Читать книгу: «От экватора до полюса. Сборник рассказов», страница 34

Сказка о том, как работник нового русского наказал

Встретились как-то в разгар перестройки на Пушкинской площади работник подмосковного совхоза-миллионера и будущий новый русский. Тогда часто собирались люди в Москве посудачить о том, что в стране происходит и чего можно от перестройки ожидать. Все вокруг говорят, старое ругают, а что впереди будет, вроде, никто и не знает.

– Чую я, – говорит работник, – ничего хорошего для народа из этой затеи не выйдет.

– А почему? – возражает будущий новый русский. – Хорошая жизнь для всех ожидается.

– А что может быть хорошего при капитализме? Бедный будет гнуть спину на богатого. Вот ему и будет хорошо.

– 

Ну, зачем же так? – опять не согласился будущий новый русский. – Я буду получать хорошие деньги. Вы придёте ко мне сделать что-то, и я вам тоже заплачу хорошие денежки. Вот и окажутся все довольны.

– 

А почему вы решили, что я к вам приду, а не вы ко мне? – поинтересовался сразу работник.

– 

Это уж как получится, – рассмеялся будущий новый русский. Но он-то знал, как получится.

Так оно и вышло. Закончилась перестройка тем, что будущий новый русский скупил за бесценок заводики, фабрики, земли бывших колхозов, создал крупные корпорации, положил крупные деньги в зарубежные банки и стал теперь не будущим, а настоящим новым русским, что по заграницам разъезжает, да долларами постели себе устилает, чтоб спать было мягче.

Но вот купил он себе однажды по случаю земли бывшего совхоза-миллионера, который на после перестроечных хлебах полностью разорился оттого, что продукцию его не стали покупать, а завозили в Москву всё больше те же товары из разных америк и англий.

Приехал новый русский к себе в поместье в разгар летнего сезона. Видит – клубника уродилась отличная. На всех кустах ягоды алыми боками красуются, сами в рот просятся. Да так много кустов на делянке, что часами ходить можно, все не обойдёшь, а тут собирать надо. Ну, новый русский работать в хозяйстве не привык, вот и кликнул работника в помощь. Да так случилось, что того самого, с которым на площади Пушкина несколько лет тому назад разговаривал.

– 

Помоги, – говорит, – клубнику убрать, а я тебе хорошие денежки заплачу, как обещал.

– 

Помочь, оно, конечно, можно, – сказал работник. – А как расплачиваться будем, повременно, али сдельно?

– 

Что ты, что ты? – рассмеялся новый русский и замахал руками. – Повременно платить не буду. Я хорошо учился в школе и помню сказку о попе и его работнике балде. Договоримся платить за каждый час работы, а ты будешь на печи лежать и ничего не делать. Так я не согласен. Готов платить за сделанную работу.

– 

Сдельно, значит?

– 

Только так.

Работник не возражал, но задал новый вопрос:

– 

А как убирать будем, подчистую или избирательно?

– 

Теперь говорят «альтернативно», – решил поправить его грамотный новый русский.

– 

Не важно, как у вас говорят, важно, как убирать будем, – резонно заметил работник и почесал у себя за ухом.

– 

А ты что советуешь? – спросил новый русский.

– 

Я ничего не советую. Ты хозяин, ты и говори.

– 

Но ведь это твой бывший совхоз. Ты сам сажал эту клубнику. Как, думаешь, лучше поступить?

– 

Ты хозяин, тебе виднее, – упрямо ответил работник. – Когда я сам тут был хозяин, я знал, что мне надо. А теперь ты решай, что тебе лучше.

– 

Но ты же можешь посоветовать? Я и за совет заплачу.

– 

Э, нет, хозяин. Мой совет слишком дорого тебе обойдётся. Он столько будет стоить, что я сразу стану хозяином, а тебе придётся в работники наниматься.

Понял новый русский, что не сможет сговориться с работником, и тогда поинтересовался, что будет дешевле – убрать подчистую или избирательно.

– 

Подчистую, конечно, дешевле раза в три, – ухмыльнулся работник. – Мороки меньше.

