Читать книгу: «Ты слышишь?», страница 2
Рома заглянул в горячий цех и понял, что звук исходит не оттуда. Огромные электроплиты не поют детскими голосами, а потолочные вентиляторы не аккомпанируют им гулом. Конечно, кто-то мог оставить включенным радио или магнитофон, а эхо могло превратить все в искусство. Но сегодня был не тот случай. Рома лишь удостоверился, что в горячем цеху было так же пусто, как и во всей столовой, и внезапно ему стало так жутко, будто он остался на белом свете один.
– Ты не один, – прошептал себе мальчик. – У тебя есть сестра и мама. Правда, нет папы, но это не самое страшное.
Рома вышел из горячего цеха и посмотрел на дверь помещения, откуда выходил звук. За шесть лет учебы в школе он никогда здесь не был.
– Согласен, – пробубнил он, – смотреть здесь особо нечего. Но…
…и персонал в их столовой далеко не тот, на который засматриваются. Только старые бабули с красными блестящими лицами и шофер, доставляющий продукты. Итого человек пять. И все же Роме было интересно узнать, чем занимаются эти люди за закрытыми дверями кухни – места, куда никого из учеников не пускали.
Рома шагнул ко второй двери. Она была так же приоткрыта, как и все остальные, словно специально ждала его в гости. Он толкнул дверь от себя, и остатки света проникли внутрь небольшого помещения. Рома разглядел высокие шкафы с посудой и другими кухонными принадлежностями. Тазы с ложками, вилками и половниками стояли под шкафом. Над ними располагались тарелки, а над тарелками – чайники. И того и другого было так много, будто здесь обедало несколько спортивных интернатов.
Рома вошел внутрь, нащупал выключатель и нажал на кнопку. Комнату залил яркий белый свет. Теперь у него не оставалось вопросов по поводу предназначения этого места. Посреди помещения стоял большой агрегат, по которому тянулась длинная конвейерная лента с выступами для тарелок. Лента уходила под резиновую занавеску, а затем высвобождалась из-под пластикового купола. По обе стороны от агрегата стояли тазы, доверху наполненные жидкостью. В них лежала посуда, как подумал Рома, для дезинфекции.
Он покрутился вокруг посудомоечной машины, позабыв о голосах в своей голове. Здесь было тесновато, даже если работать одному. Еще Роме не нравился резкий химический запах. Он подозревал, что так пахнет жидкость в тазах. Никуда от нее не деться. По крайней мере, кроме химии и сырости, здесь больше ничем не пахло. Вентилятор над его головой молчал. С лопастей свешивалась паутина.
Рома опустил глаза на посудомоечную машину и снова обратился к звукам.
«Они здесь», – понял он.
Больше всего его удивляло то, что, как бы он ни приближался к своей цели, звук все равно не становился громче. И эта мысль заставила его задуматься. Куда он вообще идет и что хочет увидеть?
Рома покрутил головой, вслушиваясь в пение голосов. Почувствовал, что источник звука находится где-то рядом. Но из посудомоечного цеха наружу вели всего одна дверь и одно окно. Окно было закрыто на замок, а дверь – он только что через нее вошел. И все-таки звук был здесь.
Рома уже собирался прослушивать стены, когда ему в голову пришла идея заглянуть под посудомоечную машину.
Жители холмов знали одну тайну: звук гораздо лучше слышен в низинах или на вершинах, нежели на склонах. Рома не знал, каким образом это работает, но, когда он присел, звук действительно стал ближе. Впервые за столь долгий период тона голосов стали громче. Хотя и не настолько, чтобы он мог распознать в них слова. Дети пели, словно из-под пола.
Озадаченный мальчик почесал затылок и вновь подумал о благоразумии своего поступка. Если сейчас в цех зайдет одна из старух с красным блестящим лицом, ему несдобровать.
