Читать книгу: «Война в немецком тылу. Оккупационные власти против советских партизан. 1941—1944», страница 5
Возбуждение воли к сопротивлению – эксперимент
Боевые успехи наступавших германских войск уже после первых месяцев войны поставили Красную армию и советское правительство в отчаянное положение. Ведь советская армия понесла такие громадные потери в живой силе и технике, какие не могли бы выдержать ни одни вооруженные силы в мире. Советское же правительство оказалось перед фактом потери почти всех западных территорий страны с очень ценными сельскохозяйственными и промышленными областями, в которых проживали миллионы человек. И в таких условиях его стойкость, проявившаяся в неустанных попытках стабилизации угрожающего положения на фронтах, восстановления боеспособности рассыпавшихся под ударами противника фронтовых групп и энергичной мобилизации всех сил по спасению невосполнимых индустриальных мощностей, заслуживает неподдельного удивления.
В том по-настоящему бедственном положении идея о поднятии населения в оккупированных немецкими войсками областях на активное сопротивление и придании ему упорядоченного характера могла основываться только на попытке придания данному движению цели политической направленности – затруднения установления германского господства. При этом советское руководство хорошо понимало, что ощутимого облегчения для действий фронтовых воинских частей, которые вели тяжелые бои, от трудно организуемых и разобщенных одиночных акций ожидать не приходилось.
В предвоенное время Сталин не раз выказывал свою убежденность в том, что советская армия оснащена достаточно хорошо, чтобы удерживать любого противника от попыток вторгнуться на территорию Советского государства, и в том, что в результате этого она никогда не превратится в театр военных действий. Естественно, что, исходя из таких соображений, основательная подготовка народного сопротивления на случай войны не проводилась. Поэтому теоретические и практические основы по организации общенационального сопротивления стали прорабатываться только с началом войны и перед лицом рвущихся вперед немецких войск, что требовало, в свою очередь, определенной импровизации. О том тяжелом времени на конференции советских историков в апреле 1965 года поведал бывший начальник штаба русского партизанского движения П. К. Пономаренко32, который откровенно и критически признался в том, что Красная армия оказалась не готовой к партизанской борьбе, и армейское командование вначале вообще сомневалось в ее эффективности. Поэтому руководство ею вынуждены были взять на себя местные партийные органы, находившиеся за линией фронта. Однако и они не имели ни малейшего представления о ее возможностях.
Причем при теоретическом осмыслении возможностей организации партизанской войны был найден только один воодушевляющий момент – очень скоро советское правительство узнало, что его главные опасения относительно усилий германских оккупационных властей по политическому привлечению на свою сторону населения и скорейшего создания оппозиционного правительства из местных представителей оказались беспочвенными. Таким образом, перед Советами открылось поле приложения будущих усилий.
Первоначально в качестве одной из главных задач советское правительство считало необходимость срочного укрепления вооруженных сил в политическом отношении, с тем чтобы возмущение солдат и населения вероломным нападением переросло в ненависть к наступавшим. Поэтому для достижения этой цели во всех областях Советского государства были задействованы все средства пропагандистского влияния, которые, используя отдельные инциденты в районах боев и происшествия на оккупированных немецкими войсками территориях, развернули широкую работу.
Исходя из стратегических и пропагандистских соображений, для советского правительства и командования Красной армии было важно создать полную негативную картину обо всех процессах, происходивших в занятых немцами областях, и развернуть среди населения агитацию, направленную против оккупационных властей. При этом в первую очередь она должна была проводиться среди жителей наиболее угрожаемых участков, то есть проживавших в прифронтовых областях на направлении возможного дальнейшего продвижения немецких войск. Причем развертывание работы по организации и усилению народного сопротивления было возможно только в районах на оккупированных территориях, остававшихся под советским контролем. Оттуда же могло осуществляться и руководство этим движением. К тому же проведенные в этих районах мероприятия создавали достаточно мощные основы для немедленного начала повстанческой борьбы и нелегальной политической работы в случае их захвата немецкими войсками.
