Читать книгу: «Эта смертельная спираль», страница 3

Глава 4

Я заваливаюсь на бок, сворачиваюсь в клубок и кусаю кулак, чтобы не закричать. Живот горит, боль пронзает спину, дугой прошибает ребра, а потом охватывает меня целиком. Шаги становятся громче, втаптывают выжженную полосу, пока не оказываются рядом со мной, но у меня нет сил, чтобы встать или убежать. Все, что я могу – зажмуриться и надеяться, что солдат просто убьет меня, что ему хватит порядочности сделать это быстро.

– Рысь, это ты?

Сильные руки перекатывают меня на спину. Я моргаю, ожидая увидеть солдата, но передо мной женское лицо, обрамленное ореолом седых волос. Широко раскрыв глаза, на меня смотрит Агнес.

– Ох, Рысь. Ох, моя бедная девочка.

– Яя, – с облегчением выдавливаю я. – Ты нашла меня. Как ты добралась сюда так быстро?

Она вытирает грязь с моего лица.

– Мне позвонила Новак и сказала, что беспокоится за тебя.

– С-с-солдат. «Картакс» здесь, – кашляя, говорю я.

Такое чувство, словно у меня в животе торчит нож. И каждый вдох, каждое движение загоняет его еще глубже.

– Я знаю, – понизив голос, отвечает она и оглядывается через плечо. – Мы выберемся отсюда, но ты должна встать. Я не смогу нести тебя.

Ухватившись за ее руки, я собираюсь с силами и заставляю себя подняться на ноги. Каким-то образом мы спускаемся с холма туда, где стоит ее машина. Затем дверь, свет, и я оказываюсь на заднем сиденье, свернувшись калачиком на боку. Дыхание Агнес становится коротким и частым, когда она садится на место водителя, обогнув машину. Ее кожа покраснела и покрылась испариной, а пряди седых волос прилипли к щекам.

Она поворачивает рычаг управления, двигатель издает пронзительный визг, и мы устремляемся по выжженной полосе.

– Что с тобой случилось? – спрашивает она.

Я снова кашляю, и от этого меня снова пронзает боль.

– Доза оказалась слишком поздней. Мне казалось, я все проверила, но было уже темно…

– Оу! – вскрикивает она, наклоняясь ко мне и позволяя автомобилю самому ехать по выжженной полосе, чтобы осмотреть меня.

Она протягивает руку и стаскивает с меня то, что осталось от свитера. Ткань изодрана после взрывов пятен крови. Ее глаза медленно поднимаются к моему лицу, а голос стихает до шепота:

– У тебя иммунитет?

Я киваю. Она вздыхает с облегчением.

– Я приняла дозу час назад.

Этого недостаточно, чтобы полностью переварить мясо, но хватит для того, чтобы вирус окутал мои клетки, повышая иммунитет. Я не заражена, но это не означает, что мне удастся выбраться из этой передряги живой.

– Тебе должно быть больно, Рысь, – говорит она. – Слышала, это часто случается в последнее время. Клянусь, они стали взрываться быстрее, чем раньше. Чертова чума становится умнее. Но не волнуйся, тебя быстро вылечат. Док в мгновение ока залатает тебя.

– Нет, не залатает. – Я зажмуриваюсь и зажимаю живот. – Гипергенез, помнишь?

Гентех существует уже тридцать лет, и медики позабыли, как раньше справлялись без него. Местный врач может срастить сломанную кость или вытащить пулю, но он лечит большинство своих пациентов, подстраивая алгоритмы под их ДНК. А стандартный исцеляющий модуль делает все остальное. Агнес может излечиться практически от любой травмы так, что даже шрама не останется, но мой модуль не справляется с серьезными поражениями. Он не сможет быстро остановить сильное внутреннее кровотечение или гиповолемический шок¹⁶. Он исцеляет меня, но так медленно, что за это время я могу умереть.

– И что мне теперь делать?

Агнес хмурится. Автопилот везет нас по грунтовой дороге, которая проходит по краю леса.