Рома провел ладонью по лбу. Ему показалось, что звуков стало несколько: одни летели из-под пола, другие – со стороны двери. Он закусил большой палец, наслаждаясь не то вкусом, не то холодом своей руки, и вдруг увидел под посудомоечной машиной люк. Железная решетка была немного приподнята. Рома посчитал это мистикой, и к мурашкам на коже добавилась дрожь. Он уже не чувствовал в себе прежний азарт. В его голове возникло ощущение обмана. «Какого черта здесь происходит?» – спрашивал он себя.
«Звуки исходят оттуда, – отвечало ему подсознание. – Из люка».
Рома вытянулся, контролируя тени возле входной двери. Кухня была по-прежнему пуста. Но так будет недолго. Кто-то рано или поздно явится сюда и спросит, что он тут забыл. И, пока этого не произошло, Рома нырнул под посудомоечную машину. Он хотел лишь одного: убедиться или опровергнуть то, что звуки исходят из люка.
Посудомоечная машина была громоздкой и низкой. Мальчишке пришлось сложиться в три погибели и ползти на локтях. Он поблагодарил старух за чистоту полов: по их воле он не запачкал локти на рубахе и колени на брюках. Достигнув люка, Рома сдвинул решетку и заглянул во тьму. Он ничего не видел, но слышал. Из четырехугольного проема наружу поднимались всего две вещи: хор детских голосов и запах кухонных нечистот.
– Это же обычная канализация! – не поверил он.
Чуть позже он поймал себя на мысли, что канализационный люк – вполне приемлемая вещь в посудомоечном цехе. Вопрос заключался в другом: откуда в нем звуки?
Рома достал из кармана телефон, включил фонарик и заглянул вниз. Свет был рассеянным и слабым. Он так и не увидел дна, но, как только фонарик включился, тон голосов стал меняться. Сквозь пение просачивались отвратительные вопли. Рома крутил фонариком по углам до тех пор, пока детские голоса не превратились в душераздирающий визг.
«Что происходит?» – спрашивал у себя Рома, а визг несся на него, как ракета. Вскоре от притягательного пения не осталось и следа. Потоки воздуха выбрасывали из глубин канализации зловоние и пар. В тесном пространстве становилось невыносимо жарко. Что-то содрогалось под полом, отчего решетка люка начала звенеть и двигаться прочь от своего места. Рома ощутил страх, и ему почудилось, будто пол под ним раскалывается и он падает вниз – в мутное озеро нечистот, плесени и мусора.
Он выключил фонарик и отполз от люка.
Голоса умолкли. Стало невероятно тихо, и он услышал, как стучат его зубы. Рома уперся головой в балку посудомоечной машины, поджал под себя ноги и просидел так около минуты. Его глаза ничего не видели, но пальцами рук он ощущал, как по полу ползет жар.
Жар поднимался из канализации, где существовало нечто необъяснимое. Оно имело голос и, возможно, что-то еще, но Рома не знал, что. Он открыл глаза и увидел, как над колодцем дрожит воздух. Свет флуоресцентных ламп почти не попадал под посудомоечную машину. Здесь скапливались тени. Рома толкнул решетку на место, люк наполовину закрылся, и трепещущий воздух сместился вправо. Рома выполз из-под машины. Урок подходил к концу, и он очень хотел в туалет. На этот раз по-настоящему.
Глава третья
Дорога на Кабахаха
Пятничным вечером Мария Александровна смотрела капитал-шоу «Поле чудес». С тех пор, как ее муж ушел к другой женщине, минуло много лет, но по сей день она помнила, что их последний скандал случился в тот момент, когда Леонид Якубович открывал букву «у» на квадратной доске. Букв этих в слове оказалось целых три, и именно на три буквы послал ее муж перед тем, как окончательно исчезнуть из семьи. Теперь капитал-шоу «Поле чудес» влияло на нее подобно жестокой ностальгии. С одной стороны, передача отключала ее от школьных передряг, с другой – напоминала о несправедливости жизни.
Она включала телевизор каждую пятницу и замечала, как старел Леонид Якубович и расцветала сцена вокруг него. Через полчаса ее мысли погружались в семью, и она думала о проблемах, по большей части, связанных со старшей дочерью. Не такой хотела ее воспитать Мария Александровна. Основную вину она, конечно, на себя не брала. Виноват был разгульный отец, чьи гены стопроцентно передались дочери. Сколько сил и времени Мария Александровна потратила на ее перевоспитание, не сосчитает никто, но стремление поставить девочку на правильный путь почему-то уходило в никуда. Матери не помог ни опыт, ни усердие, ни молитвы.
