Читать книгу: «От экватора до полюса. Сборник рассказов», страница 25

Но эти рыночные отношения не всегда улучшали качество обслуживания. В связи с тем, что некоторые концерты мы давали за определённую сумму денег, на которую соглашались заказчики, то естественно, что организаторы концертных программ начинали рассчитывать, какая сумма выпадет на каждого участника, и начиналась борьба в коллективе за то, кто будет выступать. Заработать хотели все, но чем больше участников, тем меньше достанется каждому. Так вот и получалось, что большие танцевальные коллективы из платных концертов исключались, сокращалось число участников вокальных ансамблей. Ну и так далее. Словом, деньги доставляли радость, но и вносили раздоры. Работать по подготовке программ стало гораздо труднее, нежели в прежние времена.

Всего этого, разумеется, никакие министры тоже не знали. После концерта артистам в этот раз устроили пиршество в репетиционной комнате с бесплатной водкой и закусками из столовой, а особые зрители направились на банкет в кафе "Русские сувениры", или, как его ещё называли, кафе-мороженое, куда для обслуживания были отобраны самые красивые девушки Баренцбурга, накрывшие столы на сто сорок мест такими закусками и прочими яствами, о которых жители шахтёрского посёлка узнавали только по рассказам, с трудом преувеличиваемым рассказчиками.

За несколько дней до этого мы с профессором Старковым пришли в кабинет директора рудника, в котором за столом с телефонными пультами сидел в тот момент генеральный директор Цивка и стали обсуждать план проведения научной конференции. Официально с самого начала считалось, что трест является соучредителем международного форума. До сего момента, правда, сотрудниками треста ничего ещё для конференции не делалось, так что мы робко предложили хотя бы организовать фуршет для участников конференции, на что генеральный, бывший в тот момент в хорошем расположении духа, радостно предложил просто пригласить гостей на приём, даваемый трестом гостям из России. Мы, естественно согласились, и этот пункт был вписан в нашу научную и трестовскую праздничную программы. Обратившись ко мне, как к ветерану Баренцбурга, Юрий Владимирович поинтересовался, не посоветую ли я, где лучше провести приём такой массы народа. По опыту предыдущих лет я знал, о чём тут же и сказал, что самым правильным было бы провести такое мероприятие в помещении российского консульства, где подобные празднования проводились весьма успешно много раз.

Вспомнилось торжественное восхождение гостей по широкой лестнице, когда принимающая сторона выстраивалась у входа в большой зал с прекрасным панно, изображающим знаменитых полярных исследователей на фоне полярного сияния, и, став в шеренгу, пожимали руки каждого гостя, обмениваясь на ходу радостными приветствиями и даже объятиями, если встречались давние друзья. Затем все вместе без каких-либо делений на ранги, взяв с боковых столиков бокалы шампанского или любого другого понравившегося напитка (недостатка в них не было), образовывали полукруг возле длинного прекрасно сервированного стола и почтительно выслушивали короткие речи российского консула и губернатора Шпицбергена. Никаких стульев и кресел в этой части зала. Тесными группками люди чокались бокалами, подходили к столу с закусками, а потом кое-кто переходил в соседние полу комнатки (в обычные дни отделённые раздвижными стенами-перегородками), где устраивались за небольшими столиками на диванах и креслах. Через некоторое время концертную программу начинала прославленная у нас певица Галина Мирошникова со своим коронным номером – норвежской песней "Перст пельман", которую обязательно подхватывали все норвежцы, и вскоре начинались всеобщие танцы, завершавшиеся, как правило, весёлым хороводом, когда в быстро растущую цепочку танцующих, змейкой проходящую по всем уголкам, включались практически все гости. Я не помню, чтобы кому-то не понравились эти удивительно тёплые дружеские вечера, во время которых очень хорошо налаживались контакты и даже обсуждались порой весьма серьёзные вопросы.

Однако в этот раз торжество решено было провести в кафе-мороженом. Надо сказать, что зал там тоже не плохой, но в определённом смысле. Низкий потолок, стены расписаны на мотивы русских народных сказок, вдоль длинных столов простые деревянные скамьи, что создаёт, конечно, антураж старины. Именно этот зал норвежско-шведская киногруппа выбрала однажды для своего фильма, где нужно было показать празднование русской свадьбы, которые тут на самом деле отмечаются. Здесь же обычно мы принимали норвежских спортсменов, когда соревнования проводились в российском посёлке. По традиции один год игры проходили в норвежском посёлке, а другой – в российском. Так вот для приёма не очень больших групп этот зал вполне подходил. Когда же я узнал, что и официальный приём треста подготовлен в кафе, неприятное чувство беспокойства закралось мне в душу и не напрасно.