Вопросы, связанные с подготовкой нелегальной партийной работы и созданием ячеек сопротивления на оккупированных советских территориях, сразу же после начала войны были поручены Коммунистической партии Советского Союза. По указанию региональных партийных комитетов еще при отходе советских вооруженных сил в отдельных населенных пунктах оставлялись самые надежные и способные вести нелегальную деятельность партийные деятели, которые растворялись среди массы населения или прятались в тайных, наспех подготовленных укрытиях с задачей неприметно и осторожно обзавестись необходимыми контактами для подготовки активного вооруженного сопротивления.
При организации такой работы, скорее всего, первоначально строились расчеты на быстрое развертывание движения Сопротивления, с тем чтобы оно могло оказывать существенное воздействие с военной точки зрения. При этом готовыми к таким нелегальным действиям первоначально могли быть только члены партии, преследуемые политическими органами оккупационных властей. Однако быстро собрать их в один кулак оказалось не так-то просто. К тому же имевшиеся в Советской России рабочие и молодежные боевые группы, к которым можно отнести также членов Осоавиахима33, оказались слабо организованными и к нелегальной работе неподготовленными.
Поэтому использование этих полувоенных формирований было возможным только после детального изучения ими неприятельской тактики ведения боя, боевого состава и вооружения противника. Из тех же соображений определенную ценность представляло собой и освоение опыта партизанских действий, а также наставлений по ведению боя времен Гражданской войны 1918–1920 годов, особенно в плане решения организационных вопросов. Ведь тактику борьбы движения Сопротивления, исходя из местных особенностей, в любом случае следовало разработать заново.
К тому же в этой ситуации выяснилось и еще одно затруднявшее работу обстоятельство, выражавшееся в том, что большая часть населения, особенно в сельской местности, при смене власти выказала стремление обойтись без всяких мятежей. Оказалось, что народ, вынуждаемый к безоговорочному подчинению государственной власти, был готов поддержать господство тех, кто был в состоянии открыто продемонстрировать свою силу. А ведь это соответствовало теоретическим разработкам и опыту В. И. Ленина, а также других организаторов русской революции, которые позволили подвести столь необходимые и немедленно реализуемые основы под организацию партизанской войны в 1941 году.
Учение В. И. Ленина о повстанческой войне
Уже в своих ранних работах В. И. Ленин указал на огромное значение для судеб Европы неразрывной взаимосвязи политических и военных противоречий. Ясно осознавая неизбежные последствия политики империалистических великих держав, он предвидел возникновение вооруженных конфликтов, в результате которых эти державы будут смертельно ослаблены или вообще уничтожены.
Предвидя это, В. И. Ленин готовил революционную войну, которая позволила бы в конечном итоге воздвигнуть на обломках старых великих держав мировой коммунистический порядок. При этом на основе взглядов Клаузевица34 о политике и войне он разработал собственную теорию о взаимосвязи войны с классовой борьбой, согласно которой политика является производителем (в том числе интеллигенции), а война – ее инструментом.
Из такого подхода становится совершенно ясно, что В. И. Ленин сам намеревался использовать этот инструмент и видел в развязывании Первой мировой войны важный шаг для достижения своих революционных целей. Это отчетливо просматривается в его высказываниях, которые он опубликовал в газете «Социал-демократ» от 1 ноября 1914 года. В частности, В. И. Ленин заявил следующее:
«Война – не случайность, не „грех“, как думают христианские попы (проповедующие патриотизм, гуманность и мир не хуже оппортунистов), а неизбежная ступень капитализма, столь же законная форма капиталистической жизни, как и мир. Война наших дней есть народная война. Из этой истины следует не то, что надо плыть по „народному“ течению шовинизма, а то, что и в военное время, и на войне, и по-военному продолжают существовать и будут проявлять себя классовые противоречия, раздирающие народы. Отказ от военной службы, стачка против войны и т. п. есть простая глупость, убогая и трусливая мечта о безоружной борьбе с вооруженной буржуазией, воздыхание об уничтожении капитализма без отчаянной гражданской войны или ряда войн»35.