В две тысячи семнадцатом году Диане исполнилось восемнадцать. Пять лет назад, когда у нее появился первый мальчик, Мария Александровна тревогу не била, считая это естественным этапом взросления. Но к восемнадцати мальчики стали меняться, как вагоны товарного поезда. Она даже не успевала запоминать их имена, настолько быстро ее дочь заводила новые знакомства.
Начиная c девятого класса, домой Диану регулярно кто-то подвозил. В свою молодость, как вспоминала Мария Александровна, ее посещала большая удача, если с уроков второй смены какой-нибудь учитель провожал ее пару кварталов. Дочку же подвозили весьма симпатичные машины. Кто в них находился, она не знала, а Диана не особо распространялась насчет своих новых друзей. Единственное, в чем была уверена Мария Александровна, – те парни были не из семьдесят седьмой школы. Потому что там она знала всех и каждого, включая пап, которые ходили на родительские собрания только по ее требованию.
Диана оказалась способной баскетболисткой, и уже с четырнадцати лет ее брали на соревнования между старшими классами. Девочка не была высокого роста, но скорость, реакция и точные броски быстро вывели ее из тени на первые места в основных составах команд. В девятом классе Диана стала лучшей баскетболисткой среди сверстниц, но, несмотря на успехи дочери в спорте, Марию Александровну не покидало чудовищное беспокойство: как бы один из ее баскетбольных друзей, коих к десятому классу уже было столько, что и не пропихнуться, преждевременно не наследил на ее репутации. Она давно заметила, что с тех пор, как дочь поступила в институт, тренировками она больше прикрывалась, нежели реально их посещала. Ее настораживал сам факт, что тренировки начинались поздно, вынуждая девочку возвращаться домой не раньше одиннадцати. Также Диану регулярно подвозили на разных машинах, и вид у нее порой был настолько помятый, будто все это время она просидела в тесном шкафу. Девочка избегала ответов на вопросы, кто ее подвозил и почему она так выглядит, и Марии Александровне оставалось только предполагать, что творится с ее дочерью, когда она ускользает за дверь под предлогом тренировок по баскетболу.
В спортивную школу Диана ходила в соответствующем виде. Она никогда не красилась, не носила коротких юбок и не ходила на высоком каблуке. Зато она любила носить обтягивающие легинсы. Порой Марии Александровне казалось, что легинсы слишком обтягивающие, чтобы считать их за штаны. Но она не делала дочери замечания. В конце концов, все меняется и в моде уже совсем не те вещи, что они носили в восьмидесятых. И юбки сейчас не такие, а про нижнее белье и говорить не приходится. Вся современная мода строилась таким образом, чтобы девушка была как бы голой и одетой одновременно.
Вот и сегодня в восемь вечера Диана собралась на тренировку в черных легинсах, настолько тонких, что можно было распознать контур ее трусов. Она накинула куртку и шапку, и вид ее без труда достиг спортивного. С порога она обычно кричала маме «Пока!». Но в этот вечер в душе Марии Александровны проснулся вулкан, и она решила не ограничиваться одним словом. «Поле чудес» закончилось, и, точно старые тараканы, из углов ее памяти вылезли машины, на которых девочка возвращалась домой, и мальчики, с которыми она видела свою дочь.
Мария Александровна подошла к двери в тот момент, когда Диана обувала кроссовки.
– Во сколько вернешься? – как бы между прочим спросила она.
– Как всегда, – ответила Диана, не поднимая головы.
– «Как всегда» – это во сколько?
Диана оторвалась от обуви и посмотрела на мать так, будто та несла несусветную чушь.
– Во сколько я обычно возвращаюсь, ма?
– Было бы неплохо, если бы ты приходила к десяти.