– Нам нужно найти безопасное место. – Я кашляю, прикрывшись рукой. Боль, словно животное, царапает меня изнутри. – Нужно понизить температуру тела, чтобы у моего исцеляющего модуля появилось больше времени на восстановление тканей. И мне нужны калории. Сейчас я совершенно на нуле.

Она поворачивается к рулю.

– Хорошо, я все устрою. Позвоню Новак. Она придумает, что сделать. Все будет хорошо, Рысь.

Я снова кашляю, схватившись за живот. Мне бы ее оптимизм. Единственный раз, когда мне было так больно, рядом находился отец, и он спас меня. Он взломал мою панель и запустил живой поток дружественных гипергенезу нанитов, написав алгоритм, из-за которого «Картакс» так отчаянно хотел его заполучить.

Но сейчас я сама по себе, а в моей руке стоит модуль, которому требуется неделя, чтобы срастить сломанный палец. Шансы были бы выше, если бы рядом оказался генкит, но он остался в хижине вместе с моими файлами и кодами. С фотографией, на которой я вместе с папой. А раз «Картакс» знает, что я здесь, то мне уже никогда не вернуться домой.

Ветки скребут по стеклам, когда мы сворачиваем на заросшую дорогу, которая ведет к шоссе. По нему мы сможем добраться до того, что осталось от города. Агнес регулирует зеркало заднего вида, пока ее взгляд не встречается с моим.

– Почему ты допустила снижение иммунитета?

Я фыркнула:

– Потому что я идиотка.

Она хватается за руль, чтобы вписаться в поворот.

– Ты не можешь быть идиоткой. Насколько я помню, ты гений.

– Ну, прямо сейчас я чувствую себя очень глупой.

Она сжимает губы:

– Ты выживешь, Рысь. Помнишь, в каком состоянии я тебя нашла?

– Да, – бормочу я. – Но не думаю, что на этот раз меня спасет суп, Яя.

Мы с Агнес познакомились, когда она заявилась в хижину, через несколько месяцев после вспышки. Температура упала, и началась суровая зима, к которой я не была готова, потому что не ожидала ее так скоро. Запасы еды таяли, а солнечные батареи на крыше не работали из-за укрывшего их снега, поэтому я осталась без единственного источника электричества. Целыми днями я куталась в одеяла, дрожа от холода и голода, не зная, живы ли папа с Даксом. Когда Агнес приехала в поисках припасов, я валялась у камина без сознания, сотрясаясь от лихорадки.

И пришла в себя лишь два дня спустя, в чистой одежде и с желудком, полным супом, которым она кормила меня, пока я бредила. Она вылечила меня и сказала, что посмотрела на моем генките, как хижину штурмовали люди «Картакса». Агнес не очень любила эту организацию и только что присоединилась к группе, собирающейся противостоять их планам по захвату мира.

А затем спросила, не хотелось бы и мне поработать на «Небеса».

Тот день стал для меня переломным. Словно я умерла у камина, а придя в себя через несколько дней, стала другим человеком. Это оказался один из тех моментов, что делят жизнь на «до» и «после», позволяя отбросить все слабости и стать сильнее. И в тот день я дала себе обещание, что доживу до встречи с папой.

Но сегодня я засомневалась, что сдержу его.

Мы выезжаем на шоссе и ускоряемся. От этого меня вжимает в спинку сиденья, и я сотрясаюсь от кашля. Что-то капает с моих губ. И когда я вытираю их, рука покрывается чем-то темным. Агнес поворачивается ко мне, и ее лицо бледнеет.

– У тебя идет кровь. Рысь, все хуже, чем я думала. Мы должны…

Она замолкает, когда салон через заднее стекло освещают фары. Стиснув зубы от боли, я подтягиваюсь и смотрю назад. Неповоротливый черный джип несется по лесу. Его заносит на дороге, и из-под колес поднимается пыль и летят камни.

– Он выследил меня, – шепчу я. – Тебе не следовало приходить, Яя. Теперь ты тоже в опасности.

– Чушь, – огрызается Агнес. – Что может сделать один солдат?

Я киваю и сглатываю. Во рту привкус кислоты и ржавчины.