В. И. Ленин надеялся, что в ходе мировой войны широкие народные массы извлекут необходимые уроки, просветятся, пробудятся к борьбе и воспримут ее как сигнал к восстанию против тех, кто поставил их на грань выживания и привел к катастрофе. Он готовил это пробуждение с помощью создания дисциплинированной и пропитанной коммунистической идеологией партийной элиты как «офицерского корпуса» армии будущей гражданской войны.
Эта война заметно отличалась от обычных форм ведения боевых действий и отвечала его представлениям, выработанным в ходе изучения истории и опыта империалистических войн. Это была борьба угнетенных, вышедшая из народа и им же осуществлявшаяся. И эта война поменяла свою сущность и наиболее близко подошла к своему абсолютному облику, являясь продолжением изменившейся политики. Мобилизуя иные силы, она придала ведению боевых действий невиданную до той поры энергию. Прообразом же ее послужили действия революционных армий Франции и боевых групп Парижской коммуны 1871 года.
В своей «Военной программе пролетарской революции» В. И. Ленин потребовал подготовку рабочего класса и крестьянства к гражданской войне следующими словами:
«Угнетенный класс, который не стремится к тому, чтобы научиться владеть оружием, иметь оружие, такой угнетенный класс заслуживал бы лишь того, чтобы с ним обращались, как с рабами…»36
В 1907 году со ссылкой на события революционного 1905 года в России на лондонском конгрессе Российской социал-демократической партии37 В. И. Ленин предложил резолюцию о подготовке к захвату власти в России, в которой охарактеризовал партизанские акции революции 1905 года как подготовку к массовому открытому вооруженному восстанию.
По его мнению, участники таких боевых акций во время будущих революционных выступлений в ходе восстания смогли бы послужить руководящими кадрами масс и их соответствующим образом подготовить, передав им опыт проведения неожиданных наступательных операций.
Ближайшую задачу таких акций он видел в раздроблении и дезорганизации полицейского, военного и правительственного аппарата, а также в беспощадной борьбе против всего того, что могло быть использовано против народа и для его запугивания. При этом уже тогда В. И. Ленин потребовал подчинить управление подобными партизанскими акциями коммунистической партии, чтобы таким образом не допустить бесполезного разбазаривания сил пролетариата и обеспечить учет условий рабочего движения в конкретном месте и настроений широких народных масс. О мыслях В. И. Ленина о партизанской войне, в частности, можно прочитать в газете «Пролетарий» № 5 от 30 сентября 1906 года и в 13-м томе пятого издания его сочинений.
Для осуществления этой повстанческой борьбы В. И. Ленин рекомендовал создать вооруженные революционные боевые группы. По его мнению, это могли быть достаточно большие подразделения и небольшие отряды из двух-трех борцов, которых объединяла бы принадлежность к одной и той же профессии, фабрике или проживание в одном населенном пункте и которые добровольно собрались бы вместе для совместной борьбы.
В более поздних обобщениях В. И. Ленин еще раз подчеркнул важность этих изложенных в различных резолюциях требований и развил их дальше, отметив, что в процессе общественного развития и формирования сознания народных масс необходимо развивать новые формы и методы борьбы народов за свое национальное или социальное освобождение. Сюда можно добавить и рассуждения по этому вопросу Фридриха Энгельса, которые были им изложены в статьях о Франко-прусской войне 1870–1871 годов, изданных в Берлине в 1957 году отдельной книгой «Заметки о войне». В них он, в частности, отмечал, что народ, допускающий покорность только из-за того, что его хозяева утратили способность к сопротивлению, заслуживает всеобщего презрения как нация трусов. Там же, где народ оказывает это нерегулярное сопротивление, вторгшийся противник очень скоро обнаруживает невозможность применения устаревшего средневекового кодекса об огне и крови (Энгельс Ф. Франко-прусская война 1870–1871 годов).