– Для тебя было бы неплохо, если бы я вообще никуда не уходила. Сидела бы в своей комнате, как собачка на цепке, и учила математику.
– Я так никогда не говорила.
– Но ты всегда имеешь это в виду!
– Тебе не кажется, что ваши тренировки заканчиваются слишком поздно?
– Мы это уже обсуждали.
По ее движениям Мария Александровна уловила, что дочь хочет исчезнуть. Весь разговор она затеяла с одной целью: чтобы узнать правду, ходит ли она на тренировки или гуляет где-то с мальчиками. Но, глядя на то, как лихорадочно девочка натягивает обувь и как резко обрезает всякие попытки общения, Мария Александровна сделала вывод, что вскрывать карты не стоит. Не стоит вообще спрашивать об этом вслух.
Диана врала с детских лет. Точь-в-точь как ее отец на протяжении всей молодости. Даже если догадки по поводу мальчиков окажутся верны, все равно дочь не сознается. Будет твердить, упрямиться. В итоге они снова поругаются, не будут разговаривать недели две, и все станет только хуже. Поэтому Мария Александровна решила отступить.
Но ненадолго.
– Ну-ну, – протянула она, дожидаясь, пока Диана зашнурует кроссовки и повернется к ней задом. Обычно в такой позе дочь прощалась, а мать желала ей удачи. Сегодня не произошло ни того ни другого.
Уже закрывающейся двери Мария Александровна прокричала:
– Тебя кто-то проводит?
– Нет! – отрезала девочка и побежала к лифту.
Фетль кинулась в свою комнату, надела джинсы и вышла на балкон. Она ждала, когда дочь появится из подъезда. Через пару минут это случилось. Диана не обманула: ее никто не встретил, и Мария Александровна подумала о том, почему на тренировку дочь всегда шла пешком, а обратно возвращалась на машине. Ее это интриговало.
Когда Диана двинулась вверх по улице, Мария Александровна забежала в комнату к Роме, сказала, что сходит к тете Оле, проживающей в квартале от них, а сама пустилась вдогонку за дочерью.
«Сегодня наступит конец твоему вранью, доченька!» – твердила она в лифте. Она не знала, что будет делать, если увидит дочь в объятиях хулигана или нескольких обдолбанных уродов, но ее культура речи и поведения точно не допустит кровопролития. Она найдет слова. И главным было даже не это: она хотела самой себе доказать то, что чувствовала сердцем. Тренировки по баскетболу давно закончились, от них остались лишь воспоминания. Диана уверенно дурила мать во всем, что было вокруг и внутри нее. А если это правда, значит, у нее есть человек, которому она доверяет больше, чем собственной матери. И нет больнее удара, чем такое предательство.
Мария Александровна представила, как ее дочь распинается перед каким-нибудь уродом, которому, разумеется, плевать на все женские тяготы, и только достижение цели заставляет его симулировать интерес. Диана рассказывает ему о своих проблемах, он кивает, а сам тем временем трогает ее в интимных местах. Юная девочка и не подозревает, насколько ему все равно, что там у нее происходит: главное – это приятные ощущения между ног и где-нибудь еще, где у мальчиков сконцентрировано все их достояние.
Тут ее тряхнуло, потому что лифт достиг первого этажа. Фетль вылетела из подъезда и быстрым шагом двинулась по тротуару вверх по улице. Тетя Оля жила в другой стороне. Но она была уверена, что Рома не оторвется от компьютера, чтобы посмотреть, куда пошла мать. Рома, кстати, тоже в последнее время был какой-то не такой. Но, беспокоясь за дочь, Мария Александровна решила оставить это на потом.
Осенний вечер выдался холодным и лунным. Температура воздуха опустилась ближе к нулю, и Мария Александровна пожалела, что не надела шапку. Она редко носила шапки, предпочитая береты, потому что так ее прическа меньше подвергалась деформации. Сейчас у нее не оказалось ни берета, ни шапки, ни капюшона, ни обычного шарфа или головной повязки. Ничего, чем она могла бы обмотать голову. С холмов дул сильный ветер, и ее уши заледенели.