– 

Тогда так и договоримся, – согласился новый русский, который хоть и богат был, но жаден, как, впрочем, все богатеи. – Убирай всё подчистую. Как закончишь, получишь всю сумму денег сполна.

Порешили на том, по рукам ударили, и пошёл работник клубнику собирать, а новый русский засел в баре пиво пить да в карты поигрывать.

Скоро ли сказка сказывается, да не так скоро дело делается. Прошло несколько дней. Новый русский за пьянками да картами и думать о клубнике забыл, ан явился к нему работник под вечер и говорит:

– 

Хозяин, клубнику убрал подчистую, давай деньги обещанные.

А новый русский только что в карты выиграл. Настроение отличное.

– 

Бери, – говорит, – работничек, как договорено. И пойдём, посмотрим на урожай.

Выходят на двор, а там ровные ряды ящиков, и все красуются спелой красной ягодой. Ешь – не хочу. Новый русский нарадоваться не может. Вот, думает, что значит на хозяина за большие деньги работать. Подошёл к одному ящику и зачерпнул громадной ладонью горсть ягод. Да только глядь – вместе со спелыми в ладонь полно зелёных ягод попало.

– 

Что это, – спрашивает, – ты и зелёные собирал?

– 

А как же? Как договаривались, хозяин. Подчистую. Стало быть, всё и убрал. Клубника-то зреет постепенно. Её только избирательно собирают. Спелую ягодку, а за нею ещё спелей. А ты просил убрать подчистую. Ешь теперь зелень, да несколькими спелыми закусывай.

Понял новый русский, что обхитрил его работник и сильную злобу затаил на него, но виду не показывает. Наоборот, улыбается и говорит:

– 

Ну, спасибо тогда за работу и за науку. Век этого не забуду. А теперь не поможешь ли мне ещё разок? Видишь под холмом кусты зелёные? Что это там растёт?

– 

И вижу, и знаю прекрасно, – отвечает работник. – Крыжовник это. Мы из него чудное варенье готовили.

– 

Вот и ладненько, – обрадовался новый русский. – Собери мне его подчистую, а уж я тебе за всё заплачу, слово бизнесмена даю.

Пошёл работник, взял большую корзину и начал крыжовника ягоды складывать. А кусты крыжовника колючие, добраться до каждой ягодки не так просто. Но работнику не привыкать. В умелых руках и ворона соловьём запеть сможет.

А новый русский опять в бар пошёл пиво пить да в карты поигрывать. Тут слышит, вроде кличат его со двора. Выходит, а на холме стоит работник и корзину полную ягод крыжовника держит.

– 

Получай, – сказывает, – хозяин продукт и давай расчёт, как уговорились.

– 

Ишь ты, какой быстрый, – восхитился будто бы новый русский. – Скорый ты на дело, а того в соображении нет, что в прошлый раз я в карты выиграл, и потому тебе заплатил сразу. А сегодня я проигрался вчистую, так что денег нет. Поставь корзину и приходи за деньгами в следующий раз.

Сказал так и повернулся, чтобы в бар снова идти, да слышит позади охнул кто-то. Поворотился и видит, что корзину работник из рук выпустил, и все ягоды под гору покатились.

– 

Ты что это?! – закричал, осердясь, новый русский. – Зачем корзину бросил?

– 

Эх, хозяин, не бросал я ничего, – говорит работник, – но кто же такие неприятные вещи под руку говорит? Вот и уронил весь сбор.

– 

А ну, собирай, живо! – скомандовал новый русский.

– 

Ты не ори на меня, хозяин, – спокойно ответил работник. – У нас с тобой коммерческие отношения. Деньги не уплачены и товара нет.

– 

Так ты собери ягоды, я и заплачу тебе.

– 

Э, нет, хозяин. Коли проиграл в карты обещанные деньги, то теперь сам же и собирай ягоды по горе. – Плюнул работник в корзину, бросил её под гору и пошёл себе восвояси, а новый русский так и остался опять без ягод.

Но вот пришла осень. Картошка в поле уродилась на славу. А убирать её некому. Новый русский опять вынужден звать работника. Пришёл тот и спрашивает:

– 

Как убирать будем – подчистую, али избирательно?