Приведя свою группу иностранных учёных отнюдь не в числе первых гостей, из прихожей через открытую дверь я сразу заметил, что в зале уже полно людей, столы накрыты не фуршетным порядком, когда каждый подходит и берёт, что хочет, а по-ресторанному, то есть на определённое количество мест. Мои худшие опасения начинали оправдываться. Приготовленных мест явно было меньше гостей, пришедших на банкет. Я поспешил войти со своей группой и, к счастью, увидел несколько ещё не занятых мест у входа, куда тут же и посадил докладчиков из Швеции, США, Германии, Норвегии. Однако в моей группе было три женщины, включая переводчицу губернатора Шпицбергена, Анну Бертейг. То, что они женщины, явилось для меня дополнительной головной болью, которую я, правда, предвидел, но ничего уже не мог сделать.

Как только я показал, кому где сесть (для себя я уже места не видел), дамы попросили меня проводить их к дамской комнате. Я мысленно выругался, зная, что в этом здании всегда был сверх плохой туалет, но, понять женщин можно было, поскольку торжественная часть и концертная программа заняли добрых три часа, не каждый выдержит. В клубе о туалете никто из моих спутниц не подумал, хотя там он как раз не плохой. Взяв троих женщин с собой, провёл их через фойе к туалетам, чтобы увидеть, что дверь женской комнаты заколочена досками. Разумеется, Баренцбург посёлок шахтёров, стало быть, о женщинах здесь думают меньше. Пришлось подождать, пока из мужского туалета выйдет последний мужчина и пропустить туда наших троих красавиц, а самому стать то, что называется, на стрёме, дабы никто не помешал гостям женского пола привести себя в порядок. Единственное, что меня ещё волновало в этот момент, чтобы никто не занял их мест за столом. Тогда бы я вообще пропал со стыда. Но повезло: они успели устроиться, и я вышел, раздумывая, что делать. Проблема была в том, что некоторые учёные хотели во время банкета в неформальной обстановке провести переговоры с представителями Госкомсевера, для чего, конечно, нужна была моя помощь. Но идти в зал и выискивать себе место в качестве бедного родственника мне не хотелось.

Мои мысли были неожиданно прерваны обращёнными ко мне словами: "Ты зачем сюда свою шушеру привёл?" Это говорил выскочивший только что из зала один из бывших сотрудников треста, которого самого пригласили сюда в качестве почётного гостя, но он по инерции продолжал чувствовать себя здесь хозяином. Со своим апломбом он, правда, уже нарвался на одну неожиданность, когда в гостинице сказал новой заведующей, не знавшей даже его в лицо, чтобы она отнесла его вещи в номер, на что та изумлённо ответила: "Кто? Я понесу? Может, вы сами это сделаете?" Человек-то он вовсе не старый и с такой просьбой обращаться к женщине было просто неприлично, но таков был его стиль работы, который проявлялся и в ситуации со мной.

Я спокойно ответил, что привёл только иностранных гостей, которых пригласил сам генеральный директор. В ту же секунду с тем же вопросом, ничуть не деликатнее ко мне подбежал директор рудника. За ним появился и сам генеральный, который на мой вопросительный взгляд, сказал, что мест свободных нет, а народу набежало больше, чем ожидалось.

Что можно было сказать по этому поводу? Я повернулся и ушёл, оставив им самим разбираться с пришедшими позже вместе с польскими коллегами российскими учёными, которые сочли возможным открыто выразить своё возмущение отсутствием мест, а значит, плохой организацией приёма. Иными словами, произошёл скандал.