Улица была пустынна. Луна плавно освещала ее изгибы. Казалось, будто с холмов течет река. Не опуская голову, Фетль быстрым шагом взбиралась вверх. Диана шла в ста пятидесяти метрах от нее. Одна. Погруженная в телефон. На этом участке пути ничего нового Мария Александровна не увидела. Дочь направлялась точно в сторону спортивной школы.
Когда улица изогнулась, и она потеряла Диану из виду, ветер рванул с такой силой, что Фетль едва не оказалась в канаве. Левой рукой она успела зацепиться за дерево и остаться на ногах. Отдышавшись, она согнулась буквой «Г» и ускорила шаг. В следующий раз она увидела дочь переходящей улицу по направлению к отделению Сбербанка. За ним располагался маленький сквер, где молодежь зависала летом, а сейчас было холодно, как в аду. Она прошла около километра. Еще метров триста ей предстояло пройти, а нагрузка уже ощущалась всем телом. Она шла навстречу ветру, дышать было трудно, сердце бешено билось в груди, и, если бы не материнский страх за своего ребенка, она бы давно повернула назад.
Диана миновала узкий перешеек улицы и скрылась за старой пятиэтажкой. Чтобы обезопасить себя от нежелательных последствий, Мария Александровна перешла улицу раньше и двинулась вокруг здания с другой стороны. Она знала, что это не самый лучший путь, но наткнуться на дочь, которая случайно остановилась в сквере, чтобы дописать сообщение одному из своих ухажеров, она не хотела. Слежка закончилась бы провалом.
На первом этаже пятиэтажки располагалось ухоженное отделение Сбербанка, где было довольно светло и чисто, но вот со всех остальных сторон здание доверия не внушало. Фетль выбрала путь мимо мусорных баков, где иногда спали бомжи, лазали бездомные собаки и был риск запутаться в дебрях дикой ежевики. Район находился на отшибе, и так получилось, что местные власти и коммунальные службы вообще не заботились о состоянии жилых зон. Вторым таким районом была Мефодиевка, где Фетль прожила два года.
Обходной путь занял десять минут. Вся тыльная сторона Сбербанка пропиталась такой вонью, будто люди из окон не только выбрасывали мусор, но и справляли более острые нужды, чтобы не пачкать свои туалеты. Оставив ужасную зону позади, Фетль влезла в дебри ежевики. И если бы вечер не был таким лунным, вероятность выбраться из них была бы минимальной. Благодаря лунному сиянию, она видела места, где ежевика была примятой. Туда она и ступала. Собрав на себе гору колючек, Мария Александровна выбралась к скверу, остановилась в темном месте, где кроны деревьев закрывали ее от луны, а стена Сбербанка – от центральной части сквера, и присмотрелась.
Диана пересекала стоянку. Ее голова была опущена в телефон, а ноги неслись к дверям спортивной школы.
«Выходит, я ошиблась», – вздохнула Мария Александровна.
Но от какого-то сумрака в своем сознании она избавилась. И пока ее голени чесались от колючек, она дышала с облегчением, будто только сейчас поняла, насколько большая глупость ее охватила. Она хотела вернуться домой, но решила подождать еще. Такой она была женщиной – нетерпеливой и все время ожидающей подвоха. Фетль считала, что стала такой после замужества. Муж своим поведением научил ее не только чувствовать подвохи, но и убеждаться в них. И она не могла себе препятствовать. Фетль вышла из укрытия и двинулась к стоянке.
В окрестностях спортивной школы ветер дул затяжными порывами. Кроны старых тополей скрипели, как ржавые гайки. Свет фонарей мерцал. Мусорные баки были перевернутыми, и по дорожкам летали пластиковые пакеты. Пока Мария Александровна двигалась к спортивной школе, ее голова разболелась, и она вновь задумалась о том, чтобы повернуть назад. Глупая привычка беспокоиться за неочевидные вещи не остановила ее. Она перебежала парковку и спряталась за стеной вблизи центрального входа.