Тут новый русский не стал вспоминать иностранное слово, чтобы не сердить работника, а говорит:

– 

Ты уж меня научил в прошлый раз, так что теперь давай избирательно собирай. Добудь мне из землицы только самую крупную картошку.

– 

А помельче куда? – интересуется работник.

– 

А свиньям отдай. Не голодать же им.

– 

Как скажешь, хозяин, – согласился работник и пошёл за лопатой и вилами, а новый русский опять в бар пиво пить и в карты поигрывать.

Почитай, что неделю работник глаз не показывал. Поле-то огромное. Это ж сколько земли переворошить надобно! Но сказка может сказываться бесконечно, а дело всё же когда-то заканчивается. Пришёл наконец работник прямо в бар и говорит новому русскому:

– 

Всё сделано, хозяин, как договаривались.

– 

Пойдём посмотрим.

– 

Э-э, постой, хозяин. В этот раз гони сначала деньги, а потом товар забирай.

– 

Да ты никак спятил, не веришь мне что ли?

– 

А и не верю, хозяин. Может, ты опять проиграл в карты.

Делать нечего, пришлось новому русскому сначала всё сполна уплатить, а потом идти работу принимать. Входит он в амбар, а там пусто.

– 

А где же картошка? – спрашивает новый русский работника.

– 

Как где? Смотри лучше. Разве не видишь вон там на столе?

И в самом деле, в углу амбара стол стоит, а на нём огромных размеров картофелина лежит.

Работник гордо берёт её в руки и новому русскому протягивает со словами:

– 

Думаю, килограмма на три потянет клубень. Всё поле перекопал, пока этот экземпляр нашёл. Самый крупный, как просил.

– 

А остальная же где картошка? – спросил новый русский, холодея от ужаса.

– 

Как сказал, хозяин, я её свиньям отдал. Вон, погляди, сколько их по всему полю бегает.

Схватился новый русский за голову, и так ему себя жалко стало, что и дух из него вон вышел. Вот ведь до чего жадность и лень человека доводят.

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

ПАМЯТЬ

Славянский эксперимент

Если ехать из Праги на машине в сторону большого города Брно, но не через Ииглаву, а взяв севернее, минуя старинные города Моравии Гавличув Брод, Новое место, Быстрицу и затем от Кунштата свернуть к холму Градиско, то почти у самого его основания, окруженная густыми лесами, среди дубовых рощ вам встретится деревенька, которая называется Уезд.

Место это имеет давнюю историю. Предки жителей этой деревни пришли сюда, может, больше тысячи лет назад, тогда же, когда предводитель племени славян Чех привел в места новые необжитые своих соплеменников, взошёл на холм Ржип, увидел места холмистые, земли плодородные, зверьём, птицей и диким мёдом богатые, реки бурные, многорыбные и воскликнул: «О люди мои! Оставайтесь здесь. Станете жить в довольстве, а горы будут служить вам охраною от врага».

Вот и холм Градиско носит своё название в память о древнем городе, некогда существовавшем здесь, но стёртым с лица земли временем.

Однако не думал Чех, о котором рассказывает сегодня легенда, что через тысячу лет зелёные холмы Чехословацко-Моравской возвышенности не смогут спасти людей от вражеского нашествия, слишком сильными станут захватчики, всемогущим и грозным будет их оружие, безудержно вырастет необузданная жадность на чужие земли и страсть к всевластию.

Пришли враги и в деревню Уезд. Но если горы не стали неприступной крепостью, то населяющий их народ оказался твёрже скал и не сдался завоевателям. Об этом говорит мемориальная доска на стене маленькой часовенки посреди деревни. Чёрным по белому занесены навечно в память поколения имена замученных в нацистских лагерях, не склонившихся перед фашистами, смелых борцов, живших в горах Моравии и отдавших свои жизни за счастье сегодняшних дней. Среди них стоит имя пятнадцатилетнего партизана Йеника Беднаржа. О нём и пойдёт рассказ, который тоже становится легендой.

– И-и-ех!

Маленький топорик с красивым резным топорищем со свистом пронёсся через двор и врезался лезвием в лежавшую на козлах деревянную чурку, расколов её на двое.