Мне много лет довелось работать за рубежами нашей родины. Разные страны, разные народы пришлось видеть. У всех свои особенности, своя культура взаимоотношений. И больше всего меня поражало не то, плохо или хорошо относились к нам в этих странах (принцип их отношений был в прямой зависимости от кошелька – чем беднее человек, тем лучше относился он к русским), но никогда не мог я понять, почему русские к русским относятся так плохо, особенно за границей. Почему мало мальский начальник может позволить себе кричать на подчинённого только потому, что он ему подчинён, откуда эта фанаберия перед нижестоящими и идолопоклонство перед руководством? Ведь если бы эти самые министры или заместители министров, которых, между прочим, было не так уж много среди приехавшей челяди, видели всё, что происходило за их спинами, то очень может быть, что всё было бы иначе, и люди бы относились друг к другу по другому, потому что главное для русского чиновника, что бы начальство не увидело, какой он плохой на самом деле. Но хотят ли министры это видеть? Вопрос.

Мы сидим с Колей и Аней в их маленькой комнатушке, кажущейся оранжереей от обилия цветов. Это мои друзья. Обычная шахтёрская семья. Коля высокий и сильный. Аня маленькая, хрупкая и красивая. Колю всегда тянет на философские разговоры, особенно когда выпьет. А мы, конечно, пьём по случаю встречи, и этот вечер вполне отвлекает меня от неприятностей официального приёма.

– Вы любите Аню, Евгений Николаевич? Только честно. Вы же столько с нею работали, – спрашивает меня Коля, словно ответ на этот вопрос был для него самым важным сейчас.

Я смеюсь и, чувствуя, как напряглась Аня от такого неожиданного вопроса, отвечаю самым честным образом, что, конечно, люблю.

– Вот и я её люблю, – удовлетворённо говорит Коля, обнимая и целуя жену. – Она очень хорошая. Вы даже себе не представляете, какая она хорошая. Не знаю, чтобы я без неё делал.

И Коля начинает рассказывать, какая Аня хорошая хозяйка, как она умеет всё делать и продолжал бы, наверное, долго, неторопливо подбирая слова, чтобы как-нибудь получше, покрасивее описать свою любимицу, но Аня смущённо прерывает его, слегка отстраняясь от объятий:

– Ну вот, понеслась душа в рай. Ты лучше подлей ещё Евгению Николаевичу, а то он совсем не пьёт за твоими разговорами.

Мне весело и приятно сидеть с этими ребятами. Аня работала в нашей гостинице, убирала номера, и посещала курсы английского языка, которые я вёл. Это была моя любимая ученица, самая способная, потому что очень хотела освоить язык и всегда прекрасно заучивала наизусть все задаваемые мною диалоги, песни, разговорные выражения. Так что, в конце концов, она смогла даже самостоятельно водить экскурсии по Баренцбургу и довольно смело общаться с иностранцами. Теперь вот она работает в музее и порой выполняет роль гида, когда не хватает переводчиков. Коля по-доброму завидует ей и восхищается, а когда я говорю, что и у него не всё потеряно и нужно дальше учиться, он качает головой, отвечая:

– Нет, Евгений Николаевич, я себя знаю. Мой удел шахта. Я очень ленив. Раньше надо было думать головой. Теперь не смогу.

Смотрю на друга, слушаю его и признаюсь самому себе, что этот парень с красивыми несколько утончёнными чертами лица мне нравится. Он откровенен. Знает свои недостатки, и сам же говорит о них. Но и о чужих недостатках не смолчит. Потому, считает, его и не любит начальство.

К полуночи мы выходим на улицу. Далеко за широкой гладью залива, у Земли Принца Карла солнце прячется за островными горами, разливая по поверхности моря бардовую краску. Коля останавливается и, протягивая руку в сторону заходящего солнца, восклицает:

– Вот где красота настоящая! Потому и не хочется уезжать отсюда. А с другой стороны, как подумаешь, что каждый день можешь из шахты не вернуться по чьей-то глупости, из-за спешки с планом, да мало ли отчего, то и оставаться не тянет. Вот и стоим с Аней на распутье. И деньги заработать надо бы, но и жить ещё хочется. Если бы действительно заботились о шахтёрах, а то…

И опять мне подумалось: "Знали бы министры о настоящих проблемах рабочего человека, о его конкретных трудностях, наверное, много можно было бы изменить в жизни, когда не только шахтёрам Баренцбурга, но и всем нам жилось бы легче.

По Сеньке ли шапка?