Отсюда дочь не могла ее заметить, и она понадеялась, что окна спортивного зала, где тренируются девочки, тоже не выходят на эту сторону. К тому же, если дочь пришла на тренировку, ей будет некогда смотреть по сторонам. Поэтому она могла расслабиться – если бы не ужасный холод и если бы она не промахнулась с одеждой.
Так, переминаясь с ноги на ногу, Фетль простояла полчаса. Когда холод окончательно достал ее, она нашла на стоянке машину с табличкой «Такси» и, не задумываясь, направилась к ней. Терпеть больше не было сил.
– А я давно вас заметил, – пропел таксист, когда Фетль нависла над его окном.
Вид мужчины кавказского происхождения не внушал ей доверия, но, сев в теплую машину, пропахшую сигаретными окурками и дешевым одеколоном, она едва не заплакала от счастья. Ее уши начали согреваться. Перед глазами поплыл легкий туман. Мария Александровна с удовольствием закрыла веки и откинулась на сиденье.
– Куда едем, мадам? – спросил водитель.
– Никуда, – ответила Фетль. – Стоим.
Ответ таксиста не смутил. Видимо, в такую погоду ему нередко попадались клиенты, которые просто желали погреться. Он завел мотор и подкрутил печку. Тепла в машине стало еще больше, и через несколько минут язык Марии Александровны развязался.
– Прошу прощения за такой визит, но мне правда никуда ехать не надо. Я бы только посидела у вас минут десять.
– А-а-а… – хмыкнул таксист. На его круглом лице появилось легкое разочарование.
– Конечно, не бесплатно. Я заплачу вам, сколько положено.
– Нет проблем, мадам. – Теперь он выкрутил печку на всю мощь.
Машина наполнилась теплом и пылью. Мария Александровна прикрыла нос и вдруг вспомнила, что не взяла с собой кошелек. Она ощупала карманы и в одном из них нашла два полтинника и три десятки.
– Возможно, мне придется посидеть немного дольше. У меня есть… – Она пересчитала деньги и сказала: – Сто тридцать рублей.
– Нет проблем, мадам, – повторил таксист. – За сто тридцать я вас даже подвезу, если вы живете в окрестностях этого района. И даже если живете где-нибудь не здесь, я вас тоже подвезу. В такую ужасную погоду оставлять женщину на улице… это не по-мужски.
«Какой галантный, – подумала Фетль. – Прямо как мой бывший муж в свои лучшие годы».
– Могу я узнать, что занесло вас в наши края в такое позднее время? Обычно я катаю только парней и девушек после их тренировок.
– Я… – Она склонила голову к окну. Ей показалось, что Диана вышла на крыльцо и с кем-то разговаривает по телефону. Но она ошиблась: это была другая девочка. – Я жду свою дочь.
– Уверен, что она спортсменка.
– Да. Так и есть.
– Во сколько у нее заканчивается тренировка?
– Где-то через час. Надеюсь, она не задержится.
– Обычно народ валит отсюда после десяти. Баскетболисты, волейболисты, девушки, юноши. Странные люди, честно вам скажу.
– Что же в них странного? – удивилась Фетль.
Отогревшись, она чувствовала себя намного лучше.
– Наверное, ничего, – ответил таксист. – Но это только на первый взгляд.
Он улыбнулся и сел к Фетль вполоборота. Теперь она могла рассмотреть его густые брови и узкие сухие губы. Внешне мужчина ее не привлекал, но у него был строгий и громкий голос, который перекрывал шум вентилятора, не прибегая к надрыву. Она любила, когда мужчины говорили всей грудью. И считала, что такой голос позволяет даже скудной речи быть прямой, жесткой и угрожающей.
– Можете мне не верить, но с недавних пор я стал свидетелем одного интересного веяния. Некоторые спортсмены приходят сюда якобы на тренировку, а сами едут развлекаться на кладбище.
Фетль почувствовала, как екнуло сердце.
– Но, я думаю, ваша дочка – хорошая девочка. – Таксист глянул в сторону спортзала. – И она не пойдет…
– Прошу прощения, – перебила его Фетль, – я не поняла, что значит «развлекаться на кладбище»?