– Мы отпугнем его. Он остановится и вызовет подкрепление. Они всегда так делают. Винтовка валяется на полу, но она не заряжена. Патроны где-то в коробке.

Я отрываю взгляд от джипа и шарю по полу, сопротивляясь накатившей от этих движений волне боли. Пальцы сжимают деревянный приклад винтовки Агнес, и я подтягиваю ее к себе на колени. А затем, стиснув зубы, ищу коробку с патронами.

Раздается выстрел. Агнес вздрагивает.

– Они никогда не стреляли в меня, – говорит она, ее лицо освещается фарами джипа.

Раздается еще один выстрел, который сносит боковое зеркало. Автопилот тут же совершает аварийную остановку.

– Нет, идиот, вперед, – рычит она, пытаясь перехватить управление автомобилем.

Мы снова устремляемся вперед, но джип уже прямо за нами. Я бросаю отчаянный взгляд через заднее стекло. Времени искать патроны не остается. Я тянусь к пуле, висящей на моей шее.

А затем, сжав в кулак, сдергиваю ее. Привычным движением винтовка взлетает к моему плечу. Прищурившись от яркого света фар, я прицеливаюсь сквозь заднее стекло, но джип внезапно останавливается поперек дороги.

Водительское стекло опускается, и я вижу лицо солдата. На его плече лежит какое-то оружие, направленное прямо на меня. Мгновение растягивается словно в замедленной съемке. А затем заднее стекло разбивается и что-то влетает в машину Агнес.

Что-то маленькое, цилиндрической формы, зеленого цвета, который используют военные. Предмет перелетает через спинку и приземляется на пассажирское сиденье. Несколько пронзительных сигналов разрезают воздух, а затем следует вспышка света и ударная волна, от которой в машине вылетают стекла.

Я падаю на сиденье. Агнес кричит и дергает рычагом управления, отчего мы начинаем дико вращаться среди деревьев. Я инстинктивно закрываю руками лицо. И следующее, что осознаю – я как-то оказалась на земле.

Грязь. Трава. Рот наполняется кровью. Живот скручивает от невыносимой боли. А густой едкий дым, вырывающийся из обломков машины, не дает дышать.

– Агнес! – кричу я и щурюсь, пытаясь что-то разглядеть в дыму. Зрительные модули не справляются, мир расплывается, и четким остается только крошечное пятно. – Где ты?

– Я здесь, Рысь, – хрипит она, с трудом выбираясь из машины.

Ее волосы торчат во все стороны, а штаны залиты кровью. Сжимая в одной руке винтовку, она, пошатываясь, идет ко мне.

– Лежи. Я собираюсь увести его отсюда.

– Нет, – с трудом выдавливаю я и тут же начинаю кашлять. – Он пришел за мной! Уходи отсюда.

Не обращая внимания на кровь, которая течет из раны на лбу, она изгибает рот в кривой улыбке.

– Думаешь, после всего, что мы пережили, я оставлю тебя?

– Пожалуйста, Яя. Ты должна уйти.

– Нет смысла жить одной, – говорит она, вглядываясь в дым. – Единственное, что придает жизни смысл – это люди, которые заботятся друг о друге.

– Нет, – умоляю я.

Мне не хочется ее слушать, ведь подобное люди говорят друг другу перед смертью.

Джип останавливается посреди дороги, и водительская дверь распахивается. Солдат вылезает так быстро, что его движения почти неразличимы.

Агнес поднимает винтовку.

– Я люблю тебя, Катарина.

– Нет! – кричу я, и два выстрела эхом отражаются от холмов.

Время замедляется. Картинка перед глазами дрожит. Солдат спотыкается, а Агнес падает в траву.

Не может быть.

Мне показалось. Это обман зрения. Она не могла упасть. Агнес – самая живучая женщина.

– Агнес! – кричу я, наплевав на то, что меня может услышать солдат.

Я пытаюсь приподняться и проползти по траве, но чувствую, как кто-то хватает меня за плечо и переворачивает на спину. Я моргаю и понимаю, что смотрю в два бассейна совершенной темноты. И только спустя мгновение абсолютного ужаса осознаю, что это глаза солдата.

– Катарина Агатта? – встряхивая меня, кричит он.