(От статуса Шпицбергена до статуса России)

Давно на Руси, когда ещё шапки колпаками называли, говорили мудрые слова: "По Ерёме колпак". Это потом уже стали говорить: "И по Сеньке шапка", подразумевая на самом деле не то, что тот, кто её носит, достоин головного убора, а намекая чаще всего на то, что кто-то вполне соответствует своей должности, занимаемому положению, тем обязанностям, что возложил на свои плечи. Мудрый русский народ любит иносказательность. Но вы спросите меня, что же я имею в виду, говоря о Сеньке и шапке, и какое они имеют отношение к Шпицбергену? Поясняю. Меня давно удивляет, что на далёком архипелаге, который седобородые русские поморы, наладив свои особые суда, называвшиеся кочами, посещали ещё в шестнадцатом веке, а то и раньше, теперь, спустя белее четырёх веков, мы чувствуем себя в роли бедных родственников, а спроси иного россиянина "Что это за земля такая – Грумант?", так он ещё и не ответит вовсе, где она и откуда взялась. Поэтому начну-ка я с самого начала рассказ о том, кто и как надел на себя шапку обладания самым северным архипелагом земли нашей.

Права на архипелаг, расположенный между семьдесят четвёртым и восемьдесят первым градусами северной широты заявлялись ещё в начале семнадцатого века Датско-норвежским королевством и Англией почти сразу же после официального открытия земли в 1596 г. голландским мореплавателем Виллемом Баренцем. Норвежцы полагали в то время, что архипелаг является частью Гренландии, над которым господствовала Дания, и потому даже посылала свой флот к берегам Шпицбергена. Однако Англичане считали, что их китобои первыми овладели землями архипелага, присоединив их к английскому королевству. В это же время Голландия, Франция, германские города вели острую борьбу за промысловые районы архипелага. Российские поморы о суверенитете России не говорили, но вели свой промысел на Груманте, как они называли исстари архипелаг, осваивая новые территории. По иронии судьбы именно Московская компания, находилась в то время в Лондоне и занималась китобойным промыслом, направляя ещё в 1607 году на недавно открытый официально Шпицберген Генри Гудзона в поисках мест китобойного промысла. Но она не имела никакого отношения к поморам и не знала об их существовании на Шпицбергене.

Что касается Норвегии, то, как пишет в своей книге «Свальбардский Договор» Гейр Ульфстейн, «Датско-норвежское королевство было слишком слабым для обеспечения суверенитета над Шпицбергеном».

Впервые международный статус архипелага Шпицберген был определён в результате обмена нотами между правительствами России и Шведско-норвежской унии 1871-1872 гг. Главным пунктом этого двустороннего соглашения было закрепление за архипелагом статуса "terra nullius" – "ничейная земля". Именно это положение лежало в основе конвенции о статусе Шпицбергена, которая разрабатывалась на международных конференциях, проходивших в Христиании (Осло) в 1910, 1912 и 1914 гг. В них принимали участие Россия, Швеция и Норвегия. Но в связи с началом Первой мировой войны решение по Шпицбергену тогда так и не было принято.

Широко известно о Парижской, или как её ещё называют, Версальской, конференции от 9 февраля 1920 г., на которой был принят договор о Шпицбергене, составленный на основе текста, подготовленного норвежской угольной компанией Стуре Ношке. Почему именно эта компания готовила проект договора, если добычей угля на Шпицбергене занимались в начале века и англичане, и американцы, и шведы? Да, прежде всего потому, что сама конференция была инициирована Норвегией, прямо высказавшей желание обрести суверенитет над Шпицбергеном в качестве компенсации ущерба, понесенного во время войны, и по той причине, что она уже де-факто находится на архипелаге.

А советскую Россию в то время даже и не только не спрашивали о её притязаниях на Шпицберген, но даже не пригласили для участия в конференции, поскольку Россия не была ещё признана многими государствами.

Между тем, весьма любопытно отношение к статусу Шпицбергена российских дипломатов в то время, когда не был ещё окончательно определён мировым сообществом статус самой России. Оно было в российских кругах того времени весьма неоднозначно, как неоднозначно и в наши дни. Эти противоречия ярко проявились в переписке талантливого советского дипломата, работавшего торговым представителем СССР в Норвегии, А.М.Коллонтай с комиссариатом иностранных дел СССР.