– А-а-а! – Таксист повернулся к ней еще больше. Теперь его глаза блуждали по задней части салона. Фетль видела, что делать это было неудобно, но таксист терпел. – Вы точно не отсюда, не то знали бы такие истории. Мне уже не раз приходилось их рассказывать, но почему-то люди до сих пор убеждены, что все таксисты – сказочники. Я не сказочник, мадам. Если вы ходите услышать историю про кладбище, которая, впрочем, не совсем про кладбище, то я вам расскажу. Только не надо смотреть на меня, как на сумасшедшего. Договорились?
Все это он произнес на одном дыхании. Фетль подумала, что если бы хоть один из ее учеников мог так пересказывать тексты Толстого и Достоевского, ее бы давно позвали в администрацию города. Еще ей нравилось, что таксист не кричал. И пусть ее раздражали некоторые вещи, но она чувствовала в нем простодушие и открытость.
– Обещаю, что не стану смотреть на вас, как на сумасшедшего, – сказала Мария Александровна.
Таксист усмехнулся.
– В общем, вы, наверное, слышали о такой огромной нефтяной компании, как «Роснефть»?
– Конечно, – призналась Фетль. – Мой бывший муж любил заправляться на АЗС «Роснефть». Там еще есть магазинчик «Подсолнух», с туалетом. Очень удобно.
– Да, – кивнул таксист. – Так вот, в конце девяностых «Роснефть» задумала построить терминал на самом пике горы Колдун. Идея была такова: затраты на насосную перекачку слишком большие, погрузка танкера занимает много времени, а если терминал будет на высокой горе, то грузить наливные суда они смогут быстрее, под большим давлением и с меньшими расходами. Никаких насосов, турбин и прочего. Выгодно, так ведь?
Он прокашлялся и потянулся за сигаретой. Фетль состроила печальную мину и вежливо попросила не курить до конца рассказа.
– Хорошо, мадам, – согласился таксист и, обрадованный тем, что его наконец-то внимательно слушают, продолжил: – Вроде бы терминал был спроектирован на северной стороне горы, там, где трубы шли с наибольшим уклоном и не пересекались с курортными поселками. Даже не потребовалось закапывать их в землю. Экспериментальную трубу уложили точно в ложбину между холмами. В километре слева оставалась Широкая Балка, в десяти километрах справа – Южная Озереевка. И тут начались первые проблемы.
– Какие же? – Фетль изумило то, что у миллиардеров, заправляющих главным богатством страны, вообще могут быть какие-то проблемы.
– Главная труба, которая шла со стороны Краснодара, должна была пройти под новым кладбищем Кабахаха. Рыть траншею через все кладбище было запрещено из этических соображений. Попробовали изменить проект и пустить трубу в обход. Но грунт вокруг кладбища был очень рыхлым, и по закладке возникли споры.
– Что сложного в том, чтобы сунуть трубу в землю? Это же не метро, куда спускаются люди! Это всего лишь труба!
– Эта труба размером с метро, мадам. Вы могли бы пройти внутри нее, не наклоняясь, – сказал он, словно на презентации удивительного открытия.
– Господи Боже! И что они решили? – не выдержала Фетль.
– Они пробурили глубокий тоннель под старым кладбищем.
– Какие молодцы! – Мария Александровна почувствовала, что рассказ о технических сооружениях не несет в себе смысла. Тогда она перевела его в более интересное русло: – Сколько же им пришлось за это заплатить?
– Я не знаю, мадам. Но проблемы на том не закончились. За старым кладбищем Кабахаха начинается гора Колдун. Как только они достигли ее, стали происходить необычные вещи. Отказы оборудования, неверные данные с приборов и все такое. Прямо как предзнаменование чего-то плохого. Конечно, директора, вложившие в свой проект огромные деньги, не захотели отказываться от строительства и решили пойти на эксперимент. Прорыли несколько технологических отверстий. Все они устремлялись к северной части горы, где уже разравнивали участок под терминал. А потом приехала какая-то инспекция по расследованию того, что происходит с оборудованием, и выявила сильные магнитные потоки, исходящие из недр горы. Представляете, Колдун обладает естественным магнетизмом!
