Читать книгу: «Отрарский купец», страница 2
– Печальная история, уважаемый, да прибудет с ними Мир! – вздохнул сдержанный Ибрагим, кадий из Кедера.
– А Ваше племя давно обитает среди этих гор? – спросил Хасан проводника, решив немного отвлечь от грустных мыслей собравшихся.
– С тех самых пор, когда сюда привела моих предков мать-волчица!
– Волчица? – переспросил кто-то в ночной тишине.
– Это очень древняя легенда. Я слышал о ней от своих родителей, а они от своих. Её передают из уст в уста в нашем народе. Говорят, наше племя суан было многочисленное и сильное, обитало очень далеко отсюда, в холодных, заснеженных краях Алтая. Однажды на них напали враги и всех убили! Спаслись только два младенца, мальчик и девочка. Их выкормила и привела сюда за тысячи фарсахов сильная и благородная волчица, с серебристой шерстью и голубыми глазами. С тех пор мой род размножился и усилился, заняв обширную область от снежных хребтов Тэнри Тау, Баласагуна до согдийской долины!
Майкы уже не жестикулировал, его голос стал тише от усталости, да и слушателей клонило в сон.
3 глава
БАЛАСАГУН
«Кто тебе в путешествии спутником стал,
О коварствах судьбы изначально не знал,
Мы стремимся и ищем, а Небо решает,
Будет то, что Художник тебе начертал!»
Омар Хайям
Баласагуном, Фарабом, Таразом и землями Мавераннахра правили потомки Ал-Афрасиаба. Читая арабских летописцев, Салим обратил внимание, что они называли их Ханидами. Путешествуя по их владениям, он узнал, что эти властители переняли многие стороны жизни от своих оседлых соседей – персидских и согдийских поданных: стиль и крой в одежде, производство керамики, строительство домов и общественных сооружений. Они строили вакфы, благотворительные заведения, медресе, госпитали, постоялые дворы и мечети.
Бывшие кочевники быстро меняли свой образ жизни – строили города и караван-сараи, активно развивали торговлю. Распространение ислама также оказало огромное влияние на местные быт и культуру, а чеканка монет отражала степень уважения к своей степной культуре, где изображение диких животных было повсеместно. Салим часто держал в руках монеты с изображением диких кошек, зайцев или рыб.
Он вспомнил, как во время учебы в медресе наставник цитировал текст из книги местного философа и поэта Юсуфа Баласагуни «Благодатное знание». В этой книге ученый оформил и упорядочил устный тюркский язык, сделав его литературным. Сюжет, который был написан в традициях персидских и арабских нравоучительных трактатов, Салим помнил до сих пор: «Прибыв ко двору хана в тот момент, когда правитель искал нового визиря, один честолюбивый юноша нанялся на эту работу, отлично справлялся с ней, создал семью. Он проводил долгие часы в разговорах с ханом, помогая тому принимать верные решения… Впоследствии один из сыновей визиря также стал советником хана, радуя того обширными знаниями. Не справляясь с возросшими обязанностями, молодой визирь часто просил своего брата-отшельника помочь ему мудрым советом. Когда брат-отшельник умирал, визирь, в порыве чувств, выразил желание тоже стать отшельником. Однако умирающий брат взял с него клятву не бросать правителя и продолжить служить ему и народу».
Рассудительный наставник в медресе объяснял ученикам, что сюжет книги – это только повод, чтобы обсудить религиозные, политические и моральные темы. Он пояснял, что «правитель Солнце – это символ справедливости. Ведь солнце светит всем. Первый визирь, Полная Луна, символизирует изменчивую фортуну, второй визирь – Достохвальный – практичный, мудрый, дает подробные советы по всем вопросам жизни. А отшельник, Недремлющий, представитель религий, открывает душу для вечности».
Салим помнил некоторые заученные строки из книги. Они были написаны в стихах, поэтому запоминались легко. Это были рифмованные двустишья, как у Фирдоуси в «Шахнаме». Салиму нравился общий нравоучительный тон книги, так как главная тема, как он сделал вывод для себя, – это победа жизни над отрешением от мирского. Для него была неприемлема позиция отшельника, утверждающего, что «дети – это враги, отца нужно жалеть, поскольку его пища – яд. Или, когда сердце друга разбито, он становится тайным врагом».