14.07.1923 г. А.М.Коллонтай пишет комиссару иностранных дел М.М.Литвинову следующее:

"На этот раз могу сообщить Вам хорошие новости. Как я уже писала с предыдущей почтой, в Стортинге намечалось обсуждение вопроса о признании России de jure… Настроение Стортинга было явно за признание и за своевременность закрепления правовых взаимоотношений с Россией… Нам удалось получить основные пункты тех условий, какие намечаются при признании России.

Пункты эти следующие:

1) 

Признание суверенитета Норвегии на Шпицбергене…

Из разговора [с] Мишле я вынесла впечатление, что [у]регулирование Шпицбергенского вопроса сильно заботит Нор[вежское] пра[вительство]. Это нам придётся иметь в виду и соответственно использовать при ведении переговоров о de jure.

Можно ожидать, что Норвегия пойдёт на многие уступки России, чтобы обеспечить себе признание суверенитета Норвегии [над Шпицбергеном] со стороны России".

А вот что написал в ответ А.М. Коллонтай нарком СССР Г.В. Чичерин:

"Уважаемый товарищ,

Пожалуйста, разъясните мне вопрос о признании суверенитета Норвегии над Шпицбергеном. Дело представляется так: факт нашего присоединения к конвенции о Шпицбергене включает в себя признание нами норвежского суверенитета над ним. Значит ли это, что, когда Вы пишете о признании норвежского суверенитета над Шпицбергеном, Вы имеете в виду присоединение к парижской конвенции? В таком случае Вы считаете наше присоединение к парижской конвенции более выгодным для Норвегии, чем для нас, и усматриваете в этом акт любезности с нашей стороны по отношению к Норвегии. Это мне совсем неясно. С одной стороны Норвегия далеко не в восторге от этого суверенитета, который приносит ей расходы, не ставя её по сравнению с другими государствами на Шпицбергене ни в какое привилегированное положение. Большей услуги мы Норвегии таким образом не оказываем. С другой же стороны, для нас самих присоединение к парижской конвенции о Шпицбергене представляет весьма существенные выгоды…Если мы выставим условием признание нас де-юре, это будет, скорее, скрытый способ похоронить наше присоединение к договору".

Из этого письма наркома очевидно, что ему не были известны истинные стремления Норвегии, которые довольно чётко были высказаны, например, в письме министра иностранных дел Норвегии К.Ф.Мишле своему коллеге Рюэ Хольмбу от 17.09.1923 г., в котором он писал: "Откровенно говоря, мне бы не хотелось, чтобы мы вступили во владение Шпицбергеном, не достигнув взаимопонимания с Россией. Если Россия захочет создать там для нас трудности, поводов для этого более чем достаточно…

Естественно, мы не можем пойти на признание де-юре, не разработав определённой программы. Могу перечислить: урегулирование вопроса о Шпицбергене, условия рыболовства в Северном Ледовитом океане и на Белом море, возмещения ущерба… Само собой разумеется, что мы должны заранее позволить Фугту (посол Норвегии в Великобритании) и Веделю (посол Норвегии во Франции) заявить, что урегулирование проблемы Шпицбергена вынуждает нас поставить вопрос о признании. Ведель считает, что с Францией ему удастся справиться, а Англия настолько заинтересована в урегулировании вопроса о Шпицбергене, что она, безусловно, тоже нас поймёт. Никто ведь всерьёз не верит в победу контрреволюции в России".

Отсюда ясно, что позиция Норвегии была совершенно противоположной пониманию вопроса советским комиссаром. Об этом и написала Коллонтай в следующем письме Чичерину 6.10.1923 г.:

"Неразрешённость шпицбергенского вопроса с Россией и возможное предъявление претензии России на Шпицберген волнует и заботит буржуазные партии и само норвежское правительство. Здесь не забыто, что Россия была в числе трёх держав, под контролем которых находился Шпицберген, что Россия до 1917 г. постоянно противилась признанию суверенитета на Шпицберген какой-либо из стран, что именно Россия ещё во время совещаний в Христиании 1912-1914 гг. настаивала, чтобы Шпицберген остался terra nullius и что Россия вплоть до 1917 г. обладала крупными экономическими интересами, заставлявшими видеть в ней серьёзного конкурента Норвегии в вопросе суверенитета.

За последние месяцы тревога Норвегии за участь Шпицбергена была ещё обострена аннексией Гренландии со стороны Дании, в то время как Норвегия считала Гренландию своей исторической собственностью. К тому же Норвегия прекрасно учитывает, что Англия весьма склонна к пересмотру Парижского трактата, в котором, по мнению великобританского правительства, недостаточно приняты во внимание "исторические интересы и права" Англии.