– Помогите! – вскрикиваю я, пытаясь вырваться из захвата.

Но его руки словно стальные. Я вцепляюсь ему в глаза, но он хватает меня за шею. Я пытаюсь вновь закричать, но вырывается лишь хныканье.

А затем дым и разбитая машина сливаются в одно пятно, которое темнеет.

Глава 5

Хлоп… Хлоп.

Я просыпаюсь с головной болью от звука, который ощущается так, словно кто-то вбивает гвозди мне в череп. Виски ломит, мысли путаются, а значит, у меня снова мигрень. Она мучает меня каждый месяц, стучит в основании черепа и вычерчивает перед глазами раскаленные добела серебряные пятна. Еще в прошлом году у меня закончились все таблетки, поэтому теперь на несколько дней я становлюсь калекой. Еще одна вещь, недоступная моей панели – синтез обезболивающего.

Хлоп.

Поморщившись от боли, я медленно выдыхаю и открываю глаза в поисках источника звука. Деревянные балки на потолке медленно обретают очертания. Настоящая древесина, а не выращенная в искусственной среде, на которой сучки и прочие несовершенства повторяются через равные промежутки. Эта древесина старая, с зазубринами, покрытая толстым слоем паутины, тянущейся до заплесневевших досок, которыми забито окно. И вдруг я понимаю, что даже не знаю, как сюда попала.

Скорее даже так: я не знаю, где нахожусь.

Косые неяркие солнечные лучи словно клинки проникают сквозь доски, а значит, сейчас либо поздний вечер, либо раннее утро. Я лежу в маленькой комнате на железной кровати под толстым шерстяным одеялом напротив ряда пыльных книжных полок. На дальней стене висит портрет в рамке – рисунок маленькой девочки с длинными темными волосами. Ее сжатый рот нарисован несколькими уверенными штрихами, а взгляд устремлен вверх, словно ей задали сложный вопрос и она обдумывает ответ.

Ее лицо мучительно знакомо. А имя вертится на языке, вызывая боль, которая никак не связана с мигренью. Я вонзаю ногти в ладони. Старый трюк, которому меня научил папа. Резкий всплеск боли помогает взять ее под контроль. Туман в голове рассеивается, и я сажусь на кровати.

Маленькая девочка на портрете – это я. Папа нарисовал его в моем далеком детстве. А сейчас я сижу в его комнате на его кровати и смотрю на его книги. Я поворачиваюсь, чтобы осмотреться, охваченная внезапной, безумной надеждой, что он здесь. Но от этого движения меня вновь пронзает боль, и воспоминания заполняют мысли.

Перья, джип. Доза, взорвавшаяся в моем желудке. Солдат, трясущий меня и выкрикивающий мое имя перед тем, как я отключилась. Он привез меня сюда? Дыхание перехватывает от этой мысли, и я начинаю бешено озираться по сторонам, усиливая чувства до предела.

Звуки становятся громче, но я больше не слышу хлопков, которые меня разбудили. Только собственное дыхание, свое колотящееся сердце и прерывистые неразборчивые шумы из леса. Я сосредотачиваюсь и запускаю звуковые фильтры. Шелест сосен. Крики стаи голубей вдали. И ритмичный стук где-то подо мной.

Это шаги. Кто-то в тяжелых ботинках вышагивает на крыльце.

Сердце колотится о ребра. Должно быть, это солдат. От воспоминания о его черных глазах по телу пробегает дрожь. Нужно придумать, как выбраться отсюда, позвонить Агнес…

Дерьмо. Я совсем забыла об Агнес.

Я закрываю глаза и вызываю коммуникатор. Здесь недостаточно устойчивый сигнал для звонка, но его хватит на сообщение.

«Агнес. Где. Ты. Солдат… схватил меня».

Мозаичные слова появляются перед глазами медленнее, чем обычно. Различные мысли проносятся в голове, отчего панели сложнее распознать их. Я сосредотачиваюсь на имени Агнес в поле получателя. Текст исчезает, но затем высвечивается сообщение, что пользователь вне сети.

«Агнес», – пробую я снова, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на словах. – «Агнес. Ты в порядке? Пожалуйста, ответь».

