Дьюла Гёмбёш – венгерский премьер-министр – последовал примеру Польши в устранении барьеров политики изоляции, которая проводилась в отношении нацистского режима в Германии. Событие это не являлось значительным, так как вес Венгрии в мировой политике был невелик. Гитлер же высоко оценил этот жест. Венгрия стала налаживать дружеские отношения с Германией, и эти усилия были скоро вознаграждены. По двум венским арбитражным решениям 1939 года и 1940 года Венгрия получила значительную часть территорий, составлявших некогда королевство Сан-Стефана, включая Карпатскую Украину. Венгры надеялись, что Германия предоставит им свободу рук в отношении Румынии и что им будет дана возможность принимать участие в любых мероприятиях, направленных против этого заклятого врага мадьяр, с целью присоединения всей Трансильвании к Венгрии.

Гитлер поддерживал территориальные претензии Венгрии в период между 1938-м и 1941 годом. При этом он исходил из чисто тактических соображений. Он испытывал чувства симпатии к венграм, этому когда-то кочевому народу, терроризировавшему Центральную Европу, а затем превратившемуся в форпост Запада против угрозы с Востока. Гитлер восхищался их противоборством решениям Трианонского мирного договора, свержением коммунистического правительства в 1919 году, антисоветской и антисемитской политикой движения «защитников расы», во главе с премьер-министром Гёмбёшем. Вместе с тем Гитлер считал регента Хорти закостенелым австрийским адмиралом, полностью находящимся в руках англофилов и евреев и испытывающим антипатию к национал-социализму и личности фюрера. Когда Гёмбёш неожиданно умер в 1936 году, Гитлер не видел никого в качестве его преемника на посту премьер-министра, кому бы он доверял, и внимательно следил за развитием событий в Венгрии во время войны, будучи хорошо информированным своей секретной службой о тайной дипломатической деятельности венгров. Гитлер долгое время воздерживался от вмешательства во внутривенгерские дела. Возникновение в Венгрии политических движений, похожих на немецкую национал-социалистскую партию, ничего для него не меняло. Наиболее значительным из этих движений была партия «Скрещенных стрел» Ференца Салаши, бывшего майора венгерского Генерального штаба. У Салаши в венах текло совсем мало мадьярской крови: один из его прадедушек был армянином, другой – словаком, а дедушка – немцем. К его партии присоединилось совсем немного значительных лиц, да он вначале и не слишком о себе заявлял, будучи нерешительным, интеллектуальным человеком, далеким от организационных вопросов. За свою политическую деятельность он был изгнан из армии. Когда же он был арестован, а партию временно возглавил Кальман Хубай, эксперт по пропаганде, число членов партии резко возросло. К 1939 году она стала второй по значимости партией в стране. Но это продолжалось недолго. Вернувшись из заключения, приобретя ореол мученика и уверовав в собственную непогрешимость, Салаши вновь взял руководство партией в свои руки, ухитрившись превратить ее всего за несколько лет в небольшую и незначительную группу людей. Лучшие умы партии, включая Хубая, вышли из нее, а некоторые из них позже даже создали собственную Венгерскую национал-социалистскую партию, но большого успеха не добились.

В отношении движения «Скрещенных стрел» Германия соблюдала полный нейтралитет, так как была еще не готова оказывать ему помощь, исходя лишь из общности идей: ведь это требовало материальных затрат. Да и политика, Венгрии частично совпадала с программой партии «Скрещенных стрел». Основным принципом партии во внешней политике было разделение Европы на сферы влияния. Немецкая сфера влияния распространялась на Центральную Европу, Южная Европа отходила к Италии, включая Средиземноморье, а Юго-Восточная Европа – к Венгрии. Это не совпадало с внешней политикой Гитлера. Немецкое правительство держалось в стороне и от новой партии, организованной бывшим премьер-министром Белой Имреди, профашистской и и тоже антисемитской Партии национального единства, хотя ее программа была ближе немцам. Внешняя политика этой партии исходила из необходимости тесной кооперации с рейхом. Германия вмешалась во внутривенгерские дела и оказала партии «Скрещенных стрел» помощь в приходе к власти, когда Гитлер посчитал это целесообразным.