Отсутствие подписи России под Парижским трактатом может дать повод Англии поставить вопрос о пересмотре самого трактата".

Доводы замечательного дипломата, женщины, в присутствии которой даже король Швеции в нарушение протокола считал неприличным сидеть, если она стояла, оказались убедительными и весьма прозорливыми.

15 февраля 1924 г. Министерство иностранных дел Норвегии уведомило торговое представительство СССР в Норвегии о признании Правительства СССР как де-факто, так и де-юре, а на следующий день 16 февраля А.М. Коллонтай официально сообщила Министерству иностранных дел Норвегии о признании Советским Союзом суверенитета Норвегии над Шпицбергеном.

В статье преподавателей Харьковского юридического института М.В.Буроменского и Л.Д.Тимченко "Международно-правовой статус Шпицбергена", опубликованной в 7.05.1990 г. в "Известиях высших учебных заведений" отмечалось, что "…в юридическом плане статус Шпицбергена может быть отнесен к "особым": он установлен не государством-собственником, а закреплён международно-правовыми средствами. Фактически, по договору 1920 г. это единственная в современном международном праве сухопутная государственная территория общего пользования. В этом уникальном международно-правовом статусе отразились особенности исторического развития архипелага. Поскольку Договор не содержит положения о сроках его действия, он является бессрочным. Данный акт – не часть внутреннего норвежского законодательства. Из этого вытекает, что Норвегия не в праве изменить Договор без согласия всех его участников… Особый статус Шпицбергена не исключает действие на территории архипелага законодательства Норвегии. Все государства – участники Договора в соответствии со ст. 3 обязаны соблюдать "местные законы и постановления". Однако внутреннее норвежское законодательство не может противоречить закреплённому международно-правовому статусу Шпицбергена".

Спустя почти восемьдесят лет, правительство Норвегии приняло новый закон об охране окружающей природной среды на Шпицбергене. Вот как отреагировала на это "Российская Газета" 14.06.2001: "ПАРЛАМЕНТ Норвегии на днях утвердил закон "Об охране окружающей среды" на архипелаге. Документ требует согласовывать любую деятельность там с норвежскими властями. Таким образом, нарушен бессрочный Парижский договор 1920 года по Шпицбергену, согласно которому подписавшие его страны имеют равные экономические права на архипелаге и в прилегающей акватории… В 1991-м все страны – участницы договора признали Россию "продолжателем" прав бывшего Союза на архипелаге. В последующие 10 лет их не оспаривали ни Норвегия, ни другие участники договора. По мнению губернатора Мурманской области Юрия Евдокимова, "новый норвежский закон – это попытка вытеснить Россию со Шпицбергена, что может ухудшить взаимоотношения двух соседних стран".

Что произошло? В 1924 г. Суверенитет России стал прочнее, когда она была признана государством де-юре другими государствами, в число которых вошла и Норвегия. Тогда же Норвегия упрочила свои позиции в вопросе о её суверенитете над Шпицбергеном, благодаря присоединению России к Парижскому Договору 1920 г., делая архипелаг своей территорией де-юре, но оставляя его terra nullius, то есть равноправным для всех участников Договора, де-факто. Через десять лет после развала Советского Союза и ослабления международных позиций России, то есть её суверенитета, в 2001 г. Норвегия принимает новый закон об охране окружающей среды на Шпицбергене, фактически приравнивая архипелаг к территории Норвегии во всех отношениях, то есть делая очередной шаг к определению архипелага территорией Норвегии де-факто.

Между тем в статье 8 «Договора о Шпицбергене» говорится буквально следующее: «Норвегия принимает на себя обязательства разработать правила для территорий, определённых в статье 1…

За три месяца до введения их в жизнь проект правил будет предоставлен норвежским правительством другим участникам Договора. Если в течение этого времени один или более участников предложат изменения к этим правилам, то эти предложения будут предложены норвежским правительством другим участникам Договора для рассмотрения их комиссией, составленной из представителей каждой стороны. Эта комиссия будет созвана правительством Норвегии и в течение трёх месяцев со дня первого заседания большинством голосов примет решение».