При этом В. И. Ленин подчеркивал, что партизанские акции протеста как новая форма борьбы развились спонтанно и вынужденно в экономических и политических кризисных ситуациях. Такой ее спонтанности соответствует, с одной стороны, стремление к убийству отдельных притеснителей, а с другой – возможность заполучить экономические средства для дальнейшего ведения повстанческой борьбы.
Одновременно в соответствии с уровнем революционного развития того времени В. И. Ленин потребовал от партии пролетариата не рассматривать партизанскую борьбу в качестве единственного или очень важного средства, а использовать ее как дополнительный способ, подчиненный всем остальным формам протеста. Кроме того, по его мнению, партизанскую войну надлежало облагородить путем разъяснительной и организационной работы социалистической партии. При этом партия должна была видеть в качестве своей задачи создание таких организаций, которые смогли бы быстро поднять массы как на широкие повстанческие бои, так и на небольшие акции протеста.
В статье «Уроки московского восстания» В. И. Ленин прямо отмечал: «Социал-демократия должна признать и принять в свою тактику… массовый террор, разумеется, организуя и контролируя его, подчиняя интересам и условиям рабочего движения и общереволюционной борьбы»38.
Насколько важными для большевистской партии были эти революционные народные силы как условие и средство захвата власти, настолько же мало они, несмотря на заложенные в сознании русского народа тревожно активные, анархистские и связанные с конкретной личностью партизанского бунтаря традиции, оказались приспособленными для защиты молодого Советского государства от массированного военного наступления контрреволюции. На вызовы 1918 года В. И. Ленин и Л. Д. Троцкий ответили созданием строго организованной Красной армии, которая вобрала в себя остатки старой царской армии, соединив их с революционно настроенными партизанами.
В. И. Ленина же сложившиеся условия заставили вернуться к взглядам К. Маркса, касавшимся необходимости защиты государственной власти при помощи вооруженной общины. При этом ему помогли изложенные в 1851 году Ф. Энгельсом в рукописи «Возможности и перспективы войны Священного союза против Франции в 1852 г.» мысли о вероятности победы революционного государства в борьбе против сильного контрреволюционного альянса.
Ф. Энгельс, а вместе с ним В. И. Ленин и Л. Д. Троцкий считали, что без включения значительной части старого военного аппарата в ряды пролетарских вооруженных сил возможности построения способной к защите нового строя армии являются иллюзорными. При этом Ф. Энгельс подчеркивал, что создание регулярного войска революции из крестьян и «городской черни» в соединении с офицерскими и унтер-офицерскими кадрами старой армии возможно только в условиях террора.
Реальности Гражданской войны в России и ее особенности, с которыми столкнулось советское правительство в 1918–1920 годах, во многом напоминали условия лета 1941 года. Как и в 1918 году, когда многие русские области оказались занятыми вооруженными силами контрреволюции, в 1941 году оккупированные немецкими войсками части страны рассматривались им как территории, находящиеся в предреволюционном состоянии и готовые превратиться в поле деятельности вооруженных «революционных» партизанских отрядов. При этом задачей данных отрядов являлось проведение соответствующей пропаганды и осуществление террора для подготовки условий перехода власти в руки «революционной партии». Причем и в 1918, и в 1941 годах непреложным условием успешной борьбы являлось наличие в непосредственной близости от района действий этих отрядов пропитанной революционными идеями вооруженной силы.
В годы Гражданской войны эта пропитанная подобными представлениями партизанская борьба в тылу белых армий Колчака и Деникина себя вполне оправдала. В условиях почти безвыходного положения сражавшейся Красной армии боевые действия партизан, работа по разложению вооруженных сил противника и среди населения, создание революционной ситуации в неприятельском тылу посредством террора и революционной пропаганды заметно облегчили и подготовили полный возврат советской государственной территории.