Когда он обсуждал с отцом эту часть книги Баласагуни, отец многозначительно произнес:
– Возможно, ты пересмотришь свои взгляды и мнение с возрастом. Желаю тебе, сын, поменьше разочарований в этой жизни.
…Предусмотрительно выслав вперед гонца, чтобы он предупредил хозяина караван-сарая в Баласагуне, Салим приказал охранникам быть бдительнее, ходили слухи о промышлявших в Каратауских горах шайках разбойников.
На въезде в город их встретил слуга караван-сарая. Он взял под уздцы лошадь Салима и проводил до ворот постоялого двора.
– Слава Всевышнему, вы прибыли благополучно! Добро пожаловать! – приветствовал Салима хозяин караван-сарая Махмуд.
Погонщики усадили верблюдов в указанном месте, а слуги распаковывали поклажу и занесли ее в специальную комнату для товаров. Пересчитав тюки, записали в книгу прихода. Кладовщик сверил свои записи со списком Салима и, пожелав хорошего отдыха, удалился к другим гостям. Два пожилых хорасанца-торговца, прибывших с караваном в Баласагун, перегрузили свой товар на мулов, и, пожелав Салиму безопасного пути и удачных торговых сделок, отправились по своему маршруту.
По случаю прибытия уважаемых гостей, Махмуд приказал приготовить большой ужин за его счет. Он был выходцем из племени дулат, и ему было очень приятно принимать торговца-тюрка. «Не так часто встретишь тюркского купца. Согдийцы, хорезмийцы, иудеи прибрали к рукам всю торговлю», – размышлял вслух хозяин постоялого двора.
Вечерняя трапеза затянулась. После обильных традиционных блюд и напитков бродячие музыканты развлекали гостей. Дервиши тоже не теряли времени даром, усевшись в сторонке и собрав вокруг себя разношерстную публику, они проповедовали свое учение. Это были члены мистического братства суфиев тарикатов. Они призывали к аскетизму, духовному воспитанию и совершенствованию.
Махмуд пригласил на ужин кыргызского сказителя, который остановился у него. И когда после выступления музыкантов наступила тишина, изредка нарушаемая сопением верблюдов и ржанием лошадей, он предложил гостям послушать его рассказ. Салима и его спутников уже клонило ко сну, но они вежливо согласились. Старец Абыз, странствующий сказитель, мог рассказывать свои легенды, небылицы и всякие необычные истории на языках народов, населяющих большую территорию, от Мерва, Нишапура и до Кашгара. Он мог нараспев рассказать эпос Манас, знал зооастрийские легенды, манихейские предания, библейские сюжеты, арабские сказки, исламские хадисы, тюркские поверья и легенды.
– Ну, что скитальцы мои?
Он обвел слушающих взглядом узких глаз и встряхнул бубном.
– Да, да, все мы скитальцы в этом бренном мире… Я прибыл к вам из далёких краев, с берегов священной реки Энесай. Выслушайте одну поучительную историю. Сказка это или нет, судите сами. Я ее услышал от кочевников Дешт-и Кыпчака.