Значок сети вращается у меня перед глазами рядом с ее именем, пока коммуникатор пытается отправить ей сообщение. Но она все еще вне сети. Она всегда сразу же отвечала мне. Значок перестает вращаться, а затем под ее именем появляется строчка серого цвета:

«Такого пользователя не существует, или он находится вне зоны доступа».

С губ срывается всхлип, прежде чем я успеваю зажать руками рот. Шаги на крыльце затихают. Солдат. Он услышал меня. Я задерживаю дыхание и замираю.

Такое сообщение означает, что пользователь мертв.

Но это невозможно. Я перебираю альтернативные варианты: может, она отключила свою панель, а может, попала в зону блокировки сигнала. Агнес не могла умереть. Снизу открывается дверь, и раздается скрип заржавевших петель. Я зажмуриваюсь.

Возьми себя в руки, Рысь.

Возникший в голове голос резкий, как хлыст. Это не Агнес, но я знаю, что она бы именно так и сказала. Старушка, наверное, накричала бы на меня за то, что я тут сижу. «Хватит хандрить, и встань уже на свои чертовы ноги», – сказала бы она.

В гостиной подо мной раздаются шаги. Я поднимаюсь с кровати, с трудом превозмогая боль. Не знаю, зачем солдат притащил меня сюда, но уверена, в этом нет ничего хорошего. Я держусь за живот и осматриваю комнату, выискивая хоть что-то, что поможет мне сбежать.

Одна из папиных серебряных перьевых ручек мерцает рядом с пачкой пыльных заметок, лежащих на тумбочке из красного дерева. Я поднимаю ее и кручу в руке. Перо для чернил хлипкое, но оно острое и металлическое, и это лучше, чем ничего. Я сжимаю ручку в руке и иду к дальней стене, у которой лежит мой рюкзак. Опустившись на колени, начинаю рыться в нем. Нахожу грязную одежду, которую несла к Агнес, фильтр для воды, бинты…

И почти килограмм замороженного зараженного мяса.

У меня перехватывает дыхание. Пакет для заморозки мягкий и практически оттаял. Я вытаскиваю его из рюкзака и переворачиваю, чтобы осмотреть. Пакет подрагивает в моих руках, а внутри раздаются хлопки, словно там лопаются пузырьки газа. Именно эти звуки и разбудили меня. Клетка за клеткой начинает взрываться. Куски разлетятся по воздуху в считаные минуты. Этого количества хватит, чтобы разнести полкомнаты.

Я скольжу взглядом по заколоченному окну, и примерный план начинает формироваться у меня в голове. Он опасный и чертовски безумный, но, если сработает, мне удастся выбраться отсюда.

Лестница скрипит под ногами солдата. Я сжимаю перо в зубах, направляюсь к окну и проталкиваю пакет для заморозки между досками. Зарабатываю несколько заноз, но мне удается просунуть его, успеть повернуться и спрятать ручку у себя за спиной, до того, как распахивается дверь.

Солдат стоит в дверях и смотрит на меня светло-голубыми глазами, которые, могу поклясться, были черными, когда он схватил меня. Он медленно делает шаг вперед, осматривая все углы, и от этого у меня волосы встают дыбом.

Это не обычный солдат. Он ходячее оружие.

Это читается в морщинках на его лице, в свирепости и настороженности его глаз. Он безоружен, но от каждого его движения веет опасностью. Каждый шаг словно сжатая стальная пружина, блеск на лезвии бритвы. Его окружает такая аура, что становится ясно – он жил в военном лагере, выполнял приказы, тренировался и чистил оружие. Руки солдата пусты, ладони раскрыты. И внезапно я вспоминаю, как они сжимали мою шею.

– Добрый вечер, Катарина. – Он протягивает мне руку. – Я лейтенант Коул Франклин.

– Не трогайте меня, – я отшатываюсь. – Не приближайтесь.

Его озадачивает мой испуг. Неудивительно. Наверное, ему даже не знакомо чувство страха и полной безнадежности. То, что чувствует кролик, загнанный волком в угол. И после этих мыслей перьевая ручка в моей руке кажется детской игрушкой. Скорее всего, если я ударю его в бок, он просто засмеется и вытащит ее.