Этот параграф никто не отменял, но, несмотря на письменные возражения со стороны России по поводу введения нового закона о Шпицбергене, комиссия представителей всех стран участниц договора созвана не была, и возражения в соответствии с параграфом 8 Договора обсуждены не были.

23 февраля 2003 г. Комитетом Совета Федерации по делам севера и малочисленных народов было принято Решение «Об экономических, социальных и международных проблемах реализации прав Российской Федерации, вытекающих из Договора о Шпицбергене от 9 февраля 1920 года», в котором констатировалось, что «…Норвегия стремится путём дополнительного расширения заповедных зон и запрещения там хозяйственной деятельности вытеснить Россию с архипелага. На это же направлен вступивший в силу с 1 июля 2002 года закон «Об охране окружающей среды на Шпицбергене», некоторые положения которого противоречат Договору от 1920 года. Ставится под сомнение демилитаризованный статус архипелага. Всё это создаёт опасность вынужденного ухода России со Шпицбергена.

Вводятся ограничения на деятельность российских рыбопромысловых судов в районе Шпицбергена. Имели случаи их неправомерного задержания.

Увеличивается площадь районов, закрываемых для промысла в зоне Шпицбергена. Такие действия ущемляют российские интересы в этом регионе».

В статье «Остров преткновения», опубликованной в Российской газете от 13.06.2001 говорится по этому поводу:

«Шпицберген, открытый русскими поморами, может оказаться закрытым для нас.» и поясняется дальше почему авторы так считают:

«Как только Россия признала сам факт спорной принадлежности Южных Курил, последовала цепная реакция по другим пограничным территориям. В Германии "вспомнили" о прусских корнях Калининградской области, Казахстан начал претендовать на окруженный нефтью и газом каспийский остров Укатный. А Норвегия решилась на беспрецедентный шаг, лишив в одностороннем порядке Россию ее законных экономических прав на исконно русских островах Грумант, ныне именуемых Шпицбергеном. Более того, норвежцы претендуют на крупнейшие газовые месторождения Баренцева моря – вплоть до российской Земли Франца-Иосифа.

Парламент Норвегии на днях утвердил закон "Об охране окружающей среды" на архипелаге. Документ требует согласовывать любую деятельность там с норвежскими властями. Таким образом нарушен бессрочный Парижский договор 1920 года по Шпицбергену, согласно которому подписавшие его страны имеют равные экономические права на архипелаге и в прилегающей акватории.

…В 1991-м все страны – участницы договора признали Россию "продолжателем" прав бывшего Союза на архипелаге. В последующие 10 лет их не оспаривали ни Норвегия, ни другие участники договора.

По мнению губернатора Мурманской области Юрия Евдокимова, "новый норвежский закон – это попытка вытеснить Россию со Шпицбергена, что может ухудшить взаимоотношения двух соседних стран".

…Демарш Норвегии, по мнению наблюдателей, имеет свои тайные пружины. Хотя страна – не член НАТО, новая концепция Вашингтона по ПРО предусматривает тем не менее размещение "ПРО-объектов" на Шпицбергене и соседних островах (Медвежий, Надежды, Белый), вплотную примыкающих к баренцевым границам России. И это при том, что по Парижскому договору архипелаг и прилегающий к нему бассейн объявлены "вечно демилитаризованной и нейтральной зоной".

Введение нового закона об охране окружающей среды создаёт большие трудности, например, для археологических экспедиций. Это касается введения статуса особо охраняемых территорий, на которых запрещено проведение любых археологических работ, ограничение раскопок памятников и др.

Параграфом 39 нового Закона охраняемыми памятниками культуры на Шпицбергене определяются все недвижимые или движимые памятники культуры, датируемые 1945 г. или более ранним периодом, куда входят «следы погребений человека всех видов, включая кресты и другие способы обозначения могил, а также кости и останки костей в земле и на её поверхности и останки скелетов в местах забивания моржей и китов и в местах установки ловушек самострелом для белых медведей…которые охраняются вне зависимости от их возраста

К памятнику культуры, автоматически подпадающему под охрану, относится зона, простирающаяся во всех направлениях на расстояние 100 метров от видимой или внешней границы недвижимого памятника культуры.». Так что если даже сегодня кто-то в нарушение закона об охране белого медведя установил на него ловушку с самострелом, то ловушка эта уже станет охраняемым памятником культуры, как и участок в радиусе 100 м. вокруг него.