«Однажды Щедрый и Скупой вздумали вместе идти на поклонение. Скупой всю дорогу пользовался хлебом и водой Щедрого. Наконец, все запасы истощились. Щедрый стал просить еду у Скупого, но тот сказал ему, что не желает оказаться в таком же положении и поэтому ничего не даст. Щедрый не смог следовать дальше и остался в пещере, до которой они дошли. Скупой пошел один. В пещере, чтобы утолить голод, Щедрый взял в рот какую-то травку и с той минуты стал понимать язык всех растений и животных. К вечеру в пещеру вбежали волк и лисица, прилетела сорока. Лисица спросила у сороки, что она ела сегодня. Та ответила, что до сих пор голодна. А вот под этим тополем есть мышонок – сказала лисица, он постоянно играет золотыми монетами и, любуясь ими, насыщается. Волк указал на противоположные горы и рассказал, что там есть богач, имеющий баранов и одного золотого козла, благодаря чему, волк сыт. Если голову козла отдать слепому, он прозреет. „А вот под теми деревьями хранится казна, оставшаяся от семи царей, – сказала лисица. – И я, по милости Аллаха, сыта“. Рано утром звери ушли из пещеры. Щедрый направился к мышиной норе и нашел золотые монеты. Затем Щедрый пошел к богачу и купил у него козла. Щедрый знал, что у царя есть слепая дочь. Пошел к царю и вызвался вылечить девушку. Царь согласился. Голова козла тут же была сварена и подана принцессе. Она съела её и тотчас прозрела. Обрадованный царь выдал дочь за Щедрого и устроил той. Царь сказал зятю, что готов исполнить любое его желание. Щедрый попросил у него тот самый родник, где под деревьями хранилась казна. Царь дал согласие. Достал Щедрый казну и стал жить со своей женой в веселье и в довольстве. Вернулся Скупой и позавидовал Щедрому. Он спросил, его: „Как ты смог разбогатеть? А я скитаюсь, переношу голод и холод“. Щедрый рассказал ему все без утайки. Скупой отправился в пещеру. Спрятался, ожидая зверей. Ночью они появились. Первой вошла лиса. Она стала говорить, что кто-то слышал их разговор и похитил клад, надо быть осторожными. Лисица предложила обыскать пещеру, нет ли в ней кого. Стали искать. Вдруг лисица закричала: „В пещере человек!“ Волк схватил Скупого и растерзал его…»
Сказитель Абыз еще раз пошевелил бубном, ударил пальцами по нему и замолчал. Наступила тишина. Часть гостей уже дремала, огонь в очаге потух, Салим, чтобы показать, что он внимательно слушал старца, произнес:
– Очень поучительно, спасибо! Степной народ мудр и рассудителен…
Махмуд, тоже желая поддержать сказителя, добавил:
– Пусть Аллах будет доволен тобой! Да, Вы правы, уважаемый, щедрость наивна и чиста, и должна вознаграждаться. Однако, есть такие… такие, – он явно подбирал слово, – такие проходимцы, кто этим нагло пользуется.
На последнем слове он ударил кулаком по ковру, устилавшему пол. Салим заметил, что этот всплеск был не просто выражением эмоции. За ним крылось что-то иное. Было уже поздно и пришло время отдыхать, и он решил расспросить Махмуда при случае.
После утреннего чаепития и улаживания неотложных дел, Салим сходил на местный рынок, осмотрел ряды ремесленников и лавочников. Осматривая гончарные ряды, он обратил внимание на желтую чашу, сделанную методом полива. В ряду бирюзовых чираги-светильников, она горела золотом в лучах утреннего солнца. Этот метод полива посуды из глины, цветной глазурью, уже давно использовался ремесленниками по всему региону. За время своих торговых путешествий Салим видел многие школы гончарного ремесла. На рынках Фараба и соседних городов пользовались спросом керамика из Герата, Самарканда, Мерва, Хорезма, но эта чаша привлекла его внимание своей необычной окраской и сюжетом. Мастер органично поместил фигуру огнедышащего льва в середину чаши. Этот древний тюркский мотив с изображением диких и мифологических животных часто использовался в украшении одежды, оружия и юрт. Кому как не потомку мастера-кочевника знать это! Талип-ата рассказывал, как они видели изображение диких кошек, львов, хищных птиц на очень древних вещах, случайно найденных рядом с таинственными курганами.
Салим бережно взял чашу в руки. Она была средних размеров, политая желтой глазурью по темно-коричневом ангобе. Лев был изображен готовым к схватке; мышцы тела напряжены, хвост поджат, когти выпущены. По периметру и краям шел орнамент из повторяющихся стилизованных фигурок оленей. Салим осматривал чашу и вслух восхищался работой мастера. Глазурь блестела золотым оттенком и её приятно было держать в руках. Чувствовалась теплота рук мастера. На оборотной стороне чаши было клеймо – «Сделал Кадыр-уста из Тараза».
– Да будут благословенны руки мастера, что так искусно сотворили сию чашу! Пусть будет доволен им Аллах! – проговорил он, возвращая ее хозяину лавки.