– И-и-ех! – опять раздался задорный голос Йеника, и ещё один топор, но теперь покрупнее, полетел чуть ближе и впился своим острым зубом в бревенчатую стену дома, заставив его слегка вздрогнуть от глухого сильного удара.

–Ну это уже не дело, сынок, – проговорил несколько ворчливо, но не сердито Ян Беднардж, опуская на землю пилу, выпрямляясь и вытирая со лба пот. – Ты так всё наше жилище разнесёшь в щепы. Откуда у тебя столько силы-то накопилось? Смотри, как бы тебя немцы не загребли в солдаты раньше времени.

–Не загребут, – в тон ему ответил Йеник. – Мне ещё пятнадцати нет. А взяли бы, я бы к русским солдатам ушёл. Дядя Ладислав говорит, сейчас немчуру по всей России гонят.

– Тихо ты! – прикрикнул отец и, оглянувшись, увидел у плетня невысокую девочку, одетую по-деревенски в кипу цветных юбок, делавших её толстушкой, и невзрачненькую, но тёплую шубейку.

– Вон ты, оказывается, для кого старался, силу свою показывал. Бажену заприметил.

– И не правда, он меня не видел, – вспыхнув, почти закричала девочка и замотала отрицательно головой, разбрасывая из-под зимней шапки две длинные косички почти жёлтых солнечных волос.

– Ну, неправда так неправда, – ухмыльнулся старший Беднардж, – помоги нам тогда уложить дрова, раз уж пришла. Вишь, сколько наколол наш меньшой силач? Не зря он к Ладиславу ходит коней ковать. Сил столько, что девать некуда.

Снег покрыл деревеньку Уезд белым пушистым одеялом, из-под которого то там, то здесь вились синие струйки дыма из невысоких труб топящихся в домах печей. Узкие тропинки следов пробегали большие расстояния от дома к дому то вверх, то вниз по холмикам, на которых были разбросаны дома. В центре на площади возвышалась довольно древняя часовенка, которой было уж, наверное, лет двести. Возле неё было больше всего следов, так как отсюда разбегались в разные стороны улочки, и сюда по ним сходились люди по праздникам. А сегодня была масленица.

Беднаржи жили на самом высоком месте, буквально у подножья холма Градиско, поэтому от них можно было видеть всю деревню, как на ладони и устремившуюся вдаль, прячущуюся потом в лесах, шоссейную дорогу, ведущую на Кунштат и Быстрицу. В той стороне находился и заброшенный карьер, где добывали когда-то бурый уголь, а теперь вот уже несколько лет немцы расстреливали тех, кто особенно возмущался, не хотел помогать Германии, отказывался идти на фронт.

Йенику, как и всем в деревне, очень не нравилось, когда к ним приезжал немецкий наместник господин Ганс со своими солдатами. Они всегда что-то хотели, всегда больше, чем им давали, и всегда люди плакали после их отъезда.

Но сегодня был большой праздник. Непрошеных гостей никто не ждал, и все хотели повеселиться. Жизнь ведь продолжалась и должна была стать лучше, если фашисты проиграют войну. Поэтому Йеник собирался сегодня на колядование. Он приготовил большую деревянную саблю, с которой обычно ходят по домам ряженые, чтобы на неё, как на шампур для шашлыков, под смех и песни нанизывали хозяева куски сала и колбас.

За последний год Йеник сильно вырос, обогнав Божену, которой было уже шестнадцать лет, и поэтому друзья решили, что вести ряженых будет он. Маленький Йеник с детства любил играть со старшей Боженой, и она всегда опекала его, защищая от драчунов и помогая учиться в школе. Но ещё Йенику нравилось бывать у дяди Ладислава в кузнице. Там он быстро научился сам подковывать лошадей, гнуть обода для колёс и чинить множество железных предметов, которые были в деревенском хозяйстве. Почти ежедневная работа с кузнечным горном и молотами сделала мальчика необычно сильным, и теперь он сам мог вступиться за Божену, если бы кто её обидел. Однако обычно в деревне жили дружно, особенно после прихода в Чехословакию фашистов.

