Читать книгу: «Лучшая принцесса своего времени», страница 21

В течение девяти последующих дней во всех церквях Мадрида служили панихиду по усопшей. Утром и вечером придворные посещали службу в часовне Дескальсас Реалес, на которой всегда присутствовала Хуана Австрийская. Филипп II прослушал богослужения дважды в часовне монастыря Сан-Иеронимо. Все эти девять дней король провёл в уединении, ни с кем не разговаривая и редко покидая своё место над высоким алтарём в часовне, где он пребывал в молитве и размышлениях. Вся государственная деятельность была приостановлена, поскольку Филипп отказался общаться со своими министрами или подписывать какие-либо указы. Общение с внешним миром осуществлялось принцем Эболи под его личную ответственность, который действовал от имени своего господина. Всеобщий траур по умершей королеве был объявлен по всему королевству. Лицам любого сословия запрещалось носить цветную одежду под страхом штрафа в двадцать пять дукатов для богатых и тюремного заключения на определённое количество дней для бедных. Этот указ, дань памяти кроткой Елизавете, был неукоснительно исполнен.

Несколькими неделями позже был издан ещё один закон, касающийся траура по королеве, в соответствии с которым шёлк был запрещён для облачений, которые могли быть сшиты только из чёрной саржи. 18 октября в церкви Богоматери Аточской была отслужена торжественная месса за упокой души покойной королевы в присутствии Филиппа II. По свидетельствам очевидцев, церемония была впечатляющей и великолепной и проводилась при свете факелов. Епископ Куэнсы произнёс надгробную речь, встреченную всеобщими восторженными аплодисментами, и был вознаграждён королём. Подобные речи также были произнесены в Толедо, Сантьяго, Сеговии и во всех соборах Испании. Во Франции Елизавете тоже были оказаны многочисленные посмертные почести. Вся нация с искренним прискорбием оплакивала её смерть.

– Увы! – восклицает Брантом, – Эта милостивая принцесса скончалась в прекрасном апреле своего возраста. Увы! Это блистательное солнце преждевременно померкло, вместо того чтобы дольше освещать мир яркими и радостными лучами!

Известие о кончине Елизаветы было доставлено во Францию курьером, отправленным Фуркево вечером 3 октября. Посол адресовал письмо кардиналам де Бурбону и де Лотарингии, приложив другие для Карла IХ и Екатерины, которые он попросил прелатов вручить после того, как они осторожно сообщат печальную новость королеве-матери. В пакете также содержалось еще одно послание, написанное Филиппом II дону Франсиско де Алаве. Как только эти послания достигли французских прелатов, они отправились в резиденцию посла и сообщили о кончине королевы Испании, более того, они просили дона Франсиско провести службу в память о Елизавете и сообщить об этом их величествам, так как сами это сделать кардиналы не решились. Однако Алава отрезал:

– Я не могу взяться за дело, которое, вероятно, впоследствии сделает моё присутствие ненавистным их величествам.

Таким образом, оба кардинала утром были вынуждены просить аудиенции в Лувре и сообщить о случившемся горе, а заодно передать депешу посла Карлу IХ. Король немедленно отправился к матери, дабы самому уведомить её, не дожидаясь, пока она услышит это от придворных – новости при дворе распространялись очень быстро. Те, кто видел потрясение Екатерины Медичи, нашли это зрелище душераздирающим. Лицо её застыло, словно маска, не вымолвив ни слова, она оставила своих советников и помощников и уединилась в собственной часовне. Парадоксально, но они с Елизаветой стали наиболее близки лишь после отъезда последней в Испанию. Посредством переписки с дочерью флорентийка делилась с ней своими радостями и горестями. К всеобщему удивлению, спустя несколько часов, королева-мать снова появилась перед советом, спокойная и сдержанная, заявив, что, несмотря на жестокую потерю, готова заниматься священным делом подготовки войны против гугенотов. Далее она ещё сильнее поразила совет, объявив: если враг сочтёт, что смерть Елизаветы ослабит связи между Францией и Испанией, то будет горько разочарован. Закончила же она такими словами:

– Король Филипп, конечно же, снова женится. У меня лишь одно желание – чтобы моя дочь Маргарита заняла место сестры.

Екатерина подавила отчаяние из-за смерти Елизаветы, ибо долг перед умершим мужем, детьми и Францией всегда ставила превыше собственных чувств. В то же время, парламент Парижа, университет, придворные и духовенство Франции собрались, чтобы почтить принцессу, чья общественная и частная жизнь была безупречна.

10 ноября 1568 года Филипп II принял Линьероля, посла, первоначально отправленного Екатериной выразить соболезнования королю в связи с кончиной его сына, но прибывшего вовремя, чтобы стать свидетелем кончины королевы. Посол вручил королю письмо, адресованное Екатериной его покойной супруге. Филипп взял письмо, проявляя видимое волнение. Впоследствии он приказал перевести его копию на испанский язык и поместить в архив своего королевства, где оно хранится и по сей день. Оригинал письма он вернул королеве-матери через её посла.

Однако именно кардиналу де Гизу, посетившему Мадрид в декабре следующего года, Филипп II выразил своё горе, терзавшее его в связи с потерей супруги. В ответ на красноречивую и проникновенную речь, обращенную к нему прелатом, король заметил:

– Моя потеря действительно невосполнима. Единственное, что утешает меня, это добродетельная и образцовая жизнь Её Величества, которая, как я верю, обеспечила ей вечное блаженство.