Пожелав лавочнику удачной торговли, Салим, еще находясь под впечатлением от работы гончара, продолжил осмотр рядов ремесленников.
Во время полуденного отдыха он обсуждал с Махмудом, когда лучше продолжить путь каравану. Махмуд взял на себя визит к астрологу и предсказателю погоды. В конце разговора Салим спросил, почему Махмуд так эмоционально отреагировал на вчерашний рассказ старца?
– Ты это заметил? Я действительно выглядел злым? – Махмуд посмотрел прямо на Салима и тут же, не дожидаясь ответа, продолжил: – Меня вывел из себя постоялец-безбожник. Он здесь, у меня в зиндане.
Махмуд показал пальцем вниз.
– Кто он? И в чем провинился? – Салим знал Махмуда уже несколько лет как справедливого, набожного человека и был уверен, что он за незначительный проступок не посадит человека в подземелье.
– Этот проходимец и рифмоплет жил здесь, гулял, ел, пил целый месяц. Мы договорились с ним, и он дал слово, но хотел сбежать. – Махмуд опять, как вчера, ударил кулаком по ковру.
– Махмуд-ага, успокойтесь, расскажите все спокойно! – Салим положил свою ладонь на кулак Махмуда.
– Ну, хорошо, хорошо, – продолжил Махмуд. – Пару месяцев назад в наш город забрел бродячий поэт, как он сам себя называет, – «Певец души и восхваляющий разум», по имени Абдулл. Он ходил по рынкам, забавлял народ стишками, сочинял для лавочников по заказу двустишья на разные темы, этим и жил. Слухи о его способностях достигли двора хакана, и его пригласили для развлечения семьи правителя. Однако он там не продержался и трех дней, и был выдворен опять на улицу. Что там произошло, неизвестно, по слухам, его невзлюбили придворные, вел себя слишком независимо и держался высокомерно. Так вот, в один из дней в послеобеденное время, когда я был в хорошем расположении духа, он явился в мой караван-сарай. Я спросил, какая польза мне от него и его ремесла? На что Абдулл красочно расписал мне будущую выгоду – во-первых, он будет развлекать моих гостей, и ко мне будут прибывать больше постояльцев, во-вторых, он сочинит большой диван – поэму обо мне, моей семье, моих родителях, подвигах моих предков. И эта книга останется в вечности! И обо мне и моих предках будут знать и через тысячу лет! Он это так красочно и правдоподобно описал, что я поверил ему.
Махмуд отпил айран из чаши, поднесенный слугой.
– Ты же знаешь, мой род Наср Табгач хана завоевал этот благословенный край! И я очень хотел бы увековечить их заслуги! Мы договорились, что он будет здесь жить столько, сколько будет нужно для написания дивана. Абдуллла обслуживали целый месяц как самого высокого гостя, как уважаемого купца.
Махмуд сделал жест рукой, как бы говоря, – как тебя, Салим!
Салим понимающе кивнул головой.
– Да, это недешево, кормить, поить, развлекать 30 дней. И что же он натворил?
– Поверив ему, я не следил за ним, что он делает, не задавал вопросов, как продвигается книга. Однако слуга мне доложил, что Абдулл расспрашивал его, как можно добраться до Тараза, как часто ходят караваны, цены на лошадей и мулов. В один из дней я решил поинтересоваться у Абдулла, как продвигается поэма и зашел в его комнату. Однако ни его самого, ни его вещей там не оказалось. Я приказал слугам найти его. К счастью, мои люди видели, как он направлялся в сторону согдийского квартала. Видимо, решил там спрятаться до отъезда. Вот проходимец! Безбожник! Слуги связали его и привели ко мне. Он хотел подать жалобу кадию, но её не приняли. Вот и сидит теперь в зиндане. Это было за день до вашего прибытия. Я еще с ним не виделся и не разговаривал. Пусть посидит, подумает. Может, голод и сырость вразумят его.
– Что ты собираешься с ним делать? – спросил Салим, подумав что, наверное, поэт может что-то сказать в свое оправдание и защиту.