– Удивительно!
– Вы слышали про Тунгусский метеорит? Территория была признана аномальной из-за сильного магнетизма. Так вот, у нас появилась своя страшная байка.
– И что же, по-вашему, породило этот магнетизм?
Таксист вытаращил глаза и задумался, рождая верный ответ.
– Этого никому знать не дано. Загадка Земли. Все-таки не зря наша гора называется Колдун. И не зря ее обставили легендами вдоль и поперек. Что-то нехорошее лежит в ее недрах. Может быть, поэтому фашисты и не смогли захватить Новороссийск.
«В их танках не работал навигатор», – усмехнулась про себя Фетль.
Таксист покачал головой.
– Мне кажется, вы согрелись, мадам. Я бы сделал печку потише, а то гудит, как паровоз.
– Да, конечно, – ответила она, а про себя подумала, что больше всего согрелись ее уши. – И что же было дальше? Вы не закончили про терминал и про…
– Да-да! – подхватил таксист. – Как вы, наверное, догадываетесь, строительство терминала было остановлено. Одной из причин указали плохой грунт. Я никогда там не был, но, говорят, технологические отверстия в горе ничем не закрыты. Сеть тоннелей теперь принадлежит молодежи, прущей туда из-за недостатка адреналина. Такой вид развлечения называют индустриальным туризмом.
– Не слышала о таком. – Фетль потерла уши.
– Там очень опасно, – вздохнул таксист. – Дожди могут сотворить оползень, и те ребята, что, не дай бог, останутся под землей… Понимаете, у них не будет шанса выбраться. С ними никто не свяжется, потому что из-за магнитных потоков там не работает ни рация, ни телефон, ни интернет, ни GPS. Ничего.
Он вновь покачал головой, а Фетль подумала о дочери. Она потерла кончики пальцев… и вдруг увидела перед собой беспросветный тоннель, откуда исходит зловонный запах грязи и ржавого железа.
– Надеюсь, ваша девочка пребывает в здравом уме и никогда не пойдет туда в поисках приключений. – Он сделал вид, будто переживает за Диану. Фетль показалось, что она общается не с таксистом, а со следователем, который изо всех сил пытается ее расколоть. – Не думаю, что она была одной из тех, кого я подвозил позавчера в этом же часу.
– Я тоже на это надеюсь, – протянула Мария Александровна. – А не могли бы вы описать внешность тех девочек? И сколько их было?
– Разумеется. – Таксист закрыл глаза, вспоминая. – Две девочки. Одинакового роста. Примерно, как вы. Одна была в синей куртке, синих джинсах. Короткие светлые волосы. На вид не старше двадцати. Вторая была в белой куртке и черном трико. Длинные волосы. На голове у нее был капюшон…
– Откуда вы знаете, что у нее были длинные волосы? – не удержалась Фетль. Сердце ее сжималось от нетерпения. Диана всегда выкладывала косу на грудь, если надевала капюшон. У нее были удивительные волосы, и она хотела, чтобы ими любовались все.
– Ее коса свешивалась вот так. – Таксист провел линию по своей груди. – Очень красивые волосы. Редкость для спортсменок. Поэтому я и решил, что они просто проходили мимо. Я давно заметил, что девочки из спортивной школы убирают волосы в пучок на затылке. Наверное, потому что они мешают бегать. А здесь было наоборот.
«Как он подмечает тонкости, – подумала Фетль. – Не зря пасется здесь каждый вечер. Ждет одинокую красавицу?»
– Вы не спрашивали, как их…
– Нет, мадам! – Таксист повернулся к ней так резко, что у него хрустнула шея. – Я не спрашивал, хотя рад был спросить. Очень часто девочки неправильно трактуют болтливость таксистов. Они думают, что их домогаются, и потом рассказывают все родителям и подругам. От этого страдает мой бизнес. В мою машину не садятся, потому что кто-то кому-то сказал, будто мужик на серебристой «девятке» пытается к ним прицепиться. У меня есть жена и дети. И сейчас деньги и работа для меня важнее всего. Понимаете?