Божена принесла Йенику маску медведя, которую сделала для него сама, помогла быстро уложить дрова (так уж принято в Уезде, что все помогают друг другу), и побежала домой помогать маме готовить картофельные кнедлики со шкваркам, жаркое из свинины и блины. Они договорились с Йеником встретиться у часовни, где соберутся и другие ряженые.

– Йеник, только ты приходи обязательно, – уходя, просила Божена.

– Я научу тебя сегодня танцевать седлацку.

– Да уж приду, конечно, – улыбнулся Йеник.

Вальс соуседку с хороводом он уже усвоил ещё на рождественских праздниках, а вот кружиться парой на одном месте в седлацке никак не получалось.

Ян Беднарж вышел из сеней во двор принести в дом ещё дров. В такой праздник топятся обе печи: и в избе, и на чёрной кухне в сенях, где сейчас на открытом очаге жарилась утка. Дрова шли быстро.

Глава небольшого семейства (они жили втроём – мать, отец и сын) подошёл было к только что уложенной возле стены поленице нарубленных дров, как внимание его привлекло какое-то движение за деревней.

Вглядевшись, он понял, что не ошибся и тут же закричал, стуча кулаком в окно дома, рискуя разбить его:

– Йеник, скорее сюда!

Перепуганный мальчик выскочил на снег без шапки, но отец командовал, не давая опомниться:

– Сынок, немцы едут на двух машинах. Почуяли, что у нас жарится. Лети на кузницу, дай сигнал. Да сделай вид, что и правда куешь что-то или поправляешь.

– Понял, отец. Я крепления на лыжах чинить буду.

Схватил Йеник тут же стоявшие совершенно исправные лыжи, бросил в снег, вскочил на них и уже понёсся вниз без палок, без пальто, без шапки. А через минуту стучал молоток по наковальне. Морозный воздух далеко разносил звон железа по железу. Сыпались искры от мощных ударов молодого силача и встревоженные люди тут же поняли сигнал, не первый раз так было, засуетились, пряча небогатое добро, оставляя только то, что никак нельзя было укрыть. Да и знали ведь немцы, что праздник, потому и ехали, всё не спрячешь.

Всего сто пятьдесят дворов было в деревне, в каждый зашли грабители и нашли, что забрать. Испоганили народный праздник, размахивая автоматами, требуя мясо, сало, пиво и водку сливовицу.

Угрюмые собирались люди на площади после отъезда фашистов. Не было на их лицах весёлых маскарадных масок, не пели они и не танцевали, ибо не только продукты забрали с собой озверевшие немцы. Увезли они нескольких мужиков для отправки на фронт, а наместник Ганс с солдатами связал и забрал в своей машине любимицу всего села Божену и сказал, что будет она у него работницей в городе.

Узнал об этом Йеник, не заплакал, но сжал кулаки и тихо пообещал:

– Отец, не жить Гансу на этом свете. Убью я его.

А рядом стоял дядя Ладислав. Услышал он слова мальчика, положил ему руку на плечо и заговорил так:

– Тихо, Йеник, тихо. У всех горе, но нужно держаться. Ты слышал, что случилось с деревней Лидицей? Два года назад они убили своего наместника Гейндха, и немцы расстреляли там всех мужчин старше 15 лет, а женщин и детей отправили в лагеря смерти. Самой деревни, говорят, тоже нет. Её срыли начисто. Сейчас наши солдаты под предводительством Людвига Свободы сражаются против фашистов вместе с Красной армией Советов. Они идут к нам. Ты уже действительно большой и должен знать. В Словакии много партизан. Рядом с нами в Валахии люди тоже в лесах бьются с фашистами. Пора и нам начинать.

Не сразу, но скоро это начало пришло. Всего через несколько недель после несчастного дня масленицы, когда сошёл снег, недалеко от Рачиц на Вышкове апрельской ночью спрыгнули с самолёта семнадцать советских парашютистов. Распределились они на небольшие группы: кто пошёл в Тишнов, кто в Басковицы, а одна группа добралась до Уезда. Никто не знал об этом, кроме семьи Яна Беднаржа, его брата Ладислава и тех, кто ушёл в лес с русскими.