– Пока не решил. Ты же понимаешь, это не совсем обычный узник, он не раб, не слуга, грамотный, знает поэзию, счет и языки. – Махмуд в задумчивости погладил седую бородку.
– Разреши мне взглянуть на него. Сколько ему лет, откуда родом? – Салим привстал, показывая свою заинтересованность.
– Зачем ты хочешь его видеть? Он говорит, что из Испиджаба, если не врет. Возрастом, думаю, как ты.
«Абдулл из Испиджаба, мой ровесник», – Салим задумался.
– Даже не знаю зачем, просто подумал, может смогу чем-то помочь ему. Возможно шайтаны нашептали бедолаге, и он еще может встать на путь исправления. – Салим накинул на себя стеганый халат и добавил: – А, кстати, какую сумму он задолжал тебе?
– Э..э..э.., надо посмотреть записи у моего писца и кладовщика, – ответил Махмуд и тоже привстал, оглядываясь по сторонам, и ища взглядом слуг.
Один из слуг тут же подбежал, слегка склонив голову:
– Слушаю, господин!
– Отведи этого уважаемого гостя в зиндан, покажи сидельца, да смотри, не открывай засов. И позови ко мне писца, – коротко отдал указания Махмуд.
Салим со слугой прошли через двор и узкий коридор, отделяющий хозяйственную часть от гостевой. В конце прохода была дверь, на которой висел большой замок. Слуга, снял со стены горящий факел, осветил замок и открыл его. Он вошёл внутрь и, придерживая дверь, впустил Салима.
В нос ударил застоявшийся сырой запах. Пахло мышами и гнилью. Слуга светил перед собой и указал вниз. Это была большая глубокая яма с деревянной решеткой верху. Послышались возня и ругань.
– Ну, наконец-то! Явился! Дай воды! – голос из ямы был довольно бодрым, несмотря на то, что узник сидел вторые сутки.
Салим, предусмотрительно взявший с собой торсык с водой, передал его слуге. Тот, установив факел в стене, слегка отодвинув решетку, бросил кожаный сосуд в яму. Послышался звук удара, и затем было слышно, как сиделец жадно пьет воду. Утолив жажду, он выдохнул и крикнул:
– Ну, что еще принес мне?
Салим подошел к краю ямы и глянул вниз.
– Мир тебе! – приветствовал он узника на арабском языке.
Абдулл посмотрел вверх, прищурился, но не мог разглядеть того, кто поздоровался с ним. Свет от факела слепил ему глаза.
– И тебе мир! Кто ты? – ответил узник на арабском.
«Он знает арабский», – отметил про себя Салим.
– Я купец из Фараба, Салим. Держу путь в Кашгар, а потом далее, если на то будет воля Аллаха! Услышал о твоем нелегком положении, решил навестить и узнать, может, смогу чем-то тебе помочь?
– О, Фараб! Благословенный город! Не раз посещал его. Моя мечта увидеть хотя бы краем глаза вашу библиотеку! Говорят, сам достопочтенный Абу-Наср Мухаммед был ее основателем!
Салим был удивлен, что этот человек сидит в сырой яме, в полной темноте, голодный, а говорит подобные вещи!
– Говорят, ты из Испиджаба? – Салим присел на решетку.
– Да, верно! Родился там и жил до 15 лет, пока были живы родители…
– А я в 15 лет впервые прибыл в ваш Белый город. Это было мое первое путешествие. Мы могли с тобой там видеться.
Абдулл всматривался в незнакомца, который так учтиво с ним разговаривал. Худощавый тюрок, смуглое обветренное лицо, видимо много времени проводит в дороге, аккуратная бородка, одет богато, похож на купца.
– Не знаю, возможно. Я не близок к торговле, много времени проводил в медресе за чтением книг. – Абдулл отхлебнул из торсыка.
– Я сожалею о твоей участи и постараюсь помочь тебе. Если наш хозяин согласится принять мою помощь и выпустит тебя, захочешь ли ты быть моим попутчиком в страну Сун? Я поручу тебе несложную работу.
Салим удивился самому себе, как это он, не обдумав, мог предложить такое?