– Я так глубоко почитал её, – добавил король, – что, если бы я мог выбрать другую жену, для меня было бы верхом счастья найти подобную ей.

Когда было вскрыто завещание Елизаветы, оказалось, что своим основным наследником она назначила мужа, не считая пожертвований некоторым монастырям. Испанцы долгое время благоговейно хранили память о прекрасной молодой королеве, при жизни верной жене, преданной матери и любящей дочери.

Прошло два года с тех пор, как в Мадриде состоялось торжественное отпевание Елизаветы де Валуа. Филипп II не пожелал во второй раз заполучить «мадам Гадюку» в качестве тёщи, однако отсутствие наследника мужского пола подтолкнуло его к повторной женитьбе на своей родной племяннице, эрцгерцогине Анне Австрийской, со временем подарившей ему сына, будущего короля Филиппа III. Характер короля кардинально изменился, стал более замкнутым и меланхоличным. Всю оставшуюся жизнь он носил строгий траур и признавался своему близкому окружению, что только дети Елизаветы удерживают его в этой жизни. О покойной матери инфантам часто рассказывала Клод де Винё, которая осталась в Испании, что бы служить дочерям своей любимой госпожи. Младшая, Каталина Микаэла, в восемнадцать лет вышла замуж за Карла Эммануила, герцога Савойского, и уехала в Италию. А старшая, Изабелла Клара Евгения, не покидала отца до самой его смерти: приводила в порядок его бумаги, читала вслух наиболее важные послания и переводила на испанский язык донесения из Италии. Последние три года жизни Филиппа она ухаживала за своим тяжело больным отцом, который страдал приступами лихорадки и подагрой. А перед смертью король подарил инфанте перстень её матери, с которым никогда не расставался.

Руй Гомес уже тоже был не тот весёлый и блистательный кавалер, как раньше, и постепенно угасал под разрушительным действием болезни, которая в недалёком будущем свела его в могилу. Оставшись вдовой, экстравагантная принцесса Эболи начала плести придворные интриги против Филиппа II, дабы возвести на испанский престол его брата дона Хуана Австрийского. С этой целью она объединила свои усилия со своим любовником Антонио Пересом. Однако заговор был раскрыт: Анну до конца жизни заточили в собственном дворце в Пастране, а бывший королевский секретарь, которому удалось бежать из тюрьмы, умер на чужбине.

Карьера же Альбы едва не пошла под откос из-за старшего сына, который, соблазнив прекрасную фрейлину королевы, Маддалену де Гусман, потом отказался жениться на ней. За что герцог был на длительное время удалён от двора, а его отпрыск посажен в тюрьму.

Династическими браками Екатерина Медичи по-прежнему стремилась расширить и укрепить интересы дома Валуа. Карла IХ она женила на Елизавете Австрийской, младшей сестре королевы Испании, а Маргариту выдала замуж за Генриха Бурбона, короля Наваррского. 24 августа 1572 года, в Париже состоялась расправа над приехавшими на свадьбу Маргариты гугенотами, получившая название «Варфоломеевская ночь». Эта кровавая резня навеки запятнала имя флорентийки.

В 1573 году, когда было достроено здание монастыря в Эскориале с часовней, библиотекой и трапезной, монахи получили следующее послание от Филиппа II:

– Достопочтенные святые отцы, настоятель и монахи монастыря Сан-Лоренцо-эль-Реаль, хочу напомнить вам, что, согласно нашему повелению, тела светлейшей королевы доньи Исабель, моей дорогой и возлюбленной жены, и светлейшего инфанта дона Карлоса, моего сына (который сейчас пребывает в вечном блаженстве), были помещены в монастырь Богоматери Утешения и в монастырь Санто-Доминго-эль-Реаль города Мадрида в ожидании нашего королевского соизволения. Теперь мы считаем нужным сообщить вам, что мы распорядились доставить упомянутые останки епископу Саламанки и епископу Саморы, избранному тайным советником, и герцогам Аркосу и Эскалоне в ваш монастырь. Мы поручаем и повелеваем вам получить их и распорядиться о том, чтобы они были захоронены в часовне вашего упомянутого монастыря в склепе под главным алтарём и оставались там, пока они не будут переданы главной церкви.

7 июня 1573 года тела Елизаветы и дона Карлоса были доставлены в монастырь, где пролежали до 1586 года, когда была достроена великолепная церковь Святого Лоренцо. После чего гроб королевы был помещён в нишу во втором зале Пантеона, поскольку она не оставила потомства мужского пола. Останки дона Карлоса были точно так же перенесены в ту же гробницу. Монументальное изображение коленопреклонённой Елизаветы де Валуа, выполненное из бронзы скульптором Леони, и сейчас можно увидеть в церкви Эскориала перед главным алтарём в компании самого Филиппа II, двух других его жён, Марии Португальской и Анны Австрийской, и дона Карлоса. До сравнительно недавнего роспуска знаменитой общины иеромонахов Сан-Лоренцо в Эскориале накануне второго октября, за день до годовщины кончины Елизаветы де Валуа, проводилось всенощное бдение с молитвой об упокое её души.

Конечно, у Елизаветы, как и у всех людей, были свои недостатки: будучи плоть от плоти дочерью ХVI века, она не раз призывала свою мать к расправе над гугенотами. Но так как её руки не были запятнаны в крови, а к своему окружению она проявляла уважение, любовь и милосердие, мне хочется в качестве эпитафии ей привести высказывание Брантома: «Очень красивая и неизменно мужественная… лучшая принцесса своего времени, так любимая всеми».