А случилось так, что когда немцы последний раз пришли в село на масленицу, и пока Йеник звонил по наковальне, предупреждая народ, отец Йеника тоже начал прятать продукты. Шутка ли. Только что забили свинью, которую два года выкармливали. Хватило бы её и на праздник и на всю весну, а тут придут немцы и заберут готовое мясо. Спустился он в подвал, что под сенями был выкопан. Стал думать, как спрятать бочонок с уложенным в него мясом. А когда шёл Ян Беднарж в подвал, то захватил зачем-то деревянную саблю, которую Йеник для колядования сделал, рассердился ещё больше, заметив её в своих руках, да в сердцах решил сломать игрушку и изо всей силы ткнул остриём в стену. Только не поломалась сабля, мастерски сделанная мальчиком, а неожиданно прошла сквозь стену, вывалив большой кусок камня куда-то за подвал. Чуть не упал Беднарж от неожиданности, засветил огнём в образовавшееся отверстие и увидел там большую пещеру. Совсем немного не докопались до неё, когда делали подвал.

Ну, думать тут было некогда. Немцы могли начать обход и с их дома. Быстро разбросали тонкую стену сильные руки крестьянина, сделав достаточное отверстие, чтобы пролезть самому и затащить бочки. А тут и Йеник подоспел на подмогу. Спрятали они в пещеру всё, что стояло в подвале, выбрались, завесили отверстие медвежьей шкурой да прива.лили лестницей и всяким инструментом, который использовался для работ на барских огородах и в саду. Земли-то вокруг были помещичьи, а теперь принадлежали немецкому наместнику Гансу. Много приходилось работать крестьянам, чтобы и себя прокормить, и хозяев.

Быстро управились отец и сын, так что, когда немцы дошли до их дома, то сильно удивились солдаты, почти ничего не найдя, однако в подвал спускаться не стали, увидев сверху в лучах фонарей, что он пуст. Забрали зажаренного гуся, прихватили двух живых птиц, ссыпали в мешок готовые кнедлики и уехали к другим домам. А Йеник с отцом всё опять перенесли в подвал.

На другой день взяли они огня побольше и пошли в ту пещеру. Она оказалась очень длинной, кое-где совсем узкой, но самое интересное то, что выходила она наружу на противоположной стороне холма Градиско и так незаметно,, что сколько здесь ходили люди Уезда и на охоту, и за грибами да ягодами, а никто не знал об этой пещере.

Ну вот, когда русские первый раз пришли, то Беднаржи сразу вспомнили о своём открытии, и уж назад в лес уводили партизан своим подземным путём. Пришлось вход из подвала в этот подземный путь так заделать, чтобы никто не мог увидеть, даже если рядом стоять будет.

Жить, конечно, в этой пещере нельзя было, уж очень большая и холодная даже летом, никаким костром не согреешь. Так что неподалеку от неё на холме Градиско выкопали хорошую землянку с потайным входом, скрывавшемся за деревьями и кустами. Лес в этих местах густой, лиственный. Весной всё так зарастает, что порой тропу не сразу найдёшь, по которой зимой на лыжах бегал.

Много заданий было у партизан. Сначала только сведения собирали, всё узнать о немцах старались, а потом начали активно действовать. Интересовали партизан воинские части в районе города Брно, но ещё больше движение воинских эшелонов по главной одноколейной железнодорожной магистрали, идущей от Усти-над-Лабой до словацкого города Чьерна-на-Тиссе. Именно по ней шли подкрепления отступавшим из России германским соединениям.

Магистраль была расположена значительно севернее Градиско. Целых два дня и две ночи приходилось партизанам идти по горам, чтобы добраться до неё в районе города Ческа-Тршебова. Зато после проведенной операции, когда взлетали на воздух поезда с пушками да снарядами и железнодорожная колея надолго выходила из строя, немцам трудно было узнать, где же находятся виновники взрыва, откуда они пришли. А партизаны возвращались к холму Градиско.

Йеник носил еду партизанам чаще всего подземным ходом через пещеру. Только весной и осенью, когда шли сильные дожди и подземные воды заливали ходы, он уходил ночью лесом, неся на спине тяжёлый рюкзак с продуктами. Почти целый год до января 1945 года был Йеник постоянным связным партизан.