– Путешествие?! Я люблю дорогу, новые города, новые люди, языки и приключения! – Абдулл в волнении ходил по периметру небольшой ямы. – Если это возможно, то я согласен! И да, передайте уважаемому господину Махмуду, что я очень раскаиваюсь. Я обещал ему то, что не смог сделать, я ведь не летописец, хронологию не знаю и другие нужные сведения для написания такого серьезного труда. Я виноват!
Последние слова он почти выкрикнул, голос Абдулла звучал искренне.
Салим покинул комнату и направился к своим людям. Отдавая распоряжения по подготовке каравана, он думал, как бы убедить Махмуда согласиться с его предложением. На удивление, Махмуд сразу же согласился, он даже назвал самую минимальную сумму за содержание Абдулла. Возможно, хозяин постоялого двора сам был рад такой неожиданной развязке. Избавился от этого неспокойного постояльца, да еще получил денежное возмещение…
Прознав, что из Баласагуна отправляется караван в Сун, к Салиму наведался местный лавочник, согдиец Рамтиш. Он, беспрестанно кланяясь, просил оказать услугу – передать своему родственнику в Дуньхуан весточку и посылку с сухими фруктами.
– Это совсем небольшой коржын с сухими абрикосами и инжиром. Мой дядя так их любит! Он скучает по Родине, по своим родным, по нашей еде, а в ответ на Ваше добро он окажет помощь в торговле с ханьцами. Они такие хитрые, что с ними следует держать ухо востро! – добавил Ратмиш.
Салим посмотрел на посылку и не замечая ничего подозрительного, согласился.
На следующий день караван был готов следовать дальше. Ранним утром, покидая Баласагун, Салим прочитал молитву, подал садака бродягам и занял свое место в караване. Его новый попутчик, Абдулл, ехал на муле неподалеку и по виду был, кажется, счастлив, что вырвался из этого города. Преодолевая горный перевал по дороге в Атлах, все люди в караване были напряжены и сосредоточены, так как здесь были нередки обвалы, а кроме того в горах могли притаиться разбойники. Всюду по обочинам горной караванной тропы лежали кости животных, обломки снаряжения и посуды. На деревьях можно было увидеть разноцветные лоскутки ткани. Это путешествующие тюрки повязывали в знак поклонения аруахам, духам предков, согласно культу кочевников. Тюрки продолжали почитать Небесного Тенгри, привнеся некоторые свои обряды в ислам.
После преодоления перевала, караван остановился у горного родника. Слуги пополняли запасы воды, поили животных, Салим, с Абдуллом, прогуливались неподалеку.
– Я еще раз благодарю Вас! Наверное, мне пора рассказать о себе, о своем ремесле, возможно, буду полезен Вам в дороге, – Абдулл учтиво приложил руку к груди.
– Интересно, Вы сочиняли стихи в яме?
Идя впереди, Салим обернулся. Он с улыбкой посмотрел на своего нового попутчика и только сейчас смог внимательно разглядеть его: невысокого роста, узкие глаза на круглом, заросшем редкой щетиной, лице, а высокий открытый лоб свидетельствовал о его умственных способностях.
– Да, конечно, условия не очень приятные для написания стихов, – Абдулл рассмеялся. – Все время уходило на борьбу с насекомыми и мышами. Но одно все-таки сложилось в голове:
От слов своих бывал я огорченным,
Бывал я рад словам неизреченным.
– Хорошо сказано, – Салим одобрительно кивнул головой. – Ну, а теперь расскажи свою историю.