– Я не причиню вам вреда. – Его голос тихий и спокойный.

– Что вы сделали с Агнес?

– Что вы имеете в виду?

Он подходит ближе, а я упираюсь спиной в книжную полку. Мне некуда идти, и нет возможности сражаться. Нет, пока не взорвется мясо, что может случиться в любую секунду. Или может произойти слишком поздно.

– Моя подруга, – говорю я. – Вы выстрелили в нее.

– Нет, я этого не делал. – Он подходит ближе. – Я выбил оружие из ее рук, но не причинил ей вреда.

– Ложь.

Его брови поднимаются:

– Если я убил ее, то кто тогда переодел вас и заплел волосы? Я этого абсолютно точно не делал.

Я дотрагиваюсь рукой до затылка. Кто-то вымыл мои волосы, расчесал и заплел «рыбий хвост». Кожа чистая, а на мне черная хлопковая футболка и шорты с логотипом «Картакса».

А я даже не заметила этого.

Открываю рот, но не знаю, что сказать. Прошлым летом я как-то упомянула при Агнес, что волосы мне надоели, и я подумываю их сбрить, после чего она научила меня плести косу «рыбий хвост». Она десятки раз своими проворными пальцами заплетала мои непослушные темные волосы в чистые блестящие узлы. А кожа и волосы пахнут ее лавандовым мылом, которое мы вместе варили в ее подвале в прошлом месяце.

Солдат не врет. Агнес, должно быть, выжила. Тогда какого черта она не отвечает мне?

– Ч-что случилось после того, как я отключилась?

Солдат улыбается. Эта улыбка преображает его лицо, но ни капли не уменьшает мой страх.

– Мы положили вас в ледяную ванну в ее подвале, – говорит он. – Это снизило температуру вашего тела на двадцать четыре часа, что позволило исцеляющему модулю вас подлатать. Она помыла вас и переодела в эту одежду, а мне приготовила суп. Но потом мы решили, что вам будет лучше проснуться в знакомом месте, поэтому я привез вас сюда.

– Почему она не отвечает на звонки?

– Не знаю. Она собирала вещи, когда я уходил. Мне показалось, что она хочет уехать.

Я стиснула зубы. Не верится. Агнес никогда бы не ушла, ничего не сказав мне. Она оставляла мне записку, звонила или отсылала сообщение. Она бы не бросила меня.

Хлоп.

Я стреляю взглядом в окно, где спрятан пакет для заморозки. До сих пор нет никаких признаков близкого взрыва и не видно струек дыма. Нужно задержать его подольше. Он повернулся к окну и нахмурился.

– Кто вы? – резко спрашиваю я, пытаясь отвлечь его. – Почему вы здесь?

Прищурившись, он еще мгновение смотрит в окно, а затем переводит взгляд на меня.

– Я лейтенант Коул Франклин. И приехал потому, что неделю назад лабораторию и исследовательские файлы вашего отца взломала террористическая организация, также известная как «Небеса».

Я еле сдерживаю смех. Террористическая организация. Это не у нас беспилотники и солдаты, не у нас визжащие реактивные самолеты и ракеты дальнего радиуса действия. Мы не минируем территории вокруг нашей базы, не стреляем в людей, которые приносят нам еду. Самое ужасное, что мы совершаем – взламываем серверы «Картакса», и то это у нас не очень хорошо получается.

– Ничего об этом не знаю, – говорю я.

– Ваш отец в тот момент находился в лаборатории…

– Мы несколько лет с ним не разговаривали. Говорю же вам – я ничего не знаю.

– Мисс Агатта, ваш отец мертв.

Я замираю. Слова повисают в воздухе. Сердце совершает один панический удар, а потом я беру себя в руки.

– Вы, должно быть, считаете меня идиоткой, если ожидаете, что я в это поверю.

Солдат наклоняет голову:

– Верите вы этому или нет, но я говорю вам правду. Террористы загрузили на наши серверы вирус, который уничтожил генкиты в лаборатории вашего отца. А он сам и большая часть персонала погибли от взрыва. Я невероятно сожалею о вашей утрате, мисс Агатта.

Я сглатываю, вглядываясь в лицо солдата, пытаясь разглядеть признаки того, что он лжет. Но их нет – никакой нервозности, никаких проблесков вины. Хотя это ничего не значит. Он обученный солдат «Картакса», так что умение врать воспитывалось в нем с пеленок. Я выпрямляюсь и расправляю плечи.

– Вы сказали, это сделали «Небеса»?

Он кивает.

– При атаке использовался изощренный компьютерный вирус, который заразил большинство наших систем. Некоторые из них навсегда выведены из строя.

Я медленно и протяжно выдыхаю. Он точно лжет. Я сотни раз взламывала серверы с хакерами «Небес», но наши попытки уж точно нельзя было назвать «изощренными». Мы лишь действовали по принципу «ломай и хватай». Выбивали дверь и брали все, что плохо лежит. И никогда даже не думали уничтожать генкиты или какие-то файлы.

– Значит, вы приехали рассказать мне об этом? – спрашиваю я. – Не помню, чтобы «Картакс» отправлял кого-то, чтобы лично передать новости.

– Я здесь не для этого.

Конечно, не для этого. Новак говорила мне, что в «Картаксе» творится что-то серьезное – что-то связанное со мной. Может, папа попытался сбежать или отказался выполнять их приказы, и руководство отправило кого-то сюда, чтобы найти рычаг давления.

Но я не позволю им его получить. Я сильнее сжимаю ручку. Вряд ли получится сильно навредить ему, но, возможно, смогу выиграть время, если воткну ее в лицо. Я переношу вес с ноги на ногу, готовясь взмахнуть рукой, но прежде, чем я успеваю даже дернуться, солдат устремляется ко мне.

Комната кружится. Перед глазами мелькает свет, и я чувствую, как что-то сжимает руки. Я даже не успела ничего понять, а меня схватили, развернули и вырвали перьевую ручку.

– Что за… – с трудом произношу я и хватаюсь за книжную полку, пытаясь отдышаться и прийти в себя.

Никогда не видела, чтобы кто-то двигался так быстро. Я даже не знала, что такое возможно. Я моргаю и качаю головой, жду, пока мир перестанет вращаться.

Солдат отбрасывает ручку в противоположный угол комнаты.

– На вашем месте я бы этого не делал. Мне бы не хотелось причинять вам боль, мисс Агатта. Но если вы не станете сотрудничать, мне придется импровизировать.

«Мне бы не хотелось причинять вам боль». Еще одна ложь. Все в «Картаксе» это делают. Они лгут и уничтожают любого, кто пытается им противостоять. Ярость заполняет меня. Я пристально смотрю на солдата и подхожу к нему ближе.

– Вы можете сколько угодно угрожать мне, но будете дураком, если решите, что я сдамся без боя.

Солдат морщит лоб. Он открывает рот, но в этот момент рядом со мной раздается шипение, а затем несколько коротких хлопков.

Судя по звукам, человеческие клетки начинают взрываться внутри пакета.

Как же вовремя появился шанс на побег. Солдат поворачивается к заколоченному окну. Мы стоим достаточно близко, чтобы я заметила искру паники в его глазах и почувствовала аромат его кожи. Он пахнет только мылом, потом и стиральным порошком. И ни единого намека на серу.

У моего похитителя нет иммунитета.

Я бы почуяла, если бы он был. Этот резкий кислый запах пропитывает кожу, пока вы защищены от вируса. Солдат заразится, если сейчас не сбежит. И судя по участившимся хлопкам, ему нужно сделать это как можно быстрее.

– Вам лучше уйти, – говорю я.

Он удивленно моргает.

– Катарина, что вы творите?

Я поднимаю одну бровь.

– Импровизирую.

Стекло начинает трещать. Мясо подпрыгивает и пенится, пакет для заморозки вздувается и уже скоро взорвется. Я поворачиваюсь, надеясь укрыться под кроватью, но тут в меня врезается тело солдата, а куски взрываются с такой силой, словно в комнате гремит раскат грома.