Регент Хорти, будучи англофилом и стремясь уйти от конфликта с западными державами, приветствовал войну против Советского Союза. Хорти настоял и на том, чтобы премьер-министр Ласло Бардоши подписал декларацию об объявлении войны СССР. Когда же ему, Хорти, на Нюрнбергском процессе, было предъявлено обвинение в участии в нападении на Югославию в апреле 1941 года и подписании декларации о войне с СССР в июне 1941 года, он попытался переложить всю ответственность на своих министров и коллег того времени.

Регент Хорти

Вскоре выяснилось, что подготовка страны к войне была явно недостаточной. Венгерские войска испытывали лишения, их потери были высокими, а успехи весьма скромными. Одно поражение следовало за другим. 1-я венгерская армия потерпела сокрушительное поражение в боях на Дону. Венгерский народ, воспринимавший первые победы с воодушевлением, быстро потерял оптимизм и терпение. В стране стали преобладать антивоенные настроения и те политики, которые весной 1943 года задумались о необходимости заключения сепаратного мира, знали, что народ с ними. Наиболее важными местами их контактов с западными державами были венгерские посольства и представительства в Стокгольме, Берне, Лиссабоне и Анкаре. Движение к миру с Западом возглавил сам премьер-министр Миклош Каллаи. Он пытался поддерживать корректные отношения с Германией, игнорируя новые требования немцев и за спиной у них ища путь к заключению сепаратного мира с США и Великобританией. В качестве его ближайшего советника выступал граф Бетлен, который в течение ряда лет тоже был премьер-министром страны. Хорти, зная об их деятельности, закрывал на нее глаза, следя издали за развитием событий.

Контакты с союзниками осуществлялись через специальных агентов в Стамбуле и Стокгольме. В Стамбуле пытался найти дорогу к сепаратному миру ученый с мировым именем, лауреат Нобелевской премии Альберт Сент-Дьерди. В Стокгольме действовал согласно инструкциям Миклоша Каллаи журналист Андор Геллерт. Он вел переговоры с американской миссией в Стокгольме, а также по поручению венгерской социал-демократической партии – со шведскими социал-демократами и британскими лейбористами с помощью Вильмоша Бёма, бывшего наркома по военным делам Венгерской Советской Республики, а затем одного из руководителей венгерской социал-демократической партии. В то время Бём жил в Стокгольме и работал в английском посольстве (переводчик британского информационного агентства). Контакты эти отслеживались немцами. Осенью 1943 года Геллерту было поручено передать американцам [2]:

1. Если британцы или американцы войдут в Венгрию, никакого сопротивления она им не окажет.

2. Венгрия готова закончить войну на стороне союзников, если возникнет возможность разработать план совместных действий.

3. Цель такого плана – не спасение венгерского правительства, а лишь стремление обеспечить будущее венгерского народа.

Однако, практически, только венгерская секретная служба имела возможности и средства для установления эффективных контактов со странами противника. Конфиденциальным посредником регента и премьер-министра был шеф службы безопасности – двойника немецкого гестапо – генерал-майор Уйсаси, поддерживавший тесную связь с начальником второго отдела Генерального штаба полковником Кадаром. Только в начале 1944 года стали появляться первые результаты их усилий. Венгерские заговорщики заявили о желании Венгрии заключить сепаратный мирный договор и хотели знать условия, на которых будет установлено перемирие. Переговоры ими велись с представителем западных держав – неким американским полковником. Полномочий для ведения переговоров он не имел, так как был просто офицером американской секретной службы – Управления стратегических служб (УСС). Уже в начале переговоров с Уйсаси полковник заявил о своей готовности прибыть в Венгрию по воздуху для обсуждения дальнейших деталей. Его визит был намечен на середину марта 1944 года. Немцы были информированы своими сторонниками среди офицеров венгерской секретной службы об этих переговорах Уйсаси.