– Как Вы уже слышали, я родом из Испиджаба, родился в семье писца из племени чигили. Отец переписывал рукописи в медресе, некоторое время проработал при правителе города, брал заказы у купцов и ученых людей. Работы у писцов всегда много, особенно у тех, кто знает несколько языков. Ведь они же еще переводят книги. В те времена правители поддерживали стремление людей к знаниям, они строили медресе, библиотеки, щедро оплачивали переводы книг. Я помню, как отец долго работал над переводом и перепиской большого труда Мухаммеда аль-Бухари. Это был сборник хадисов. За эту работу он был щедро вознагражден! Эх, золотое было время! – Абдулл остановился и прикрыл глаза, как будто хотел мысленно оказаться в детстве. – Отец определил меня в самый лучший медресе, где я обучался наукам. Я познакомился с поэтическими трудами Рудаки, Фирдоуси, Баласагуни, Асади, Саади. Подражая им, я тоже начал складывать рифмы. Семья меня поддерживала в моих первых попытках и всячески приободряла. В возрасте 14 лет я сочинил несколько рубаи в честь весеннего праздника. Отец был так горд, он вслух читал их каждому гостю в нашем доме. Однажды он выдал мое четверостишье как сочинение известного поэта Омара Хайяма. Потом долго смеялся над своей уловкой. Это время закончилось, когда случилась война между сельджукским султаном Мелик-шахом и правителями Мавераннахра. В той войне отец сопровождал правителя в походе и был убит вместе со многими воинами под Самаркандом. Надеюсь, душа его сейчас в раю.
Абдулл вздохнул и присел на камень.
– Я слышал о той войне, в нашем городе было очень тревожно. Из Фараба тысячи воинов принимали участие в этой битве. – Салим положил руку на плечо Абдулла. – Да будет Аллах милосердным к нему и остальным погибшим!
– В этой братоубийственной войне погибли также два брата отца, они были оружейниками. Мой младший брат умер еще в детстве, сестру выдали замуж в далекий Баркент. Так я остался совсем один. Чтобы не умереть с голоду я пошел в медресе и занимался там перепиской и переплетом рукописей, чему научил меня отец. Но то ли моя манера письма была никудышной, то ли заказов стало мало, я проработал недолго. Пришлось искать другой способ заработка. Услышав, что в соседнем Сыганаке собирали всех, кто мог сочинять диваны, рубаи, рифмованные тексты, отправился туда. Там проводили состязание. Уговорив торговца, который отправлялся в Сыганак, взять меня погонщиком мулов, я оказался там. Город бурлил! Оказалось, что местный правитель, тархан, в честь женитьбы сына устраивал праздник. На рыночной площади играли музыканты, народ развлекали фокусники. В благотворительных заведениях угощали всех желающих. В саду, перед дворцом и в цитадели правителя собрались желающие участвовать в поэтическом состязании, зрители и зеваки. Заданий было несколько. Первое – придумать восхваление правителю на глазах у всех. Длина его должна была быть не меньше восьми строк. Причем, это можно было сделать на любом языке, который был в ходу в городе. Второе задание – закончить начатое стихотворение. Я не смог принять участие в этом состязании ввиду моей молодости и неопытности, но я получил большой урок. Десятки поэтов пытались доказать, что они самые лучшие. На каждое выступление собравшиеся в саду бурно реагировали; кто смехом, кто возгласами одобрения или усмешками. Состязание длилось целый день. Победили, конечно, самые опытные поэты, которые долгие годы служили при дворе. Они достигли высшей степени мастерства в лести и угодничестве. Правитель одарил их дорогими халатами и мешочками с дирхемами.
В тот день я понял, что можно зарабатывать на жизнь этим ремеслом и жить безбедно. Кроме того, поэзия может лечить душу, призвать к справедливости. Я нанялся в помощники к одному из приближенных ко двору поэтов и в течении нескольких месяцев достиг хорошего уровня в сочинении кыта. Я также совершенствовал свое умение в сочинении газели.
– Прочти что-нибудь для меня, давно не слышал красивую речь, – перебил его Салим.
– Эту газель я сочинил 15 лет назад и посвятил прекрасной незнакомке, случайно увидев её на рынке Ордакента. Она сидела в красивом паланкине, который слуги несли вдоль рядов с тканями.
В зеркале сердца отражен
Прекрасный образ твой,
Зеркало чисто, дивный лик пленяет красотой!
Как драгоценное вино в прозрачном хрустале,
В глазах блистающих твоих
Искрится дух живой!
Воображение людей тобой поражено,
И говорливый мой язык немеет пред тобой.
Освобождает от петли главу степная лань,
Но я захлестнут навсегда кудрей твоих петлей!
Так бедный голубь, если он привык к одной стрехе,
Хоть смерть грозит, гнезда не вьет под кровлею другой.