Вместе с тем именно по вопросам установления господства и включения партизанских отрядов в состав регулярных частей Красной армии возникли серьезные трудности, обусловленные спецификой партизанской борьбы. Дело заключалось в том, что после достижения политических целей разбуженный революционный дух в завоеванных областях угасал не сразу, а часто проявлявшееся самоуправство партизанских командиров и прививавшаяся годами самостоятельность при ведении боевых действий мешали вхождению партизанских отрядов в части Красной армии. Ведь такое никак не сочеталось с дисциплиной нормально функционирующей и руководимой на основе единоначалия армии. В частности, еще на VI Всероссийском Чрезвычайном съезде Советов 9 ноября 1918 года Л. Д. Троцкий отмечал:
«Есть превосходно обстрелянные части, которые прошли суровую школу испытаний во время партизанской войны. У них есть командиры, которые разделяли с ними все невзгоды, бедствия и все заслуги боев в течение многих месяцев и на Украине, и на Дону, и на Северном Кавказе, но, вместе с тем, эти части несли в себе – больше всех остальных наших частей на других фронтах и сейчас еще от этого не излечились – отрицательные черты партизанского периода войны. Каждый партизанский командир считал свою часть, свой отряд, который он потом наименовывал дивизией, замкнутым миром; он требовал от солдат своей дивизии соблюдения строжайшей дисциплины и даже нередко умел ее поддерживать и создавать. И в то же время, по отношению к более высоким командным центрам наверху, у него самого часто этой дисциплины не хватало. Свести эти части в регулярные соединения, правильные единицы, дивизии нормально действующей централизованной армии было трудно…» Подробнее об этом можно прочитать в его книге «Рождение Красной армии», выпущенной в Вене в 1924 году.
В результате войсковым командирам приходилось буквально выкорчевывать разлагавший солдат партизанский дух, начинавший распространяться внутри подчиненных им частей. На это довольно остро в своем письме ЦК РКП(б) к организациям партии обратил внимание В. И. Ленин еще в июле 1919 года:
«Партизанщина, ее следы, ее остатки, ее пережитки причинили и нашей армии и украинской неизмеримо больше бедствий, распада, поражений, катастроф, потери людей и потери военного имущества, чем все измены военспецов»39.
В марте 1920 года в речи на III Всероссийском съезде работников водного транспорта, в которой В. И. Ленин одобрил перенос центра тяжести революционной борьбы с вооруженных народных масс на регулярные части Красной армии, его озабоченность партизанщиной прозвучала еще раз:
«Если наша Красная армия в другой отрасли одержала победы, то это потому, что мы эту задачу сумели решить по отношению к Красной армии. Тысячи бывших офицеров, генералов, полковников царской армии нам изменяли, нас предавали, и от этого гибли тысячи лучших красноармейцев, – вы знаете это, но десятки тысяч нам служат, оставаясь сторонниками буржуазии, и без них Красной армии не было бы. И вы знаете, когда без них мы пробовали создать два года тому назад Красную армию, то получилась партизанщина, разброд, получилось то, что мы имели 10–12 миллионов штыков, но ни одной дивизии; ни одной годной к войне дивизии не было, и мы неспособны были миллионами штыков бороться с ничтожной регулярной армией белых. Этот опыт дался нам кровавым путем…»40
После смерти В. И. Ленина в эпоху И. В. Сталина большая часть оставшихся «старых партизан» вместе с другими активными борцами революции, вернувшимися эмигрантами, представителями национальных меньшинств и членами семей видных оппозиционеров в ходе большой «чистки» 1937 года была ликвидирована. И вполне возможно, что в оценке Вайсберг-Цыбульского41, который сам попал под маховик этих репрессий, содержится немалая доля правды. Он считает, что причиной той трагедии служит тот факт, что участники революционных событий являлись носителями свободы, одним своим существованием напоминая о годах несгибаемого революционного энтузиазма, что отличало ленинские времена от периода деспотии И. В. Сталина.