И тогда Гитлер решил действовать: намерения Венгрии заключить сепаратный мир угрожали южному участку Восточного фронта. Генеральный штаб по распоряжению Гитлера разработал план операции «Маргарет I» по удержанию Венгрии на немецкой стороне. Для удержания Румынии был также разработан план – операция «Маргарет II». Однако, когда пришло время действовать по этому плану, войск в распоряжении немецкого командования в Румынии не оказалось.

Первоначально Гитлер намеревался оккупировать Венгрию немецкими войсками при некотором участии румынских и словацких войск. Однако затем в оперативный план были внесены изменения о проведении всей операции только немецкими войсками без привлечения румын и словаков: Гитлера убедили, что привлечение румынских и словацких войск привело бы к тому, что венгры бы немедленно прекратили военные действия на фронте и бросили бы все имеющиеся у них силы для защиты от своих заклятых врагов – румын, а также и от словаков. В Трансильвании – в прифронтовой полосе —вспыхнула бы партизанская война. Кроме того, было решено не смещать регента Хорти для обеспечения конституционного баланса, поддержания порядка в Венгрии. Необходимо было лишь убедить Хорти в необходимости смещения правительства Каллаи и замены его коалиционным правительством, которое будет поддерживать дальнейшее ведение совместной борьбы с СССР до победного конца [1].

Будапешт жил своей обычной жизнью, не имея представления о надвигающихся событиях. Большинство жителей радовалось победам союзников и тому, что война идет к окончанию. Месяц март стал месяцем празднеств: в ресторанах всего было вдоволь, на набережных Дуная звучали традиционные мелодии цыганских оркестров. 20 марта 1944 года ожидались торжества по случаю 50-летия со дня смерти национального героя Венгрии Лайоша Кошута. Должно было состояться заседание парламента на котором выступит Миклош Каллаи. По ходившим слухам, он объявит о капитуляции Венгрии и о высадке британо-американского десанта.

В день венгерского национального праздника 15 марта (день революции 1848 года) Хорти появился в театре со свитой. В антракте советник германского посольства передал Хорти вызов (второй по счету!) в ставку Гитлера (замок Клессхайм вблизи Зальцбурга). На первой встрече с Гитлером Хорти были вручены следующие требования к Венгрии [2]:

1. Венгры неудовлетворительно сражаются на Восточном фронте. Следует предоставить Германии новые военные контингенты.

2. Уровень жизни в Венгрии слишком высок. Экономика должна быть подчинена нуждам тотальной войны.

3. Венгерские евреи все еще пользуются чрезмерно большой свободой. Следует принять, наконец, меры для «окончательного решения еврейского вопроса».

4. С левыми в Венгрии обращаются слишком мягко. Особенно важно распустить социал-демократическую партию Венгрии.

5. Германия располагает неопровержимыми доказательствами о переговорах венгерских представителей с англичанами и американцами. Следует немедленно это прекратить. Уволить пресс-секретаря МИД Антала Улейн-Ревицки. Заменить Миклоша Каллаи новым премьер-министром. Все силы Венгрии необходимо сосредоточить на Восточном фронте.

(Улейн-Ревицки в это время в Венгрии уже не было. Осенью 1943 года он стал советником посольства в Швеции и продолжил контакты, установленные Геллертом. Однако переговоры ни к чему не привели. Венгры хотели капитулировать перед США и Англией (не перед СССР), но им не позволили выбирать победителей: еще в ноябре 1943 года в Тегеране союзники приняли решение, согласно которому боевые операции на территории Восточной Европы возлагались на Красную Армию.

После немецкой оккупации Венгрии Улейн-Ревицки подал в отставку с поста официального представителя Венгрии в Швеции. Швеция разрешила ему остаться в Стокгольме в качестве частного лица с сохранением всех дипломатических привилегий.)