Но жаловаться не могу я людям на тебя,
Ведь бесполезен плач и крик гонимого судьбой.
Твоей душою дай на миг мне стать и запылать,
Чтоб в небе темном и глухом сравниться с Сурайей!
Будь неприступной, будь всегда, как крепость в высоте,
Чтобы залетный попугай не смел болтать с тобой!
Будь неприступной, будь всегда суровой, красота!
Дабы пленяться пустозвон не смел твоей хвалой!
Пусть в твой благоуханный сад войду лишь я!
И пусть найдет закрытым вход гостей осиный рой!
– Да, красиво! Машаллах! Всевышний наградил тебя великим даром!
– Благодарю, мой уважаемый спаситель, но иногда мой дар приносил мне страдания, муки и преследования, – Абдулл вздохнул, посмотрел на заволакивающееся тучами небо и оглянулся на возгласы и шум в караване. Там царила суета, слуги и погонщики быстро укладывали вещи на верблюдов, и накрывали тюки войлочными накидками.
– Дождь собирается, – Салим направился в сторону каравана, на ходу сказал: – Продолжим беседу в следующий раз.
Осенний моросящий дождь не стал помехой каравану, и они продолжили свой путь. Салим, укрывшись от дождя промасленной накидкой, ехал в хвосте каравана, размышляя о предстоящей дороге. Этот маршрут ему не был знаком, но он собрал всю информацию заранее. Расспрашивал купцов, побывавших в Кашгаре, читал труды арабских географов Ибн Хордадбеха, Аль Макдиси и, конечно, тюрка Махмуда Кашгари – уроженца Кашгара, проделывавшего этот путь не раз.
До непредсказуемого Торугартского горного перевала в горах Тэнри-тау оставалось еще два перехода. Дорога вела в гору и идти стало тяжелее, верблюды сопели в узкие щелочки-ноздри, лошади и мулы то и дело шарахались от скатывавшихся со склонов камней. Окружающий ландшафт стал более суровым. Местный проводник, нанятый в ближайшем селении, предупредил, что тут полно хищников – волков, шакалов, медведей. Особенно нужно быть осторожнее ночью! Его предупреждения стали реальными, когда люди увидели белые кости, в большом количестве разбросанные среди камней. Все притихли, даже всегда шумные музыканты перешли на шепот и стали чаще оглядываться по сторонам. Вооруженные тюрки-кочевники, нанятые Салимом для сопровождения и охраны, разъехались в разные стороны.
Перед самым перевалом к Салиму прискакал охранник и сообщил, что навстречу им движется караван из Кашгара. Салим решил выехать к нему, поприветствовать лично и расспросить о дороге. Некоторое время спустя он увидел клубы пыли на дороге в ущелье. Впереди ехал на белом, богато украшенном верблюде купец, по виду хорезмиец, который тоже, видимо, был предупрежден о встречном караване. Они поприветствовали друг друга на согдийском языке. Хорезмиец предполагал, что Салим будет расспрашивать его о дороге и других темах путешествия и сразу сказал, что они собираются сделать привал и пригласил его к себе в шатер, для беседы за трапезой и добавил:
– И вам советую отдохнуть перед прохождением перевала.
Салим принял приглашение и отдал указание сделать привал.
Возвращаясь от хорезмийца, Салим зашел в палатку к Абдуллу и предложил продолжить беседу.
– Наверное, не одно женское сердце ты ввел в смущение своими стихами, – начал разговор Салим, перебирая четки из лазурита.
Абдулл мгновение молчал, как будто вспомнив свои приключения.
– Конечно, женское сердце более восприимчиво к красивому и душевному слову, – тихо начал разговор Абдулл. – Однако мне всегда приходилось думать, не вызовут ли негодование мои сочинения со стороны их братьев, мужей и отцов. Однажды я был приглашен на праздник жертвоприношения в дом хакана Джента и увидел в окне прекрасные черные глаза, с любопытством выглядывающие из-за занавески. Я решил обратить на себя внимание незнакомки и прочитать лучше свои стихи. Когда дошла очередь до меня, я встал на небольшую скамейку, и, обращаясь в сторону окна, громко и нараспев произнес свое сочинение:
