Читать книгу: «Вторичка», страница 3

Видимо, с непривычки мой голос прозвучал тихо. Раньше в метро я ездила в гордом одиночестве. Ян повернул ко мне ухо, и, отгородившись ладонью, я произнесла так громко, как умела:

– Давай дождемся следующей станции. Я обычно сажусь на Щелковской. Мы почему-то зашли на Измайловской. И пассажиры другие. Что-то у меня не сходится.

– Хозяин – барин, Иголочка! – пропел спутник.

Поездка проходила без эксцессов. Ян напевал незамысловатую мелодию, отбивая ритм пальцами по поручню. В нормальном мире мы смотрелись бы хорошими друзьями, которые едут в центр погулять; шутник-студент обозвал бы нас Стервятником и Хомячком.

Вагон раскачивался – перед торможением его тряхнуло, и я едва не свалилась на божественного попутчика, но удержала равновесие. Ян убрал за спину руку, которую вытянул, чтобы подстраховать меня. Дивная реакция. А героиней мыльных опер, как пророчил мамин собутыльник, мне не стать, раз не умею падать на парней.

Рев ознаменовал прибытие поезда на станцию. Когда состав остановился, динамики прохрипели:

– Станция Семеновская.

Запустив руки в карманы, Ян шагнул к выходу. Больше никто не заходил и не выходил: меня вдруг озарило, по какой причине, спохватившись, я ущипнула недоумевающего напарника за рукав, балансируя на одной ноге, указала на ухо и на динамики аккурат в момент, когда они выкашляли следующее:

– Осторожно! Двери закрываются! Следующая станция – Измайловская.

– Да ла-адно, – с досадой протянул Ян и отступил.

– По кругу ездим, – сказала я, нахмурившись. – Даже не так, по отрезку.

Пока я сопоставляла данные, Ян отошел изучать карту. Почти сразу он привлек мое внимание жестом, и когда заметила, чтό творится со списком станций, помрачнела гуще: выбраться отсюда будет непросто, учитывая, что названия почти не держатся в моей голове, а все ветки были Арбатско-Покровскими; разноцветный клубок, сводящий туристов с ума, окрасился в синий – и радиальные линии, и кольцевая, и даже строящийся участок монорельса. По запутанным проводам чередовались только две станции: «Измайловская» – «Семеновская».

Я разгладила воздушный пузырек на карте и сказала:

– Так быть не должно. Теперь понятно, почему мы курсируем только из точки «А» в точку «Б».

– Непорядок, – наигранно возмутился напарник. – О, «связь с машинистом»! – Ян нажал кнопку желтой панели экстренного вызова, дождался пронзительного писка и заговорил в микрофон. – Начальник, у тебя тут чрезвычайный случай: тоннель зациклился. Что скажешь?

Мы вслушались. После пронзительного сигнала связь прервалась.

– Ну, если Магомет не идет к горе… – сказал Ян, и я перебила его:

– Твоя безостановочная генерация поговорок начинает утомлять.

Он осклабился и повел меня в глубь вагона. Пассажиры провожали нас тупым взглядом, как рыбки за аквариумным стеклом. Я старалась держать в фокусе только орнамент рубашки на широкой спине напарника, но под зрительным обстрелом фокусироваться было непросто.

Перед дверью, в окне которой качался следующий вагон, Ян взял меня за руку – стала привыкать к тому, что это предшествовало «арочному переходу». Я подглядела, как он это делал: складывал ладонь в подобие пистолета, смыкая указательный с номером Этажа на фаланге и средний с миниатюрным ключиком пальцы в «дуло», и проворачивал. Как ключ. Не имело значения наличие замка, так как ликвидатор преспокойно гулял через гардеробы, подсобки и автоматические двери поездов.

Такое действие Ян совершил и в метро: прокрутил два замкá, чтобы с послушным щелчком засовов попасть в следующий вагон. Мы промчались мимо рядов сидений – пассажиры пристально следили за нами. Добравшись до головы состава, напарник вскрыл глухую дверь машиниста. Узкая кабина утопала в густом мраке. Я почти ничего не видела за плечистым напарником, только детали серого пульта управления с россыпью клавиш, а еще часть кресла и тоннель за лобовым стеклом. Мой взор упал на свесившуюся руку в темно-синем кителе, но Ян тут же вытеснил меня из прохода и прикрыл кабину. Мы вернулись в первый вагон.

– Что с машинистом? – спросила я.

– Макетнулся, – без тени улыбки ответил напарник. – Кто-то спровоцировал приступ в тоннеле между Измайловской и Семеновской, что вызвало глюк.

Я отвернулась, покусав ноготь на большом пальце. Напрягая прохудившуюся память и калеку-интуицию, попыталась связать переменные. Сон-ключик. Синие ветки. Две станции. Поездка на скорости, выходящей за пределы технической возможности поезда.

– Ну что, куколка, просвети уже меня, дурака, – произнес с улыбкой Чеширского кота Ян, подперев плечом стенку. Мы подъезжали к Измайловской, и времени на вердикт не оставалось. – В чем соль аномалии? Что ты видела во сне?

– Ты слишком многого ждешь от торговки шмотками, – сдавленно процедила я с презрением к собственной ограниченности. – Я и десяти классов не закончила. Просто знаю много умных слов.

Пока говорила, мы начали тормозить. Я машинально встала у того же поручня, в который вцепилась, пока мой баул катился к ногам незнакомки. Воспоминание затвором фотоаппарата отпечаталось в уме, и мое сердце подпрыгнуло вместе с составом. Взор проскользнул по ногам немигающих пассажиров и, когда двери разъехались на Измайловской, я без церемоний притянула Яна за воротник и шепнула кое-что на ухо. Он расплылся в победоносной ухмылке, но она врезалась в его лицо. Массовка поднялась со своих мест – они обступили нас, как хищники.

Я огляделась и спросила:

– Чего это с ними?

Напарник без единой реплики коснулся моих лопаток, деликатно направил к распахнувшимся дверям и вытолкнул из поезда. Я сделала несколько нелепых шагов, не успев толком испугаться: кто-то резко подхватил за плечо, и тело взмыло ввысь. Подошвы едва не задели зеркало перед въездом в тоннель; меня прижали спиной к крыше поезда, что моментально влетел во тьму. Стиснутая рукой Яна, как танцор лимбо – планкой, сделала глоток воздуха и тут же закашлялась. В ушах свистел прорезиненный ветер.

– Преду… преждай! В следующий… раз! – выкрикнула я.

– Не буду, – Ян прошептал мне это в самое ухо. Я не ожидала, что он окажется так близко. – Во-первых, некогда. Во-вторых, это скучно. Язык отсохнет, приключений-то еще полон рот будет.

– Тупыми пословицами… сыпать… не отсохнет, а тут… – На резком повороте вагона я вцепилась в рубашку напарника. – Почему они… стали агрессивными?

– Ну, поздравляю, Иголочка, Этаж запалил вторженцев. Теперь будет заниматься всякой пугающей фигней, чтобы мы не отключили его. В игру вступает Хранитель, на твой невероятно стильный манер – Консьерж. Этот антивирус стоит на каждом из семи слоев, разве я тебе не рассказывал?

Я пожалела о том, что из-за кромешной темноты не могла заглянуть бессовестному небожителю в глаза. Он, видите ли, забыл предупредить о такой малости, как смертельная опасность, которая отныне будет незримым третьим спутником.

– Консьерж, значит, – процедила я сквозь зубы.

– Хранитель Этажа. По старой аналогии, если мир – строительный магазин с макетами жителей и интерьерного убранства, то хранители – охрана, которая уполномочена кусаться.

Утерев слезы, сбиваемые ветряным потоком, я спросила:

– Тебе не кажется сомнительным, что штуки, которые мы должны выключить, находятся под стражей? Мы ведь за все хорошее… против всего плохого.

– Не-а. – Дыхание напарника щекотало ухо. – «Вторичка» – не проект, а натуральное явление, начатое задолго до Агентства Иномирной Недвижимости, это вопрос эволюции, а не коммерции или трудовой дисциплины. Короче, битва в естественных условиях. Поиск нового пристанища для многомиллиардного клиента – процесс трудоемкий и смертельно опасный.

Многое оставалось за гранью моего понимания, и я не стремилась вдумываться. Плыла по течению, как ежик в чертовом тумане.

– С этим… – Ветер вынудил повернуть лицо к собеседнику, и стало на толику теплее. – Ясно более-менее. Почему только космический застройщик ваш не решит такой ма-аленький вопрос, как договор с… демиургом, правильно? Чтобы он… ну, не знаю, выключил консьержей перед приходом ваших сотрудников? Чтобы не пришлось рисковать жизнью.

Ян клокочуще посмеялся:

– Иголочка, если ты считаешь, что я работаю на дядек, которые подмяли под себя весь свет, ты заблуждаешься. Великий Программист расставил капканы, чтобы защитить мир от вторжения не для того, чтобы расстелить ковровую дорожку перед завоевателями. Система антивторжения тупа и прямолинейна, как олень: она запрограммирована уничтожить тех, кто пытается занять чужое место. АИН, пришельцы, песчаные люди – не имеет значения. Всех провернут через одну мясорубку.

Я остановила себя от бесполезных причитаний – в конце концов, знала, на что иду, давая согласие на безумное приключение со спутником, у которого явно не все дома. Да и я сама – инертный газ в мясной клетке, не лучший кандидат на бессмысленную панику.

Состав летел по волнистым рельсам, и от поездки захватывало дух. Внутри бурлил адреналин, переливался волнами страха и возбуждения. Воздушный поток, сносивший с век слезы, не позволял вздохнуть полной грудью. Я видела темноту и с закрытыми, и с открытыми глазами: так лучше думалось.

– О’кей, тогда сосредоточимся на Сердце, – сказала я. – Девушка – Консьерж, но в поезде ее нет. А значит… – У меня появилась догадка. Смутное воспоминание… Я спросила: – Мы можем… сойти пораньше?

– Как в фильме про шпиона в сексуальном смокинге? – спросил Ян, зашевелившись.

– Скорее, как в фильме про переломы конечностей…

Без предисловий бог отпустил меня, и я сорвалась с крыши. Совершив кульбит, приготовилась попасть под колеса, но вылетела в пустоту. Сгруппировавшись кое-как, влетела спиной во что-то упругое – это была грудь напарника. Через пару секунд ступни коснулись твердой поверхности.

– Иголочка, проведи мастер-класс по падению в сюжетно обоснованных местах. Ты только посмотри! – присвистнул Ян, как только поставил меня на ноги. – Заброшенная станция.

«Сбросил и поймал. Мне к такому не привыкнуть», – подумалось мне.

– Ага, записывай, – сказала я, рассматривая подтопленные в полумраке лестницы и своды. – Пункт первый и последний: трудоустроиться в фантастическую космическую фирму к напарнику с адреналиновой зависимостью и почаще провоцировать его скидывать тебя с различной высоты.

Под заливистый смех бога я приблизилась к массивной колонне. Вдруг заметила, что за ней пристроился самый настоящий титан; осоловело разглядывая исполинскую фигуру, успела перебрать все варианты, включая Хранителя, но фигура не шевелилась. Я пристальнее всмотрелась в очертания и прикрыла рот ладонью. Не может быть.

– Ян, я сглупила.

– Очевидно сглупила, милая, – ответил незнакомый женский голос.

Я молниеносно прижалась к колонне. На меня направили луч света, исходящий из незримой фигуры. Тонкая рука в кожаной перчатке обводила фонариком станцию: в кокон света попал «титан» – памятник старику в шубе, вооруженному дубиной, и две лестницы, ведущие наверх, к тройной скульптуре, выглядевшей не менее зловещей впотьмах. Фонарь скользнул по круглой люстре, качавшейся над тремя путями, по ребристым колоннам и желтым плиткам. Луч переметнулся и осветил лицо девушки, испорченное тенью. Пухлые губы, пушистые ресницы, острые скулы, светлые волосы, убранные под красный берет.

– Это вы были той пассажиркой, к ногам которой упал мой баул, – озвучила я очевидную для всех мысль.

– Да, но как ты догадалась? – спросила она деликатным голосом. – Детка, я отлично сливаюсь с метрополитеном. Я – его дух. Не может быть так, что в час-пик какая-то девчонка углядела во мне Консьержку.

– Туфли на шпильках.

Луч осветил ее обувь. Вернулся на недоверчивое лицо:

– И что?

– Не по сезону, – повела плечом. – Я – продавщица одежды и по долгу службы замечаю, во что одеты и обуты люди.

Вспыхнули люстры. Загорелись белые таблички со списками станций. Необычная платформа о трех путях с надписью на лепнине «Партизанам и партизанкам слава» утопла в зареве тусклого света. Ян под шумок подобрался к подножью лестницы и завершил мою мисс-марпловскую речь:

– Сейчас януарий, дурилка. Кругом снег и мороз, а ты в летних туфлях!

Хранительницу затрясло от смеха, и ее ладное лицо увенчало высокомерие. Успела заметить, что девушка была одета в темно-синюю юбку-карандаш, китель, помеченный шевронами, погонами, значком крылатого колеса и фуражку, которую я приняла по ошибке за берет, – форма столичного метрополитена.

– Ты дежурная по станции? – уточнила я.

Она адресовала мне улыбку, показательно игнорируя Яна, и взмахнула ручным жезлом с красным диском: похож на авиационный, который используют на взлетно-посадочных полосах аэропортов. Часто встречала в метро регулировщиков в красных фуражках, которые совершали обход поезда, следующего в депо, и Хранительница выглядела похожей на них, если только им бы хватало денег на «лабутены».

– Добро пожаловать на Измайловский парк, – объявила она.

Напарник принялся демонстративно загибать пальцы, пересчитывая станции.

– Мое упущение, – призналась я. – У меня… проблемы с памятью. Между Измайловской и Семеновской есть еще одна станция. Измайловский парк.

– Измайловский парк и Измайловская одинаково звучат, это неоригинально, – высказался Ян.

Консьерж вскинула вострый нос:

– Я хотела, чтобы станцию переименовали в Партизанскую². Пассажиры перестали бы путаться. Как вы думаете, кому посвящена эта скульптура? – Хранительница указала на дедушку в полушубке. Я пожала плечами. – Кузьмич, деревенский охотник. В сорок втором обманом водил немецких солдат по лесу, чтобы они попались в ловушку Красной армии. Теперь и вы… – Дежурная перевернула диск жезла обратной стороной с черной точкой на белом фоне. Ее рот исказился, нижняя челюсть оттянулась, как пластилиновая, а голос загудел подобно клаксону поезда. – …петляли кругами, с Измайловской до Семеновской… Чтобы угодить в мой капкан на Партизанской.

Нарастал грохот. В глубинах боковых тоннелей, двух бездонных глоток, в унисон заскрежетал металл, и застучали колеса. Десятки. Консьерж засмеялась тряпичными губами, стекшими на знакомые лакированные туфли. Ватный от страха мозг дал сигнал к побегу, но я двигалась медленно, пробивая неподатливое желе реальности, как во сне; сорвалась с места и потащилась к лестнице, где стоял Ян. Промедление стоило жизни, поэтому я плыла из последних сил в густом пространстве к единственному светловолосому маяку.

Из тоннелей вырвались два поезда – бесконечные и юркие, как сороконожки. Они сошли с рельс и, когда я забежала на ступени, промчались крест-накрест над тем местом, откуда только-только оторвались мои ноги. Из-под колес вылетела россыпь искр. Я споткнулась, но Ян придержал меня и увлек вверх: почудилось, что я парю, но подошвы касались лестницы.

Мы забежали наверх и притормозили на балконе над центральным путем, обратив лица к платформам. Я затаила дыхание, ожидая столкновения с механическими червями – они уже приближались. Две морды в белой боевой раскраске. Они оттопырили нижнюю часть корпуса, разверзли пасти и приготовились нас проглотить.

Ян похлопал ресницами, точно туповатый регбист из американской комедии, покрутил головой в поисках выхода и выпалил:

– Туше! Мне за такое не платят, – он потянул меня за ладонь. – Делаем ноги!

– А разговоров-то было! – Я едва перебирала ногами в попытке угнаться за напарником.

Под злорадное улюлюканье дежурной по станции горе-ликвидаторы сбегали с поля боя. Приспешники Хранителя загоняли нас, как кроликов, дыша в затылки перегаром коррозии металла. С грацией профессионального паркурщика Ян оперся о турникеты и запрыгнул сверху, подтянул меня, и мы продолжили побег. Вагончики со страшным скрежетом смяли турникеты сразу после того, как мы оказались на другой стороне. Я оглянулась, чтобы убедиться, что их остановило препятствие, но не тут-то было: уродцы пережевывали механизмы, выплевывая задвижные створки и световые датчики, как косточки.

– Они жрут турникеты! – крикнула я.

– Приятного аппетита!

На наше везение сразу после турникетов нам встретилась деревянная дверь – служебное или техническое помещение. Замок был взломан уже знакомым мне жестом, и мы забежали внутрь…

…А вышли в вагоне поезда. Качка была, как на танкере во время шторма. Не привыкшая к телепортациям в непредсказуемые места, я растерялась, увидев за окнами тот же коридор, по которому мы неслись секунды назад. Ян скомандовал мне хвататься за него: он держался за поручень под крутым углом. Я до хруста в пальцах стянула рукав плаща напарника.

– Мы в поезде-убийце! – воскликнула я. – Почему ты просто не переместил нас в безопасное место?

Монстра тряхнуло, поочередно мигнули светильники. Как будто тварь почувствовала паразитов в брюхе.

– Моя способность ограничена, – подмигнул мне бог. – Поэтому у меня есть водительские права.

Тем временем «сороконожка» впритирку с сестрой-близнецом спустилась к хозяйке на платформу. Поезда крались по путям, вращая круглыми глазами-фарами. Искали нас.

– Вынюхивают, – произнес Ян. – Ну-ка, посмотрим…

Он наклонился и понаблюдал за круговой ездой второй особи; существа бегали по периметру станции, выслеживая жертв. Казалось, движения поездов были синхронизированы – словно в связке, как рыбы в косяке. Я озвучила свою мысль. Небесная лазурь глаз хитро блеснула в полутьме. По плутовской улыбочке считывалась новая авантюра. Он повернулся ко мне и сказал:

– План такой: я высовываюсь, привлекаю внимание второй твари, – кивнул на окно, – и мы сваливаем через межвагонную дверь.

– Ты хочешь натравить один поезд на другой? Думаешь, сработает?

– Отсчитаю от пяти до одного – и дадим деру. В самый последний момент, чтобы она не успела затормозить. Испугалась?

– Сейчас сердце из груди выпрыгнет, – сухо ответила я.

Ян недоверчиво вскинул брови:

– Твое унылое личико противоречит словам. – Он потер ладони. – Ну, не будем терять время.

Я положила руки на поручень. Напарник встал напротив дверей и развел их пальцами. Внутрь хлынул поток ветра – трепал подлаченные пряди божества и поднимал длинные полы плаща. Ян сложил ладони рупором и завопил во все горло:

– Цыпа-цыпа-цыпа!

Поезд значительно сбросил скорость и, встав на дыбы, образовал форму вопросительного знака – поводил кабиной, прислушиваясь к голосу.

– Да-да, иди к папочке!

Машина навела фары на Яна: он прикрыл глаза, отвернувшись от слепящего света. Существо, в котором мы ехали, тоже сбавило ход и принялось вынюхивать источник звука – я едва не покатилась кубарем от встряски. Тварь номер два проглотила наживу: перебрав многочисленными колесами, взяла нас на мушку и начала разгон. Теперь по плану напарника у нас в запасе считанные мгновения на то, чтобы сойти с маршрута.

– Пять… четыре… – начал отсчет бог, когда поезд нахрапом бросился на своего собрата. – Один!

– С арифметикой у тебя супер, – сказала я, задыхаясь от волнения, пока умелец вскрывал замок.

Глухой щелчок. Еще один. Ян уронил подозрительное «Упс!» – сомнения, что мне достался в напарники космических масштабов бездарь, отпали. Не могу поверить: гламурный оскал из американских каталогов недвижимости – последнее, что я увижу перед смертью. Я глянула на врага: исполосованная белыми линиями рожа с мерцающими фарами сокращала расстояние. У меня исчезло ощущение времени.

– Сломалась отмычка, – будничным тоном констатировал Ян и подошел ко мне. – Тогда по старинке.

Не успела я смириться с кончиной, он подхватил меня под колени и лопатки, как невесту в маминых любимых мелодрамах, с разгона запрыгнул на пассажирское сиденье и разбил плечом окно. Осколки разлетелись с перезвоном колокольчиков; я спрятала лицо в складках пестрой рубашки, источавшей аромат уже не мармелада, а горьких трав.

Во время полета ощутила импульс от столкновения поездов-мутантов, которое произошло раньше, чем мы успели жестко приземлиться. Фиксируя мою голову, Ян прокатился по земле. Первым делом, открыв глаза, увидела дурную лазурь глаз, которая потеплела, как только ее обладатель убедился, что я не пострадала. На долю секунды меня увлекли упавшие на лоб пшеничные пряди, острые грани скул и впадинка между голых ключиц. Оглушило аварией, только и всего.

– По твоему добродушному взгляду вижу, что ты меня простила, Иголочка, – подколол Ян и, встав на ноги, помог мне.

– Свечусь от счастья. – Я отряхнулась и оценила последствия нашей борьбы с монстрами метрополитена.

В десятке шагов от падения «сороконожка» протаранила вагон, из которого мы спаслись. Состав смяло в гармошку, на месте столкновения – вмятина, голубая облицовка покорежена, из поврежденных проводов вылетали искры. Существа не шевелились.

– Где Консьерж? – я осмотрелась.

Пустую платформу заволокло дымом.

– Ставлю сотку, – Ян ударил двумя пальцами о ладонь, – что крошка охраняет Сердце Этажа. Хранителей тянет к нему природным магнетизмом, вроде того. Короче, твой выход, Иголочка, – разведя руками, напарник покружился на месте. – Осмотрись тут хорошенько и найди последнее отличие от реальности.

В детстве я любила отгадывать головоломки на поиск отличий в журналах: шарфик у бельчонка на левой картинке синий, а справа – красный; у елочки три ветки, а здесь две… Десятое различие почти всегда находилось не сразу. Сжав в кулаке фломастер, я до дыр разглядывала ребусы: в сотый раз пересчитывала травинки, определяла оттенки цветов, изучала мордашки персонажей. Я не сдавалась, хотя соблазн заглянуть в ответы жирел с каждой неудачей.

– Порог вхождения в вашу… э-э, организацию очень низок, раз вы решили доверить задание на внимательность мне, – ворчала я, ища среди «елочек» и «белочек» ошибку матрицы. Колонны, сколько же их было, этих колонн? А скульптуры? Ровно две на платформах и одна над лестницей? Как же было… – Почему выбрали меня?

– У тебя низкая самооценка, учись, пока я жив. – Ян сцепил руки за спиной, неспешно следуя за мной. Он забавно наклонялся, чтобы услышать мою речь, доносившуюся с низин «ослика». – Вот я, например…

– Плавали – знаем, – оборвала я. – Ты, видимо, сотрудник месяца или начальник какой?

Мой друг в упор не понимал сарказма, поэтому от комплиментов его павлиний хвост раскрывался на все триста шестьдесят:

– Не, я рядовой сотрудник. Новичок, но уже побывал в военизированном мире на самом отшибе. Планета высокой категории опасности, между прочим!

«Ясно, выбрасывают в горячие точки, чтобы не мешался. И не жалко будет лишиться какого-то салаги, – подумала я, поглядывая на подпрыгивающие на ходу блондинистые кудри. – С тобой, Ян, что-то совсем не так, но я не могу взять в толк, что именно. Обычный разгильдяй…»

Впереди возникло какое-то движение. По мере приближения вырисовывались очертания движущихся лестниц. Одна вела в город, другая спускала вниз. Из-за проблем со сном я научилась дремать на эскалаторах: каждое утро две с половиной минуты наблюдала борьбу теней за закрытыми веками, пока механизм тащил тело на поверхность. Перила обгоняли лестницу, и я пробуждалась, чтобы переместить руку и вновь закрыть глаза.

Обратилась к Яну, от которого отстала на приличные метров пять:

– Это на моей станции. На моей станции есть эскалатор.

– Иголочка?

– На Измайловском парке я бывала, но никогда не спала на эскалаторе. Потому что кроме лестницы выходов в город нет.

Ян подтянулся ко мне:

– Не совсем понял тему со сном, но ты делаешь успехи. Если твое предположение верно, где-то здесь спрятан тумблер Сердца…

«А еще в округе прячется девушка с оттянутой челюстью…» – додумала я, воровато озираясь.

У подножья эскалатора, где ступени складывались в прямую линию, гордо стояла узкая будочка эскалаторщика. Мы заглянули внутрь. Хмыкнув, напарник провернул два рубильника из трех. Лестницы экстренно остановились.

– Говоришь, это у меня беда с подсчетами? – спросил Ян, смахнув пыль с третьего выключателя. Я разглядела под ним тоненькую цифру «6». Эскалатора два, выключателей три.

Консьерж материализовалась из воздуха. Я постучала по стеклу будки, обращая внимание напарника, и показала на дежурную. Лицо привлекательной девушки вновь походило на человеческое, а о метаморфозе рта напоминала лишь смазанная помада. Она облокотилась поясницей о корпус эскалатора и перекрестила ноги, надменно посмотрев Яну в лицо. Я ожидала, что Хранитель окажет сопротивление, завяжется драка за рубильник, но девушка сохраняла изящную собранность, как молодая березка под ураганным ветром.

– Это какой-то трюк? Почему я на Седьмом этаже? – спросила Консьерж, и Ян нахально ей поклонился:

– Да вот, заглянул в кабинет демиурга перед спуском и навел в его компе бардак. Только не надо мне лгать, будто ты капец какой первоклассный Консьерж. От тебя веет, – бог поводил ладонью у носа и противно улыбнулся, – слабостью.

Лицо Хранительницы исказила гримаса гнева, но она втянула носом воздух, опустила голову и улыбнулась одним краешком губ:

– Все шутить изволишь… Знаешь, я тебя сразу и не узнала. Неужто господин Белый Вейнит Инития перекрасил флаги и продался Агентству? Сколько воды утекло, милый мальчик с дв…

– Щелк-щелк-щелк, – пропел Ян и, надменно заглянув в глаза дежурной по станции, повернул последний рубильник. – Щелк.

Я зажмурилась, инстинктивно вжав голову в плечи. Представила взрыв, растворение пространства в белом или в черном, потерю ориентации. Думала, кровь хлынет из носа, а сердце скует спазм. Но картина осталась неизменной: существа сошлись в зрительной схватке. У Хранительницы дрогнули в усмешке губы:

– Ответь мне, какую игру ты ведешь? Ой, ну видно же, как глубоко обижен, мужское эго хрупко! Великий мусорщик из княжеского рода. – Девушка махала руками, как птица, которая не может взлететь. Ее лицо покраснело от гнева. – Будто тебе, лицедею, кто-то поверит. Большой начальник еще на Земле. Тебе, крысеныш, и твоей очаровательной мышке следует разбежаться по норам. Ты допустил ошибку еще на стрелочном переводе, и теперь твой поезд летит под откос.

О чем она говорила? Неважно, но уклон разговора мне не понравился. Я хотела вставить слово, но услышала его натужный смех – перед этим приторная спесь дала трещинку. Незначительную, но я заметила.

– Говоришь голосом создателя? В нее вшита речевая программа Великого Программиста вашего мира. Они ранимы до одури и вечно норовят нахамить ликвидатору, – объяснил мне Ян, тыкая в Консьержа пальцем, как в экспонат, чтобы отвлечь меня от слов, озвученных ею. – Он, не ровен час, сдох от старости, а эта цитирует стоит. Да и вообще, утомила ты меня. А твои стремные поезда шокировали мою протеже.

– Мы отключили Этаж? – спросила я.

– Ага.

– А… сущность?

Я переглянулась с Хранительницей. Она ответила лучезарной улыбкой.

– Этаж отключается ступенями. – Меня мягко подтолкнули в поясницу по направлению к выходу. – Консьерж увядает вместе с ним.

Неуверенными шажками я уходила вслед за напарником. Последний раз посмотрев на дежурную по станции, заметила, что она стоит и улыбается, как робот с застывшим в вечности взором. В уме всплыла увлеченная речь про Партизанскую: звучное название, и никто бы не запутался. Хорошая цель, мечта… или ее иллюзия. Когда я проходила мимо скульптуры Кузьмича на обратном пути, завязался узелок в животе – некрупный, но неприятный.

Рассвело, и люди-макеты отправились на работы-декорации. Под предлогом прогулки я оставила Яна наедине со шведским столом гостиничного ресторана и доехала до подземного перехода. Пока я спускалась по обледенелой лестнице, вспотели ладони. По тоннелю в два потока сновали прохожие, которые не замечали девушку, бродившую по подземке и касавшуюся стен.

Странная девчонка не нашла никого в углу, облюбованном вечно беременной женщиной, мечтавшей о кондитерской. Не обнаружила следов музыканта без голоса, который стремился познать тайны вселенной, самолично оказавшись частью гипотезы. По настенному граффити одиноко ползала муха. В конце концов, макеты пройдут мимо и исчезнут на периферии зрения, так как Этаж отключен. Вот, где сосредоточилась соль земли.

Решено – увольняюсь, Олежа. С меня довольно. Я ведь фигура из пластика – кукла, которая уснет и уедет в депо, как Эвелина, сольется с выхлопами, как Андрей, только не сегодня и не здесь. Мне нравится моя новая работа, Олежа, пусть бригадир – необязательный дурак, а душа его темнее ночи, но он все еще лучше тебя. И лучше моей мамы. Сегодня Ян похвалил меня: он сказал, что закатит праздник в честь посвящения в консультанты. Ты ни разу не устраивал такого для нас. Потому что ты – макет. А я еще жива. И мой напарник тоже.

– Можно мне пирожок с картошкой? – Бросила две монетки, что дал мне Ян, на прилавок ларька с выпечкой. Подумав, ссыпала еще парочку и сложила пальцы буквой «V». – Два. И вон ту газировку. – Я кратко улыбнулась буфетчице и оправдала свой заказ: – Корпоратив.