Хорти отказался выполнить предъявленные требования и вернулся в Венгрию. Однако на второй встрече 19 марта 1944 года Гитлер вновь заявил, что он, Гитлер, не может более спокойно наблюдать, как венгерское правительство делает одну попытку за другой для установления контактов с западными державами. Премьера Каллаи необходимо сместить, а формирование нового правительства поручить человеку, которому Германия может доверять и который положит конец попыткам выхода Венгрии из войны. Гитлер также убедил Хорти, что у Венгрии нет практически выбора, так как западные державы не могут оказать помощь Венгрии и, выйдя из войны, Венгрия окажется во власти СССР. И Хорти согласился и с необходимостью ввода в Венгрию немецких войск, но возражал против назначения в качестве нового посла и полномочного представителя Германии в Венгрии Эдмунда Веезенмайера, показавшего свое умение в подготовке оккупации Югославии в 1941 году, находившегося в Венгрии с секретной миссией Риббентропа с 1943 года и настроенного против Хорти. Но Гитлер был непреклонен, и в конце концов Хорти пришлось пойти и на это унижение [1,2].

4.2. Оккупация Венгрии нацистами

Рано утром 19 марта 1944 года Хорти в своем поезде возвратился из Зальцбурга в Будапешт. В поезде вместе с ним прибыл новый немецкий посол Веезенмайер. Сидя в вагоне поезда, Хорти не знал, что операция «Маргарет I» уже началась. Гитлер не доверяя Хорти до конца, распорядился, чтобы операция завершилась до прибытия регента в столицу Венгрии. На рассвете 19 марта несколько немецких элитных батальонов из Австрии и Сербии вступили на окраины Будапешта. Затем они заняли все стратегически важные пункты города. За ними последовали отдельные, довольно слабые, подразделения вермахта, которые заняли оставшиеся ключевые позиции. Венгры не оказали им никакого сопротивления и, более того, немцы приветствовались с таким энтузиазмом, что все это выглядело как «драка за цветы». Венгры расценили появление немецких подразделений как свидетельство намерения Германии защитить страну от русских. Советские войска вышли на Восточном фронте уже к Карпатам, и это обстоятельство занимало венгров прежде всего.

Вместе с войсками явилось и гестапо – и не только в Будапеште, но и других крупных городах. Гестаповцы имели на руках списки лиц, выступавших против союза с Германией, поэтому уже утром 19 марта последовала серия первых арестов. Пока эти аресты не носили массовый характер. Миклош Каллаи укрылся в турецкой дипломатической миссии. Начальник полиции безопасности был весьма удивлен, когда в обеденные часы того же дня ему позвонил Гиммлер и поинтересовался, сколько евреев находятся под стражей у немцев. Чтобы удовлетворить высокое начальство, тому в голову пришла оригинальная идея. По городскому телефонному справочнику он отыскал несколько сот докторов и адвокатов, фамилии которых имели еврейское звучание, и приказал всех их арестовать. Вечером же с гордостью доложил рейхсфюреру СС, что более двухсот наиболее известных евреев находятся в его руках. Регент по прибытию спокойно отправился в свою резиденцию в королевском замке в Будапеште, сопровождаемый личной охраной. Произведенные им затем шаги строго соответствовали положениям конституции.

Первейшей задачей Хорти был поиск нового премьер-министра. В конце концов Хорти и Веезенмайер остановились на кандидатуре генерала Дёмё Стояи, который был венгерским послом в Берлине. Он действительно довольно быстро сформировал новое правительство, в котором были представлены не имевшиеся в стране партии, а отдельные личности, ранее входившие в состав различных кабинетов. Только одно министерство (МВД) было предназначено для представителя Венгерской национал-социалистской партии (Андор Ярош). Партия «Скрещенных стрел» не получила ничего, однако статс-секретарями МВД стали отъявленные антисемиты, нилашисты, бывший майор полиции Ласло Баки и губернатор Пешта Ласло Эндре.