Отец Ян и дядя Ладислав иногда выезжали на лошадях в Быстрицу или Юосковице будто продать немного продуктов, а сами привозили оттуда новые сведения, связывались с партизанами тех мест, перевозили взрывчатку, патроны, оружие.

Однако правильно говорит пословица: «Сколько верёвочка ни вьётся, а конец найдётся». Как ни осторожны были партизаны, а почувствовали немцы, что откуда-то отсюда, из Уезда, совершаются налёты на склады с оружием, автомобили с продовольствием, узлы связи. Стали фашисты чаще наезжать в Уезд под предводительством Ганса, который очень любил издеваться над жителями, устраивать порки плетьми, требуя выдать партизан. Но точных сведений у них не было, пока не пришёл этот холодный январский месяц.

Снег в те дни выпал на редкость большой. Партизанская группа возвращалась после успешно выполненного задания из Ческа-Тршебова, сумев удачно уйти от погони. В этот раз их было семеро – трое чехов и четверо русских. Усталые, они приближались к своей землянке, когда вдруг услыхали впереди чужие голоса. Послали одного бойца вперёд в разведку, и тот бесшумно подкравшись, увидел, что вход в землянку раскрыт, а немцы вытаскивают через него убитых партизан, которых застали врасплох спящими, но не удалось захватить живыми.

Это было предательство. Кто-то точно указал немцам место стоянки партизан.

Разведчик попятился назад, и тут раздался оглушительный лай собак. Здесь были немецкие ищейки. Они почуяли чужого и с лаем кинулись в погоню. Бросились за ними и каратели.

Разведчик в упор расстрелял наседавших на него собак, но самому уйти от немецкой пули не посчастливилось. Товарищи пытались спасти его своим огнём. Завязался неравный бой. Раненые партизаны сумели-таки уйти от преследователей, которым не помогали теперь собаки. Ценой своей жизни спас друзей разведчик.

Сделав большой крюк по лесам, поздней ночью четверо раненых русских пришли к дому Беднаржей, оставив в лесу двух чехов, не знавших об этой связи и подземном ходе. Но один из них и оказался предателем. Он убил своего товарища и пошёл за русскими, а, увидев, в чей дом они зашли, тут же помчался за карателями, которые успели уехать в Кунштат.

В эту ночь Йеник стал на лыжи, взял высокую метлу и поехал заметать следы лыж на снегу, которые вели к дому. Идя по ним в обратную сторону, он заметил и след преследовавшего русских предателя, а затем нашёл и убитого им партизана. Вернувшись, он застал дома, кроме своих родителей, и дядю Ладислава, помогавшего перевязывать раненых.

Йеник рассказал, о чём прочитал по следам на снегу, и все поняли, что сейчас могут нагрянуть фашисты. Уйти по снегу незаметно партизаны не могли, поэтому их тут же отправили потайным подземным ходом, прикрыв его изнутри как можно тщательнее и залив пол водой на случай, если опять приведут собак. Но злых клыкастых зверей в этот раз не было. Фашисты приехали сами, и с ними прибыл Ганс.

Уже рассвело, когда две грузовые машины с солдатами и одна легковая с начальством мчались на полной скорости к дому Беднаржей. Дядя Ладислав, боясь за семью брата, не ушёл и встретил выскочившего из опеля Ганса у калитки, спокойно забивая деревянный кол в землю для укрепления плетня.

– Что случилось, господин Ганс? – спросил он, с удивлением наблюдая за тем, как солдаты соскакивают с машин и окружают дом. – Ищете кого-нибудь?

Ганс подозрительно посмотрел на могучую фигуру кузнеца, стоявшего с молотком в руке без тени волнения на лице.

– Чего это ты здесь с самого утра? Партизан прячешь?

– Упаси бог, господин Ганс, – возразил дядя Ладислав. – Партизанам здесь делать нечего. Самим еды не хватает. А встаём мы всегда рано. И разве плохо, если я брату помогу? Таков у нас обычай.

В это время из дома вышли Ян Беднаржи и Йеник. Ян был таким же плечистым и рослым, как его брат Ладислав. Но Яна не угнали на фронт по той причине, что пальцы на его правой руке были повреждены во время уборки солодового ячменя и, значит, не мог он стрелять. Ладислава же не брали, как единственного умелого кузнеца на весь район. Йеник ещё не мог заменить его, а ведь даже сам Ганс приезжал в кузницу с заказами.

За мужчинами из дому взволнованно выскочила толстушка мать, отряхивая муку с передника. Только она выглядела напуганной, но так, как обычно боятся женщины деревни появления Ганса, всегда что-то забирающего.

Йеник вышел с банкой краски и кисточкой в руках. Чехи любят разрисовывать передние стены домов, окружая двери и окна красивыми узорами. Один из рисунков Йеник будто решил сейчас освежить краской.

Всё это Ганса поразило. Он считал себя великим психологом и знатоком славян. Сомнений быть не могло – в доме есть или, по крайней мере, были партизаны. Об этом только что сообщил их человек: сын владельца пивоваренного завода, который с большим трудом проник в партизанский отряд, но никак не мог выяснить, с кем в деревне и как поддерживается связь.

И вот сегодня, когда по его чётким данным почти всех разгромили, когда по его словам он лично видел, как русские зашли в дом Беднаржей, хозяева ведут себя так, словно и не подозревают о существовании партизан. Это казалось Гансу невероятным. Он ещё перед тем как ехать сюда, приказал по прибытии немедленно осмотреть следы вокруг дома. Но вот к нему подошёл один из офицеров и доложил, что вокруг дома вообще следов нет.

Порывами дул небольшой ветерок, и тогда по земле мела лёгкая позёмка, но она не могла замести глубокие следы лыж, оставленные в мягком снегу всего часа два назад четырьмя взрослыми людьми, да ещё ранеными. А то, что они ранены, тоже было известно. Да, собственно, и этот лжепартизан был сейчас здесь и тоже удивлённо смотрел на чистый снег возле дома.

Солдаты успели обыскать весь дом. Им приказали перевернуть вверх дном все кровати, вспороть все перины и все мешки. В избе стол был перевёрнут, лавки с резными спинками опрокинуты, на них сброшены подушки и пуховики. Искали под соломенными скатами крыши и в подвале, в сараях и в хлеву, откуда теперь непрерывно мычала недовольная корова, обеспокоенная чужими людьми и задержкой с доением.

Ганс не заметил, как напряглись мышцы лица Яна Беднаржи, когда солдаты стали спускаться в подвал. Ян стоял на пороге сеней и, казалось, готов был к чему-то. Но об этом поняли только его сын и брат по тому, что Ян вдруг запел тихонько песню о крестьянине Ондраше.

Когда-то ещё в детстве Йеник спросил отца:

– Почему ты всегда, прежде чем начать что-то делать, поёшь одну и ту же песню про Ондраша?

– Ну, знаешь, привычка такая, – ответил он. – Ондраш руководил восстанием крестьян в Моравии. И для меня каждое трудное дело, как борьба с самим собой. Вот и пою о нём, чтобы поддержать себя, сделаться таким же, как Ондраш.

Однако солдаты вылезли из подвала, где ничего кроме пива, которое тут же попробовали из бочки, ничего не нашли. Ян облегчённо вздохнул и перестал петь себе под нос.

– Странно, очень странно, – проговорил Ганс, получив очередной доклад солдата о том, что ничего нигде не обнаружено.

Он подошёл к Яну Беднаржи, доставая из кобуры пистолет. Стоявший рядом солдат поднял автомат наизготовку, направив дуло на хозяина дома.

– Как это может быть, – спросил Ганс, – что наш человек видел сам, как русские к вам заходили, а вы ничего не знаете? Не улетели же они на самолёте с крыши?

– А, может, он всё врёт, господин Ганс? Следов-то никаких нет.

Это говорил Ладислав, опершись на кол, только что вбитый в изгородь.

– Правда, следов никаких нет, – согласился немец. – И людей нет. Тут какой-то фокус. Но я его разгадаю. Проведу очередной славянский эксперимент. Ну-ка, мальчик, подойди сюда, – и он махнул пистолетом Йенику.